Он пошел за ней, с нетерпением ожидая, что она скажет. Но Кэти просто отдала шкатулку следователю.
— Здесь кольцо и брошь, Чарли, — сказала она. — Думаю, это исключает возможность ограбления. Я не осматривала письменный стол и шкаф.
— Неважно. Если Ричард заподозрит насильственную смерть, мы утром обыщем эту квартиру с лупой.
Раздался резкий стук в дверь, и Кэти открыла ее, впуская двух человек с носилками.
Эдгар Хайли вернулся к Гертруде. Она уже выпила воду, которую дала ей Кэти.
— Я принесу вам еще воды, миссис Фитцджеральд, — тихо произнес он.
Он посмотрел через плечо. Все стояли к нему спиной, глядя, как санитары поднимают тело. Сейчас или никогда. Он должен рискнуть забрать мокасин. Раз Кэти не сказала о нем сразу, маловероятно, что она вспомнит.
Он быстро пошел в ванную, открыл кран и проскользнул по коридору в спальню. Обернув руку носовым платком, чтобы не оставить отпечатков, открыл ящик ночного столика. Но только он потянулся за туфлей, как услышал шаги в коридоре. Он быстро задвинул ящик, сунул платок в карман и подошел к двери спальни. Шаги остановились.
Стараясь сохранять спокойствие, он повернулся. Ричард Кэрролл, судмедэксперт, стоял в коридоре между ванной и спальней и вопросительно смотрел на него.
— Доктор, — холодно сказал он, — я бы хотел задать вам несколько вопросов об Эдне Берне.
— Разумеется. — И добавил небрежным, как он надеялся, тоном: — Я как раз думал о мисс Берне. Как обидно, что она напрасно прожила жизнь.
— Напрасно? — резко переспросил Ричард.
— Да. У нее были уникальные математические способности. В наш компьютерный век Эдна могла бы использовать свой талант, чтобы чего-то добиться. Вместо этого она превратилась в толстую сплетницу и алкоголичку. Может, это звучит грубо, но мне искренне жаль. Мне нравилась Эдна, и мне действительно будет ее не хватать. Простите. Я пустил воду в ванной: хочу дать миссис Фитцджеральд стакан холодной воды. Бедная женщина ужасно расстроена.
Доктор Кэрролл отошел в сторону, чтобы его пропустить. Удалось ли ему этой тирадой в адрес Эдны отвлечь медэксперта от размышлений о том, что он делал в ее комнате?
Он сполоснул стакан, налил воды и отнес Гертруде. Санитары уже унесли тело, и Кэти Демайо в комнате не было.
— Миссис Демайо уехала? — спросил он следователя.
— Нет. Она разговаривает с женой управляющего. Сейчас вернется.
Он не хотел уезжать, пока не убедится в том, что Кэти не расскажет о мокасине в присутствии Гертруды. Когда через несколько минут она вернулась, то не сказала о нем ни слова.
Они вместе вышли. Квартира останется под наблюдением местной полиции до завершения расследования.
Он намеренно пошел с Кэти к ее машине, но к ним присоединился медэксперт.
— Поедем, выпьем кофе, Кэти, — сказал он. — Ты ведь знаешь закусочную «Золотая Долина»?
Медэксперт подождал, пока она сядет в машину и тронется с места, потом сказал:
— Доброй ночи, доктор Хайли. — И быстро ушел.
По дороге домой Эдгар Хайли решил, что Кэти Демайо и Ричарда Кэрролла связывают какие-то личные отношения. Когда Кэти умрет от потери крови, Ричард профессионально и эмоционально будет заинтересован в том, чтобы выяснить причину смерти. Придется быть очень, очень осторожным.
Кэрролл относится к нему враждебно. Но у Кэрролла нет причин для враждебности. Может, следовало подойти к телу Эдны? Но зачем? Не надо было толкать ее так сильно. Может, стоило ее ограбить?
Ведь первоначально он собирался поступить именно так. Если бы он это сделал, то нашел бы мокасин вчера вечером.
Эдна болтала. Она рассказала Гертруде, что он был у нее дома. Эдна могла даже изобразить, что это происходило чаще, придать этому больше значения. Гертруда сказала Кэти, что он знает, где хранятся эти жалкие драгоценности. Если они решат, что Эдну убили, станут ли связывать убийство с работой Эдны в клинике? Что еще Эдна разболтала?
По дороге домой его преследовала одна мысль.
Кэти. Кэти Демайо. Когда он благополучно уберет ее с дороги, не останется свидетельств, связывающих его со смертью Венджи — или Эдны. Документы в полном порядке. Пациентки, которыми он занимается в настоящее время, могут быть представлены самым придирчивым экспертам.
Он свернул на подъездную дорожку, заехал в гараж, вошел в дом. Бараньи отбивные лежали на тарелке, холодные, с застывшим по краям жиром, спаржа засохла, салат был вялым и теплым. Он разогреет еду в микроволновке, приготовит свежий салат. Через несколько минут стол будет выглядеть так же, как до телефонного звонка.
Он успокоился, пока снова готовил еду. Опасность почти миновала, скоро весь мир узнает о его гении. Он уже добился успеха и без сомнения может это доказать. Однажды он объявит об этом. Не сейчас, но когда-нибудь. И он не будет похож на того хвастуна, который кричал, будто добился успеха в клонировании, но отказался предъявить доказательства. У него есть точные записи, научная документация, фотографии, рентгеновские снимки, отчеты, шаг за шагом, день за днем рассказывающие обо всех проблемах и о том, как он их решил. Все это содержится в досье, которые хранятся в потайном сейфе.
Когда настанет время, он сожжет все досье, касающиеся неудач, и потребует должного признания. К тому времени у него наверняка появятся новые победы.
Ничто не должно стоять на его пути. Венджи чуть все не испортила. Что, если бы он не встретил ее, когда она выходила из кабинета Фухито? Что, если бы она не сказала ему о решении проконсультироваться с Эмметом Салемом?
Случай. Удача. Называйте, как хотите.
Но случай также послал Кэти Демайо к окну как раз в тот момент, когда он уезжал с телом Венджи. И особая ирония заключалась в том, что Кэти была его пациенткой.
Он снова сел за стол. С глубоким удовлетворением увидел, что ужин выглядит так же аппетитно, как и в первый раз. Кресс-салат хрустящий и свежий, отбивные с пылу с жару, спаржа дымится под чудесным голландским соусом. Он налил вино в тонкий бокал, восхищаясь изысканной гладкостью хрусталя. Бургундское вино обладало тем ярким букетом, который он предвкушал.
Он ел медленно. Как всегда, еда вернула ему чувство довольства. Он сделает то, что должен, и будет в безопасности.
Завтра четверг. В газетных киосках появится «Ньюсмейкер» со статьей. Это поднимет его авторитет в обществе и в медицине.
То, что он вдовец, придавало ему особую привлекательность. Он знал, что говорили его пациентки. «Доктор Хайли такой замечательный. Он такой особенный. У него красивый дом в Парквуде».
После смерти Уинифред он перестал общаться с ее друзьями. Они стали враждебно к нему относиться. Ее кузен не прекращал строить козни. Именно поэтому он три года не искал другую женщину. Он не считал одиночество жертвой. Работа поглощала все его время и полностью его удовлетворяла. И время, посвященное ей, приносило вознаграждение: самые яростные критики признали, что он талантливый врач, что больница великолепно оборудована, что «Вестлейкскому центру материнства» подражают другие доктора.
— Мы не позволяем нашим пациенткам выпивать или курить во время беременности, — говорил он журналистке из «Ньюсмейкера». — Они должны соблюдать определенную диету. Многие так называемые бесплодные женщины могли бы иметь детей, о которых мечтают, будь они так же настойчивы, как спортсмены на тренировках. Многих сегодняшних проблем со здоровьем можно было бы избежать, если бы матери правильно питались и не принимали вредных лекарств. У нас есть живой пример того, что сделал талидомид с десятками несчастных людей. Мы понимаем, что мать-наркоманка может произвести на свет ребенка-наркомана, мать-пьяница с большой вероятностью родит недоразвитого, мелкого, больного ребенка. Но множество недугов мы считаем неизбежным уделом человека… Бронхит, дислексия, астма, проблемы со зрением и слухом? Я считаю, что бороться с этими болезнями следует не в лабораториях, а в утробе. Я не приму пациентку, которая не будет меня слушаться. Я могу показать вам десятки женщин, которых я лечил, у которых в анамнезе было несколько выкидышей, а теперь у них есть дети. И многие испытали бы ту же радость, если бы захотели изменить свои привычки, особенно касающиеся еды и питья. Многие смогли бы зачать и выносить ребенка, если бы не психическая неуравновешенность, играющая роль постоянного контрацептива, гораздо более эффективного, чем любое средство, продающееся в аптеках. Это фундамент, на котором стоит «Вестлейкский центр материнства».
Его слова произвели на журналистку сильное впечатление. Но ее следующий вопрос был каверзным.
— Доктор, признаете ли вы, что вас критиковали за непомерную плату, которую вы взимаете за ваши услуги?
— Непомерная — ваше слово. Мои гонорары, за исключением спартанских расходов на жизнь, идут на развитие клиники и проведение внутриутробных исследований.
— Доктор, признаете ли вы, что большой процент ваших пациенток составляли женщины, у которых уже под вашим наблюдением несколько раз случались выкидыши, даже после того, как они в точности следовали предписанному вами режиму и платили вам десять тысяч долларов плюс все больничные и лабораторные расходы?
— С моей стороны было бы безумием заявлять, что я могу довести до положенного срока любую трудную беременность. Да. Были случаи, когда желанная беременность наступала, но заканчивалась внезапным выкидышем. После нескольких таких случаев я предлагаю моей пациентке усыновить ребенка и помогаю организовать это.
— За отдельную плату.
— Леди, я полагаю, вам платят за то, что вы берете у меня интервью. Почему бы вам не потратить свое время на работу на общественных началах?
Глупо было огрызаться на журналистку. Глупо было рисковать вызвать ее неприязнь, давать основания подрывать доверие к нему, слишком глубоко залезать в его прошлое. Он сказал ей, что до женитьбы на Уинифред был главным акушером в Ливерпуле. Но, конечно, не упомянул больницу Христа в Девоне.
Следующим вопросом она хотела загнать его в ловушку.
— Доктор, вы делаете аборты, не так ли?
— Да, делаю.
— Разве это совместимо с работой акушера? Пытаться спасти один плод и уничтожать другой?
— Матка — это колыбель. Я презираю аборты. И мне жаль тех женщин, которые приходят без всякой надежды зачать ребенка, потому что их матки продырявлены глупыми, неумелыми, невнимательными врачами. Я думаю, что все — включая моих коллег — поразились бы, если бы узнали, как много женщин лишают себя надежды на материнство из-за того, что решили отложить это материнство, сделав аборт. Я хотел бы, чтобы все женщины донашивали детей. Но тем, кто этого не желает, я, по крайней мере, могу обеспечить уверенность в том, что когда они захотят ребенка, то смогут забеременеть и родить.
Это объяснение было принято хорошо. Журналистка смягчилась.
Он кончил есть. Откинулся на спинку стула и налил себе еще вина. Он чувствовал себя прекрасно, комфортно. Законы меняются. Через несколько лет он сможет заявить о своем гении, не боясь обвинений. Венджи Льюис, Эдна Берне, Уинифред, Клэр… они не попадут в статистику. К тому времени и след их простынет.
Он смаковал вино, снова наполнил бокал и снова выпил. Он устал. Завтра утром назначено кесарево сечение — еще один трудный случай, который добавит ему славы. Тяжелая беременность, но у плода сильное сердце, он должен родиться без осложнений. Мать — из семьи Пэйн, занимающей высокое положение в обществе, отец — Дилано Олдрич, член правления Фонда Рокфеллера. Это семья, чье ходатайство будет иметь значение, если девонский скандал когда-нибудь снова выплывет на поверхность.
Осталось только одно препятствие. Он принес карту Кэти Демайо домой. И сейчас он начнет готовить карту для замены, ту, которую покажет полиции после ее смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Здесь кольцо и брошь, Чарли, — сказала она. — Думаю, это исключает возможность ограбления. Я не осматривала письменный стол и шкаф.
— Неважно. Если Ричард заподозрит насильственную смерть, мы утром обыщем эту квартиру с лупой.
Раздался резкий стук в дверь, и Кэти открыла ее, впуская двух человек с носилками.
Эдгар Хайли вернулся к Гертруде. Она уже выпила воду, которую дала ей Кэти.
— Я принесу вам еще воды, миссис Фитцджеральд, — тихо произнес он.
Он посмотрел через плечо. Все стояли к нему спиной, глядя, как санитары поднимают тело. Сейчас или никогда. Он должен рискнуть забрать мокасин. Раз Кэти не сказала о нем сразу, маловероятно, что она вспомнит.
Он быстро пошел в ванную, открыл кран и проскользнул по коридору в спальню. Обернув руку носовым платком, чтобы не оставить отпечатков, открыл ящик ночного столика. Но только он потянулся за туфлей, как услышал шаги в коридоре. Он быстро задвинул ящик, сунул платок в карман и подошел к двери спальни. Шаги остановились.
Стараясь сохранять спокойствие, он повернулся. Ричард Кэрролл, судмедэксперт, стоял в коридоре между ванной и спальней и вопросительно смотрел на него.
— Доктор, — холодно сказал он, — я бы хотел задать вам несколько вопросов об Эдне Берне.
— Разумеется. — И добавил небрежным, как он надеялся, тоном: — Я как раз думал о мисс Берне. Как обидно, что она напрасно прожила жизнь.
— Напрасно? — резко переспросил Ричард.
— Да. У нее были уникальные математические способности. В наш компьютерный век Эдна могла бы использовать свой талант, чтобы чего-то добиться. Вместо этого она превратилась в толстую сплетницу и алкоголичку. Может, это звучит грубо, но мне искренне жаль. Мне нравилась Эдна, и мне действительно будет ее не хватать. Простите. Я пустил воду в ванной: хочу дать миссис Фитцджеральд стакан холодной воды. Бедная женщина ужасно расстроена.
Доктор Кэрролл отошел в сторону, чтобы его пропустить. Удалось ли ему этой тирадой в адрес Эдны отвлечь медэксперта от размышлений о том, что он делал в ее комнате?
Он сполоснул стакан, налил воды и отнес Гертруде. Санитары уже унесли тело, и Кэти Демайо в комнате не было.
— Миссис Демайо уехала? — спросил он следователя.
— Нет. Она разговаривает с женой управляющего. Сейчас вернется.
Он не хотел уезжать, пока не убедится в том, что Кэти не расскажет о мокасине в присутствии Гертруды. Когда через несколько минут она вернулась, то не сказала о нем ни слова.
Они вместе вышли. Квартира останется под наблюдением местной полиции до завершения расследования.
Он намеренно пошел с Кэти к ее машине, но к ним присоединился медэксперт.
— Поедем, выпьем кофе, Кэти, — сказал он. — Ты ведь знаешь закусочную «Золотая Долина»?
Медэксперт подождал, пока она сядет в машину и тронется с места, потом сказал:
— Доброй ночи, доктор Хайли. — И быстро ушел.
По дороге домой Эдгар Хайли решил, что Кэти Демайо и Ричарда Кэрролла связывают какие-то личные отношения. Когда Кэти умрет от потери крови, Ричард профессионально и эмоционально будет заинтересован в том, чтобы выяснить причину смерти. Придется быть очень, очень осторожным.
Кэрролл относится к нему враждебно. Но у Кэрролла нет причин для враждебности. Может, следовало подойти к телу Эдны? Но зачем? Не надо было толкать ее так сильно. Может, стоило ее ограбить?
Ведь первоначально он собирался поступить именно так. Если бы он это сделал, то нашел бы мокасин вчера вечером.
Эдна болтала. Она рассказала Гертруде, что он был у нее дома. Эдна могла даже изобразить, что это происходило чаще, придать этому больше значения. Гертруда сказала Кэти, что он знает, где хранятся эти жалкие драгоценности. Если они решат, что Эдну убили, станут ли связывать убийство с работой Эдны в клинике? Что еще Эдна разболтала?
По дороге домой его преследовала одна мысль.
Кэти. Кэти Демайо. Когда он благополучно уберет ее с дороги, не останется свидетельств, связывающих его со смертью Венджи — или Эдны. Документы в полном порядке. Пациентки, которыми он занимается в настоящее время, могут быть представлены самым придирчивым экспертам.
Он свернул на подъездную дорожку, заехал в гараж, вошел в дом. Бараньи отбивные лежали на тарелке, холодные, с застывшим по краям жиром, спаржа засохла, салат был вялым и теплым. Он разогреет еду в микроволновке, приготовит свежий салат. Через несколько минут стол будет выглядеть так же, как до телефонного звонка.
Он успокоился, пока снова готовил еду. Опасность почти миновала, скоро весь мир узнает о его гении. Он уже добился успеха и без сомнения может это доказать. Однажды он объявит об этом. Не сейчас, но когда-нибудь. И он не будет похож на того хвастуна, который кричал, будто добился успеха в клонировании, но отказался предъявить доказательства. У него есть точные записи, научная документация, фотографии, рентгеновские снимки, отчеты, шаг за шагом, день за днем рассказывающие обо всех проблемах и о том, как он их решил. Все это содержится в досье, которые хранятся в потайном сейфе.
Когда настанет время, он сожжет все досье, касающиеся неудач, и потребует должного признания. К тому времени у него наверняка появятся новые победы.
Ничто не должно стоять на его пути. Венджи чуть все не испортила. Что, если бы он не встретил ее, когда она выходила из кабинета Фухито? Что, если бы она не сказала ему о решении проконсультироваться с Эмметом Салемом?
Случай. Удача. Называйте, как хотите.
Но случай также послал Кэти Демайо к окну как раз в тот момент, когда он уезжал с телом Венджи. И особая ирония заключалась в том, что Кэти была его пациенткой.
Он снова сел за стол. С глубоким удовлетворением увидел, что ужин выглядит так же аппетитно, как и в первый раз. Кресс-салат хрустящий и свежий, отбивные с пылу с жару, спаржа дымится под чудесным голландским соусом. Он налил вино в тонкий бокал, восхищаясь изысканной гладкостью хрусталя. Бургундское вино обладало тем ярким букетом, который он предвкушал.
Он ел медленно. Как всегда, еда вернула ему чувство довольства. Он сделает то, что должен, и будет в безопасности.
Завтра четверг. В газетных киосках появится «Ньюсмейкер» со статьей. Это поднимет его авторитет в обществе и в медицине.
То, что он вдовец, придавало ему особую привлекательность. Он знал, что говорили его пациентки. «Доктор Хайли такой замечательный. Он такой особенный. У него красивый дом в Парквуде».
После смерти Уинифред он перестал общаться с ее друзьями. Они стали враждебно к нему относиться. Ее кузен не прекращал строить козни. Именно поэтому он три года не искал другую женщину. Он не считал одиночество жертвой. Работа поглощала все его время и полностью его удовлетворяла. И время, посвященное ей, приносило вознаграждение: самые яростные критики признали, что он талантливый врач, что больница великолепно оборудована, что «Вестлейкскому центру материнства» подражают другие доктора.
— Мы не позволяем нашим пациенткам выпивать или курить во время беременности, — говорил он журналистке из «Ньюсмейкера». — Они должны соблюдать определенную диету. Многие так называемые бесплодные женщины могли бы иметь детей, о которых мечтают, будь они так же настойчивы, как спортсмены на тренировках. Многих сегодняшних проблем со здоровьем можно было бы избежать, если бы матери правильно питались и не принимали вредных лекарств. У нас есть живой пример того, что сделал талидомид с десятками несчастных людей. Мы понимаем, что мать-наркоманка может произвести на свет ребенка-наркомана, мать-пьяница с большой вероятностью родит недоразвитого, мелкого, больного ребенка. Но множество недугов мы считаем неизбежным уделом человека… Бронхит, дислексия, астма, проблемы со зрением и слухом? Я считаю, что бороться с этими болезнями следует не в лабораториях, а в утробе. Я не приму пациентку, которая не будет меня слушаться. Я могу показать вам десятки женщин, которых я лечил, у которых в анамнезе было несколько выкидышей, а теперь у них есть дети. И многие испытали бы ту же радость, если бы захотели изменить свои привычки, особенно касающиеся еды и питья. Многие смогли бы зачать и выносить ребенка, если бы не психическая неуравновешенность, играющая роль постоянного контрацептива, гораздо более эффективного, чем любое средство, продающееся в аптеках. Это фундамент, на котором стоит «Вестлейкский центр материнства».
Его слова произвели на журналистку сильное впечатление. Но ее следующий вопрос был каверзным.
— Доктор, признаете ли вы, что вас критиковали за непомерную плату, которую вы взимаете за ваши услуги?
— Непомерная — ваше слово. Мои гонорары, за исключением спартанских расходов на жизнь, идут на развитие клиники и проведение внутриутробных исследований.
— Доктор, признаете ли вы, что большой процент ваших пациенток составляли женщины, у которых уже под вашим наблюдением несколько раз случались выкидыши, даже после того, как они в точности следовали предписанному вами режиму и платили вам десять тысяч долларов плюс все больничные и лабораторные расходы?
— С моей стороны было бы безумием заявлять, что я могу довести до положенного срока любую трудную беременность. Да. Были случаи, когда желанная беременность наступала, но заканчивалась внезапным выкидышем. После нескольких таких случаев я предлагаю моей пациентке усыновить ребенка и помогаю организовать это.
— За отдельную плату.
— Леди, я полагаю, вам платят за то, что вы берете у меня интервью. Почему бы вам не потратить свое время на работу на общественных началах?
Глупо было огрызаться на журналистку. Глупо было рисковать вызвать ее неприязнь, давать основания подрывать доверие к нему, слишком глубоко залезать в его прошлое. Он сказал ей, что до женитьбы на Уинифред был главным акушером в Ливерпуле. Но, конечно, не упомянул больницу Христа в Девоне.
Следующим вопросом она хотела загнать его в ловушку.
— Доктор, вы делаете аборты, не так ли?
— Да, делаю.
— Разве это совместимо с работой акушера? Пытаться спасти один плод и уничтожать другой?
— Матка — это колыбель. Я презираю аборты. И мне жаль тех женщин, которые приходят без всякой надежды зачать ребенка, потому что их матки продырявлены глупыми, неумелыми, невнимательными врачами. Я думаю, что все — включая моих коллег — поразились бы, если бы узнали, как много женщин лишают себя надежды на материнство из-за того, что решили отложить это материнство, сделав аборт. Я хотел бы, чтобы все женщины донашивали детей. Но тем, кто этого не желает, я, по крайней мере, могу обеспечить уверенность в том, что когда они захотят ребенка, то смогут забеременеть и родить.
Это объяснение было принято хорошо. Журналистка смягчилась.
Он кончил есть. Откинулся на спинку стула и налил себе еще вина. Он чувствовал себя прекрасно, комфортно. Законы меняются. Через несколько лет он сможет заявить о своем гении, не боясь обвинений. Венджи Льюис, Эдна Берне, Уинифред, Клэр… они не попадут в статистику. К тому времени и след их простынет.
Он смаковал вино, снова наполнил бокал и снова выпил. Он устал. Завтра утром назначено кесарево сечение — еще один трудный случай, который добавит ему славы. Тяжелая беременность, но у плода сильное сердце, он должен родиться без осложнений. Мать — из семьи Пэйн, занимающей высокое положение в обществе, отец — Дилано Олдрич, член правления Фонда Рокфеллера. Это семья, чье ходатайство будет иметь значение, если девонский скандал когда-нибудь снова выплывет на поверхность.
Осталось только одно препятствие. Он принес карту Кэти Демайо домой. И сейчас он начнет готовить карту для замены, ту, которую покажет полиции после ее смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40