Дон Винченте любил, когда говорили, что приближенные исправно ему служат.
— Я послал его с ответственным заданием за границу. Ты об этом слышал?
— Я знаю, что он на Кубе.
— Правильно. В Гаване. У меня там сейчас разворачиваются большие дела, и он поехал туда наставить местных политиканов на путь истинный. Неплохо справляется. Не припомню ни единого случая, чтобы я был недоволен работой Кобболда. Но вот беда: он оказался carogna. Пошел в Бюро по борьбе с наркотиками. В Гаване торгуют наркотиками, и он донес в полицию.
— Я не верю этому, Дон Винченте.
— Молчи и слушай. Тебя не просят верить, тебе говорят. Л наркотиками не занимаюсь и никогда не занимался. Но чем занимаются мои друзья, это их дело. Кобболд донес властям на одного из моих друзей, а тебе известно, что это значит. — Солнце, выйдя из-за облака, проникло в комнату сквозь цветное стекло высокого окна, и в его желтом свете лицо Дона Винченте, сразу постарев, приобрело восковой оттенок. — К счастью, у нас еще есть связи, помогающие контакту с властями. Между прочим, один наш знакомый знает тебя еще по Палермо. Я забыл его фамилию.
— Брэдли? — спросил Марк.
— Возможно. Он сказал, что вы вместе работали. Сказал, что на днях заедет повидаться. В подобном случае это полезное знакомство, Ричардс. Когда доносят на моего друга, мне кажется, что донесли на меня. Кстати, тот, на кого он донес, и твой друг тоже.
Спина, подумал Марк. Все сходится. Во время деловых ленчей с Кобболдом в загородном клубе или в беседах о правовых аспектах купли-продажи очередного земельного участка неизбежно возникала одна и та же тема: Спина и его переезд в Гавану, его дела с наркотиками, его перспективы. Пытаясь завоевать симпатии Марка или по крайней мере нейтрализовать в нем сторонника Спины, Кобболд не стеснялся и открыто высказывал свои предположения о том, чего надо ждать. Здоровье Дона Винченте ухудшается, и уже давно, если следовать железным обычаям Сицилии, его полагалось бы убрать с поста. Спина же, хоть и всего на несколько лет моложе Дона Винченте, был человеком сравнительно здоровым и видел себя, поскольку у Дона Винченте не было достаточно умного и сильного сына, его законным преемником. Но так как после высылки из Штатов Спина не мог туда вернуться, он уговорил Дона Винченте перевести капиталы и основные операции в Гавану, где со временем сумеет без шума все прибрать к рукам. Марк не разделял недовольства Кобболда нынешней ситуацией и его мрачных взглядов на будущее, и вот теперь своей попыткой сделать власти орудием мести и заодно осуществить собственные честолюбивые планы Кобболд совершил преступление, и прощения ему явно нет.
— Я слышал, ты мастер устраивать несчастные случаи, поэтому у меня будет к тебе просьба.
— Я к вашим услугам, Дон Винченте.
— Я ненавижу carogna, и ты, наверное, тоже. Этот малый по воскресеньям обедал у меня. И большой дом на Риджуэй, где он живет, я подарил ему на свадьбу. Любой скажет тебе, что я относился к нему лучше, чем к собственному сыну. Он знает все мои планы. Это — настоящая измена. — От волнения на кончике огромного носа Дона Винченте появилась и задрожала капля. Он достал носовой платок и громко высморкался. — Ты сделаешь мне большое одолжение, Ричардс, если съездишь в Гавану и решишь эту проблему.
— Когда вы говорите — «решить», Дон Винченте…
— Я и имею в виду — «решить». Я больше не хочу слышать о мистере Кобболде. Просьба — а в действительности приказ — требовала немедленного согласия. Любое промедление могло оказаться роковым, потому что Дон Винченте тотчас же заподозрил бы Марка в нежелании помочь ему.
— Когда я должен ехать, Дон Винченте?
— Лишь только мы сообразим, как это осуществить. Я беру на себя все расходы, остальное — за тобой. Я знаю, у тебя нет личного опыта в качестве sicario. Но ты должен будешь разработать операцию, и, скажу прямо, дело это нелегкое. Такого хитроумного поручения тебе, наверное, еще не доводилось выполнять. Кобболд куда умнее Джентиле.
Джентиле, подумал Марк, он знает про Джентиле. Сидит здесь, в этой помойной яме, никуда не показывается, но знает все, что происходит. Его восхищение Доном Винченте росло.
— Кобболд неглуп, наверное, чует, что его ждет. Он живет в роскошном отеле и никуда не выходит без двух своих телохранителей. Я только что получил донесение о том, что там делается. Они спят у него в номере. Ждут у дверей, когда он сидит в сортире. Можешь нанять всех наемных убийц, какие найдутся на Кубе, но к нему тебе не пробраться. Я чуть не забыл сказать, что он большой приятель тамошнего начальника полиции.
— Тот, кто этим займется…
— Ты, — перебил его Дон Винченте.
— Должен взять его тогда, когда телохранителей рядом не будет.
— Верно. А когда же это может быть?
— Когда он с женщиной.
— Разве он интересуется дамами? — спросил Дон Винченте.
— Говорят.
— Хотя у него очень милая жена. Еврейка.
— Я не знал, что он женат, Дон Винченте.
— Он не говорит про нее и никому не показывает. Не хотелось бы вмешивать в это дело женщин, но раз нет выхода…
Дон Винченте славился своим пуританством, своей неприязнью к проституции; он скорее отказался бы от дохода, нежели разрешил непристойность во время представлений в своих бурлесках и кабаре. Женщины, даже если они и не из Сицилии, — это прежде всего матери.
— Может, и не придется, Дон Винченте. Может, эти телохранители и не все время крутятся возле него. Нужно посмотреть собственными глазами. Чтобы решить, как действовать, нужно поехать туда и день-другой понаблюдать за ним.
— После работы его никто никогда не видел без дамы, — сказал Дон Винченте. — И как это я не сообразил, что ему нельзя доверять?
* * *
— Какие женщины нравятся нашему другу Кобболду? — спросил Марк у своего помощника Ди Сантиса.
— Блондинки, — ответил Ди Сантис. — Холодные яркие блондинки. Как и каждому второму итальянцу.
— Постойте, разве вы сами не итальянец?
Ди Сантис только что окончил университет, где специализировался по экономике. Он обладал присущим родившимся в Америке итальянцам чувством юмора.
— Конечно, итальянец. Но я стараюсь подавлять в себе этнические пороки.
— А где можно отыскать таких белокурых красавиц?
— Везде. Их стало полно с тех пор, как телевидение погубило Голливуд и Калифорния потеряла свою привлекательность. Сейчас у нас с десяток бурлесков на Дуайт-стрит.
Так это и было. Их стиль и репертуар варьировались от «Фламинго», где по субботам можно было увидеть все тридцать две позиции из «Камасутры», а голые девицы разгуливали между столиками, готовые взобраться на колени к любому привлекательному мужчине и прижать его голову к своей груди, до «Баварского замка», где певица, главным достоинством которой был высокий мелодичный голос, раздевалась только до штанишек.
Линда Уотс, родом из Саут-Бенда, штат Индиана, была от природы серьезной девушкой, которая когда-то отлично справлялась с обязанностями секретарши, но имела несчастье занять первое место на городском конкурсе красоты. После чего она почувствовала потребность позировать журнальным фотографам, что в свою очередь привело к выступлениям в бурлеске. Ни петь, ни танцевать по-настоящему она не умела, но зато грациозно двигалась и обладала броской, хотя и недолговечной красотой.
После представления Марк зашел к ней в уборную. Когда-то «Баварский замок» принадлежал Дону Винченте, и несмотря на то, что он продал его вместе с прочими своими владениями на Дуайт-стрит, его имя все еще пользовалось там уважением.
— Линда, до меня дошли слухи, что дела у вас идут неважно. Хотите быстро заработать десять тысяч?
— Десять тысяч? А что я должна сделать? Ограбить банк?
У нее был неприятный смех. Он входил в арсенал средств, принятых на вооружение девицей, которая для самозащиты была вынуждена создать некую видимость искушенности и твердости духа. По этой же причине и в ее лице появилось что-то жесткое. Но зато она обладала тем, что никогда не утрачивает своей привлекательности в глазах южанина: голубыми глазами и плотно облегающим голову шлемом шелковистых светлых волос.
— Вам придется соблазнить моего приятеля.
— Подождите минутку. На жизнь я зарабатываю пением, в данный момент во всяком случае.
— Ваш ангажемент скоро кончается, верно?
— На следующей неделе. Я провалилась с небывалым за всю историю треском.
— Не нужно так умалять себя. Вы слишком хороши для этой помойки. — Он говорил искренне.
— Спасибо на добром слове, приятель. Мне оно очень кстати. Тем не менее, опять придется сесть на пособие по безработице. Какую сумму вы назвали?
— Десять тысяч.
— Я подумала, что ослышалась, А что с вашим другом? У него проказа?
— Насколько мне известно, с ним все в порядке.
— Мне рассказывали про нефтяного шейха, который, чтобы возбудиться, ломал курам ноги. Что-нибудь в этом духе?
— Мой друг — молод, хорош собой, обаятелен и богат. Вряд ли он охотник до извращений. Вам придется провести в его компании два-три дня, самое большее.
— И ночи, естественно.
— Возможно. Не знаю. Если он захочет, то да. А когда задание будет выполнено, вам придется все забыть.
После этих слов шутливость, которой Линда защищалась, как рукой сняло. Лицо ее стало задумчивым и умным, а внезапно набежавшие морщинки сделали его даже одухотворенным.
— Почему? — спросила она, понизив голос, но более твердо.
Марк без удовольствия пригубил виски со льдом. — ему не хотелось пить, но она настояла. Он предпочитал глуповато-миловидную Линду, какой она была минуту назад. Сейчас же лицо ее стало по-мужски бесстрастным.
— Потому, что вы получите хороший куш, а деньги вам очень нужны.
— Я не об этом спрашиваю. Я хочу знать больше. Неужели, по-вашему, я соглашусь на подобное предложение, не зная, в чем дело?
— В городе найдутся девицы, которые лягут в постель с этим человеком и за сотню, — сказал Марк. — Разница в том, что у вас есть голова. Я ознакомился с вашей биографией и понял, что вы умеете шевелить мозгами. Потому вам и предлагают десять тысяч. Могу добавить, что ничего противозаконного тут нет. Нарушать закон вам не придется.
— Молодой, интересный и при деньгах? А где все это произойдет? Здесь, в Солсбери?
— Нет. На курорте, где-нибудь на юге. Как только закончится ваш ангажемент. Мой друг уже там. Вы поедете туда, проведете с ним несколько дней, а потом отправитесь домой.
— Не сюда?
— Нет, поедете домой. Это входит в наш договор.
— Вы хотите сказать, что я должна буду сидеть в Саут-Бенде?
— Да. Пока вам не скажут, что вы можете располагать собой.
— Не понимаю. Придется вам рассказать мне об этом поподробнее.
— Больше рассказывать нечего. Есть молодой человек, ему скучно. Он интересуется женщинами, особенно такого типа, как вы. Там, где он сейчас, таких женщин нет, поэтому мы и посылаем вас к нему. Вернее — везем, потому что я поеду вместе с вами.
— Другими словами, делаете ему дорогой подарок. — Она вложила в эту фразу всю горечь, какую могла. — Вы итальянец, да?
— Почему вы так думаете?
— Сразу видно, что итальянец, только акцент у вас другой. В этом городе всем правят итальянцы. Даже наше заведение, я знаю, принадлежит итальянцу.
— Принадлежало, — поправил он ее. — Только я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему делу.
— Я чувствую, что и вы работаете на этого человека.
— Не имеет значения, кто я и на кого работаю. Мне случайно стало известно, что вам надоело ваше занятие, а мое предложение дает вам возможность с ним покончить. Ваши родные знают, чем вы занимаетесь здесь, в Солсбери?
— Еще чего! — воскликнула она. — Я из респектабельной пресвитерианской семьи. Мой отец был дьяконом.
— Вам надо вернуться домой, — сказал он. — Женщина вы красивая. Вернетесь в Саут-Бенд, выйдете замуж за человека из страхового бизнеса и заведете детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50