— Я поворачиваюсь к Слегину. — Представь-ка, что ты — это террорист номер один, заминировавший всю планету. Готовя свой план, ты вел себя подобно Людовику… не помню, которому по счету… который изрек: «После меня — хоть потоп». То есть поступил, как махровый эгоист, которому все равно, погибнет мир после его смерти или нет. Но когда тебя вытащили с того света и ты вновь осознал себя живущим на этой бренной земле, то как бы ты поступил на месте Дюпона, зная, что где-то в укромном уголке тикает часовой механизм, отсчитывая время до конца света?
Слегин пожимает плечами:
— Все зависит от того, из чего ты исходишь в своих рассуждениях. Из того, что этот мерзавец действительно заготовил вселенскую катастрофу, или из того, что он блефовал?
— Конечно же, надо предполагать самое худшее, — вмешивается в разговор Астратов. — А иначе вся наша возня яйца выеденного не стоит, ребята… Это я так, к слову.
— Ладно, — соглашается Слегин. — Допустим. Тогда остается решить, что Дюпону дороже: своя жизнь или уничтожение всего живого на Земле?
— Что ж, давай разберем оба варианта, — предлагаю я. — Согласись, что два возможных результата — это не неопределенное множество ответвлений, в которых можно заблудиться… Если полагать, что Дюпон кривил душой, заявляя мне, что он не боится смерти — хотя его действия тогда, когда он понял, что его загнали в угол, говорят об обратном, — то он постарается предотвратить реализацию своей угрозы. Если это возможно, конечно. В том случае, если это возможно и, больше того, ему удалось отключить неведомый часовой механизм… Кстати, Юрий Семенович, в том месте, где содержатся «невозвращенцы», имеются компьютеры со свободным доступом в Сеть?
— Компьютеры-то имеются, — отвечает «раскрутчик». — И даже подключенные к Сети. Но с односторонней связью — сам пользователь не может ничего передать, он только может просматривать сайты. И, предвосхищая ваш следующий вопрос, Владлен Алексеевич, скажу, что на сегодняшний день все серверы всемирной Сети находятся под нашим контролем. В случае, если кто-то на Земле предпримет какие-нибудь подозрительные действия, связанные с Дюпоном и его «завещанием», то это будет мгновенно зафиксировано с одновременной засечкой электронного и обычного адреса соответствующего лица. Но пока ничего такого специалисты по комп-контролю не находили…
— Хорошо, — констатирую я. — Однако если Дюпону все же удалось незаметно дезактивировать свою мину замедленного действия, то не имеет особого значения, сумеем мы его найти до конца предполагаемого срока или нет…
— Как это — не имеет значения? — возражает Астратов. — По-вашему, человечество должно вечно зависеть от воли этого маньяка и надеяться, что ему не вздумается нажать на кнопку?!.. Жить на пороховой бочке — не тот вариант, который нам нужен, Владлен Алексеевич. Лучше разделаться с мерзавцем раз и навсегда!
— Согласен. Но мы пока изучаем гипотетические возможности, и данная альтернатива — еще не самая худшая… Гораздо хуже будет, если остановить свою адскую машину Дюпон либо не сможет, либо не захочет. Как, по-вашему, он поступит при таком раскладе?
Наступает пауза, пока мои собеседники пытаются сообразить, чего я добиваюсь от них. Наконец Слегин хлопает сначала себя по лбу, а потом — меня по плечу: — Молодец инвестигатор! И как это мы раньше не додумались?!..
— О чем вы, Булат Олегович? — удивляется Астратов. — Поделитесь своим открытием с общественностью, пожалуйста!
Слегин поворачивается к нему:
— Лен правильно рассуждает, Юрий Семенович. Понимаете, мы-то с ним успели немного изучить главного «спиралыцика»… Кстати, мне еще одна мысль пришла в голову, но она наверняка покажется вам глупой.
Ваши люди в ходе поиска случайно не зацикливаются на том, что типа, которого они ищут, зовут Артур Дюпон?
— Конечно, нет. Что-что, а подробные сведения о его биографии они выучили чуть ли не наизусть. И можете не сомневаться, что когда всплывет некто по имени Феклист Мостовой, он же — Бернет Арене, он же — Олег Тарутин, он же — Раун Денисон, и еще целая куча фальшивых имен и фамилий, под которыми в свое время скрывался Дюпон, то он будет тут же повязан… Для этого у каждого реинкарнатора и существует комп-нот с доступом в Сеть. Это я так, к слову…
— Так вот, — продолжает Слегин, — мы с Леном считаем… — (Как он ловко повернул! «Мы с Леном»…
Вот так всегда: стоит тебе что-то придумать, как тут же найдутся желающие примазаться к твоему открытию.) — …что, зная о неминуемой гибели планеты, наш Дюпончик постарается избежать мучительного конца, который уготовил для всех остальных людей.
Скорее всего — суицидом.
Что ж, умения читать мои мысли Булат не утратил.
Именно это я и имел в виду.
— Единственная проблема заключается в том, что это может произойти как за месяц, так и всего за день до катастрофы, — говорю я. — Но все равно, эту возможность желательно взять на заметку. Прежде всего, собрать данные о тех детях, которые подвергались обработке, чтобы узнать, не было ли среди них попыток суицида, несчастных случаев с летальным исходом при странном стечении обстоятельств. Согласитесь, что в таком возрасте нормальному ребенку вряд ли придет в голову покончить с собой. Ну и, конечно же, не мешает установить тотальный контроль над теми, кто содержится во Взрослом Доме…
— Где-где? — в один голос переспрашивают Слегин и Астратов.
До меня доходит, что я употребил свой собственный термин в отношении «интерната для детей-инвалидов», который запущен в официальный оборот ОБЕЗом. Приходится пояснить своим собеседникам, что же я имел в виду.
Астратов усмехается:
— Взрослый Дом, говорите? А что? Лично мне нравится: метко и кратко…
Я молчу.
Как известно, каждый судит об одном и том же в меру своей испорченности.
Глава 8. В ГОСТИ К «ЛИЛИПУТАМ»
Окно в кабинете заведующего представляет собой сплошную стеклянную стену. Специально, что ли, ее так спроектировали? Чтобы таким, как я, не надо было подставлять стул, если захочется посмотреть наружу?
За окном-стеной — стандартная баскетбольная площадка под открытым небом, но не асфальтовая, а выложенная дерном. Наверное, чтобы игроки набивали меньше синяков и ссадин, ведь детская кожа — нежная и тонкая. Как душа.
Но вместо щитов с кольцами по обеим сторонам площадки установлены ворота, хотя тоже не обычные футбольные. Скорее, хоккейные.
По площадке орава малышни с энтузиазмом гоняет мяч. Правда, гоняет довольно технично, что в пас, что в обводку. Неестественно.
Стекло в верхней части стены сдвинуто в сторону, и в кабинет врываются крики футболистов.
Нападающий в синих трусиках и желтенькой маечке принимает пас, обводит одного защитника, потом — другого, но вместо того, чтобы пробить по воротам, оказавшись от них метрах в пяти, не больше, отдает зачем-то пас вбок, где мелькает еще одна желтая майка. Однако защитники вовремя закрывают того, кому адресован мяч, плотной стенкой, и атака захлебывается…
Игроки команды, упустившей шанс забить гол, разражаются горестными воплями, на три четверти состоящими из отборного русского мата, и Гульченко позади меня с невольным восхищением бормочет:
— Во дают, лилипуты!..
— Кстати, Владимир Сергеевич, вы мне больше не нужны, — сухо замечает заведующий, на мгновение переставая стучать по клавишам небольшого, но, видимо, очень мощного компа. — Думаю, теперь мы сами разберемся с нашим новым… э-э… гостем.
— Ну что ж, — пожимает плечами Гульченко. — Как скажете, док… Но прежде чем покинуть вас, я хотел бы сказать пару слов о Виталии… Дело в том, что он будет у вас не прохлаждаться, а выполнять задание особой важности. В связи с этим рекомендовал бы вам, док, уделять ему особое внимание, оказывать всяческое содействие в виде немедленного выполнения его… гм… его просьб… Ну и, естественно, держать язык за зубами.
Для всех остальных Виталий Игоревич должен оставаться обычным «невозвращенцем»… Ну а в случае чего — звоните…
Заведующий хмурится:
— А мне не полагается знать, в чем заключается цель пребывания Виталия Игоревича в нашем интернате?
— К чему вам лишние заботы, док? — ухмыляется Гульченко. — У вас их и так наверняка хватает…
— Это вы верно подметили, — с горечью отзывается заведующий. — Еще как хватает! И, между прочим, благодаря вашей неустанной деятельности. Владимир Сергеевич…
Гульченко не реагирует на укол. По-моему, он его даже не заметил, как слон — укуса комара.
Наклонившись ко мне, «раскрутчик» фамильярно хлопает меня по плечу:
— Ну, Виталька, давай прощаться. По-моему, мы с тобой уже все обговорили, да? Самое главное — вовремя оповещай нас обо всем. А уж мы тебя всячески подстрахуем… Ни пуха ни пера!
— Иди ты к черту! — бормочу я. От души, а не для соблюдения ритуала. Гульченко я недолюбливаю до сих пор.
В принципе, я предпочел бы, чтобы во Взрослый Дом меня привез кто-нибудь другой, но из соображений конспирации сам Астратов ехать не решился («Это может вызвать подозрения, Владлен Алексеевич: с какой стати обыкновенного воспитанника привозит сам начальник особого отдела ОБЕЗа?»), а посвящать в суть предстоящей операции лишних людей, даже из числа своих подчиненных, он не захотел.
— Ну, что ж, Виталий Игоревич, давайте знакомиться более обстоятельно, — поворачивается ко мне заведующий, когда дверь за Гульченко захлопывается. — Меня зовут Фокс Максимович, фамилия моя — Лабецкий. Доктор педагогических наук. До того, как возглавить интернат, работал директором спецшколы для детей с врожденными физическими недостатками…
Я недоверчиво бросаю взгляд на своего собеседника. На доктора наук в моем представлении он никак не похож. Скорее, на телохранителя какой-нибудь VIP-персоны. Высокий брюнет брутального вида, в очках в роговой оправе и с затемненными стеклами. Рубашка с короткими рукавами, брюки спортивного покроя.
— Фокс? — переспрашиваю я. — Это что — сокращение? Или полное имя?
Лабецкий мягко улыбается.
— Да вы присаживайтесь, — советует он, указывая на ряд кресел у стены, чуть в стороне от его стола, и я послушно следую его совету. — Фокс — это от Малдера. Помните, был когда-то американский сериал про двух агентов ФБР, расследующих всякие аномальные явления?.. Родители были без ума от него, вот и окрестили меня в честь главного героя.
Я прикидываю, сколько лет может быть моему собеседнику. Получается — не больше двадцати пяти. Ну и времена настали!.. Заработать в двадцать пять докторскую степень — это, знаете ли, надо суметь! Потом меня осеняет:
— А вы случайно не из этих, Фокс Максимович? Не из вундеркиндов?
Он грустно качает головой:
— И вы туда же… Стоит кому-то с детства проявить |способности чуть выше среднего — как все вокруг ахают да охают: вундеркинд, гениальный ребенок, аномалия! А дело в том, что ребенок представляет собой чистый лист бумаги. И если начать заполнять его не в школе, а намного раньше, то результаты сами дадут о себе знать. Кроме этого, конечно, нужны терпеливые и Умные учителя и наставники, воспитатели… много чего нужно. Мне повезло: у меня такие учителя были. И лишь благодаря им я закончил среднюю школу в четырнадцать, а в восемнадцать — университет…
Ну да, мысленно ворчу я. «Учителя, воспитатели»… А что, если твои врожденные способности принадлежат на самом деле не тебе, а ноо-матрице, которую ты получил от мироздания в подарок на самый первый свой день рождения? Но у других скрытая чужая личность не сумела проявиться, а у тебя она частично вырвалась на свободу…
Но вслух об этом я, разумеется, говорить не буду.
Неожиданно для самого себя спрашиваю другое:
— Скажите, доктор, а где работать труднее: здесь или в специнтернате, которым вы руководили раньше?
Лабецкий кусает в раздумье полные губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Слегин пожимает плечами:
— Все зависит от того, из чего ты исходишь в своих рассуждениях. Из того, что этот мерзавец действительно заготовил вселенскую катастрофу, или из того, что он блефовал?
— Конечно же, надо предполагать самое худшее, — вмешивается в разговор Астратов. — А иначе вся наша возня яйца выеденного не стоит, ребята… Это я так, к слову.
— Ладно, — соглашается Слегин. — Допустим. Тогда остается решить, что Дюпону дороже: своя жизнь или уничтожение всего живого на Земле?
— Что ж, давай разберем оба варианта, — предлагаю я. — Согласись, что два возможных результата — это не неопределенное множество ответвлений, в которых можно заблудиться… Если полагать, что Дюпон кривил душой, заявляя мне, что он не боится смерти — хотя его действия тогда, когда он понял, что его загнали в угол, говорят об обратном, — то он постарается предотвратить реализацию своей угрозы. Если это возможно, конечно. В том случае, если это возможно и, больше того, ему удалось отключить неведомый часовой механизм… Кстати, Юрий Семенович, в том месте, где содержатся «невозвращенцы», имеются компьютеры со свободным доступом в Сеть?
— Компьютеры-то имеются, — отвечает «раскрутчик». — И даже подключенные к Сети. Но с односторонней связью — сам пользователь не может ничего передать, он только может просматривать сайты. И, предвосхищая ваш следующий вопрос, Владлен Алексеевич, скажу, что на сегодняшний день все серверы всемирной Сети находятся под нашим контролем. В случае, если кто-то на Земле предпримет какие-нибудь подозрительные действия, связанные с Дюпоном и его «завещанием», то это будет мгновенно зафиксировано с одновременной засечкой электронного и обычного адреса соответствующего лица. Но пока ничего такого специалисты по комп-контролю не находили…
— Хорошо, — констатирую я. — Однако если Дюпону все же удалось незаметно дезактивировать свою мину замедленного действия, то не имеет особого значения, сумеем мы его найти до конца предполагаемого срока или нет…
— Как это — не имеет значения? — возражает Астратов. — По-вашему, человечество должно вечно зависеть от воли этого маньяка и надеяться, что ему не вздумается нажать на кнопку?!.. Жить на пороховой бочке — не тот вариант, который нам нужен, Владлен Алексеевич. Лучше разделаться с мерзавцем раз и навсегда!
— Согласен. Но мы пока изучаем гипотетические возможности, и данная альтернатива — еще не самая худшая… Гораздо хуже будет, если остановить свою адскую машину Дюпон либо не сможет, либо не захочет. Как, по-вашему, он поступит при таком раскладе?
Наступает пауза, пока мои собеседники пытаются сообразить, чего я добиваюсь от них. Наконец Слегин хлопает сначала себя по лбу, а потом — меня по плечу: — Молодец инвестигатор! И как это мы раньше не додумались?!..
— О чем вы, Булат Олегович? — удивляется Астратов. — Поделитесь своим открытием с общественностью, пожалуйста!
Слегин поворачивается к нему:
— Лен правильно рассуждает, Юрий Семенович. Понимаете, мы-то с ним успели немного изучить главного «спиралыцика»… Кстати, мне еще одна мысль пришла в голову, но она наверняка покажется вам глупой.
Ваши люди в ходе поиска случайно не зацикливаются на том, что типа, которого они ищут, зовут Артур Дюпон?
— Конечно, нет. Что-что, а подробные сведения о его биографии они выучили чуть ли не наизусть. И можете не сомневаться, что когда всплывет некто по имени Феклист Мостовой, он же — Бернет Арене, он же — Олег Тарутин, он же — Раун Денисон, и еще целая куча фальшивых имен и фамилий, под которыми в свое время скрывался Дюпон, то он будет тут же повязан… Для этого у каждого реинкарнатора и существует комп-нот с доступом в Сеть. Это я так, к слову…
— Так вот, — продолжает Слегин, — мы с Леном считаем… — (Как он ловко повернул! «Мы с Леном»…
Вот так всегда: стоит тебе что-то придумать, как тут же найдутся желающие примазаться к твоему открытию.) — …что, зная о неминуемой гибели планеты, наш Дюпончик постарается избежать мучительного конца, который уготовил для всех остальных людей.
Скорее всего — суицидом.
Что ж, умения читать мои мысли Булат не утратил.
Именно это я и имел в виду.
— Единственная проблема заключается в том, что это может произойти как за месяц, так и всего за день до катастрофы, — говорю я. — Но все равно, эту возможность желательно взять на заметку. Прежде всего, собрать данные о тех детях, которые подвергались обработке, чтобы узнать, не было ли среди них попыток суицида, несчастных случаев с летальным исходом при странном стечении обстоятельств. Согласитесь, что в таком возрасте нормальному ребенку вряд ли придет в голову покончить с собой. Ну и, конечно же, не мешает установить тотальный контроль над теми, кто содержится во Взрослом Доме…
— Где-где? — в один голос переспрашивают Слегин и Астратов.
До меня доходит, что я употребил свой собственный термин в отношении «интерната для детей-инвалидов», который запущен в официальный оборот ОБЕЗом. Приходится пояснить своим собеседникам, что же я имел в виду.
Астратов усмехается:
— Взрослый Дом, говорите? А что? Лично мне нравится: метко и кратко…
Я молчу.
Как известно, каждый судит об одном и том же в меру своей испорченности.
Глава 8. В ГОСТИ К «ЛИЛИПУТАМ»
Окно в кабинете заведующего представляет собой сплошную стеклянную стену. Специально, что ли, ее так спроектировали? Чтобы таким, как я, не надо было подставлять стул, если захочется посмотреть наружу?
За окном-стеной — стандартная баскетбольная площадка под открытым небом, но не асфальтовая, а выложенная дерном. Наверное, чтобы игроки набивали меньше синяков и ссадин, ведь детская кожа — нежная и тонкая. Как душа.
Но вместо щитов с кольцами по обеим сторонам площадки установлены ворота, хотя тоже не обычные футбольные. Скорее, хоккейные.
По площадке орава малышни с энтузиазмом гоняет мяч. Правда, гоняет довольно технично, что в пас, что в обводку. Неестественно.
Стекло в верхней части стены сдвинуто в сторону, и в кабинет врываются крики футболистов.
Нападающий в синих трусиках и желтенькой маечке принимает пас, обводит одного защитника, потом — другого, но вместо того, чтобы пробить по воротам, оказавшись от них метрах в пяти, не больше, отдает зачем-то пас вбок, где мелькает еще одна желтая майка. Однако защитники вовремя закрывают того, кому адресован мяч, плотной стенкой, и атака захлебывается…
Игроки команды, упустившей шанс забить гол, разражаются горестными воплями, на три четверти состоящими из отборного русского мата, и Гульченко позади меня с невольным восхищением бормочет:
— Во дают, лилипуты!..
— Кстати, Владимир Сергеевич, вы мне больше не нужны, — сухо замечает заведующий, на мгновение переставая стучать по клавишам небольшого, но, видимо, очень мощного компа. — Думаю, теперь мы сами разберемся с нашим новым… э-э… гостем.
— Ну что ж, — пожимает плечами Гульченко. — Как скажете, док… Но прежде чем покинуть вас, я хотел бы сказать пару слов о Виталии… Дело в том, что он будет у вас не прохлаждаться, а выполнять задание особой важности. В связи с этим рекомендовал бы вам, док, уделять ему особое внимание, оказывать всяческое содействие в виде немедленного выполнения его… гм… его просьб… Ну и, естественно, держать язык за зубами.
Для всех остальных Виталий Игоревич должен оставаться обычным «невозвращенцем»… Ну а в случае чего — звоните…
Заведующий хмурится:
— А мне не полагается знать, в чем заключается цель пребывания Виталия Игоревича в нашем интернате?
— К чему вам лишние заботы, док? — ухмыляется Гульченко. — У вас их и так наверняка хватает…
— Это вы верно подметили, — с горечью отзывается заведующий. — Еще как хватает! И, между прочим, благодаря вашей неустанной деятельности. Владимир Сергеевич…
Гульченко не реагирует на укол. По-моему, он его даже не заметил, как слон — укуса комара.
Наклонившись ко мне, «раскрутчик» фамильярно хлопает меня по плечу:
— Ну, Виталька, давай прощаться. По-моему, мы с тобой уже все обговорили, да? Самое главное — вовремя оповещай нас обо всем. А уж мы тебя всячески подстрахуем… Ни пуха ни пера!
— Иди ты к черту! — бормочу я. От души, а не для соблюдения ритуала. Гульченко я недолюбливаю до сих пор.
В принципе, я предпочел бы, чтобы во Взрослый Дом меня привез кто-нибудь другой, но из соображений конспирации сам Астратов ехать не решился («Это может вызвать подозрения, Владлен Алексеевич: с какой стати обыкновенного воспитанника привозит сам начальник особого отдела ОБЕЗа?»), а посвящать в суть предстоящей операции лишних людей, даже из числа своих подчиненных, он не захотел.
— Ну, что ж, Виталий Игоревич, давайте знакомиться более обстоятельно, — поворачивается ко мне заведующий, когда дверь за Гульченко захлопывается. — Меня зовут Фокс Максимович, фамилия моя — Лабецкий. Доктор педагогических наук. До того, как возглавить интернат, работал директором спецшколы для детей с врожденными физическими недостатками…
Я недоверчиво бросаю взгляд на своего собеседника. На доктора наук в моем представлении он никак не похож. Скорее, на телохранителя какой-нибудь VIP-персоны. Высокий брюнет брутального вида, в очках в роговой оправе и с затемненными стеклами. Рубашка с короткими рукавами, брюки спортивного покроя.
— Фокс? — переспрашиваю я. — Это что — сокращение? Или полное имя?
Лабецкий мягко улыбается.
— Да вы присаживайтесь, — советует он, указывая на ряд кресел у стены, чуть в стороне от его стола, и я послушно следую его совету. — Фокс — это от Малдера. Помните, был когда-то американский сериал про двух агентов ФБР, расследующих всякие аномальные явления?.. Родители были без ума от него, вот и окрестили меня в честь главного героя.
Я прикидываю, сколько лет может быть моему собеседнику. Получается — не больше двадцати пяти. Ну и времена настали!.. Заработать в двадцать пять докторскую степень — это, знаете ли, надо суметь! Потом меня осеняет:
— А вы случайно не из этих, Фокс Максимович? Не из вундеркиндов?
Он грустно качает головой:
— И вы туда же… Стоит кому-то с детства проявить |способности чуть выше среднего — как все вокруг ахают да охают: вундеркинд, гениальный ребенок, аномалия! А дело в том, что ребенок представляет собой чистый лист бумаги. И если начать заполнять его не в школе, а намного раньше, то результаты сами дадут о себе знать. Кроме этого, конечно, нужны терпеливые и Умные учителя и наставники, воспитатели… много чего нужно. Мне повезло: у меня такие учителя были. И лишь благодаря им я закончил среднюю школу в четырнадцать, а в восемнадцать — университет…
Ну да, мысленно ворчу я. «Учителя, воспитатели»… А что, если твои врожденные способности принадлежат на самом деле не тебе, а ноо-матрице, которую ты получил от мироздания в подарок на самый первый свой день рождения? Но у других скрытая чужая личность не сумела проявиться, а у тебя она частично вырвалась на свободу…
Но вслух об этом я, разумеется, говорить не буду.
Неожиданно для самого себя спрашиваю другое:
— Скажите, доктор, а где работать труднее: здесь или в специнтернате, которым вы руководили раньше?
Лабецкий кусает в раздумье полные губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65