– И кого же я, по-вашему, убил? – скептически осведомляюсь я.
Однако, похоже, Нагорнов считает обстановку не подходящей для объяснений.
– Будем разбираться, – уклоняется он от ответа и поворачивается к своим спутникам: – В машину его!
Один из людей в штатском прячет пистолет под мышку, освобождает мои ноги от ремня, а веревку на запястьях заменяет наручниками, которые тут же злобно впиваются в мою кожу.
Меня поднимают из кресла и скорее тащат, чем ведут к выходу. Но мне все-таки удается бросить Круглову:
– Что ж, спасибо за приют, Костя!
– На здоровье, – невозмутимо отвечает майор. У подъезда стоит «уазик». По-моему, тот же самый, на котором Нагорнов прошлой ночью подвозил меня в гостиницу.
Конвоиры усаживают меня между собой на заднее сиденье.
Появляется Нагорнов, несущий в руке мой «мобил».
Слава богу, что не забыли мой «чемоданчик»!..
По Дороге мы не разговариваем, хотя у меня есть множество вопросов к своим спутникам. Однако я подозреваю, что все мои попытки хоть как-то прояснить ситуацию будут бесполезны.
Чтобы скрасить ожидание, принимаюсь размышлять. Больше всего меня интересует, чью смерть на меня пытаются повесить мои неведомые противники. Ножина? Маловероятно… А может, Кругловой? Едва ли… Лугина? Если с «журналистом» что-то случилось, то – скорее всего… А если моими потенциальными жертвами полагаются и Ножин, и Круглова, и Лугин, и даже медсестра Ефимова? Нет, это абсурд! К тому же капитан сказал: «по подозрению в убийстве», а не «убийствах»…
Неужели они всерьез считают, что я мог расправиться с психотерапевтом?
И неужели мое отсутствие в городе было принято за попытку к бегству?
И кстати, как они меня нашли? Если только мне не удалось оторваться в Инске от слежки и те, кто следил за мной, доброжелательно подсказали Нагорнову, что я вернулся в Мапряльск, чтобы замести следы?..
Ладно, скоро все выяснится. Молчать дальше о том, кого я представляю, нет смысла. Буду говорить правду, только правду и ничего, кроме правды!..
Не может быть, чтобы мне не удалось доказать свою невиновность, тем более что Нагорнов не похож на туполобого мента, для которого важнее отчитаться о раскрытии преступления, чем найти истину…
Только бы они допросили меня сразу, а не откладывали это дело до утра! Чует мое сердце: нарыв созрел и вот-вот лопнет, а некто с помощью скальпеля пытается ускорить события, даже если хирургическое вмешательство чревато заражением крови больного…
К моему великому облегчению, по прибытии в ГОВД меня не отправляют за решетку, а тщательно обыскивают и доставляют в небольшой кабинет, на двери которого висит табличка: «Старший оперуполномоченный НАГОРНОВ Е.П.».
Хозяин кабинета допрашивает меня сам. Правда, один из сотрудников в штатском скромно присаживается в уголке, по-ученически подперев ладошкой щеку.
Держится Евгений сугубо официально. Обращается ко мне исключительно на «вы» и именует меня не иначе как «гражданин Сабуров». Правда, начинает допрос нестандартно. Вместо того чтобы занести в протокол мои паспортные данные, он долго вертит в руках удостоверение Академии наук, а потом решительно откладывает его в сторону и принимается расспрашивать меня о том, где я был сегодня да что делал. Чуть ли не поминутно, час за часом…
Поначалу я старательно выполняю свой мысленный обет говорить правду, но потом с тихим ужасом убеждаюсь, что это не так просто. Слишком много нужно объяснять в дополнение к каждому своему ответу, и , чем дальше я углубляюсь в объяснения, тем все больше осознаю, что история моя звучит в высшей степени подозрительно.
Например, как вразумительно объяснить, почему я полез тайно обыскивать чужие вещи в гостинице, а затем вдруг резко сорвался и помчался в Инск? И как доказать, что тем самым я не пытался скрыться от правоохранительных органов, а действительно намеревался уехать из Мапряльска? Вернее, скрываться-то я скрывался, но вовсе не от милиции… А от кого тогда? И сам точно не знаю. Не скажешь, что – от инопланетян…
Нагорнов – это не Круглов, он – лицо при исполнении, и все россказни о «летающих блюдцах» воспримет лишь как попытку ввести в заблуждение следствие.
Когда до меня это доходит, я начинаю злиться. В конце концов, я же не уголовник какой-нибудь, а тоже как-никак – при исполнении!.. Так почему я должен оправдываться и доказывать что-то провинциальным блюстителям порядка? В конце концов, это они должны доказать, что я кого-то ухлопал, вот и пусть стараются, а я посмотрю, как у них это получится!..
Однако надо признать, что у Нагорнова это получается недурно.
Например, он неожиданно перестает задавать мне вопросы о моем времяпровождении в течение последних суток, закуривает и, глядя куда-то в угол, спрашивает:
– Вы знаете Щербакова Геннадия Степановича? Признаться, вопрос этот застает меня врасплох. Почему-то я уже был уверен, что спрашивать меня исключительно будут о Лугине – ведь не случайно же он пропал неведомо куда, а пол его номера был забрызган кровью!
– Конечно, знаю.
– Когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
– Его подселили в мой номер вечером того дня, когда я прибыл в Мапряльск.
– Какие отношения между вами были?
– Вы знаете, вполне добрососедские.
– Ссоры между вами были?
– Нет. Какие могли быть ссоры, если мы виделись, как правило, только утром?
– Это точно?
– Что именно?
– Ну, то, что вне гостиницы вы никогда с гражданином Щербаковым не встречались? Я невольно начинаю потеть.
– Ну почему?.. Было как-то однажды, я входил в кафе, а он из него выходил…
– Что за кафе?
– «Голубые купола».
– Такого кафе в городе нет.
– Ну, может быть, и не «купола», а что-то еще… «Голубая даль», например… Или «туман». Факт тот, что – «голубой»…
Нагорнов как-то странно косится на меня, а его напарник в углу почему-то хмыкает.
– А вы не в курсе, с кем общался Щербаков во время пребывания в городе?
– Без понятия. Ну, с кем-нибудь из заводских, наверное, – он же в командировке был… Потом он в карты ходил к кому-то играть… По городу шатался… то есть ходил… Нет, точно сказать не могу.
– И успешно он играл в карты?
– Вряд ли. Во всяком случае, позавчера он у меня одолжил деньги…
– Много?
– Что? Нет, не очень. Пятьсот рублей…
Нагорнов задумчиво покивал, но глаза его заблестели.
Проклятие, они что, серьезно думают, что я мог бы ухлопать своего соседа по номеру из-за того, что он вовремя не вернул мне какие-то пятьсот рублей?!
– Послушайте, Евгений… Петрович!..
– Обращайтесь ко мне как положено.
– А как положено? Гражданин начальник, что ли?
– И не пытайтесь острить, Сабуров. Во всяком случае, на вашем месте лично мне было бы не до шуток…
– Это почему же?
– А посудите сами. Сегодня, в шестнадцать ноль три в номере двести три городской гостиницы был обнаружен труп гражданина Щербакова Геннадия Степановича, прибывшего в Мапряльск в командировку из Саратова и зверски убитого неизвестным лицом…
– Как это понимать – зверски?
– А так, что голова у него размозжена множественными ударами тупых тяжелых предметов. Такое впечатление, что убийца наносил эти удары в состоянии полной невменяемости… Далее. В кармане убитого обнаружена записка, отпечатанная на лазерном мини-принтере, содержание которой заставляет полагать, что покойный пытался кого-то шантажировать, требуя за свое молчание деньги… Кстати, в вашем «дипломате»…
– Эта штука называется «мобил», гражданин капитан. То есть «мобильный офис»…
– Пусть так. Имеется ли лазерный принтер в вашем «мобильном офисе»?
Пот все обильнее струится по моей спине.
– Ну и что? Знаете, сколько в мире модификаций мини-принтеров?
– А я и не утверждаю, что записка отпечатана именно на вашем принтере, Сабуров. Хотя это весьма вероятно… Ладно, экспертиза покажет… Но есть другие обстоятельства, которые заставляют подозревать вас в убийстве Щербакова.
– Отпечатки пальцев, что ли? Три раза ха-ха, гражданин начальник, это смешно…
– Не юродствуйте, Сабуров, – ровным голосом говорит капитан. – Вот, например, показания дежурной по этажу. Она, в частности, описывает, что незадолго перед смертью Щербаков обратился к ней с заявлением о том, что дверь номера заперта, а ключ отсутствует. Выяснилось, что номер заперт изнутри, ключ торчит в замочной скважине, а на просьбы открыть никто не откликается. Далее. Когда с помощью слесаря дверь все же была вскрыта, обнаружилось, что окно номера распахнуто настежь… Разумеется, потом мы провели проверку, и знаете, что обнаружили? На внешней стороне окна – отпечатки ваших пальцев. В земле под окном отпечатались следы мужской обуви, рисунок подошвы и размер идентичны вашим туфлям, это я и без всякой экспертизы вижу… Но самое главное, есть показания свидетелей, которые видели, как вы выпрыгивали из окна.
– А свидетели эти – не из числа проживающих в гостинице?
– Нет, случайные прохожие. Если вам так интересно, я могу дать вам для ознакомления протокол, там записаны все паспортные данные.
– Не надо, я вам верю… хотя вы не верите мне. Да, я действительно спрыгнул из окна на землю. Ну и что? Это же было до убийства Щербакова, а не после!..
– Дело в том, что когда был обнаружен труп Щербакова, номер тоже был заперт, только уже не изнутри, а снаружи, причем убийца аккуратно повесил ключ на доску для ключей возле столика дежурной по этажу. И на этом ключе не было ничьих отпечатков пальцев, кроме ваших! Понимаете?
– Честно говоря, не очень.
– Всего от номера имеется два ключа, – терпеливо объясняет Нагорнов, откинувшись на спинку стула. – Один из них, запасной, всегда находится у дежурного администратора внизу, в специальном сейфе. А тот ключ, который был. обнаружен на доске дежурной по этажу, содержал ваши отпечатки, Сабуров! Ваши, а не Щербакова, который должен был последним держать этот ключ в руках…
– Чертовщина какая-то! – искренне воскликнул я. – А вам не приходит в голову, что был еще и третий ключ, который некто сохранил с моими отпечатками, чтобы сделать меня объектом ваших подозрений? И потом, если бы я действительно прикончил своего соседа по номеру, то зачем бы я вешал ключ, зная, что на нем остались мои отпечатки пальцев, на доску у дежурной? Это же абсурд!
– Согласен, – быстро проговорил Нагорнов. – Выглядит это как-то странно. Но давайте обратимся и к другим известным нам фактам, касающимся вашей личности. И тогда положение будет складываться не в вашу пользу, Сабуров.
Он пускается перечислять все подозрительные обстоятельства; которые у него ассоциируются со мной. Странная смерть Анны Павловны Кругловой, которая согласно моим утверждениям почему-то позвонила именно мне, человеку, которого она видела первый и последний раз в своей жизни… Моя непонятная неприязнь и настороженность по отношению к журналисту Лугину, который вслед за этим таинственным образом исчезает, а на полу его номера обнаруживается чья-то кровь, свидетельствующая о том, что там происходила борьба по крайней мере двух человек… Моя несдержанность и грубость по отношению к персоналу городской больницы, причем я позволяю себе даже рукоприкладство… Весьма странное нападение на меня якобы со стороны неизвестных, похожее на сведение счетов между сообщниками… Смерть медсестры Ефимовой и попытка покушения на жизнь больных, которыми я занимаюсь. Причем налицо явная попытка обеспечить себе алиби с помощью его, Нагорнова, и Ножина, не говоря уж о Круглове… Попытка вызвать подозрения милиции в отношении мифической спортивной команды, якобы проживавшей в той же гостинице, что и я сам. Проверка показала, что никто не видел этих спортсменов в предыдущие дни…
– Видимо, Ножин, будучи неординарным психологом, заподозрил нечто неладное в вашем поведении, Сабуров, – говорит Нагорнов, небрежно положив ногу на ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47