Для себя он завел собственный реестр, в который вносил те книги, которые интересовали его нанимателей из гэбэ. Очень интересный получался список. Как-то субботним вечером, спустя месяц после начала сотрудничества с Раковым, Переплет просматривал его, сидя в кресле и покуривая. За окном накрапывал летний дождь, а в квартире стояла благословенная тишина и запах сигарет.
На его столе лежали еще два тома, которые Переплет решил придержать на выходные для изучения. Обе книги были изданы в конце восемнадцатого века, то есть почти двести лет назад, и Акентьев рассудил, что еще несколько дней не играют роли. Он не успел начать чтение, когда в дверь позвонили.
Это был, несомненно, Дрюня со своей дурацкой привычкой вызванивать похоронный марш. Первой мыслью владельца квартиры было послать Григорьева подальше и не открывать, но тот наверняка уже заметил с улицы свет в его комнате. Пришлось впустить. Дрюня сразу расположился в кресле Переплета, посопел обиженно по поводу сорвавшейся затеи с буржуйскими текстами, потом посокрушался из-за того, что не удалось продвинуть Акентьева по комсомольской линии.
– Во-первых, с текстами я тебе ничего железно не обещал! – отвечал на это Переплет. – Это, брат, не так-то все просто. Нет у меня, оказывается, таланта стихотворца. Более того – даже таланта стихо-плетца… А про комсомол даже и не заикайся. Хотя, – он задумался и посмотрел на книги на столе, – я тебе все-таки благодарен.
– Это за что же? – заинтересовался Дрюня.
– За урок, – сказал Переплет, дабы Григорьев не вздумал записать его в должники. – Буду теперь держаться подальше от твоих дружков! В жизни такого убожества не видел!
– Ничего ты, Саня не понимаешь в жизни! – махнул рукой Дрюня. – А я тебя еще хотел свозить в Кронштадт. Там у нас намечается кое-что!
– Благодарю покорно! У меня, Дрюня, морская болезнь!
– Эх ты, крыса сухопутная! – вздохнул комсомольский вожак.
Затем последовали жалобы на трудности работы в нынешнее время, когда всякие ВИА плодятся, как грибы после дождя, и за всем нужен глаз да глаз.
– Ты еще попытайся разок со стишками-то! – попросил он. – Или, может, знаешь какого-нибудь свободного поэта? Это же легкие деньги, блин!
Акентьев задумался.
– Знал я, Дрюня, одного поэта, – сказал он наконец, – но было это давно и неправда…
– Стоп, стоп! – всполошился комсомольский вожак. – Где он сейчас?
Переплет опять помолчал, вдруг поняв, что сам не знает, как ответить на этот вопрос. Еще недавно он не сомневался, что дурак Невский покончил с собой после выпускного. Любовь-морковь, стихоплет несчастный. Но с некоторых пор стало ему казаться, что все не так просто.
– Кто его знает,… – сказал он наконец.
– Если в Питере, то найдем! – заверил его Дрюня. – Ты мне только фамилию скажи! Я его и под землей отыщу!
Переплет посмотрел на него внимательно и вдруг расхохотался. Дрюня пожал плечами и залез в сумку с видом фокусника, который сейчас вытащит белого кролика. Но вытащил он, конечно, не кролика, а бутылку бурбона «Old Tennessee».
– Особенный напиток для надежды переплетного дела Союза! – говорил он, разливая по стаканам.
Переплет заверил его, что на загнивающем Западе это кукурузное пойло – такой же плебейский напиток, как у нас дешевый портвейн. Дрюня не поверил и сослался при этом на ковбоев и пиратов.
– Пираты пили ром! – сказал Акентьев, но от угощения не отказался.
Потому как с паршивой овцы хоть шерсти клок!
– Ну и как наши успехи на профессиональном фронте? – спросил Григорьев. – Кстати, чем они там у вас измеряются?
– Да вот «Капитал» переплету, и считай, жизнь прожита не зря!
– А за такие слова, товарищ Акентьев, можно и привлечь к ответственности! – усмехнулся Дрюня. – Чувствуется в них какая-то неуместная в нашем обществе ирония!
– Ага! Знаешь анекдот про то, как в комитет приводят гражданина? Что, спрашивают, антисоветчину нес? Нет, он вообще немой. Но плевался с таким видом!..
– Я тебе тоже могу рассказать анекдот! – Дрюня затряс пальцем. – Спрашивают человека в тюрьме: за что посадили? «За лень, – говорит – мы с другом анекдоты травили! Я поленился пойти утром донести – успею, думал. А он не поленился!»
– А ты меня не пугай! – сказал Акентьев. – Не страшно!
– Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе! Что-то ты очень расхрабрился, Саня! Может, протекцию какую-то получил?
– Нет, – сказал Переплет, – просто мне все теперь можно, Дрюня. Я петушиное слово знаю!
– А это что такое?! – в руках Григорьева оказалась одна из «тех» книг. – Есть неприличные картинки?
– Нет там ничего, так что положи на место! Все равно не поймешь.
– Где уж нам чаи распивать! Ну-ка, ну-ка, – Григорьев решительно отстранил Акентьева, когда тот попытался отобрать книгу. – Ага, темные силы нас злобно гнетут!
– Примерно так!
– «Демонами назывались все потусторонние существа низшего ранга, различали злых демонов и добрых. Однако христианство решительно отнесло и тех и других к бесам, общение с которыми губительно для души». У, как все здесь запущено! А вот еще: «Вызов злого гения Сатурна…» Ты что, это всерьез читаешь?!
– Чтиво не хуже истории партии и столь же правдивое! – парировал Акентьев. – Потом здесь есть масса интересных фактов. Вот, например, ты знаешь легенду о Синей Бороде?
– Кто же ее не знает… Никаких бифштексов, никаких котлет! – напел Дрюня песенку из старого мультфильма, озвученного Михаилом Боярским. – А потом – прости любимая, так получилось!
– Прототип – Жиль де Ре, женщин не убивал. Его жертвами были невинные младенцы. Кстати – это был смелый, красивый и умный человек, маршал Франции, соратник Жанны д’Арк. Он пытался установить контакт с потусторонними силами и дал приют в своем замке нескольким шарлатанам, которые взялись обеспечить этот контакт, а самым действенным средством для связи между мирами во все времена считалась кровь. Люди отдавали детей за скромную мзду, некоторых похищали…
– Ну так повязали маршала-то?
– Да, только не из-за детей, хотя и они фигурировали на процессе. Барон неосмотрительно поссорился с монахами из соседнего монастыря, кроме того, двор давно зарился на его земли. Его арестовали, ну а дальше открылись темные делишки с чернокнижием. Перед казнью он покаялся, и палач задушил его перед тем, как сжечь на костре. Маршал просил прощения у собравшихся, среди которых были и матери убитых детей. И речь его так растрогала их простые сердца, что они и правда прощали его. Так что он умер с легким сердцем и как истинный христианин!
– Это неправильно как-то, – сказал Дрюня и нервно потер шею. – Нельзя так с ветеранами!
А подельники?
– Их отпустили!
За бутылкой последовала вторая, которую почти целиком выпил гость. У Переплета были другие планы на этот вечер, поэтому он не мог дождаться, когда комсомолец уберется.
– Ладно, Дрюня, просветился, и давай на сегодня прощаться! Я отоспаться хочу!
– Завтра же выходной! – запротестовал товарищ.
Выпихнуть пьяного Григорьева за порог оказалось делом почти столь же сложным, как вызов злого гения Сатурна. Комсомольский вожак уходить не хотел и лез целоваться в лучших традициях Леонида Ильича Брежнева. Акентьев целоваться решительно отказывался, уверяя, что не достоин такой чести.
– Иди, с Никитиным своим лобызайся! – приговаривал он, выпихивая гостя за дверь.
Едва Дрюня оказался на площадке, как Переплет захлопнул дверь и запер на засов. Дрюня застучал в нее кулаками, заскулил, уверяя, что в таком виде по улице идти не может, что его заметут злые милиционеры и опять будет скандал в горкоме. Но наконец смирился и потопал вниз по лестнице.
– Глупая скотина! – сказал Переплет.
Он убрал пустые бутылки, вытряхнул пепельницу и открыл окно, прежде чем вернуться к труду неизвестного автора, описывавшего собственный опыт перемещения в неведомый мир. Продолжаем упражнение!
«Я спустился в мир, неизвестный смертным, и то, что я увидел, заставило меня затрепетать от ужаса».
Переплет зажег новую сигарету.
«Узрел я существ, людей напоминали они обликом своим, но лица их были скрыты». По словам этого путешественника по астральным мирам, там были и другие существа – те, что встретили его у порога. «Маленькие бестии с кошачьими глазами». Они понимали его, а он понимал их.
Вслед за подробностями инфернального путешествия были приведен ряд формул, с помощью которых при известном расположении звезд можно было проникнуть в «Нижний мир», как он был назван в сочинении. «Так, так. Это сколько же нужно пить, чтобы допиться до таких вот чертиков?» – подумал Переплет и сам себе ответил почти сразу.
Не так уж и много! Ему в прошлый раз хватило трех или четырех бутылок, выпитых, к тому же, на двоих с Дрюней. Описание подземного мира, данное в книге, очень напоминало то, что увидел Переплет в тот вечер. Он нервно огляделся, словно и серый шерстистый бесенок, встретивший его, и «монах» или, вернее, кто-то, похожий на монаха, могли оказаться сейчас рядом. Помянешь черта, он и появится – разве не так говорят? Но в комнате не было никого. Только Переплет и старая книга. Он еще раз помянул недобрым словом Дрюню с его пойлом.
Надо вспомнить рецепт! Сначала «Чивас Ригал», потом… Потом шел джин. Или коньяк? Так и свихнуться недолго.
А что, если попытаться еще раз, используя книгу и ее формулы? Страшно?! Конечно – страшно! Зато станет ясно – был тот сон сном или чем-то большим. Если это сон, посмеемся и забудем. А если нет… Может, ему, Александру Акентьеву, каким-то невероятным образом открылось то самое измерение, которое наши уважаемые предки считали адом. Из-за которого и пошли все сказки про чертей, домовых, призраков! За что только такое счастье, вот что интересно?! Что, если на нем лежит проклятие? Родовое! Числился в предках какой-нибудь головорез вроде того же Жиля де Ре, и теперь гены работают.
Переплет почувствовал невероятный азарт, подогреваемый алкоголем. В конце концов, почему бы не попробовать?! Прямо сейчас, в одиночку! Никто не узнает, никто не посмеется, и к психам не отправят! Нужные заклинания и магические знаки, которые требовалось нанести на руки и живот, были приведены в старой книге. Акентьев покопался в столе, отыскивая карандаш или фломастер.
Жаль только, что Дрюня все вылакал. Переплет чувствовал, что сейчас ему не помешало бы еще принять для храбрости. А с другой стороны, для чистоты эксперимента лучше было оставаться как можно более трезвым!
Некоторое время ничего не происходило. Потом воздух в комнате стал сгущаться. Переплет почувствовал, что мир вокруг него начинает постепенно меняться. Свет лампы слабел с каждым мгновением, вольфрамовая нить тлела, словно сопротивляясь какой-то внешней силе, но потом погасла совсем. Переплет повернул голову к окну, за которым минуту назад стояли светлые летние сумерки. Теперь там была тьма, кромешная тьма.
«Доигрался», – подумал он с каким-то необъяснимым восторгом. Было ощущение, что назад ему уже не вернуться. Исчезнет. Как Невский!
В этот раз все было немного по-другому. Может быть, потому, что инициатива исходила от самого Переплета и его не ждали. Далеко впереди загорелся свет – холодный, призрачный голубой огонек. Он зеркально отражался в воде небольшого озерца. Акентьев с трудом заставил себя покинуть кресло, остававшееся единственным знакомым предметом в окружавшей его темноте. Он сделал несколько шагов и оглянулся. За ним теперь тоже была только тьма. Поколебавшись немного, Акентьев двинулся вперед, на свет.
Может, он уже умер и это место – ад, где его душа обречена пребывать до скончания века? Кто сказал, что преисподняя должна быть наполнена огнем и болью? Может быть, настоящий ад – это темная тишина, где легко потерять разум. «Что ты наделал? – твердил внутренний голос. – Ты пропадешь здесь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44