- Может быть, пойти ей помочь? - предложила Розали.
- Ни в коем случае. - Полли тронула ее за плечо предупреждающим
жестом. - Это ее только смутит.
Они наблюдали, как Нетти шла по улице. Она уже не торопилась в страхе
перед разверзающимися небесами, она почти плыла.
Нет, подумала Полли, даже скорее не плывет, а... парит. У нее вдруг
родилось такое откровенно-грубое сравнение, что она расхохоталась. Розали с
удивлением посмотрела на нее.
- Какое у нее лицо! - воскликнула Полли, продолжая следить за Нетти,
замедленной мечтательной походкой пересекавшей Линден Стрит.
- Какое же?
- Она похожа на женщину, которую только что трахнули и она при этом
успела три раза кончить.
Розали вспыхнула, еще разок внимательно посмотрела на Нетти и залилась
смехом. Теперь они обе, обнявшись и раскачиваясь, хохотали до слез.
- Ну и ну! - послышался голос Алана Пэнгборна. - Дамочки веселится с
самого утра. Для шампанского рановато, тогда в чем же дело?
- Четыре раза, - икая от смеха, сказала Розали. - Не три раза, а все
четыре.
И они обе, тесно прижавшись друг к другу, тряслись в приступе
неудержимого смеха, а Алан стоял посреди комнаты, держа руки в карманах
своих форменных брюк, и растерянно улыбался, глядя на них.

4
Норрис Риджвик появился в Конторе шерифа, в гражданском костюме без
десяти минут двенадцать, как раз перед тем, как фабричный гудок оповестил о
перерыве на обед. В конце недели у него была первая смена, с двенадцати до
девяти вечера, и его это вполне устраивало. Пусть кто-нибудь другой
выгребает нечистоты с улиц и переулков округа Касл по ночам, во вторую
смену, после закрытия баров; он, конечно, мог и этим заниматься и занимался
неоднократно, но его всегда при этом тошнило. Его тошнило даже от одного
разговора с нарушителями, когда те поднимали крик, что не станут дышать в
дурацкую трубку, что лучше всяких паршивых полицейских знают свои права. И
тогда Норриса начинало тошнить, такой уж у него был особенный
пищеварительный тракт. Шейла, бывало, поддарзнивала его, говоря, что он
точь-в-точь как Сержант Энди в телесериале "Близняшки", но Норрис не
соглашался. Сержант Энди всегда рыдал, когда видел мертвецов, а он, Норрис,
не рыдал, всего лишь чувствовал желание сблевать на них, и кстати, чуть
действительно не сблевал на Хомера Гамаша, когда увидел его в яме на
Отечественном Кладбище, избитого до смерти его же собственным протезом.
Норрис взглянул на расписание, убедился, что Энди Клаттербак и Джон
Лапонт на дежурстве, потом на доску объявлений - для него сегодня ничего
нет, что тоже замечательно. Ко всему прочему вернулась из чистки его вторая
форма, в кои-то веки вовремя, что избавляет его от необходимости ехать
домой переодеваться.
К полиэтиленовому пакету была приколота записка: "Эй, Барни, - ты
должен мне 5 долларов 25 центов. Не вздумай увиливать на этот раз, иначе к
заходу солнца забудешь как тебя звали". И подпись: Клат.
Хорошее настроение Норриса не могла испортить даже категоричность
записки. Шейла Брайам была единственной сотрудницей Конторы шерифа, которая
считала, что он похож на героя передачи "Близняшки", причем Норрис
догадывался, что она также единственная, кроме него самого, кто эту
передачу смотрел. Остальные - Джон Лапонт, Шот Томас, Энди Клаттербак -
называли его Барни, по имени героя, которого играл Дон Ноттс в известной
программе Энди Гриффита. Иногда это его бесило, но только не сегодня.
Четыре дня дежурства в первую смену, потом три дня отгула. Целая неделя
тишины и покоя. Жизнь временами бывает прекрасной.
Он достал из бумажника шесть долларов и положил их на стол Клату. "Эй,
Клат, живи и радуйся", написал он, расписался с замысловатой закорючкой в
конце на обратной стороне бланка для отчета и оставил его рядом с деньгами.
Затем он вытряхнул форму из пакета и направился в мужской туалет.
Переодеваясь, он беспечно насвистывал и, поднимая поочередно то одну, то
другую бровь, разглядывал себя в зеркало. То, что он там увидел, ему явно
понравилось, и он одобрительно кивнул собственному отражению. Ну, сегодня,
видит Бог, он в полной форме, в прямом и переносной смысле. Он сегодня в
форме на все сто процентов. Пусть все греховодники Касл Рок поостерегутся,
иначе...
Он уловил какое-то движение в зеркале позади себя, но прежде чем успел
повернуть голову, был уже сграбастан, сбит с ног и повержен на кафельный
пол рядом с писсуарами. Голова бумкнулась о стену, фуражка слетела, и вот
он уже смотрит в круглую багровую рожу Дэнфорта Китона.
- Что же это ты такое вытворяешь, Риджвик?!
Норрис к этому времени уже начисто забыл о штрафном талоне, который
подсунул под дворник на ветровом стекле китонского "каддиллака" прошлым
вечером. Но теперь память к нему вернулась.
- Отпусти меня! - он надеялся, что тон будет возмущенный, но вместо
него получилось некое испуганное блеяние, и почувствовал, как щекам
становится горячо от прилива крови. Сердился он или пугался, - а в данном
случае произошло и то, и другое - он всегда безудержно краснел, как девица
на выданье.
Китон, ростом выше Норриса на пять дюймов и весом тяжелее на добрых
сто фунтов, хорошенько встряхнул полицейского и как ни странно отпустил.
Достав из кармана штанов талон, он помахал им под носом у Норриса.
- Если я еще не ослеп, на этой идиотской бумажонке твое имя стоит! -
зарычал он так требовательно, как будто Норрис уже успел отрицать этот
факт.
Кому как не Норрису было знать, что на талоне стоит его подпись,
отчетливая и заверенная печатью, а сам талон вырван из его книжки?
- Ты припарковался в неположенном месте, - тем не менее сказал он,
поднимаясь и потирая ушибленную голову. Будь я трижды проклят, подумал он,
если тут не вскочит громадная шишка. Когда первоначальное удивление прошло,
Китону все же удалось испортить ангельское состояние дущи Норриса, на смену
пришел гнев.
- В каком месте?
- В неположенном, вот в каком! - заорал Риджвик. И более того, это
Алан меня заставил пришлепнуть талон, хотел он добавить, но передумал.
Зачем доставлять удовольствие этой жирной свинье и демонстрировать свою
трусость, прячась за чужой спиной? - Тебя уже неоднократно предупреждали.
Ум... Дэнфорт, не впервые слышишь.
- Как ты меня назвал? - зловещим тоном переспросил Дэнфорт Китон.
Красные пятна размером с кочан капусты расцвели у него на щеках и скулах.
- Это юридический документ, - гнул свое Норрис, игнорируя последнее
замечание. - И я бы советовал тебе заплатить. Считай, что крепко повезет,
если я не привлеку тебя к ответственности за оскорбление полицейского при
исполнении служебных обязанностей.
Дэнфорт расхохотался. Эхо запрыгало по кафельным стенам как мячик.
- Я здесь не вижу никакого полицейского, я вижу лишь небольшую кучку
дерьма, упакованную так, чтобы выглядела похожей на бифштекс.
Норрис нагнулся и подобрал фуражку. Тошнота подкатывала к горлу -
записывать Дэнфорта Китона во враги не стоило - но его гнев уже перерастал
в ярость. Руки дрожали, и все же он не забыл проверить насколько ровно
посадил на голову фуражку.
- Если желаешь, можешь разобраться с Аланом...
- Я разбираюсь с тобой!
- ... но не думаю, что тебе это поможет. Можешь быть уверен Дэнфорд,
что заплатишь штраф в течение тридцати дней, иначе сядешь за решетку. -
Норрис вытянулся на всю высоту своих пяти футов шести дюймов и добавил: -
Нам известно, где тебя искать.
И пошел к выходу. Китон, лицо которого теперь больше походило на заход
солнца в радиактивно-зараженном районе, сделал шаг вперед, чтобы преградить
Норрису путь к отступлению. Норрис остановился и выставил вперед
указательный палец.
- Если ты до меня дотронешься, Умник, я укатаю тебя за решетку. И будь
уверен, я не шучу.
- Ну что ж, очень хорошо, - произнес Китон удивительно невыразительным
тоном. - Просто замечательно. Ты уволен. Скидывай форму и начинай
подыскивать новую ра...
- Нет, - произнес голос за их спинами, и они оба оглянулись. Алан
Пэнгборн стоял на пороге мужского туалета.
Китон так крепко сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.
- Не твое собачье дело.
Алан вошел и, не торопясь, прикрыл за собой дверь.
- Мое, - сказал он. - Именно я попросил Норриса выписать тебе штрафной
талон. И еще сказал, что готов забыть об этом до собрания городского
управления. Ведь это всего лишь штраф на пять долларов, Дэн, что с тобой,
какой бес в тебя вселился?
Тон у Алана был удивленный и вполне искренний. Умник никогда не мог
похвастать хорошими манерами, но такой взрыв даже от него трудно было
ожидать. С самого конца лета он был невероятно раздражен, на грани срыва -
до Алана частенько доносились его полуистерические вопли во время собраний
членов городского управления - и в глазах у него, казалось, прочно
поселилось затравленное выражение. Он временами даже задумывался, не болен
ли Китон, но решил повременить с окончательными выводами. И вот теперь
предположение вернулось.
- Ничего со мной, - буркнул Китон и пригладил взлохмаченные волосы.
Норрис почувствовал некоторое удовлетворение, заметив, что руки у
Китона дрожат.
- Я уже просто до ручки дошел от таких самоуверенных ублюдков, как вот
этот... - Он кивнул на Норриса. - Делаю все, что в моих силах для этого
города... черт побери, я для этого города уже много сделал... и устал как
собака, от бесконечных претензий. - Он замолчал, сглотнув слюну, и огромный
кадык забегал челноком на жирной шее. А потом завопил: - Он обозвал меня
Умником, а тебе прекрасно, известно, как я к этому отношусь!
- Он извинится, - примирительным тоном произнес Алан. - Правда,
Норрис, ты ведь извинишься?
- Не думаю, что должен, - сказал Норрис, чувствуя как неослабевающий
гнев вызывает все новые приступы тошноты. - Я знаю, что ему это не
понравилось, но он сам меня вынудил. Я спокойно стоял вот тут и смотрел в
зеркало, поправляя галстук. как он меня сграбастал и швырнул об стену. Я
здорово треснулся головой. Слушай, Алан, в такой ситуации не станешь
выбирать выражений.
Алан перевел взгляд на Китона.
- Это правда?
Китон потупился.
- Я был вне себя.
Эти слова, в устах такого человека, как Китон, были почти извинением.
Он взглянул на Норриса - понял он это или нет. Похоже было, что понял. Ну и
хорошо, сделан первый большой шаг к перемирию Алан слегка расслабился.
- Можно считать инцидент исчерпанным? - спросил он сразу обоих. -
Будем считать это несчастным случаем и забудем?
- Что до меня, я согласен, - сказал Норрис, подумав. Алан был тронут.
Норрис ершист, в патрульных машинах без конца оставляет банки из-под
содовой, пустые и полупустые, рапорты его не выдерживают никакой критики,
но сердце у него доброе и отзывчивое. Он сдавался теперь не потому, что
боялся Китона, и если Городской Голова так предполагает, то сильно
ошибается.
- Прошу прощения, что назвал тебя Умников, - сказал Норрис. На самом
деле он нисколько не чувствовал себя виноватым и, главное, ни на секунду не
жалел о своем поступке, но считал, что, извинившись, ничего не потеряет. Не
развалюсь, так думал Норрис.
Алан перевел взгляд на толстяка в спортивной куртке и футболке.
- Ну, Дэнфорт?
- Ладно, замнем, - в голосе Китона прозвучало знакомая высокомерная
пренебрежительность, и Алан вновь почувствовал отвращение и брезгливость по
отношению к этому человеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33