Теннисист не отрывал глаз от своей деревянной теннисной ракетки, которую вытащил из чехла и теперь сжимал обеими руками.
Чарльз Суй холодно посмотрел на Тодда.
– Это ты убиваешь с помощью подсвечника?
Пальцы Тодда коснулись пряжки на поясе.
– Ты сжигаешь заживо женщин и подкладываешь бомбы в самолеты?
Правую сторону головы Суя пронзила резкая боль, и сразу его затошнило. Мигрень. Он отбросил полотенца в сторону, даже не взглянув, куда они упали, и сунул сжатые кулаки в карманы халата.
– Если ты знаешь, кто я, тогда тебе известно, кого следует бояться.
– Я никого не боюсь. Твой крестный отец боится меня. Суй затаил дыхание. Ну, конечно. Последнее время его крестный отец вел себя очень странно, и причиной этого был этот таинственный мальчик. Что-то их связывало, но что? Может быть, какое-то отношение ко всему имеет старый священник, которого убил его крестный отец, – эту пикантную новость сообщила, Чарльзу Сую женщина, которую он специально устроил прислуживать в доме Линь Пао, чтобы она шпионила.
Женщина не знала, почему хозяин убил священника. Знала только, что сразу после этого убийства был отдан приказ убивать членов банды Зеленые Орлы. Убить их всех и каждого.
Несмотря на пистолет Бенджи, нацеленный ему в голову, Чарльз Суй испытал чувство гордости. Он взял верх над своим крестным отцом. Мыслитель и органист раскрыл тайну Черного Генерала. Самый грозный из всех Голов Дракона в Азии боится мальчика. Чарльз Суй уничтожит этого мальчишку, и крестный отец будет благодарен ему всю жизнь.
Он сжал сигнальное устройство в правом кармане халата и указательным пальцем застучал по кнопке, посылая серию непрерывных сигналов, означавших, что он находится в опасности. В доме находились вооруженные охранники. Через несколько секунд они появятся в бунгало.
Тодд подошел к Сую, сунул руку ему в карман и достал устройство.
Бенджи усмехнулся.
Чарльз Суй стиснул зубы от усилившегося приступа мигрени. Тодд сказал:
– Оно не работает. Не работают и твои телефоны, что, я надеюсь, ты уже заметил. С раннего утра никто не может дозвониться в твой дом, как и из дома не могут никуда позвонить.
Бенджи продолжал:
– Но зато есть люди, которые стремятся связаться сейчас с тобой. Им не терпится поговорить с тобой о бомбе. Она взорвалась, только ты убил не тех людей, которых хотел убить. Я имею в виду нас. Как видишь, мы здесь, мы живы.
– Не пойму, о чем ты толкуешь.
– Ну, да, конечно.
Суй сел на складной металлический стул, положил ногу на ногу и сделал выдох. Несколько секунд он внимательно смотрел на Тодда, пытаясь разгадать тайну, связывающую его и Линь Пао. Сую также требовалось время, чтобы взять себя в руки. Нельзя было позволить этому странному ребенку взять над собой верх.
– Что ж, маленький воин, – сказал Суй. – Тебе могло показаться, что пробраться в мои владения довольно легко. Теперь посмотрим, как ты будешь выбираться отсюда. Рассказал ли тебе мой дорогой друг Рафаэль, что после тенниса я обычно возвращаюсь домой и принимаю душ? Сказал ли он тебе, что на работу меня сопровождают, по крайней мере, двое телохранителей? Если я не вернусь домой, смею тебя заверить, мои люди обязательно начнут меня искать.
Тодд ответил:
– Час назад твоя бомба убила девушку по имени Джоун. Ее карма заставила ее пожертвовать жизнью ради других, чтобы расплатиться за грехи, совершенные ею в прошлых жизнях. Теперь ты должен ответить за ее убийство.
Суй потер шею и улыбнулся.
– Понятно. Значит, вы пришли, чтобы кровь смыть кровью, так что ли?
– Прежде, чем ты умрешь, расскажи об убийстве сестры Нельсона Берлина.
Одна бровь Суя изогнулась.
– Прежде, чем я умру? Не кажется ли тебе, маленький воин, что ты забываешься? Вы сумели миновать моих охранников у ворот, но если через несколько минут я не появлюсь на теннисном корте, мои люди поймут, что что-то не так. И тогда умрете вы.
Ухмыляющийся Бенджи подошел к Сую справа и нацелил «магнум» на его промежность. Суй откинулся на стуле.
– Ты знаешь, что я сделаю это, – сказал Бенджи.
Суй кивнул. На виске его пульсировала вена.
– Да, знаю. Ты сделаешь.
Продолжая целиться в Суя, Бенджи сделал шаг назад.
– Давай, приятель, рассказывай.
Снаружи резко начала меняться погода. Стемнело так, будто наступила ночь. Солнце скрылось, и птицы, очевидно, в поисках убежища испуганно проносились мимо небольшого дома. По стеклам застучали первые капли дождя, резкий порыв ветра заставил окна задребезжать.
На теннисном корте сеть сорвалась с одного столба и расстелилась по земле, похожая на длинное серое знамя. С задней линии корта поднялась меловая пыль и закружилась в воздухе вместе с сухими листьями и клочками бумаги. Внутри бунгало двое мужчин и двое юношей молча смотрели в окно и слушали, как по крыше барабанил дождь. В бунгало тоже похолодало. Только Тодд спокойно отнесся к этой странной смене погоды.
Глядя в потолок, Суй сказал:
– Нельсон Берлин изнасиловал и затем убил свою сестру. Это было в Китае в конце войны с Японией. Мой отец, крестный отец и китайские власти использовали этот случай в своих интересах.
– Кто-то понес кару за это преступление, – сказал Тодд. – Кто это был?
Суй смахнул с халата нитку.
– Американский миссионер по имени Томас Сервис. Перед тем, как позабавиться с сестрой, Берлин выстрелил в Сервиса. Рана была опасной, но не смертельной. В больнице Сервиса пичкали лекарствами, чтобы он не смог рассказать, как все было на самом деле. И американское и китайское правительства хотели скорее покончить с этой довольно неприятной историей.
Мой отец и крестный отец предложили выход, который устроил все заинтересованные стороны. Кроме мистера Сервиса. Однажды утром его забрали из больницы, осудили и тут же казнили. Мне сказали, что весь процесс занял не больше пяти минут.
Тодд спросил:
– И с тех пор Нельсон Берлин работает на Триаду?
– Ему подарили жизнь в обмен на некоторые услуги. Правительство генералиссимуса Чана и наша организация нашли это соглашение весьма выгодным. Знай, маленький воин, что без нашей помощи Нельсон Берлин никогда не добился бы такого успеха. Мы являемся главными инвесторами его компании. Это выгодно и нам, и ему.
Тодд сказал:
– Эту выгоду вы получили за счет мисс Берлин и мистера Сервиса.
Суй пожал плечами.
– Мисс Берлин и мистер Сервис хотели служить Китаю. Я думаю, они и послужили Китаю, потому что наша организация есть и всегда будет неотъемлемой частью страны. Неужели ты всерьез думаешь, мальчик, что сможешь наказать Берлина или моего крестного отца за то, что произошло очень давно?
Раздались глухие раскаты грома, затем резкий грохот. Вдали вспыхнула молния, капли дождя барабанили по крыше бунгало, будто градины. Охваченный страхом Амандо наклонил голову к ракетке и стал просить Бога, чтобы тот позволил ему еще раз увидеться с женой. Даже Бенджи перестал улыбаться.
Он постучал Суя «магнумом» по плечу, чтобы убедиться, что кто-то в комнате испуган больше, чем он.
– Послушай, приятель. Мне кажется, в такую паршивую погоду едва ли кто увидит, как мы будем уходить. Что скажешь?
Суй закрыл глаза, потому что боль в голове стала невыносимой. Конечно, это немыслимо, но в то же время неоспоримо. Сын ДиПалмы заранее знал, что начнется буря. Должен был знать. Поэтому он остался хладнокровным. Поэтому он даже сейчас сохранял ледяное спокойствие, какое Суй встречал только у своего крестного отца.
Суй резко затряс головой. Ему предстоит погибнуть от рук ребенка. Проклятый ребенок. Абсурд какой-то. Насмешка судьбы.
Закричав, он вскочил со стула и устремился к двери.
Тодд схватил деревянную ракетку с пола и бросился за ним. Суй дернул дверь и выбежал наружу. Обоих поглотила темнота, в которой бушевала буря.
Бенджи и Амандо уставились на открытый дверной проем, через который в бунгало хлестал дождь, тут же намочивший ковер, массажный стол и напольные весы. Через две минуты вернулся насквозь промокший Тодд, волоча за собой одной рукой мокрый окровавленный труп. В другой руке он держал ракетку Амандо, в струнах которой запутались окровавленные волосы человека.
Амандо отвернулся, его вырвало. Бенджи и глазом не моргнул. Он посмотрел на Суя, затем на Тодда.
– Карма, – произнес Бенджи. Тодд кивнул.
Когда «мерседес» с Бенджи за рулем, Тоддом и Амандо, которого продолжало мутить, на заднем сиденье уже подъезжал к воротам, в бунгало ударила молния и домик вспыхнул как свеча.
20
Нью-Йорк
В то мартовское утро, за неделю до того, как сдаться ФБР, детектив Грегори ван Рутен остановил свой БМВ 1984 года на Вест Сайд авеню Манхэттена, открыл дверцу и принялся блевать на недавно посаженный вяз напротив престижной вестсайдской школы, год обучения в которой стоил семь тысяч долларов.
В течение нескольких минут его голова оставалась между колен, а он в это время размышлял над дилеммой: продолжать ли путь в центр города, где на десять часов у него была назначена явка в суд, или вернуться домой? Он испытывал слабость, тошноту и сильную головную боль. Сердце бешено колотилось в его груди; воркование голубя на тротуаре в нескольких футах от ван Рутена отдавалось в его голове визгом электропилы. Он был вконец измотан.
Весь уик-энд он баловался наркотиками и наслаждался безумным сексом с Тароко, тайваньской певицей, которая несколько дней жила у него в квартире на Риверсайд Драйв. Ей было под тридцать – маленькая женщина с большим чувственным ртом, длинными черными волосами и светло-лиловыми пауками, вытатуированными на внутренней поверхности бедер. Она надевала также голубые контактные линзы.
Они уже полгода были любовниками. Впервые увидев Тароко, ван Рутен твердо решил, что будет обладать ей. Но добившись своего, он получил больше, чем ожидал. Она стала источником всей его радости и боли. Впервые в жизни он узнал, что такое любить и страдать.
Прошлой ночью у него в квартире они пили качача – бразильский ром, который невозможно пить, не смешав его с фруктовым соком. Тароко привезла четыре бутылки рома из Рио-де-Жанейро, где дала несколько концертов, на которые ломились толпы восторженных выходцев из Азии. Ром был потрясающим. Ван Рутен почувствовал прилив сил и необыкновенное сексуальное возбуждение. Он не мог вспомнить, сколько раз они с Тароко предавались в эту ночь любовным утехам.
Чтобы успокоиться, они приняли таблетки барбитурата, а затем пришло время покурить чистый кокаин. По предложению Тароко, они наполнили кальян бразильским ромом, что придало кокаину неповторимый вкус. Он испытывал неописуемое удовольствие. Ни одна женщина не дарила ему столько безумных наслаждений, как Тароко.
Отец ван Рутена называл его упрямым дурнем. Старик был прав. Ван Рутен был именно таким и даже хуже. Он был красив, обаятелен, пренебрегал собственным благом и презирал людей, которые его осуждали.
Отец его был суровым и властным человеком, для которого единственный непослушный сын стал горьким разочарованием. Они не выносили и боялись друг друга, и со временем этот страх превратился в молчаливую затянувшуюся ненависть, которая, они понимали, могла в любой момент перерасти в открытое столкновение.
Приятная внешность и обаяние способствовали тому, что ван Рутен всегда оказывался в центре внимания, чему его отец завидовал, и чего он не мог ему простить. С самого рождения мальчишка добивался своего, манипулируя женщинами – нянями, родственницами, школьными подругами и посторонними. Став взрослым, ван Рутен чувствовал себя хорошо только тогда, когда распоряжался и управлял людьми. Он должен был все делать по-своему, чего бы это ему ни стоило.
Терри, его вторая жена, однажды высказала ему свои соображения на этот счет.
– Ты – скорпион, – сказала она. – Скорее сам себя ужалишь до смерти, чем позволишь убить себя кому-то другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Чарльз Суй холодно посмотрел на Тодда.
– Это ты убиваешь с помощью подсвечника?
Пальцы Тодда коснулись пряжки на поясе.
– Ты сжигаешь заживо женщин и подкладываешь бомбы в самолеты?
Правую сторону головы Суя пронзила резкая боль, и сразу его затошнило. Мигрень. Он отбросил полотенца в сторону, даже не взглянув, куда они упали, и сунул сжатые кулаки в карманы халата.
– Если ты знаешь, кто я, тогда тебе известно, кого следует бояться.
– Я никого не боюсь. Твой крестный отец боится меня. Суй затаил дыхание. Ну, конечно. Последнее время его крестный отец вел себя очень странно, и причиной этого был этот таинственный мальчик. Что-то их связывало, но что? Может быть, какое-то отношение ко всему имеет старый священник, которого убил его крестный отец, – эту пикантную новость сообщила, Чарльзу Сую женщина, которую он специально устроил прислуживать в доме Линь Пао, чтобы она шпионила.
Женщина не знала, почему хозяин убил священника. Знала только, что сразу после этого убийства был отдан приказ убивать членов банды Зеленые Орлы. Убить их всех и каждого.
Несмотря на пистолет Бенджи, нацеленный ему в голову, Чарльз Суй испытал чувство гордости. Он взял верх над своим крестным отцом. Мыслитель и органист раскрыл тайну Черного Генерала. Самый грозный из всех Голов Дракона в Азии боится мальчика. Чарльз Суй уничтожит этого мальчишку, и крестный отец будет благодарен ему всю жизнь.
Он сжал сигнальное устройство в правом кармане халата и указательным пальцем застучал по кнопке, посылая серию непрерывных сигналов, означавших, что он находится в опасности. В доме находились вооруженные охранники. Через несколько секунд они появятся в бунгало.
Тодд подошел к Сую, сунул руку ему в карман и достал устройство.
Бенджи усмехнулся.
Чарльз Суй стиснул зубы от усилившегося приступа мигрени. Тодд сказал:
– Оно не работает. Не работают и твои телефоны, что, я надеюсь, ты уже заметил. С раннего утра никто не может дозвониться в твой дом, как и из дома не могут никуда позвонить.
Бенджи продолжал:
– Но зато есть люди, которые стремятся связаться сейчас с тобой. Им не терпится поговорить с тобой о бомбе. Она взорвалась, только ты убил не тех людей, которых хотел убить. Я имею в виду нас. Как видишь, мы здесь, мы живы.
– Не пойму, о чем ты толкуешь.
– Ну, да, конечно.
Суй сел на складной металлический стул, положил ногу на ногу и сделал выдох. Несколько секунд он внимательно смотрел на Тодда, пытаясь разгадать тайну, связывающую его и Линь Пао. Сую также требовалось время, чтобы взять себя в руки. Нельзя было позволить этому странному ребенку взять над собой верх.
– Что ж, маленький воин, – сказал Суй. – Тебе могло показаться, что пробраться в мои владения довольно легко. Теперь посмотрим, как ты будешь выбираться отсюда. Рассказал ли тебе мой дорогой друг Рафаэль, что после тенниса я обычно возвращаюсь домой и принимаю душ? Сказал ли он тебе, что на работу меня сопровождают, по крайней мере, двое телохранителей? Если я не вернусь домой, смею тебя заверить, мои люди обязательно начнут меня искать.
Тодд ответил:
– Час назад твоя бомба убила девушку по имени Джоун. Ее карма заставила ее пожертвовать жизнью ради других, чтобы расплатиться за грехи, совершенные ею в прошлых жизнях. Теперь ты должен ответить за ее убийство.
Суй потер шею и улыбнулся.
– Понятно. Значит, вы пришли, чтобы кровь смыть кровью, так что ли?
– Прежде, чем ты умрешь, расскажи об убийстве сестры Нельсона Берлина.
Одна бровь Суя изогнулась.
– Прежде, чем я умру? Не кажется ли тебе, маленький воин, что ты забываешься? Вы сумели миновать моих охранников у ворот, но если через несколько минут я не появлюсь на теннисном корте, мои люди поймут, что что-то не так. И тогда умрете вы.
Ухмыляющийся Бенджи подошел к Сую справа и нацелил «магнум» на его промежность. Суй откинулся на стуле.
– Ты знаешь, что я сделаю это, – сказал Бенджи.
Суй кивнул. На виске его пульсировала вена.
– Да, знаю. Ты сделаешь.
Продолжая целиться в Суя, Бенджи сделал шаг назад.
– Давай, приятель, рассказывай.
Снаружи резко начала меняться погода. Стемнело так, будто наступила ночь. Солнце скрылось, и птицы, очевидно, в поисках убежища испуганно проносились мимо небольшого дома. По стеклам застучали первые капли дождя, резкий порыв ветра заставил окна задребезжать.
На теннисном корте сеть сорвалась с одного столба и расстелилась по земле, похожая на длинное серое знамя. С задней линии корта поднялась меловая пыль и закружилась в воздухе вместе с сухими листьями и клочками бумаги. Внутри бунгало двое мужчин и двое юношей молча смотрели в окно и слушали, как по крыше барабанил дождь. В бунгало тоже похолодало. Только Тодд спокойно отнесся к этой странной смене погоды.
Глядя в потолок, Суй сказал:
– Нельсон Берлин изнасиловал и затем убил свою сестру. Это было в Китае в конце войны с Японией. Мой отец, крестный отец и китайские власти использовали этот случай в своих интересах.
– Кто-то понес кару за это преступление, – сказал Тодд. – Кто это был?
Суй смахнул с халата нитку.
– Американский миссионер по имени Томас Сервис. Перед тем, как позабавиться с сестрой, Берлин выстрелил в Сервиса. Рана была опасной, но не смертельной. В больнице Сервиса пичкали лекарствами, чтобы он не смог рассказать, как все было на самом деле. И американское и китайское правительства хотели скорее покончить с этой довольно неприятной историей.
Мой отец и крестный отец предложили выход, который устроил все заинтересованные стороны. Кроме мистера Сервиса. Однажды утром его забрали из больницы, осудили и тут же казнили. Мне сказали, что весь процесс занял не больше пяти минут.
Тодд спросил:
– И с тех пор Нельсон Берлин работает на Триаду?
– Ему подарили жизнь в обмен на некоторые услуги. Правительство генералиссимуса Чана и наша организация нашли это соглашение весьма выгодным. Знай, маленький воин, что без нашей помощи Нельсон Берлин никогда не добился бы такого успеха. Мы являемся главными инвесторами его компании. Это выгодно и нам, и ему.
Тодд сказал:
– Эту выгоду вы получили за счет мисс Берлин и мистера Сервиса.
Суй пожал плечами.
– Мисс Берлин и мистер Сервис хотели служить Китаю. Я думаю, они и послужили Китаю, потому что наша организация есть и всегда будет неотъемлемой частью страны. Неужели ты всерьез думаешь, мальчик, что сможешь наказать Берлина или моего крестного отца за то, что произошло очень давно?
Раздались глухие раскаты грома, затем резкий грохот. Вдали вспыхнула молния, капли дождя барабанили по крыше бунгало, будто градины. Охваченный страхом Амандо наклонил голову к ракетке и стал просить Бога, чтобы тот позволил ему еще раз увидеться с женой. Даже Бенджи перестал улыбаться.
Он постучал Суя «магнумом» по плечу, чтобы убедиться, что кто-то в комнате испуган больше, чем он.
– Послушай, приятель. Мне кажется, в такую паршивую погоду едва ли кто увидит, как мы будем уходить. Что скажешь?
Суй закрыл глаза, потому что боль в голове стала невыносимой. Конечно, это немыслимо, но в то же время неоспоримо. Сын ДиПалмы заранее знал, что начнется буря. Должен был знать. Поэтому он остался хладнокровным. Поэтому он даже сейчас сохранял ледяное спокойствие, какое Суй встречал только у своего крестного отца.
Суй резко затряс головой. Ему предстоит погибнуть от рук ребенка. Проклятый ребенок. Абсурд какой-то. Насмешка судьбы.
Закричав, он вскочил со стула и устремился к двери.
Тодд схватил деревянную ракетку с пола и бросился за ним. Суй дернул дверь и выбежал наружу. Обоих поглотила темнота, в которой бушевала буря.
Бенджи и Амандо уставились на открытый дверной проем, через который в бунгало хлестал дождь, тут же намочивший ковер, массажный стол и напольные весы. Через две минуты вернулся насквозь промокший Тодд, волоча за собой одной рукой мокрый окровавленный труп. В другой руке он держал ракетку Амандо, в струнах которой запутались окровавленные волосы человека.
Амандо отвернулся, его вырвало. Бенджи и глазом не моргнул. Он посмотрел на Суя, затем на Тодда.
– Карма, – произнес Бенджи. Тодд кивнул.
Когда «мерседес» с Бенджи за рулем, Тоддом и Амандо, которого продолжало мутить, на заднем сиденье уже подъезжал к воротам, в бунгало ударила молния и домик вспыхнул как свеча.
20
Нью-Йорк
В то мартовское утро, за неделю до того, как сдаться ФБР, детектив Грегори ван Рутен остановил свой БМВ 1984 года на Вест Сайд авеню Манхэттена, открыл дверцу и принялся блевать на недавно посаженный вяз напротив престижной вестсайдской школы, год обучения в которой стоил семь тысяч долларов.
В течение нескольких минут его голова оставалась между колен, а он в это время размышлял над дилеммой: продолжать ли путь в центр города, где на десять часов у него была назначена явка в суд, или вернуться домой? Он испытывал слабость, тошноту и сильную головную боль. Сердце бешено колотилось в его груди; воркование голубя на тротуаре в нескольких футах от ван Рутена отдавалось в его голове визгом электропилы. Он был вконец измотан.
Весь уик-энд он баловался наркотиками и наслаждался безумным сексом с Тароко, тайваньской певицей, которая несколько дней жила у него в квартире на Риверсайд Драйв. Ей было под тридцать – маленькая женщина с большим чувственным ртом, длинными черными волосами и светло-лиловыми пауками, вытатуированными на внутренней поверхности бедер. Она надевала также голубые контактные линзы.
Они уже полгода были любовниками. Впервые увидев Тароко, ван Рутен твердо решил, что будет обладать ей. Но добившись своего, он получил больше, чем ожидал. Она стала источником всей его радости и боли. Впервые в жизни он узнал, что такое любить и страдать.
Прошлой ночью у него в квартире они пили качача – бразильский ром, который невозможно пить, не смешав его с фруктовым соком. Тароко привезла четыре бутылки рома из Рио-де-Жанейро, где дала несколько концертов, на которые ломились толпы восторженных выходцев из Азии. Ром был потрясающим. Ван Рутен почувствовал прилив сил и необыкновенное сексуальное возбуждение. Он не мог вспомнить, сколько раз они с Тароко предавались в эту ночь любовным утехам.
Чтобы успокоиться, они приняли таблетки барбитурата, а затем пришло время покурить чистый кокаин. По предложению Тароко, они наполнили кальян бразильским ромом, что придало кокаину неповторимый вкус. Он испытывал неописуемое удовольствие. Ни одна женщина не дарила ему столько безумных наслаждений, как Тароко.
Отец ван Рутена называл его упрямым дурнем. Старик был прав. Ван Рутен был именно таким и даже хуже. Он был красив, обаятелен, пренебрегал собственным благом и презирал людей, которые его осуждали.
Отец его был суровым и властным человеком, для которого единственный непослушный сын стал горьким разочарованием. Они не выносили и боялись друг друга, и со временем этот страх превратился в молчаливую затянувшуюся ненависть, которая, они понимали, могла в любой момент перерасти в открытое столкновение.
Приятная внешность и обаяние способствовали тому, что ван Рутен всегда оказывался в центре внимания, чему его отец завидовал, и чего он не мог ему простить. С самого рождения мальчишка добивался своего, манипулируя женщинами – нянями, родственницами, школьными подругами и посторонними. Став взрослым, ван Рутен чувствовал себя хорошо только тогда, когда распоряжался и управлял людьми. Он должен был все делать по-своему, чего бы это ему ни стоило.
Терри, его вторая жена, однажды высказала ему свои соображения на этот счет.
– Ты – скорпион, – сказала она. – Скорее сам себя ужалишь до смерти, чем позволишь убить себя кому-то другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55