Все они, как на подбор, стройные, подтянутые и двигаются легко и пружинисто. Добежав до конца аллеи, сворачивают на полянку в окружении кустов и принимаются разминаться. Каждый выполняет свое упражнение, но разнобоя, характерного для любителей, нет, словно занимаются они под счет невидимого тренера.
Глядя на них, невольно кочется тоже размять конечности и суставы.
Разминка оказывается недолгой. Вскоре люди в спортивных костюмах, как по команде, стройной цепочкой бегут ко входу в гостиницу.
– Это что, спортсмены? – слышу за своей спиной голос соседа. Он уже успел умыться и теперь растирает опухшую от сна (а может, и от ночных похождений) физию казенным гостиничным полотенцем.
– Похоже. Интересно, каким видом спорта они занимаются?
Щербаков бросает рассеянный взгляд в окно.
– Уж наверняка не постельно-прикладным, – с невольной завистью бурчит он. – Как некоторые…
– Это ты про себя, что ли? – нахально интересуюсь я, решив, что тоже имею право на фамильярность.
– При чем здесь я? Мы люди семейные, солидные… Нам и картишек хватает за глаза. А вот ты, Владлен, всю ночь где-то шатался– наверное, присмотрел себе местную красавицу. Признайся честно, я прав?
– Твои гнусные намеки на мою порочность не имеют под собой почвы, – возражаю я. – Хотя в одном ты прав: ночью мне действительно пришлось навестить одну женщину. – Геннадий изображает на своем лице многозначительную ухмылку, но я невозмутимо продолжаю: – Только повод был не тот, о котором ты подумал, Гена. Женщина эта умерла.
– Серьезно? – изумляется Щербаков. – А от чего?
– Сердце.
– Болезнь века, – констатирует мой собеседник, принимаясь рыться в своей сумке. – Наверное, в годах уже была?
– Да нет, еще лет двадцать пять-тридцать вполне могла бы пожить.
– А тебе она кем приходилась? Родственницей?
– У меня здесь нет родственников. Понимаешь, дело в том, что в местной больнице лежат люди, которые как бы заснули, а проснуться не могут. Из-за них я и приехал сюда… А у этой женщины, которая скончалась сегодня ночью, есть племянник, только она ухаживала за ним на дому. Вчера я успел побывать у них в гостях, а потом…
Такое впечатление, что сосед меня не слушает. Во всяком случае, лицо у него равнодушное, как бревно, и похоже, что его больше интересует процедура подогрева воды в двухлитровой банке из-под маринованных огурцов с помощью небольшого кипятильника.
– Значит, спят, говоришь, а проснуться не могут? – рассеянно переспрашивает он меня. – Они что – зомби, что ли? Или лунатики какие-нибудь?
Видимо, этими понятиями его представления о всякого рода измененных состояниях человеческого сознания и исчерпываются. Да и с какой стати человек, всю жизнь посвятивший выбиванию железок из поставщиков и кладовщиков, обязан разбираться в аномалиях и психологической терминологии?
– Какие там лунатики? – отмахиваюсь я. – В общем-то, они и не спят вовсе. Затяжная кома, понятно?
Он неопределенно крутит лобастой головой, одновременно размешивая алюминиевой ложечкой сахар в щербатой чашке.
– Ты кофейком не желаешь взбодриться? – спрашивает он меня.
Кофе у него, конечно, – дерьмовое, кофейная труха в банке, но надо что-то проглотить, чтобы можно было закурить. Мой желудок, с его повышенной кислотностью, не допускает курения натощак.
– Если угостишь, – говорю, покидая свой наблюдательный пост у окна.
Генка извлекает из недр своей тумбочки еще одну чашку, на этот раз с отбитой ручкой, и наполняет ее до краев коричневой бурдой.
– А ты, значит, этих… ну, которые дрыхнут… изучаешь? – осведомляется он.
– Угу.
– А на фига?
Вопрос, на который в принципе невозможно ответить. Такие вопросы обычно любят задавать дети не старше пяти лет.
– Я работаю в Институте мозга. Мы такие вещи исследуем.
– Да-а-а… – загадочно протягивает Щербаков. – Каких только чудес на свете не бывает! Слушай, сосед, а от чего они впали в спячку?
– Если б знать, – говорю я.
На этом разговор наш иссякает.
Покончив с кофепитием и шумно крякнув, Щербаков принимается облачаться в «спецодежду командировочного», как он именует потертый костюмчик с блестящими на локтях рукавами и пузырями на коленках брюк. В заключение затягивает на горле старомодный галстук-"селедку", который абсолютно не сочетается с клетчатой рубашкой. Ему остается лишь вооружиться пузатым портфелем, где в одном отделении должны быть деловые бумаги, а в другом – бутылка дешевого коньячного пойла и шоколадки для секретарш. Однако насчет портфеля я заблуждаюсь: в качестве ручной клади у Генки выступает черная сумка из кожзаменителя – правда, тоже довольно вместительная.
– Ну, я пошел, – объявляет он, покончив со сборами. – Ты еще остаешься?
– Сейчас тоже двинусь.
– Не забудь оставить ключ на вахте, – советует он. Когда дверь за ним закрывается, я вновь подхожу к окну. На скамеечке в парке, как раз напротив нашего окна, развалившись, скучает тот тип, который пялился на меня вчера в столовой. Теперь он на меня не глядит, но у меня почему-то складывается впечатление, что именно мое окно его в этот момент интересует больше всего.
Кто же это такой? И что ему от меня надо?
Неприятно, когда за тобой следят. А если такой здоровенный и угрюмый типаж, как в данном случае, – тем более. Сразу вспоминается участь, постигшая Юрку Колесникова…
Когда за тобой ходят по пятам, есть два варианта: либо сделать вид, что ничего особенного не замечаешь, либо попытаться сыграть в открытую и завязать знакомство со своим «хвостом».
Наверное, так и придется поступить.
Однако надежды мои на выяснение отношений со своим тайным наблюдателем не сбываются. Когда я выхожу из гостиницы, его уже и след простыл.
* * *
Дежурная по приемному отделению, через которое я шествую полчаса спустя, вручает мне временный пропуск сроком на месяц (они что, серьезно считают, что я буду торчать здесь столько времени?!) и сообщает, что Алексей Федорович просил меня зайти к нему.
Завьялов сегодня так же суетлив, как и вчера. Однако угощать меня различными напитками уже не собирается, и вообще видно, что он чем-то озабочен.
– А, Владлен Алексеевич, – приветствует он меня, поднимаясь из-за своего фирменного стола. – Проходите, проходите, пожалуйста!..
На этот раз нарочно сажусь не за журнальный столик, а за стол для совещаний напротив хозяина кабинета.
– Что-нибудь случилось, Алексей Федорович?
Он мнется и явно пытается уйти от немедленного ответа:
– Ну, как вы поработали вчера?
Неужели он решил контролировать меня и думает, что я буду перед ним ежедневно отчитываться?
– Нормально поработал, – сухо сообщаю я.
– Удалось обнаружить какую-нибудь зацепку?
– Бог с вами, Алексей Федорович! Только экстрасенсам удается с первого взгляда определить, чем болен тот или иной человек, да и это в большинстве случаев – игра на публику… Пока я успел лишь изучить истории болезни этих двоих и выслушать теорию вашего Ножина…
– Это насчет нарушения в мозгу временных связей?
– С вами он тоже делился своими предположениями?
– С кем он только не делился, Владлен Алексеевич! Пожалуй, я не удивлюсь, если в один прекрасный день он опубликует свои бредни в какой-нибудь газете!.. Хотя специалист он неплохой, во всяком случае, нареканий на его работу никогда не было…
– А Шагивалеевым вы довольны?
– Ринатом? А почему я должен быть им недоволен? Он уже третий год возглавляет невропатологию и – тьфу, тьфу, конечно, – работает пока довольно успешно. Между прочим, он не только заведует отделением, но и больных лечит – и лечит с высокой результативностью…
– Извините, что перебиваю, Алексей Федорович, но почему Спящих решили расположить именно в невропатологии? Ведь коматозников обычно помещают в реанимацию…
– А они первое время и были в реанимации. Однако, видите ли, в чем тут дело, Владлен Алексеевич… Реанимационное отделение у нас, к сожалению, не очень емкое, а именно туда, в большинстве своем, поступают тяжелобольные и раненые… А поскольку вывести из состояния комы этих двоих за две недели не получилось, то…
– То вы решили прекратить курс активной реанимации и перешли к пассивному наблюдению за этими пациентами.
– А вы на моем месте поступили бы иначе, Владлен Алексеевич?
Ого, а коготки выпускать этот толстячок умеет. И что это я, в самом деле, на него наезжаю? Может быть, из-за того, что в углу кабинета приглушенно бормочет «Панасоник» последней модели с плоским экраном, и, глядя на него, мне сразу вспоминается старушка из невропатологии, которая просила меня наладить сломанный телевизор?..
Остынь, Лен, остынь, ты же не проверяющий из облздрава.
– Да вы не обижайтесь, Алексей Федорович. Я ведь интересуюсь из чистого любопытства…
– Что вы, что вы, Владлен Алексеевич, какие между нами могут быть обиды? (Прямо-таки дипломатический раут, а не деловое общение у нас с ним получается). А у меня для вас есть новости, и, боюсь, не совсем приятные… Потому и просил вас заглянуть в первую очередь ко мне.
– Слушаю, Алексей Федорович.
– Вчера вечером к нам поступил еще один пациент с симптомами затяжной комы.
Тоже мне, новость! Хотя откуда ему знать, что мне известно о смерти тетки Круглова и о решении Нагорнова отправить мальчика в больницу?
– Вы имеете в виду Олега Круглова?
– Круглова? Ах, да… Нет, нет, не его. Мальчика привезли ближе к утру. А примерно в двадцать три тридцать в приемное отделение поступил еще один… Спящий.
– И кто же это?
– Его фамилия… где же у меня было записано?.. странная такая фамилия… Ага, вот. Солодкий Владимир Георгиевич, двадцать восемь лет, торговец книгопечатной продукцией.
– Что, абсолютно те же симптомы, что и у остальных?
– Абсолютно. Сейчас он в реанимации, но, боюсь, что с ним произойдет то же самое, что и с другими… Вот, можете сами взглянуть на его регистрационную карточку.
М-да, вот это сюрприз! Вместо двоих Спящих ты имеешь теперь четырех. Среднестатистический показатель перекрыт ровно в четыре раза, если население Мапряльска принять равным ста тысячам душ. Неужели это все-таки вирус?..
– А известно, при каких обстоятельствах этот Солодкий впал в кому?
Кстати, почему-то этот вопрос только сейчас возник в твоей голове, Лен. Стоило еще вчера заинтересоваться этим. Может быть, именно в этом и скрывается истинная причина?..
– Да ничего особенного. По словам его жены, он пришел вечером с работы, поужинал, потом прилег отдохнуть и уже не проснулся. Никаких экстраординарных фактов не отмечено, настроение у пациента было обычное… ну, может быть, лишь небольшая подавленность… но ведь это и понятно: человек весь день парился на солнце, устал от жары…
– Он разве не в книжном магазине работал?
– Нет, нет, Солодкий торговал книгами с лотка. Знаете, сейчас во многих местах есть такие точки…
– Понятно.
Что же он так выжидательно смотрит на меня, как на всемогущего волшебника? Надеется, что я с ходу выложу ему причины возникновения массовой Спячки и поведаю рецепт спасения несчастных? Напрасно, потому что я вовсе не ученый и даже не врач. Я – всего лишь рядовой инвестигатор, который сам блуждает в кромешной тьме по лабиринту…
– И что вы теперь собираетесь делать, Алексей Федорович?
Однако ответить мне Завьялов не успевает.
Дверь кабинета распахивается настежь, и на пороге возникает чья-то знакомая личность в сером костюмчике.
Представитель милиции пожаловал. Тот самый Нагорнов, с которым я имел возможность познакомиться прошлой ночью.
Только вид у него сейчас более взъерошенный, чем в момент нашего знакомства.
– Здравствуйте, Алексей Федорович! – выпаливает он с порога. – Извините, если я вам помешал, только… у нас какая-то чертовщина творится!
– Что такое, Евгений Петрович? – невольно приподнимается из своего кожаного кресла толстячок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47