– Если они хотят войны, то все равно добьются ее! Так чего зря тянуть?
На здоровяке была льняная рубаха. Длинные волосы рассыпаны по плечам. На шее внушительных размеров медальон и меч у пояса. Судя по расхристанному виду, Марков предположил, что перед ним кто-то из дворян. Входя, рыцарь пригнулся под низкой дверью и по пути успел шлепнуть по ягодице уходившую служанку.
– В этом доме слишком низкие потолки – его строили для мышей! – сказал он. – Я уже набил себе пару шишек!
– Вам, сэр, – заметил Невский, – любые потолки кажутся низкими! Позволь представить тебе, Кирилл, это сэр Фрэнсис Лайон, я надеялся, что он сможет сопровождать меня в поисках, но в свете случившегося…
Сэр Фрэнсис безо всякого смущения и с удовольствием поскреб шею.
– Рим давно искал повод для ссоры! Не удивлюсь, если убийцы действовали по их поручению!
– Нет, нет! – запротестовал Невский. – Это не в интересах понтифика – собирать под свои знамена вечно ссорящихся вассалов и пытаться натравить на нас! Слишком много сил уйдет при ничтожной выгоде!
– Я не доверяю всем им! – сказал рыцарь. – И думаю, будет лучше, если и вы им не будете доверять!
– Как тебе понравился Лондон? – спросил Невский у Кирилла.
Марков нахмурился, не понимая.
– Откуда ты узнал?!
Невский улыбнулся.
– Я почувствовал. Хотел присоединиться к тебе, но не было времени, да и не уверен точно, что смог бы – иногда это чертовски трудно. Особенно теперь!
– А что теперь?
– Лучше тебе не знать!
Сейчас Маркову казалось, что Невский говорит с ним не как с равным. Это был разговор заботливого отца с сыном, а не беседа двух старых друзей-погодков. Время, проведенное здесь, наложило на Евгения свой отпечаток.
– Ты помнишь всех наших? – Марков давно хотел задать этот вопрос.
– Помню ли я? – Невский сглотнул комок, подбежавший к горлу. – Да, конечно… Если бы я только мог, Кирилл, вернуть все назад! Альбина, наверное, вышла замуж и теперь счастлива?
– Вышла, но счастлива ли она, сказать не могу.
– А мама?!
– С ней все хорошо, насколько это вообще может быть в ее положении.
Кирилл не раз испытывал желание пойти к Флоре Алексеевне и сообщить ей, что ее сын жив, более-менее здоров и сейчас скачет на вороном скакуне с мечом в руках. Однако возвращаться к психам очень не хотелось. Марков не мог знать, что подобный рассказ был бы принят Флорой Алексеевной более чем благосклонно, ибо и сама она, хоть и лишена была возможности путешествовать во времени, давно уже жила в двух мирах – Ленинграде конца двадцатого века и старинных хрониках, листаемых долгими одинокими вечерами.
– Но, – сказал Невский, ухмыляясь, – как оказалось, и в смерти есть положительные стороны. По крайней мере в моем случае. Атмосфера здесь не в пример чище!
– Разве есть кто-то еще, кроме нас?!
– Кроме тебя, Кирилл. Ты забыл – я не могу перейти назад, передо мной словно стена стоит. Думаю, что да – есть такие люди!
Было видно, что вопрос этот его действительно тревожит. Но то, что услышал в следующее мгновение Марков, по его мнению, было уже слишком.
– Мне кажется, – продолжил Евгений, – что есть не только люди!
– В смысле?!
– Тебе знакомо слово «цверги»? – спросил Невский.
Слово прозвучало коротко и громко, словно пистолетный выстрел. Сэр Фрэнсис посмотрел на них настороженно. Марков задумался, слово было как будто ему знакомо, но где он его встречал – в книге или, может быть, во сне?
– Эти чертовы северяне тащат к нам свою нечисть, будто нам мало своей! – проговорил рыцарь.
– Вы знаете что-то о цвергах, добрейший сэр? – поинтересовался Кирилл.
– Слышал кое-что… Пока вы, – сэр Фрэнсис повернулся к Невскому, – странствовали, я нанял нового слугу из норманнов. Малый неплохой, хоть и глуповат. Он и потчевал меня разными историями в ненастные вечера. Эти цверги – маленький народ, вроде наших фейри. Они не выносят солнца и под его лучами превращаются в камни. Ну а я сказал ему, что им бы тут понравилось, потому что за последний месяц солнечных дней было столько, что и по пальцам одной руки пересчитать можно! Однажды эти карлики сковали для богов цепь из разных забавных вещей, которых нет на свете, – женской бороды, шороха кошачьих шагов и корней гор. Боги посадили на эту цепь огромного волка – когда-нибудь он сорвется с цепи и наступит конец света, прости господи! Вообще христианину не подобает слушать подобные вещи, – добавил он, оправдываясь, – но я лишь пересказываю то, что слышал от этого олуха!
– Сказки! – заявил Марков, но тут же посмотрел на друга, ища подтверждения. – Разве нет?
Евгений пожал плечами.
– Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам!..
Кирилл вздохнул.
– Неужели мы должны опасаться этих… цвергов? – спросил он недоверчиво, подумав, что у длительного пребывания в этом времени есть свои отрицательные стороны. Например, Невский, кажется, становился безосновательно суеверен. Впрочем, не ему судить.
– Что-то происходит. – Женька нахмурился. – Вернее, должно произойти, но, как ты уже понял, время и пространство – понятия более чем условные. Ты должен вернуться назад!
– Что-нибудь еще случилось? – поинтересовался сэр Фрэнсис.
– Пока нет! – сказал Невский. – Я рад, сэр, что вы здесь, потому что сам я должен снова отправиться в путь и не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще!
Марков хотел возразить, но в этот момент почувствовал, что снова уходит. Он вцепился скрюченными пальцами в подушку, заметил недоуменное выражение на лице сэра Фрэнсиса, прощальный взгляд Невского. Увидит ли он его еще?.. Кирилл пытался сопротивляться неведомой силе, тащившей его назад, но исход этой борьбы был предопре-делен.
При свете дня больница показалась Иволгину вовсе не таким уж страшным местом. Персонал выглядел живее и добродушнее, и рисунки с героями сказок, украшавшие холлы, не казались ему уродливыми. И вообще все было просто замечательно. Потому что с Верочкой все было в порядке. Ну почти в порядке! Вадим не мог успокоиться, пока не увидел ее своими глазами и не услышал от лечащего врача, что опасаться за ее жизнь и здоровье нет причин. Обычная простуда, от которой скоро не останется и следа.
– Если подумать, – объяснял ему тем же вечером отдохнувший Марков, – ты сам устроил панику практически на пустом месте, и само собой, теперь, когда все благополучно разрешилось, жизнь кажется тебе прекрасной и удивительной. Так, брат Иволгин, не годится – говорю тебе как человек, хорошо знакомый с психиатрией. Это называется истеричность!
– Во-первых, – хмурился Иволгин, который, напротив, был и выглядел чертовски усталым, – сплюнь или постучи – ничего еще не разрешилось. Вот когда она будет здесь, здоровая и веселая, вот тогда можно будет сказать, что все разрешилось! А во-вторых…
Он зевнул и допил свою чашку – с тем самым успокаивающим чаем.
– Во-вторых, не знаю, что тебе сказать. Есть, наверное, в твоих словах некая сермяжная правда, но исправить себя в данный момент не могу – сил нет! Я завтра над этим подумаю!
Верочку вскоре выписали, и жизнь снова потекла своим чередом. Регулярно приходила участковая докторица с труднозапоминаемыми именем-отчеством, которые Иволгин записал на специальной бумажке, но все равно забывал и путался. Докторица строго смотрела на него поверх очков и снабжала наставлениями на все случаи жизни. Вадим эти советы тоже записывал, вкладывая листочки в старый потрепанный том «Мать и дитя», презентованный еще в первые дни его отцовства кем-то из знакомых.
Альбина однажды заметила, что Вадим похож на маленький такой кораблик, который пробирается к своей цели наперекор ветрам. Марков, которого она тогда призвала подтвердить сие наблюдение, хмыкнул что-то в своей новой, слегка снисходительной манере, которая тем не менее нисколько не задевала Домового.
Что ж, плывем дальше!
* * *
Кирилл Марков придирчиво рассматривал себя в зеркале гримерки. Вся прошлая жизнь с ее неудачами и радостями в этот момент перестала для него существовать. Даже Джейн и Невский отступили куда-то далеко на второй план. Он глубоко вздохнул. Сегодня станет ясно, чего он стоит в качестве актера. Либо прав был Юрий, разглядевший в нем способности, о наличии которых сам Марков до тех пор не догадывался, либо… Либо не прав.
В коридоре рядом с гримерками кто-то стал вы-свистывать знакомый мотивчик.
– Трудно дело птицелова, изучить повадки птичьи, помнить время перелета…
Кирилл поморщился, опасаясь, что песня прицепится, как это иногда бывает. А буквально секунду спустя свист оборвался, словно исполнителя схватили за горло. Выглянув в коридор, Марков увидел, что так оно, собственно говоря, и было.
Человеком, душившим свистуна, был не кто иной, как сам Юрий. Марков на мгновение решил, что у того приступ помешательства, но через мгновение все объяснилось.
– Загубит, сволочь, премьеру! – пояснил актер, выпуская из рук жертву, – к счастью, несмотря на обуявший его праведный гнев, до конца он бедолагу не додушил.
Бедолага, который, кажется, ухаживал за исполнительницей роли Офелии, вытянулся у стены, боясь сдвинуться с места без разрешения. Юрий протянул палец в величественном жесте, указывая куда-то в сторону пожарного выхода, и преступник затрусил туда, боязливо оглядываясь.
– В гневе ты страшен! – рассмеялся Марков, но по лицу коллеги было видно, что ему не до смеха.
Свист в театре – ужасная примета, сулящая провал. Кирилл не был от природы суеверен, но сейчас, перед премьерой, и ему начинало казаться, что любая мелочь может фатально отразиться на его дебюте.
Юрия же просто трясло. Марков попытался его успокоить – в конце концов, в театральной среде было множество примет, но бывало, и не раз, что за самыми плохими из них не следовало никаких катастроф и даже наоборот. Например, по негласному правилу, кошек в театре не пускали на сцену, «чтобы удачу не унесли». А кошки, которых в театре было порядком, все равно лезли и часто чертовски органично вписывались в постановку, хоть и отвлекали на себя внимание зрителей.
– Совершенно верно! – в разговор вклинился их ангел-хранитель, тот самый литератор, на чьей даче они проводили первые репетиции с Юрием. – Кстати, в Англии на этот счет примета совершенно противоположная! Там кошка на сцене приносит удачу! Только не во время «Макбета». «Макбет» вообще приносит одни несчастья!
На руках у него была одна из упомянутых кошек.
– Учтем на будущее! – сказал Юрий, пожимая ему руку.
– Между прочим, – сказал писатель Кириллу, – в зале у нас кое-кто из министерства культуры!
– Это должно меня вдохновлять? – осведомился с улыбкой Кирилл.
Вечным предметом насмешек было это министерство, хотя без его благословения ни театру, ни отдельному спектаклю на существование рассчитывать не приходилось. До начала спектакля оставались считанные минуты, до выхода Маркова немного больше. Он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Вспомнил то, что услышал в трактире у «Глобуса» от старого переписчика. Жаль, что старик не сможет посмотреть на его исполнение. Зато в зале сидел Иволгин, по такому случаю передавший на вечер Верочку в руки двоюродной сестры.
– Тебе, как будущей матери, полезно посидеть с ребенком! – сказал ей Вадим.
Ленка и не возражала, мурлыкала что-то под нос, баюкая Верочку. Ее муж хронически отсутствовал дома – летал, как выражалась Ленка, по делам. Овчарки тоже отсутствовали, супруги не торопились забирать их у друзей – хлопот сейчас и так хватало. Попугай, правда, вернулся. Попугай был серый. Жако. Серость оперения компенсировалась необычайной яркостью языка. Как утверждала Ленка, а не верить ей в этом случае не было оснований, жако лучше всех прочих попугаев говорили по-человечески.
Правда, Вадим возражал, что птица говорить не может, а лишь имитирует речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
На здоровяке была льняная рубаха. Длинные волосы рассыпаны по плечам. На шее внушительных размеров медальон и меч у пояса. Судя по расхристанному виду, Марков предположил, что перед ним кто-то из дворян. Входя, рыцарь пригнулся под низкой дверью и по пути успел шлепнуть по ягодице уходившую служанку.
– В этом доме слишком низкие потолки – его строили для мышей! – сказал он. – Я уже набил себе пару шишек!
– Вам, сэр, – заметил Невский, – любые потолки кажутся низкими! Позволь представить тебе, Кирилл, это сэр Фрэнсис Лайон, я надеялся, что он сможет сопровождать меня в поисках, но в свете случившегося…
Сэр Фрэнсис безо всякого смущения и с удовольствием поскреб шею.
– Рим давно искал повод для ссоры! Не удивлюсь, если убийцы действовали по их поручению!
– Нет, нет! – запротестовал Невский. – Это не в интересах понтифика – собирать под свои знамена вечно ссорящихся вассалов и пытаться натравить на нас! Слишком много сил уйдет при ничтожной выгоде!
– Я не доверяю всем им! – сказал рыцарь. – И думаю, будет лучше, если и вы им не будете доверять!
– Как тебе понравился Лондон? – спросил Невский у Кирилла.
Марков нахмурился, не понимая.
– Откуда ты узнал?!
Невский улыбнулся.
– Я почувствовал. Хотел присоединиться к тебе, но не было времени, да и не уверен точно, что смог бы – иногда это чертовски трудно. Особенно теперь!
– А что теперь?
– Лучше тебе не знать!
Сейчас Маркову казалось, что Невский говорит с ним не как с равным. Это был разговор заботливого отца с сыном, а не беседа двух старых друзей-погодков. Время, проведенное здесь, наложило на Евгения свой отпечаток.
– Ты помнишь всех наших? – Марков давно хотел задать этот вопрос.
– Помню ли я? – Невский сглотнул комок, подбежавший к горлу. – Да, конечно… Если бы я только мог, Кирилл, вернуть все назад! Альбина, наверное, вышла замуж и теперь счастлива?
– Вышла, но счастлива ли она, сказать не могу.
– А мама?!
– С ней все хорошо, насколько это вообще может быть в ее положении.
Кирилл не раз испытывал желание пойти к Флоре Алексеевне и сообщить ей, что ее сын жив, более-менее здоров и сейчас скачет на вороном скакуне с мечом в руках. Однако возвращаться к психам очень не хотелось. Марков не мог знать, что подобный рассказ был бы принят Флорой Алексеевной более чем благосклонно, ибо и сама она, хоть и лишена была возможности путешествовать во времени, давно уже жила в двух мирах – Ленинграде конца двадцатого века и старинных хрониках, листаемых долгими одинокими вечерами.
– Но, – сказал Невский, ухмыляясь, – как оказалось, и в смерти есть положительные стороны. По крайней мере в моем случае. Атмосфера здесь не в пример чище!
– Разве есть кто-то еще, кроме нас?!
– Кроме тебя, Кирилл. Ты забыл – я не могу перейти назад, передо мной словно стена стоит. Думаю, что да – есть такие люди!
Было видно, что вопрос этот его действительно тревожит. Но то, что услышал в следующее мгновение Марков, по его мнению, было уже слишком.
– Мне кажется, – продолжил Евгений, – что есть не только люди!
– В смысле?!
– Тебе знакомо слово «цверги»? – спросил Невский.
Слово прозвучало коротко и громко, словно пистолетный выстрел. Сэр Фрэнсис посмотрел на них настороженно. Марков задумался, слово было как будто ему знакомо, но где он его встречал – в книге или, может быть, во сне?
– Эти чертовы северяне тащат к нам свою нечисть, будто нам мало своей! – проговорил рыцарь.
– Вы знаете что-то о цвергах, добрейший сэр? – поинтересовался Кирилл.
– Слышал кое-что… Пока вы, – сэр Фрэнсис повернулся к Невскому, – странствовали, я нанял нового слугу из норманнов. Малый неплохой, хоть и глуповат. Он и потчевал меня разными историями в ненастные вечера. Эти цверги – маленький народ, вроде наших фейри. Они не выносят солнца и под его лучами превращаются в камни. Ну а я сказал ему, что им бы тут понравилось, потому что за последний месяц солнечных дней было столько, что и по пальцам одной руки пересчитать можно! Однажды эти карлики сковали для богов цепь из разных забавных вещей, которых нет на свете, – женской бороды, шороха кошачьих шагов и корней гор. Боги посадили на эту цепь огромного волка – когда-нибудь он сорвется с цепи и наступит конец света, прости господи! Вообще христианину не подобает слушать подобные вещи, – добавил он, оправдываясь, – но я лишь пересказываю то, что слышал от этого олуха!
– Сказки! – заявил Марков, но тут же посмотрел на друга, ища подтверждения. – Разве нет?
Евгений пожал плечами.
– Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам!..
Кирилл вздохнул.
– Неужели мы должны опасаться этих… цвергов? – спросил он недоверчиво, подумав, что у длительного пребывания в этом времени есть свои отрицательные стороны. Например, Невский, кажется, становился безосновательно суеверен. Впрочем, не ему судить.
– Что-то происходит. – Женька нахмурился. – Вернее, должно произойти, но, как ты уже понял, время и пространство – понятия более чем условные. Ты должен вернуться назад!
– Что-нибудь еще случилось? – поинтересовался сэр Фрэнсис.
– Пока нет! – сказал Невский. – Я рад, сэр, что вы здесь, потому что сам я должен снова отправиться в путь и не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще!
Марков хотел возразить, но в этот момент почувствовал, что снова уходит. Он вцепился скрюченными пальцами в подушку, заметил недоуменное выражение на лице сэра Фрэнсиса, прощальный взгляд Невского. Увидит ли он его еще?.. Кирилл пытался сопротивляться неведомой силе, тащившей его назад, но исход этой борьбы был предопре-делен.
При свете дня больница показалась Иволгину вовсе не таким уж страшным местом. Персонал выглядел живее и добродушнее, и рисунки с героями сказок, украшавшие холлы, не казались ему уродливыми. И вообще все было просто замечательно. Потому что с Верочкой все было в порядке. Ну почти в порядке! Вадим не мог успокоиться, пока не увидел ее своими глазами и не услышал от лечащего врача, что опасаться за ее жизнь и здоровье нет причин. Обычная простуда, от которой скоро не останется и следа.
– Если подумать, – объяснял ему тем же вечером отдохнувший Марков, – ты сам устроил панику практически на пустом месте, и само собой, теперь, когда все благополучно разрешилось, жизнь кажется тебе прекрасной и удивительной. Так, брат Иволгин, не годится – говорю тебе как человек, хорошо знакомый с психиатрией. Это называется истеричность!
– Во-первых, – хмурился Иволгин, который, напротив, был и выглядел чертовски усталым, – сплюнь или постучи – ничего еще не разрешилось. Вот когда она будет здесь, здоровая и веселая, вот тогда можно будет сказать, что все разрешилось! А во-вторых…
Он зевнул и допил свою чашку – с тем самым успокаивающим чаем.
– Во-вторых, не знаю, что тебе сказать. Есть, наверное, в твоих словах некая сермяжная правда, но исправить себя в данный момент не могу – сил нет! Я завтра над этим подумаю!
Верочку вскоре выписали, и жизнь снова потекла своим чередом. Регулярно приходила участковая докторица с труднозапоминаемыми именем-отчеством, которые Иволгин записал на специальной бумажке, но все равно забывал и путался. Докторица строго смотрела на него поверх очков и снабжала наставлениями на все случаи жизни. Вадим эти советы тоже записывал, вкладывая листочки в старый потрепанный том «Мать и дитя», презентованный еще в первые дни его отцовства кем-то из знакомых.
Альбина однажды заметила, что Вадим похож на маленький такой кораблик, который пробирается к своей цели наперекор ветрам. Марков, которого она тогда призвала подтвердить сие наблюдение, хмыкнул что-то в своей новой, слегка снисходительной манере, которая тем не менее нисколько не задевала Домового.
Что ж, плывем дальше!
* * *
Кирилл Марков придирчиво рассматривал себя в зеркале гримерки. Вся прошлая жизнь с ее неудачами и радостями в этот момент перестала для него существовать. Даже Джейн и Невский отступили куда-то далеко на второй план. Он глубоко вздохнул. Сегодня станет ясно, чего он стоит в качестве актера. Либо прав был Юрий, разглядевший в нем способности, о наличии которых сам Марков до тех пор не догадывался, либо… Либо не прав.
В коридоре рядом с гримерками кто-то стал вы-свистывать знакомый мотивчик.
– Трудно дело птицелова, изучить повадки птичьи, помнить время перелета…
Кирилл поморщился, опасаясь, что песня прицепится, как это иногда бывает. А буквально секунду спустя свист оборвался, словно исполнителя схватили за горло. Выглянув в коридор, Марков увидел, что так оно, собственно говоря, и было.
Человеком, душившим свистуна, был не кто иной, как сам Юрий. Марков на мгновение решил, что у того приступ помешательства, но через мгновение все объяснилось.
– Загубит, сволочь, премьеру! – пояснил актер, выпуская из рук жертву, – к счастью, несмотря на обуявший его праведный гнев, до конца он бедолагу не додушил.
Бедолага, который, кажется, ухаживал за исполнительницей роли Офелии, вытянулся у стены, боясь сдвинуться с места без разрешения. Юрий протянул палец в величественном жесте, указывая куда-то в сторону пожарного выхода, и преступник затрусил туда, боязливо оглядываясь.
– В гневе ты страшен! – рассмеялся Марков, но по лицу коллеги было видно, что ему не до смеха.
Свист в театре – ужасная примета, сулящая провал. Кирилл не был от природы суеверен, но сейчас, перед премьерой, и ему начинало казаться, что любая мелочь может фатально отразиться на его дебюте.
Юрия же просто трясло. Марков попытался его успокоить – в конце концов, в театральной среде было множество примет, но бывало, и не раз, что за самыми плохими из них не следовало никаких катастроф и даже наоборот. Например, по негласному правилу, кошек в театре не пускали на сцену, «чтобы удачу не унесли». А кошки, которых в театре было порядком, все равно лезли и часто чертовски органично вписывались в постановку, хоть и отвлекали на себя внимание зрителей.
– Совершенно верно! – в разговор вклинился их ангел-хранитель, тот самый литератор, на чьей даче они проводили первые репетиции с Юрием. – Кстати, в Англии на этот счет примета совершенно противоположная! Там кошка на сцене приносит удачу! Только не во время «Макбета». «Макбет» вообще приносит одни несчастья!
На руках у него была одна из упомянутых кошек.
– Учтем на будущее! – сказал Юрий, пожимая ему руку.
– Между прочим, – сказал писатель Кириллу, – в зале у нас кое-кто из министерства культуры!
– Это должно меня вдохновлять? – осведомился с улыбкой Кирилл.
Вечным предметом насмешек было это министерство, хотя без его благословения ни театру, ни отдельному спектаклю на существование рассчитывать не приходилось. До начала спектакля оставались считанные минуты, до выхода Маркова немного больше. Он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Вспомнил то, что услышал в трактире у «Глобуса» от старого переписчика. Жаль, что старик не сможет посмотреть на его исполнение. Зато в зале сидел Иволгин, по такому случаю передавший на вечер Верочку в руки двоюродной сестры.
– Тебе, как будущей матери, полезно посидеть с ребенком! – сказал ей Вадим.
Ленка и не возражала, мурлыкала что-то под нос, баюкая Верочку. Ее муж хронически отсутствовал дома – летал, как выражалась Ленка, по делам. Овчарки тоже отсутствовали, супруги не торопились забирать их у друзей – хлопот сейчас и так хватало. Попугай, правда, вернулся. Попугай был серый. Жако. Серость оперения компенсировалась необычайной яркостью языка. Как утверждала Ленка, а не верить ей в этом случае не было оснований, жако лучше всех прочих попугаев говорили по-человечески.
Правда, Вадим возражал, что птица говорить не может, а лишь имитирует речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44