А иногда и пытки не повредят: мне ли не знать, каких удивительных ублюдков земля носит.
Они приперлись на работу к Светлову, в институт, заявили, что у них есть серьезный разговор, касающийся Инны, и испуганный доцент сам пошел вместе с ними в РУВД, решив, что на работе говорить неудобно, а дома — дочка.
Приведя доцента к себе в отдел, эти безжалостные люди без каких-либо предисловий включили состряпанную нами запись.
— Прошу тебя сказать им всю правду. Это очень важно для меня. И для тебя, и для нашей девочки. Очень прошу… — зазвучал в кабинете голос Инны Светловой, которую Костя с Игорем никогда не видели, и теперь уже понятно, что не увидят; и у оперов, по их собственному признанию, мороз продрал по коже.
Муж Инны, с каменным лицом прослушав запись, прямо сразу, без перехода начал говорить, опера еле успели выключить магнитофон.
— Вы не представляете, с каким сердцем я жил все это время, как было тяжело! Все уже передумал, — начал он, и опера испугались, что вот сейчас он начнет в убийстве признаваться. Но Светлов заговорил совсем о другом:
— Может быть, ей там не так уж хорошо, и она к нам все-таки вернется? К нам с дочкой? Я уж теперь думаю, что простил бы ее. Ну, ошибся человек…
У него даже слезы на глазах показались, но он справился с собой и рассказал, что жизнь с Инной была не безоблачной, всякое случалось. Когда их дочке было три года, летом они отправили ее на дачу, к его матери, а сами ездили туда на выходные. Как-то Инна сказала, что поедет на дачу не в пятницу вечером, как обычно, а в субботу днем, потому что лето — в их турфирме время горячее, ей надо выйти в субботу, до обеда поработать. Он ничего не заподозрил и поехал один, но как назло, вдруг все электрички встали: обрыв проводов. Выслушав Объявление, что обрыв будет ликвидирован не раньше чем через два часа, Светлов плюнул и вернулся домой. Дверь была закрыта на «собачку», он поначалу даже обрадовался — значит, Инна уже дома. Позвонил, но дверь не открывали. Он стал стучать, испугавшись, что с ней что-то случилось, приложил ухо к двери — и услышал в квартире чей-то громкий шепот и возню.
Зная, что их квартира имеет еще черный ход, ведущий на другую лестницу в доме (наследие старых времен, когда существовал парадный подъезд и «черный» вход для прислуги), он по какому-то наитию не стал больше караулить под дверью, а побежал во двор, под арку и увидел мужика в надвинутой на уши бейсболке, быстрым шагом удаляющегося от дома. Догонять он его не стал, а вернувшись в парадное, обнаружил, что дверь открыта, Инна была дома, сказала, что на вечеринке выпила, придя домой, заснула и не сразу услышала, что он звонит в дверь.
Ложь была настолько очевидной, что он не стал припирать ее к стене. Ударил жену с размаху по лицу, чего даже сам от себя не ожидал, и ушел из дому. Ночь просидел на вокзале — сна все равно не было ни в одном глазу, дождался утренней электрички, уехал на дачу.
Инна как ни в чем не бывало, приехала на дачу к вечеру в субботу. Поняв по поведению его матери, что он никому ничего не рассказал, она, вопреки его ожиданиям, прощения у негр просить не стала. О любовнике говорить тоже не стала, просто молчала. Так они и стали жить дальше, молча. Обращались друг к другу только, если надо было решить какой-то бытовой вопрос. Спали в одной постели, но даже не касались друг друга. Что за любовник ушел тогда у него из-под носа, доцент так и не выяснил.
Так прошло два года. Конечно, за это время лед между ними слегка растопился, они даже в гости вместе ходили, но окончательного примирения не произошло. Инна о разводе не говорила, но какие-то мелочи все время заставляли его думать, что она размышляет на эту тему и не прочь развестись.
—А если развод — так это она дочку заберет, вы понимаете? К этому готов я не был. Я вообще дочку люблю больше, чем она, понимаете? Так бывает, я ведь старше ее. Хоть на шесть лет всего, но зато умнее лет на двадцать. Она еще совсем девчонкой родила, и даже возилась с ребенком меньше, чем я. Она к подружкам убежит, а я Настю купаю, кормлю, гуляю с ней, понимаете? Я тогда аспирантом был, диссертацию писал, дома сидел. Да я вообще всегда дома больше бывал, чем Инна… Я вот даже думал потом, почему не выгнал ее сразу, когда застукал с мужиком? Даже не потому, что любил, потерять боялся. Фактически тогда я осознал, что и так ее потерял. Нет, я понял потом, что просто побоялся — она дочку заберет. У меня двое приятелей развелись, делили с женами детей своих, и суд, конечно, матерям отдал деток. Законы у нас такие.
Опера его не перебивали.
— А перед Новым годом у нее карьера в гору пошла. Мы с ней особо это не обсуждали, но я по словам ее подружек догадывался, по телефонным разговорам, потом на радио ее пригласили, интервью это в газете. Меня, если честно, все это успокаивало: она все говорила «мы с мужем, мы с мужем». Значит, думаю, разводиться не собирается. Ну и слава богу… Она в интервью еще сказала, что мы с ней якобы на Новый год в Бангкок собираемся. Господи, никуда мы не собирались. А когда она пропала, я подумал: наверное, она с любовником своим туда собралась. Может, и правда она туда уехала. Вы не знаете?
Ребята только осторожно плечами пожали, боясь спугнуть удачу и сбить Светлову настроение откровенничать.
— Когда она домой не пришла, я утром сразу дочку в охапку и к маме своей отвез. Шиш, думаю, ты получишь, а не Настю. Буду бороться. И как чувствовал: через два… Нет, через три дня… Или через два… Ну, не важно. Позвонил, мужик: мол, надо встретиться. Я сразу понял, что это от нее, от Инны. И правда, в кафе пришел мужик… мы в кафе договорились встретиться, около института моего. В общем, пришел мужик, ничего не скажу, интересный. Хромает немного. Я удивился, что ему уже под пятьдесят, а туда же. Но Инка всегда любила тех, кто постарше. Он коньяк заказал, приличный, армянский, я, правда, пить не стал. А он выпил бокал. Извинился. Сказал, что обстоятельства вынуждают. Что Инна уехала, а его просила со мной поговорить. Слушайте… — вдруг задумался он. — А ведь мужик этот не говорил впрямую, что он — ее хахаль. Нет, он сказал, что она просто просила его со мной поговорить. Точно! Может, и не он это ее трахал за моей спиной…
Эта мысль его захватила, и опера мне потом сказали, что ему вроде даже полегчало на некоторое время. Хотя, вроде бы, какая разница…
— Ну ладно, не суть. В общем, мужик сказал, что Инна больше ко мне не вернется. Я, естественно, сразу поставил точки над «и»: сказал, что ребенка она не получит, пусть и не надеется. А он только хохотнул, тонко так, и говорит: мол, не нам решать. А суд, сами знаете… Всегда ребенка матери отдаст. Зачем это, мол, надо? Ребенка травмировать и тэ дэ. Ну, и что ты предлагаешь? — спрашиваю. Он помялся так и назвал сумму.
Опера переглянулись: сумма точно совпадала с той, которую доцент одалживал у сослуживца.
— Он сказал, что как только Инна деньги получит, она сразу расписку напишет, что отказывается от всяких прав на ребенка, и больше никогда не появится. У меня аж голова от радости закружилась, я сразу согласился, дурак. Потом уже к юристу сходил, он меня надоумил, что это все фигня, что надо заключать нотариальное соглашение… Но я рукой махнул. В общем, деньги занял и стал ждать. Он через неделю позвонил, как договаривались, мы в том же кафе встретились, я ему деньги отдал, и все.
Доцент замолчал, потом вдруг тревожно взглянул на оперативников.
— Она что, все-таки хочет Настю? Я дурак, конечно, я ведь тогда даже расписку у него не взял. В эйфории был.
— Этот мужик, что, вам даже расписку от Инны не дал? — осторожно спросил его Костя.
— В том-то и дело. Я подумал, что начну требовать нотариального соглашения, они откажутся, и что тогда? Нет, лучше не думать про это. Отдал деньги, и все. Но потом понял, что Инна слово держит. Ни звонков, ни писем… Встретил как-то на Невском девочку из их турфирмы, они с Инкой дружили. Спрашиваю, что гулящая, пишет хоть? А она как-то странно на меня посмотрела, нет, говорит, а тебе? Так и разошлись… Так что, мне Настю отдавать? Она ведь сейчас и не узнает Инну-то.
Как только опера поняли, что Светлов гораздо больше боится, услышать, что дочь придется отдать жене, чем то, что жена его мертва, они взялись за него уже серьезно.
К вечеру, они вытрясли из доцента все, что можно, и прибежали с этим ко мне.
Группа крови Инны Светловой действительно была третьей, муж это знал наизусть, потому что когда они ждали ребенка, была угроза плоду из-за конфликта резус-факторов, они вместе ходили в консультацию сдавать кровь, и он запомнил ее группу навсегда. Так что у нас отпали последние сомнения в том, чей труп в покрывале лежал в канаве с зимы.
Светлов дал более или менее удобоваримое описание примет посредника между ним, и, как он думал, его женой: около пятидесяти лет, прилично одет, худощавый, лицо слегка вытянутое, глаза глубоко посаженные, волосы темные, на лбу залысины; голос вкрадчивый, слегка хромает. На следующее утро Светлова отправили к криминалистам составлять композиционный портрет этого мужчины.
Оценив элегантный способ завладения деньгами, мы, кстати, не исключали того, что Инна была убита не сразу, а действительно сбежала с этим хромоногим, это уж потом он от нее избавился. Точное время смерти женщины, труп которой нашли в кювете, эксперты ведь не назвали, там был люфт в два-три месяца.
Предупреждая мои вопросы, ребята сообщили, что им показалось странным, что жена не забрала никаких своих вещей, что называется, в чем была, в том ушла, а у брошенного мужа это не вызывает никаких сомнений. Но доцент им объяснил, что вместе с деньгами отдал посреднику и чемодан со всеми вещами Инны. Она через посредника передала, что просит мужа собрать и передать ее одежду и косметику. Сам он для себя рассудил, что Инна боится повторения сцены двухлетней давности. Боится, что на этот раз он ее изобьет уже по-настоящему. Ну, и слава богу, для него, Светлова, и к лучшему.
Оказалось, что Инна была сиротой: отца у нее не было. А мать ее три года назад умерла от сердечного заболевания, так что, кроме мужа, и заявлять-то о ее исчезновении было, некому.
Вооруженные композиционным портретом, опера отловили подружку Инны с ее работы, но та категорически отвергла версию о том, что любовником Инны был этот хромоногий.
— Она же с парнем из газеты крутила, — сказала девушка, разглядывая фоторобот. — Не с этим старым.
— А парня знаешь? — спросили опера и тут же получили полные данные журналиста.
Через час журналист сидел в убойном отделе, пил с операми водку и правдиво рассказывал о связи с Инной Светловой, длившейся несколько лет. Познакомился с ней случайно, на улице, стали встречаться. В первые дни после знакомства она вдруг пригласила к себе, сказав, что ни мужа, ни ребенка дома не будет; он, балда, пришел, ни был позорно застукан мужем, еле нога унес. Инна потом его нашла, извинялась, и впредь они встречались в безопасных местах. Его это очень устраивало, как и то, что она не хочет уходить от мужа и не просится замуж, поскольку он и сам на минуточку был женат. Дорогие подарки журналист ей дарить не мог, но из благодарности за радость безопасного секса устроил своей возлюбленной протекцию на радио. Ее пригласили в передачу, она была счастлива безмерно. Потом — интервью в газете, еще круче. А потом вдруг она пропала.
Он несколько раз звонил ей на работу, и когда ему сказали, что Светлова уволена, он подумал, что просто она его бросила таким необременительным способом. Домой ей он, естественно, не звонил, решил, что если она захочет продолжать отношения, то сама на него выйдет, но от нее не было ни слуху, ни духу, и в конце концов просто забыл про Инну.
— Я, ребята, грешным делом, сначала думал, что ее муж грохнул и закопал где-то, — поделился журналист с операми. — Выследил нас, небось, и придушил неверную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Они приперлись на работу к Светлову, в институт, заявили, что у них есть серьезный разговор, касающийся Инны, и испуганный доцент сам пошел вместе с ними в РУВД, решив, что на работе говорить неудобно, а дома — дочка.
Приведя доцента к себе в отдел, эти безжалостные люди без каких-либо предисловий включили состряпанную нами запись.
— Прошу тебя сказать им всю правду. Это очень важно для меня. И для тебя, и для нашей девочки. Очень прошу… — зазвучал в кабинете голос Инны Светловой, которую Костя с Игорем никогда не видели, и теперь уже понятно, что не увидят; и у оперов, по их собственному признанию, мороз продрал по коже.
Муж Инны, с каменным лицом прослушав запись, прямо сразу, без перехода начал говорить, опера еле успели выключить магнитофон.
— Вы не представляете, с каким сердцем я жил все это время, как было тяжело! Все уже передумал, — начал он, и опера испугались, что вот сейчас он начнет в убийстве признаваться. Но Светлов заговорил совсем о другом:
— Может быть, ей там не так уж хорошо, и она к нам все-таки вернется? К нам с дочкой? Я уж теперь думаю, что простил бы ее. Ну, ошибся человек…
У него даже слезы на глазах показались, но он справился с собой и рассказал, что жизнь с Инной была не безоблачной, всякое случалось. Когда их дочке было три года, летом они отправили ее на дачу, к его матери, а сами ездили туда на выходные. Как-то Инна сказала, что поедет на дачу не в пятницу вечером, как обычно, а в субботу днем, потому что лето — в их турфирме время горячее, ей надо выйти в субботу, до обеда поработать. Он ничего не заподозрил и поехал один, но как назло, вдруг все электрички встали: обрыв проводов. Выслушав Объявление, что обрыв будет ликвидирован не раньше чем через два часа, Светлов плюнул и вернулся домой. Дверь была закрыта на «собачку», он поначалу даже обрадовался — значит, Инна уже дома. Позвонил, но дверь не открывали. Он стал стучать, испугавшись, что с ней что-то случилось, приложил ухо к двери — и услышал в квартире чей-то громкий шепот и возню.
Зная, что их квартира имеет еще черный ход, ведущий на другую лестницу в доме (наследие старых времен, когда существовал парадный подъезд и «черный» вход для прислуги), он по какому-то наитию не стал больше караулить под дверью, а побежал во двор, под арку и увидел мужика в надвинутой на уши бейсболке, быстрым шагом удаляющегося от дома. Догонять он его не стал, а вернувшись в парадное, обнаружил, что дверь открыта, Инна была дома, сказала, что на вечеринке выпила, придя домой, заснула и не сразу услышала, что он звонит в дверь.
Ложь была настолько очевидной, что он не стал припирать ее к стене. Ударил жену с размаху по лицу, чего даже сам от себя не ожидал, и ушел из дому. Ночь просидел на вокзале — сна все равно не было ни в одном глазу, дождался утренней электрички, уехал на дачу.
Инна как ни в чем не бывало, приехала на дачу к вечеру в субботу. Поняв по поведению его матери, что он никому ничего не рассказал, она, вопреки его ожиданиям, прощения у негр просить не стала. О любовнике говорить тоже не стала, просто молчала. Так они и стали жить дальше, молча. Обращались друг к другу только, если надо было решить какой-то бытовой вопрос. Спали в одной постели, но даже не касались друг друга. Что за любовник ушел тогда у него из-под носа, доцент так и не выяснил.
Так прошло два года. Конечно, за это время лед между ними слегка растопился, они даже в гости вместе ходили, но окончательного примирения не произошло. Инна о разводе не говорила, но какие-то мелочи все время заставляли его думать, что она размышляет на эту тему и не прочь развестись.
—А если развод — так это она дочку заберет, вы понимаете? К этому готов я не был. Я вообще дочку люблю больше, чем она, понимаете? Так бывает, я ведь старше ее. Хоть на шесть лет всего, но зато умнее лет на двадцать. Она еще совсем девчонкой родила, и даже возилась с ребенком меньше, чем я. Она к подружкам убежит, а я Настю купаю, кормлю, гуляю с ней, понимаете? Я тогда аспирантом был, диссертацию писал, дома сидел. Да я вообще всегда дома больше бывал, чем Инна… Я вот даже думал потом, почему не выгнал ее сразу, когда застукал с мужиком? Даже не потому, что любил, потерять боялся. Фактически тогда я осознал, что и так ее потерял. Нет, я понял потом, что просто побоялся — она дочку заберет. У меня двое приятелей развелись, делили с женами детей своих, и суд, конечно, матерям отдал деток. Законы у нас такие.
Опера его не перебивали.
— А перед Новым годом у нее карьера в гору пошла. Мы с ней особо это не обсуждали, но я по словам ее подружек догадывался, по телефонным разговорам, потом на радио ее пригласили, интервью это в газете. Меня, если честно, все это успокаивало: она все говорила «мы с мужем, мы с мужем». Значит, думаю, разводиться не собирается. Ну и слава богу… Она в интервью еще сказала, что мы с ней якобы на Новый год в Бангкок собираемся. Господи, никуда мы не собирались. А когда она пропала, я подумал: наверное, она с любовником своим туда собралась. Может, и правда она туда уехала. Вы не знаете?
Ребята только осторожно плечами пожали, боясь спугнуть удачу и сбить Светлову настроение откровенничать.
— Когда она домой не пришла, я утром сразу дочку в охапку и к маме своей отвез. Шиш, думаю, ты получишь, а не Настю. Буду бороться. И как чувствовал: через два… Нет, через три дня… Или через два… Ну, не важно. Позвонил, мужик: мол, надо встретиться. Я сразу понял, что это от нее, от Инны. И правда, в кафе пришел мужик… мы в кафе договорились встретиться, около института моего. В общем, пришел мужик, ничего не скажу, интересный. Хромает немного. Я удивился, что ему уже под пятьдесят, а туда же. Но Инка всегда любила тех, кто постарше. Он коньяк заказал, приличный, армянский, я, правда, пить не стал. А он выпил бокал. Извинился. Сказал, что обстоятельства вынуждают. Что Инна уехала, а его просила со мной поговорить. Слушайте… — вдруг задумался он. — А ведь мужик этот не говорил впрямую, что он — ее хахаль. Нет, он сказал, что она просто просила его со мной поговорить. Точно! Может, и не он это ее трахал за моей спиной…
Эта мысль его захватила, и опера мне потом сказали, что ему вроде даже полегчало на некоторое время. Хотя, вроде бы, какая разница…
— Ну ладно, не суть. В общем, мужик сказал, что Инна больше ко мне не вернется. Я, естественно, сразу поставил точки над «и»: сказал, что ребенка она не получит, пусть и не надеется. А он только хохотнул, тонко так, и говорит: мол, не нам решать. А суд, сами знаете… Всегда ребенка матери отдаст. Зачем это, мол, надо? Ребенка травмировать и тэ дэ. Ну, и что ты предлагаешь? — спрашиваю. Он помялся так и назвал сумму.
Опера переглянулись: сумма точно совпадала с той, которую доцент одалживал у сослуживца.
— Он сказал, что как только Инна деньги получит, она сразу расписку напишет, что отказывается от всяких прав на ребенка, и больше никогда не появится. У меня аж голова от радости закружилась, я сразу согласился, дурак. Потом уже к юристу сходил, он меня надоумил, что это все фигня, что надо заключать нотариальное соглашение… Но я рукой махнул. В общем, деньги занял и стал ждать. Он через неделю позвонил, как договаривались, мы в том же кафе встретились, я ему деньги отдал, и все.
Доцент замолчал, потом вдруг тревожно взглянул на оперативников.
— Она что, все-таки хочет Настю? Я дурак, конечно, я ведь тогда даже расписку у него не взял. В эйфории был.
— Этот мужик, что, вам даже расписку от Инны не дал? — осторожно спросил его Костя.
— В том-то и дело. Я подумал, что начну требовать нотариального соглашения, они откажутся, и что тогда? Нет, лучше не думать про это. Отдал деньги, и все. Но потом понял, что Инна слово держит. Ни звонков, ни писем… Встретил как-то на Невском девочку из их турфирмы, они с Инкой дружили. Спрашиваю, что гулящая, пишет хоть? А она как-то странно на меня посмотрела, нет, говорит, а тебе? Так и разошлись… Так что, мне Настю отдавать? Она ведь сейчас и не узнает Инну-то.
Как только опера поняли, что Светлов гораздо больше боится, услышать, что дочь придется отдать жене, чем то, что жена его мертва, они взялись за него уже серьезно.
К вечеру, они вытрясли из доцента все, что можно, и прибежали с этим ко мне.
Группа крови Инны Светловой действительно была третьей, муж это знал наизусть, потому что когда они ждали ребенка, была угроза плоду из-за конфликта резус-факторов, они вместе ходили в консультацию сдавать кровь, и он запомнил ее группу навсегда. Так что у нас отпали последние сомнения в том, чей труп в покрывале лежал в канаве с зимы.
Светлов дал более или менее удобоваримое описание примет посредника между ним, и, как он думал, его женой: около пятидесяти лет, прилично одет, худощавый, лицо слегка вытянутое, глаза глубоко посаженные, волосы темные, на лбу залысины; голос вкрадчивый, слегка хромает. На следующее утро Светлова отправили к криминалистам составлять композиционный портрет этого мужчины.
Оценив элегантный способ завладения деньгами, мы, кстати, не исключали того, что Инна была убита не сразу, а действительно сбежала с этим хромоногим, это уж потом он от нее избавился. Точное время смерти женщины, труп которой нашли в кювете, эксперты ведь не назвали, там был люфт в два-три месяца.
Предупреждая мои вопросы, ребята сообщили, что им показалось странным, что жена не забрала никаких своих вещей, что называется, в чем была, в том ушла, а у брошенного мужа это не вызывает никаких сомнений. Но доцент им объяснил, что вместе с деньгами отдал посреднику и чемодан со всеми вещами Инны. Она через посредника передала, что просит мужа собрать и передать ее одежду и косметику. Сам он для себя рассудил, что Инна боится повторения сцены двухлетней давности. Боится, что на этот раз он ее изобьет уже по-настоящему. Ну, и слава богу, для него, Светлова, и к лучшему.
Оказалось, что Инна была сиротой: отца у нее не было. А мать ее три года назад умерла от сердечного заболевания, так что, кроме мужа, и заявлять-то о ее исчезновении было, некому.
Вооруженные композиционным портретом, опера отловили подружку Инны с ее работы, но та категорически отвергла версию о том, что любовником Инны был этот хромоногий.
— Она же с парнем из газеты крутила, — сказала девушка, разглядывая фоторобот. — Не с этим старым.
— А парня знаешь? — спросили опера и тут же получили полные данные журналиста.
Через час журналист сидел в убойном отделе, пил с операми водку и правдиво рассказывал о связи с Инной Светловой, длившейся несколько лет. Познакомился с ней случайно, на улице, стали встречаться. В первые дни после знакомства она вдруг пригласила к себе, сказав, что ни мужа, ни ребенка дома не будет; он, балда, пришел, ни был позорно застукан мужем, еле нога унес. Инна потом его нашла, извинялась, и впредь они встречались в безопасных местах. Его это очень устраивало, как и то, что она не хочет уходить от мужа и не просится замуж, поскольку он и сам на минуточку был женат. Дорогие подарки журналист ей дарить не мог, но из благодарности за радость безопасного секса устроил своей возлюбленной протекцию на радио. Ее пригласили в передачу, она была счастлива безмерно. Потом — интервью в газете, еще круче. А потом вдруг она пропала.
Он несколько раз звонил ей на работу, и когда ему сказали, что Светлова уволена, он подумал, что просто она его бросила таким необременительным способом. Домой ей он, естественно, не звонил, решил, что если она захочет продолжать отношения, то сама на него выйдет, но от нее не было ни слуху, ни духу, и в конце концов просто забыл про Инну.
— Я, ребята, грешным делом, сначала думал, что ее муж грохнул и закопал где-то, — поделился журналист с операми. — Выследил нас, небось, и придушил неверную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32