– Ну, спасибо, обрадовал! – язвительно говорю я. – Ты бы еще сказал, что меня суд оправдает!..
Евгений делает вид, что обиделся и собирается уйти, но я удерживаю его за руку.
– Раз уж пришел, расскажи хоть, как обстановка в больнице, – прошу я. – Никто еще не ожил?
– Пока нет, – закусывает губу Нагорнов, и до меня доходит невольная бестактность моего вопроса, потому что в числе Спящих есть и дочь моего собеседника. – А обстановочка в целом в городе – еще та…
Мы выкуриваем еще по одной сигарете, и капитан сообщает мне, что публикации в местной газете о странной летаргии в Мапряльске привели к неожиданным результатам. Нашлись радикально настроенные горожане, которые требуют, ни много ни мало, ликвидировать Спящих, отключив системы их жизнеобеспечения. Мол, и так наша медицина бедствует, а тут еще одна головная боль для горбольницы в виде бесполезных летаргиков, которые неизвестно когда проснутся, а пока занимают места в палате, на них тратятся лекарства и т. д. Естественно, городские власти не собираются прислушиваться к этим безумным требованиям, и мэр выступил с пространной речью, в которой призвал общественность не идти на поводу у «безнравственных экстремистов», но тем не менее подобный «нравственный экстремизм», пользуясь выражением газетчиков, имеет место быть. Более того, он выражается в конкретных действиях. Со вчерашнего дня больницу осаждает кучка пикетчиков с плакатами, требуя немедленно «умертвить Спящих». И ведут они себя крайне безобразно, были даже попытки проникнуть в здание – хорошо, что охранники были начеку…
Я закусываю губу. Нетрудно предугадать дальнейшее развитие событий. Еще немного – и будет принято решение об эвакуации Спящих из Мапряльска куда-нибудь поближе к Центру. Городские власти не будут возражать против этого: для них одной проблемой станет меньше. А специалисты получат возможность всесторонне обследовать странных больных в спокойной обстановке, с использованием последних достижений научно-технического прогресса. И едва ли Инвестигации, несмотря на все ее чрезвычайные полномочия, удастся получить доступ к этим исследованиям. Если работа по Спящим будет курироваться спецслужбами, то все материалы будут мгновенно засекречены, а работать с ними будут лишь тщательно отобранные лица – тоже ученые, но в погонах…
Значит, чтобы выполнить задание шефа, мне следует поторопиться.
Только хочу ли я этого после всего, что было со мной, – вот вопрос…
Да, Шепотин обошелся со мной не по-честному. Во-первых, он скрыл от меня важнейшую информацию, во-вторых, хотел моими руками реализовать свои личные амбиции и, в-третьих, почти предал меня в решающий момент…
Но если проблема Спящих действительно имеет важное значение для всего человечества, то разве это не оправдывает, хотя бы частично, действий Шепотина?
В конце концов, надо решать, что важнее: твои личные обиды на начальство, обращающееся с тобой, как с пешкой, или постижение истины, которая в любом случае нужна множеству людей?
Ты инвестигатор. Лен, и ты давал клятву служить делу Познания. Так клянешься ли ты сейчас до конца выполнить свою миссию?..
– А что делает комиссия? – спрашиваю я капитана. – Удалось ли ей что-нибудь установить?
– Ты имеешь в виду ученых из Центра? – уточняет Нагорнов. – Не знаю, я же не имею к ним отношения… Работают ученые очень интенсивно, с утра до вечера, но в принципе, думаю, что до окончательных выводов еще далеко. Во всяком случае, Завьялов и другие местные врачи пока молчат как рыбы… Да ты и сам завтра сможешь узнать. Тебя-то они должны посвятить в свои секреты, верно?
Может быть, да, а может быть, и нет. Все зависит от того, удастся ли мне убедить председателя комиссии в своей принадлежности к Инвестигации, не имея с собой удостоверения.
Но теперь пусть выкручивается из этого положения мой шеф. Если хочет, чтобы мы участвовали в этом деле, пусть звонит кому положено или присылает удостоверение мне по почте… Позвонил же он начальнику милиции насчет меня…
Стоп! А не кажется ли тебе странным этот факт? С какой стати Шепотин решил настолько раскрыться, что взял и позвонил начальнику мапряльского РОВД? Это после стольких-то ухищрений, предназначенных для сохранения секретности моего задания?! И где это видано, чтобы задержанных по подозрению в убийстве выпускали из КПЗ лишь по чьему-то телефонному звонку, пусть даже одного из руководителей Инвестигации?!
Может быть, начальству Нагорнова действительно кто-то звонил, но скорее всего это был не мой начальник! И даже не глава Инвестигации. Тут пахнет иными, более авторитетными ведомствами!..
Почему же те, кто сделал все, чтобы запрятать меня в камеру, вдруг дали задний ход? Наверняка не потому, что устыдились своего нехорошего поведения и решили загладить свою вину перед законом…
Скорее всего потому, что уже завтра проблемы Спящих не будет. По той простой причине, что некого будет исследовать!..
Я резко поворачиваюсь к Нагорнову:
– У тебя есть часы?
– Конечно, – удивляется он.
– Сколько сейчас времени? Он отгибает манжет кителя:
– Около двух… А что?
– Женя, послушай меня, – говорю я, глядя в серые глаза капитана. – Ты должен выпустить меня отсюда прямо сейчас!
– Да ты что?! – взвивается он, как ужаленный. – С какой стати? Я же сказал тебе – завтра!..
– Завтра может быть поздно, Женя.
– Это почему же?
– Они убьют их. Всех до одного. И твою дочь тоже…
Он смотрит на меня так, словно желает убедиться в моей психической полноценности. Потом качает головой:
– Не надо. Лен… Ты вбил себе в голову абсолютно бредовую идею. Кому может потребоваться убивать Спящих? А если ты имеешь в виду этих придурков с плакатами, то можешь быть спокоен: даже если в изолятор полезет целая толпа…
– Не будет никакой толпы, поверь мне! Те типы, что орудуют в вашем городе, не остановятся ни перед чем! Они уже убили по крайней мере пять человек, чтобы ликвидировать Спящих, поэтому намерены идти до конца!
– Ты знаешь, кто они?
– В этом-то вся проблема, черт подери! Они действуют тайно и могут нанести удар из-за угла в любой момент! Тем более теперь, когда Спящими занялись специалисты… Они не хотят, чтобы Спящие когда-нибудь проснулись, пойми же наконец!
– Ну, ладно, предположим, что ты прав, – уступает капитан. – Но с чего ты взял, что именно этой ночью они перейдут к активным действиям? Разве мало времени и возможностей у них было до этого?
– Я не знаю, Женя, почему они медлили раньше. Может быть, пытались решить проблему другим способом… или не были до конца уверены в необходимости срочной ликвидации… Сейчас не это важно. На всякий случай надо подстраховаться…
Нагорнов в явном затруднении чешет затылок.
– Но и ты меня пойми, Лен, – бормочет он после паузы. – Если я отпущу тебя сейчас, то мне в любом случае влетит по первое число… Тут даже не строгим выговором с занесением в личное дело будет пахнуть!
– Эх ты, чиновничья душа! – Я стараюсь вложить как можно больше презрения в свои слова. – Неужели для тебя важнее служебное благополучие, чем жизнь людей, которая сейчас поставлена на карту?! В том числе и жизнь Лики!.. Как ты будешь смотреть в глаза своей бывшей жене, если твоя и ее дочь погибнет из-за твоей глупой самоуверенности?!
– Вот что, Лен, – решительно говорит Нагорнов. – Давай сделаем так. Сейчас мы с тобой поднимемся в дежурку, и я при тебе позвоню на пост охраны в больнице, чтобы они доложили обстановку… Но если выяснится, что там все в порядке, ты сразу вернешься в камеру. Договорились?
– Согласен, – устало говорю я.
Мне уже ясно, что переубеждать капитана – бесполезно. Что ж, значит, придется пойти другим путем…
Мы поднимаемся в дежурную часть, где сидит еще один милиционер в чине лейтенанта («Помощник дежурного», – поясняет Евгений). Нагорнов впускает меня за стеклянную перегородку и жестом приглашает присесть, но я предпочитаю оставаться на ногах. Пока капитан набирает номер, быстро оцениваю обстановку.
Лейтенант сидит в углу комнатки дежурного боком к нам. У него свой пульт, из-за которого непросто выбраться, и он занят чтением какого-то журнала. Хорошо.
На противоположной стороне коридора, чуть наискосок от дежурной части, виднеется дверь, откуда доносятся громкие голоса, смех и бормотание приемника. Дежурная оперативная группа, в любой момент готовая действовать по указанию дежурного по РОВД. Дверь приоткрыта, но при желании мимо нее можно будет неслышно проскользнуть.
Плюс ко всему в окно видно, что на крыльце топчется омоновец с автоматом, и миновать его беспрепятственно наверняка будет невозможно. Ладно. Бывают расклады и похуже… Главное – не нарваться на пулю какого-нибудь выскочки, отличающегося чрезмерным служебным рвением…
После нескольких гудков Нагорнову все-таки отвечают, и он включает селектор, чтобы и мне был слышен разговор.
– Пост охраны больничного изолятора, – доносится из динамика.
– Дежурный по РОВД беспокоит, – говорит Евгений. – Капитан Нагорнов… Кто на проводе?
– Младший сержант Силкин, – без запинки откликается динамик.
– Как служба, Миша? – осведомляется капитан, многозначительно косясь на меня.
– Да пока все нормально…
– Не спите?
– Ну что вы, товарищ капитан!..
– А наверху все в порядке? – не унимается Нагорнов.
– Да вы не беспокойтесь, товарищ капитан, даже мышь мимо нас не прошмыгнет!.. И потом, дежурный медперсонал тоже на месте…
– А не заигрывает с вами этот самый медперсонал?
В динамике раздается сдавленный смешок:
– Было б кому заигрывать, Евгений Петрович! Тут же одни бабки старые…
– Ну ладно, Силкин, – говорит Нагорнов. – Если что, сразу звоните мне.
– Есть, товарищ капитан, – бодро откликается динамик.
Нагорнов тычет пальцем в клавишу селектора и победоносно разворачивается ко мне.
Но сказать что-либо он не успевает.
Потому что я применяю к нему тот же удар, которым меня вырубил Круглов. Только Нагорнова я бью не в адамово яблоко, а по боковой поверхности шеи, где находятся сонная артерия, яремная вена и блуждающий нерв. Этот прием менее опасен для здоровья, хотя вызывает кратковременную потерю сознания.
Видимо, мой переход к рукопашным действиям оказывается неожиданностью для лейтенанта, потому что, вместо того чтобы нажать кнопку тревоги, он тщетно пытается выковырнуть из своей кобуры пистолет. Успешно отключаю его – тоже одним ударом…
От соблазна прихватить с собой оружие Нагорнова или лейтенанта приходится отказаться. И не потому, что оно мне не пригодится. Одно дело – просто побег из-под стражи, и совсем другое – побег с оружием. По вооруженному правонарушителю могут стрелять без предупреждения. К тому же пистолеты у Нагорнова и помощника крепятся специальными шнурками к портупее, и нет времени возиться с этой «сбруей».
Тем не менее следует обеспечить себе хоть какую-то фору.
В углу «дежурки» стоит шкафчик, где хранятся швабры, ведра и тряпки для уборки помещений. Уложив Нагорнова и лейтенанта ничком на пол, расстегиваю у каждого из них китель и просовываю ручки швабр в рукава так, чтобы они проходили насквозь из одного рукава в другой вдоль спины. Затем, обыскав ящики стола дежурного, нахожу пару наручников, с помощью которых прикрепляю ноги своих жертв к намертво привинченным к полу ножкам пульта, и клейкую ленту типа скотча, посредством которой залепляю обоим рты.
Остается лишь оборвать телефонные провода, чтобы из дежурки нельзя было связаться с охранниками в больнице, дабы предупредить их о моем возможном появлении…
Как ни странно, но дверь, за которой слышатся голоса дежурных омоновцев, открывается не наружу, а вовнутрь, и мне удается бесшумно вставить в ее ручку импровизированный блокиратор в виде ножки стула.
Потом я осторожно, стараясь не скрипнуть, открываю входную дверь и набрасываюсь на обернувшегося на шорох «часового».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47