– Мы ведь могли что-то проглядеть. Надеюсь, я не заблужусь.
– Хочешь, я тебя отвезу?
– Не стоит. Возьму редакционную машину. Пусть хоть иногда тебя видят за работой, это не повредит.
– Ладно, Проныра.
Подъехав к дому, в котором жил Шэйн, Проныра увидел серую автомашину марки "датсун", стоявшую метрах в пятидесяти от калитки. В ней сидели не то двое, не то трое мужчин. Полиция или безопасность, подумал Проныра, вылезая из "фиата".
Он вошел в квартиру и, осмотревшись, понял, что после него с Лорой здесь опять кто-то побывал. Впрочем, такого разгрома, как в прошлый раз, не было. Стол стоял на своем месте, кровать застелена, но Проныра заметил, что ящики в одной из тумб стола наполовину выдвинуты. Он хорошо помнил, что задвинул их. Значит, кто-то продолжает поиски.
Проныра тщательно проверил содержимое всех ящиков. Он не знал, что ищет, однако надеялся наткнуться на что-нибудь, хоть какой-то намек, но ничего такого в ящиках не было. В верхнем лежала фотография Марка, брата Шэйна, убитого "фашистскими свиньями". Те же счета и квитанции в других ящиках. Шарпевильский плакат. Проныра в раздумье огляделся по сторонам. Ему стало как-то не по себе в маленькой комнатушке.
Стук в дверь вернул его к действительности.
– Кто там? – спросил Проныра.
– Полиция.
Проныра открыл дверь. Двое мужчин прошли мимо него в комнату, окинули ее взглядом.
– Что вы тут делаете? – поинтересовался один из вошедших, тот, что был дороднее и погрубее на вид.
– Я мог бы задать вам тот же вопрос, – пожал плечами Проныра.
– Мы при исполнении, – сказал здоровяк.
– И я тоже.
– Послушайте, мистер, инспектор велел вам держаться подальше от этого дела. Нам приказано арестовать вас за вторжение в чужую квартиру.
Проныра рассмеялся:
– Добрый старина Килонзо!
– Я сказал что-нибудь смешное?
– Нет-нет, – ответил Проныра. – Просто мне сдается, что такой роскоши вы не можете себе позволить. Ведь вы как будто ищете певца Шэйна, верно?
– Кто вам это сказал?
– Сам догадался. И еще вы разыскиваете ученого, сбежавшего из Южной Африки. Вам совсем ни к чему, чтобы публика узнала, сколько дров вы наломали в этом деле. Если вы меня арестуете, придется предъявлять обвинение. Дойдет до суда, и моя газета разоблачит вас до самой задницы.
– Вы угрожаете официальным лицам! – возмущенно заговорил второй полицейский.
– Нет, сэр, я вас просто предупреждаю. Вам приказано следить за квартирой и за подозрительными типами, которые могут тут вертеться. Насчет меня у вас никаких инструкций нет. Так что, если вам шкура дорога, лучше оставьте меня в покое.
Казалось, толстый полицейский вот-вот лопнет от распиравшей его ярости.
– Терпеть тебя не могу, и твою писанину тоже! – сказал он. – Вечно пыжишься доказать, что умнее нас. Когда-нибудь...
– Так-так, – перебил его Проныра. – Что же случится когда-нибудь?
Полицейский подошел к двери, отворил ее и пропустил вперед своего напарника.
– Тогда узнаешь... – Он вышел и что есть мочи хлопнул дверью.
В половине шестого Проныра подъехал к "Хилтону" и загнал машину на одну из платных стоянок. После ухода полицейских он еще немного задержался в квартире Шэйна, но ничего не обнаружил. Чувствовал он себя подавленным и усталым.
Проходя мимо стойки портье к буфету, Проныра услышал свое имя.
– Как дела, Проныра? – окликнул его Джозеф.
– Так себе.
– Я ведь с первого взгляда понял, что тот парень в темных очках без багажа и есть ученый. Ты все точно написал в статье. Ученый-беглец. А этот южноафриканский певец – знаешь, я всегда подозревал, что с ним дело нечисто. По тому, как он одевался, как пел, сразу можно было догадаться.
Проныра улыбнулся.
– Верно-верно, – сказал он и пошел дальше.
Хорошо бы и впрямь обладать способностью сразу обо всем догадываться, думал Проныра, принимая от официанта бутылку пльзеньского. Жить было бы легко и просто.
– Странное это дело, – произнес официант.
Проныра взглянул на него:
– Какое дело?
– Да стрельба эта, про которую вы писали.
– Ах, вот ты о чем!
– Очень странное, – продолжал официант. – У нас в отеле никогда раньше стрельбы не было.
– Всегда что-то случается в первый раз.
– Жутко вспомнить. Надо же – хотел бросить тень на официантов!
– Нет, официанты тут ни при чем, – бесстрастным голосом сказал Проныра.
– Знаю. Говорят, это какой-то южноафриканский певец из ночного клуба. Но на нем была наша форма. Поэтому он и пробрался в номер.
Проныра отхлебнул пива, а официант наклонился, чтобы протереть влажной тряпкой стол. Проныра засмотрелся на руку с тряпкой, двигающуюся то туда, то сюда по белой пластиковой поверхности стола. Из коричневого рукава торчала белая манжета рубашки. Проныра поставил бокал на стол.
– Слушай-ка, брат, – спросил он, – а где твой пиджак?
– На мне, – ответил удивленный официант.
– Нет... твой собственный. Не форменный китель.
– А, мой! Внизу, в раздевалке. Мы все там оставляем свои вещи, когда приходим на работу.
Проныра поднялся:
– Ты не проводишь меня туда?
– Не знаю, как и быть. Управляющему не понравится, если я отлучусь.
– Не беспокойся, – сказал Проныра. – Я все ему объясню.
Проныра последовал за официантом через дверь около буфета. Они спустились по лестнице в подвал и вошли в небольшую комнату, где на крючках вдоль стен висела одежда.
– Вот что, приятель, дело серьезное, – сказал Проныpa. – Я пиджак ищу.
– Чей пиджак? – спросил официант.
– Ты ведь знаешь, тот южноафриканский певец, что прикончил парня, был в форме.
– Да, так говорят.
– Где же он ее взял? Может, здесь, как думаешь?
– Наверное. Он мог зайти и взять любой китель с крючка.
– Но сначала ему надо было снять свой пиджак, а потом уж надеть китель.
– Да. Если только на нем был пиджак, – сказал официант.
– Этот певец всегда ходил в пиджаке. Красный в клетку.
Лицо официанта просияло.
– Ага, так вот откуда взялся тот пиджак! – воскликнул он. – Несколько дней здесь висел. Мы все голову ломали, чей он.
– А где он теперь? – Проныра оглядел комнатушку.
– У управляющего... Нет, у кастелянши. Кто-то отнес его ей.
Проныра поспешил к кастелянше. Вес этой добродушной на вид женщины, по всей вероятности, соответствовал ее положению в отеле.
– Чем могу быть полезна, мистер репортер? – спросила она. – Опять что-нибудь вынюхиваете?
– Ну что вы! Человек пришел забрать свой пиджак, а его сразу в чем-то подозревают!
– Какой пиджак?
– Красный в клетку...
– Так это ваш? – Толстуха встала из-за стола, открыла стенной шкаф и вытащила оттуда пиджак. – Этот, что ли?
– Он самый, – обрадовался Проныра. – Я, видать, слегка был под мухой. Знаете, журналисты – народ пьющий. – Он порылся в карманах пиджака. – А бумажник? – воскликнул он.
– Неужели стащили? – ахнула кастелянша. – Вот бесстыжие! То-то они так быстренько его сюда притащили. Много денег-то было?
– Да не в деньгах дело, – сказал Проныра. – Права там и корреспондентская карточка.
Необъятная грудь смотрительницы ходуном ходила от негодования.
– Кошмар! – негодовала она. – Куда катится эта страна? Люди зарятся на чужое...
Она была вне себя, и грудь ее вздымалась, как кузнечные мехи.
– Не стоит так убиваться, – успокоил ее Проныра. – Пиджак я нашел, а права и карточку получить нетрудно. В конце концов, сам виноват. А вам большое спасибо.
– Для отеля это позор.
Проныра возвратился к столику в буфете.
– Вижу, выручили пиджачок, – сказал официант, который водил его в раздевалку. – А пиво не допили.
Полупустая бутылка и почти полный бокал стояли там, где Проныра их оставил. В кармане шэйновского пиджака он нащупал пухлый конверт. Взглянув на пиво, Проныра достал пять шиллингов.
– Сдачи не надо, – сказал он официанту, протягивая деньги.
– А пиво?..
– Ладно, ладно. – Проныра помахал официанту рукой. – Не до пива сейчас. Есть дела поважнее.
12
Проныра залез в автомобиль, вынул из пиджака Шэйна конверт и открыл его. В конверте лежало два письма. По виду бумаги можно было догадаться, что их часто перечитывали. Была в конверте и фотография белой девушки с длинными золотистыми волосами. Лора будет не в восторге, подумал Проныра, разворачивая одно из писем. Из сложенного листка что-то выпало. У Проныры перехватило дыхание. Это была фотография теперь уже мертвого европейца, сыгравшего роль "подсадной утки"! Проныра перевернул снимок – никаких надписей на обороте. Письмо отправили год назад из Йоханнесбурга, как явствовало из написанного в уголке адреса. Само письмо было весьма кратким:
"Посылаю фотографию человека, убившего вашего брата. Трудно рассчитывать, что когда-нибудь вы столкнетесь с этим ублюдком, но, уж если это случится, надеюсь, вы воздадите ему по заслугам".
Проныра снова посмотрел на фотографию белого. Никаких темных очков, но, несомненно, это он – та же квадратная челюсть, густые темные волосы. Множество вопросов тут же зародилось в голове Проныры. Но он отогнал их и обратился ко второму письму. Оно выглядело еще потрепаннее первого, помечено было более ранней датой и написано другой рукой. Проныра перевернул листок и взглянул на подпись: "Марк"!
Он прочел письмо.
"Дорогой Лабан!
Привет тебе от всех наших. Надеемся, ты скоро напишешь, и мы узнаем, как у тебя дела. Мама говорит, что, если ты не поторопишься с ответом, она поедет в Найроби и заберет тебя домой. Артрит по-прежнему беспокоит отца, но в остальном с ним все в порядке.
Через полгода учеба заканчивается, и я не представляю, что будет дальше. В Йоханнесбурге можно было бы найти место учителя, но сейчас меня заботит совсем другое.
В последнее время я встречаюсь с одной девушкой. Она меня любит, и я от нее без ума. Одна беда: я черный, а Дженет белая. Она учится в Стелленбоссе. Мы познакомились несколько месяцев назад на студенческой конференции. Ее отец – химик, работает в университете.
Я знаю, ты скажешь, что все это безумие. Мы с ней и сами так думаем. Возможно, нам когда-нибудь удастся уехать отсюда – в Европу или Штаты. Там видно будет. Нам, понятно, приходится вести себя крайне осторожно. Только несколько самых близких моих друзей знают о наших отношениях. Дженет – прекрасная девушка. Как бы я хотел вас познакомить! Посылаю тебе ее фотографию...
Итак, ждем твоего письма. Я еще напишу.
С сердечными пожеланиями от всех наших.
Твой брат Марк".
Проныра сложил оба письма и сунул их обратно в конверт. Снова посмотрел на фотографию "подсадной утки" и присоединил ее к письмам. Вгляделся в фотографию блондинки. Лицо казалось как будто знакомым. Где он мог ее видеть?
Проныра заехал домой, оставил там пиджак Шэйна, а конверт прихватил с собой. Добравшись до редакции, он бросился к фотографам.
– Задание выполнено, – доложил Якуб, не дав Проныре и рта раскрыть. – Вот они все, чертовы европейцы, входившие в здание "Орла" и выходившие оттуда. Включая самого Гарольда Маклеода. – Фотограф потряс двумя листами контрольных отпечатков. – Сорок три человека – сорок три кадра!
– Потрясающе. Как же это тебе удалось? – Проныра принялся изучать отпечатки.
– Дело мастера боится. Запомни, я профессионал.
– Как тут забыть, если ты по три раза на день напоминаешь!.. Так, а где увеличенные отпечатки парней из "кортины"?
– У Лоры. Они еще высохнуть как следует не успели, а она схватила их и куда-то умчалась в машине.
– Не сказала куда?
– Нет. Я ведь всего-навсего фотограф. Никто мне слова доброго не скажет. Только и слышу: "Якуб, бери камеру – и за мной!" или: "Якуб, иди и снимай всех, кто выйдет из автобуса на Кимати-роуд". Такое отношение ущемляет мое достоинство. Где же профессиональная этика?
– Вот что, Якуб, – сказал Проныра, – рассказывать об истории, которая еще не попала в печать, – значит нарушать профессиональную этику.
– Мне это не по душе, и, бьюсь об заклад, Хамиси это тоже не понравится, если он узнает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21