— На этот раз я вас не послушаюсь. Вдруг мы найдем какие-нибудь отпечатки?
Она схватила его за руку.
— Умоляю вас. Я…
— Вы серьезно?
— Абсолютно. Лучше держаться подальше от зоны действия сил этих людей. Подождем, пока у нас будет побольше доказательств, прежде чем подвергать себя риску.
На какой-то момент Мишеля охватило сомнение. Уступить просьбе означало признать существование сверхъестественных сил, а это вызывало у него отвращение. С другой стороны, Мюрьель действовала с такой решимостью, что он начал колебаться.
Тем не менее разум взял верх и Мишель схватил чемоданчик.
— Я не протестовал, когда речь шла о машине, но не нужно преувеличивать опасность. Не хочу упустить случай поймать этого — или этих — негодяев.
— Хорошо, если я ошибаюсь…
Мишель положил чемоданчик в чехол. Они доехали до Лазаля, а затем взяли направление на Алее.
Каждый был погружен в свои мысли, поэтому они молчали большую часть пути.
Мюрьель начала анализировать гипотезы, которые ей совсем не нравились. Она не любила заниматься делами, имеющими отношение к людям с необыкновенными способностями, к людям, которым в большинстве случаев не приходило в голову использовать их для добрых дел. К тому же это навевало немало неприятных воспоминаний. Несколько раз, как в Соединенных Штатах, так и во Франции, ей приходилось сталкиваться со смертями, болезнями и несчастьями, связанными с сатанизмом. Мишель в это не очень-то верил. И она его понимала. Принять такую реальность слишком тяжело для здравого смысла. И тем не менее…
Мишель мысленно похвалил себя за проявленную решимость. Он поступил правильно. Нельзя было все время идти на поводу у Мюрьель! Доверять ее мнению можно лишь до определенной степени! Иначе это означало бы поступиться своими принципами и дать чрезмерную волю воображению, то есть бредовым идеям! Можно еще согласиться с тем, что некоторые индивидуумы придают символическое значение своим поступкам. Есть и такие, кто постоянно объясняет свои несчастья вмешательством потусторонних сил. В тюрьмах и в ночлежках полно таких ясновидящих, утверждавших, что они действовали под влиянием дьявола, Бога или марсиан… Но, заключенные в четырех стенах, эти люди все же оставались преступниками, их действия поддавались объяснению и в данном случае были безобидны. В худшем случае они являлись пациентами психиатра…
Он остановил машину перед клиникой, Мюрьель предупредила его, что вернется в Лазаль с Жеромом.
Когда она собралась выходить из машины, Мишель ее задержал.
— Как такая образованная девушка, как вы, может быть такой доверчивой и…
— А как такой умный инспектор полиции может быть таким ограниченным? — парировала она.
Мюрьель вышла из машины и направилась к зданию клиники не оборачиваясь.
Мишель задумчиво провожал ее взглядом, пока она не исчезла из виду. И правда, в этой женщине было немало силы. Осознавая, что считает ее привлекательной, он яростно завел мотор. Не могло быть и речи о том, чтобы он дал волю своим желаниям или фантазиям.
Чуть позже он уже припарковывал машину у жандармерии — настало время его встречи с Вердье.
Тот дожидался его в кабинете и принял более радушно, чем в первый раз. Он был сегодня не таким напыщенным и даже сел рядом с Мишелем.
— Как договорились, майор, я пришел к вам с отчетом! — пошутил Мишель.
— Надеюсь, это не создаст для вас никаких неудобств?
— Нет. Наоборот, я даже надеюсь, что вы мне поможете. — Мишель указал на чемоданчик, который принес с собой. — Мне хотелось, чтобы вы взяли его на экспертизу, в особенности это касается отпечатков пальцев.
— Зачем?
Мишель рассказал, что с ним произошло за последние несколько часов. Вердье слушал его внимательно, время от времени делая записи в блокноте.
— Не хочу усложнять дело, но мне кажется, здесь есть над чем поработать и даже, возможно, вновь начать официальное расследование.
— Послушайте, инспектор, вы знаете не хуже меня, что, пока нет достаточно обоснованной жалобы, это невозможно. Вы представляете себе выражение лица следователя, если я представлю ему те аргументы, которые вы только что привели? Это же полный бред! Колдуны, призраки, нападение бездомных собак, история тайного общества и так далее.
— Я знаю. Но мне было бы легче продолжать расследование официально?..
— А это действительно так необходимо? Не лучше ли вам отдохнуть у бассейна?..
— Конечно, но себя не переделаешь. Моя интуиция…
— О, эта интуиция полицейского! — с иронией сказал Вердье. — Это хорошо для детективных романов. Вы сами знаете, что это чепуха. Интуиция — это прежде всего кропотливая работа, цепь умозаключений, а также везение…
— Возможно, но одним упорством тут не возьмешь. У меня достаточно опыта, чтобы отказаться от дела, если я вижу, что оно безнадежно.
— Хорошо! — согласился майор.
— В таком случае я хотел бы покопать в другом направлении, и тут я прошу вашей помощи.
— Пожалуйста, если это в моих силах…
— Можно ли встретиться с человеком, который вел следствие по делу Тома пятнадцать лет назад? Это был бригадир Кастеллан, если мне не изменяет память.
— Кастеллан! Нет ничего проще. Он ушел в отставку и живет в Генерарге, кстати, недалеко от Лазаля. Я позвоню ему, чтобы предупредить о вашем приезде. Уверен, он будет рад вас принять. Насколько я знаю, он сильно скучает, занимаясь своей собакой и садом.
Они еще немного поговорили о жизни полицейского в отставке, придя к единодушному мнению, что труднее всего привыкнуть к умственной пассивности, после чего распрощались. Вердье поблагодарил Мишеля за доверие и пообещал проинформировать его о чемоданчике, как только получит сведения из лаборатории.
Выйдя на улицу, Мишель отказался от мысли допросить Пьера, брата Тома. Поскольку приближался час обеда, он стал искать кафе. В конце концов, как правильно заметил Вердье, он был в отпуске. Надо было хоть иногда об этом вспоминать.
Сделав несколько шагов, он заметил небольшую пивную, освещенную солнцем, — такие ему нравились. Усаживаясь на террасе, он мог наблюдать за толпой людей, которые приходили и уходили, и это было для него одним из самых больших удовольствий.
В то же время Мюрьель находилась наедине с Вероникой, одурманенной лекарствами. Судя по взгляду, девушка была в полном сознании.
Прежде чем зайти в палату, Мюрьель поговорила с медсестрой клиники. Медсестра подтвердила, что у Вероники больше не было приступов и ей по рекомендации доктора Моруа уменьшили дозу успокоительного. Мюрьель осталась этим довольна — Жером проявил большую решимость ей помочь, но не хотел этого афишировать.
Несколько минут она молча наблюдала за Вероникой, потом приблизилась к девушке.
— Здравствуй… Меня зовут Мюрьель, и я здесь для того, чтобы понять, что с тобой случилось. Я буду счастлива, если ты сможешь говорить, но не получится, ничего страшного. Когда я буду задавать тебе вопросы, наклони голову или прикрой глаза, чтобы мне ответить. Этого будет достаточно. — Из предосторожности Мюрьель включила магнитофон и камеру. — Ты меня слышишь?
Никакой реакции. Мюрьель продолжала:
— Ты помнишь, что произошло с тобой на Орлином мосту?
Вероника сделала какую-то гримасу и замотала головой.
— Не важно. Ты помнишь, что говорила голосом юноши?
Девушка продолжала смотреть на Мюрьель.
— Ты знаешь, кто такой Тома Дюваль?
На этот раз Вероника нахмурилась. Ее взгляд изменился, стал колючим, почти агрессивным. Она что-то пробормотала и яростно затрясла головой.
— Не бойся, это не страшно! — сказала Мюрьель, стараясь успокоить Веронику и одновременно подавить собственное волнение.
В глазах этой девушки было столько страдания и боли! Все указывало на то, что одно неосторожное слово или жест могут вызвать новый приступ.
Рассудив, что не надо больше настаивать, Мюрьель бесшумно встала. Ее сердце бешено билось от страха. Схватив кофту и сумку, она попятилась к выходу.
Внезапно, когда Мюрьель уже открывала дверь, Вероника заговорила. Это было ужасно. Голос будто исходил из могилы. Слова давались девушке тяжело, возможно, с болью. Она неистово мотала головой и била ногами по кровати.
— Тома… Я здесь… Тома… Карты… Нет… Завтра… — Сказав это, Вероника замерла без движения.
Хотя Мюрьель уже слышала этот голос, она была поражена. Какое-то время она пребывала в оцепенении, потом подошла к постели. Вероника закрыла глаза. Несколько капель пота блестели у нее на лбу, но лицо выражало полную безмятежность. Мюрьель наблюдала за ней сквозь слезы. Беззащитная девушка, в которую вселился дух, сломивший ее волю, выглядела очень трогательно, но пока не было никакой возможности ее освободить. Мюрьель, которая уже сталкивалась с подобными случаями — главным образом жертвами становились девушки в расцвете юности, — видела в этом что-то несправедливое, с чем нельзя было смириться. Но сейчас она решила бороться, чтобы спасти Веронику.
Мюрьель выключила магнитофон и камеру, забрала кассеты и пошла к Жерому.
Глава 7
Мюрьель настолько разволновалась, пока рассказывала Жерому об эксперименте, что он, желая ее успокоить, повел ее обедать в ресторан, хорошо известный в городе и расположенный неподалеку от церкви.
Как только Мюрьель села, она почувствовала себя лучше, расслабилась и сразу смогла оценить строгую и одновременно гостеприимную атмосферу этого заведения. На белых оштукатуренных стенах висели старинные картины и зеркала, безупречно гармонировавшие с интерьером. В углах стояли два буфета в деревенском стиле, в хорошем состоянии и, очевидно, очень дорогие. Они использовались как сервировочные столики и подставки для растений, что создавало домашнюю атмосферу. Расцветка и сельские мотивы набивных тканей, из которых были сшиты шторы, отлично сочетались с салфетками и каймой тарелок. Словом, это было место, где посетители могли быстро забыть о делах и наслаждаться уютной атмосферой и комфортом.
Мюрьель заказала виски, что делала только в крайних случаях.
— Я думал, ты сильнее, — посмеиваясь, сказал Жером. — Обычно тебе не нужен алкоголь…
— Что ты хочешь! Этот голос был одновременно такой реальный и такой замогильный, что мне теперь необходимо прийти в себя…
— Знаешь, — заметил Жером шутливо, — человеческий разум способен на невероятные вещи для выражения страдания.
Она посмотрела на него с удивлением:
— Ты хочешь сказать, что все относишь на счет психического расстройства?
— Я лишь оцениваю результаты наблюдения в клинике. Мне доводилось сталкиваться с необъяснимыми патологиями, которые приписывались потусторонним силам, и я стал недоверчив…
— Согласна, но считаю человеческую психику настолько сложной, что ее проявления могут быть истолкованы самым различным образом. Например, коллективным гипнозом.
— Вот это да!
— Юнг занимался этим всю жизнь, но его тем не менее никто не считал ясновидящим.
— Это так, но я не хочу углубляться в теорию, я практик и должен лечить.
— Кстати, ты мне так и не сказал, что за диагноз у Вероники.
Жером прислонился к спинке стула.
— Девушка страдает серьезным психическим расстройством, что вынуждает ее уходить от реальности и воплощаться в другом образе. В данном случае — в образе Тома. Она говорит его голосом и рассказывает о фактах из его жизни. Вероятно, Вероника вошла в этот образ, чтобы убежать от повседневности, которая ей неприятна. Для меня в этом нет ничего удивительного, разве что порождает абсолютное перевоплощение одного человека в другого. Моя обязанность определить, почему и как она избрала такой путь…
— О'кей! Но ты забываешь, что Тома действительно существовал, умер пятнадцать лет назад и девушка не могла его знать.
— Это так, но анализировать подобное не в моей компетенции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42