А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

А вообще-то и в Москве для журналиста работы достаточно.
Фофанов давно уже обосновался в кабинете главного редактора и чувствовал себя в нем вполне уверенно. Он неожиданно предложил:
- Заглянем в комнату отдыха.
- На диван не станешь валить? - с любопытством поинтересовалась Настя.
- Таких мыслей нет. А хотелось бы...
- Как-то не совпадает, - развеселилась Настя. - Мыслей, говоришь, нет, а желания имеются...
У крупных руководителей "при большевиках" были "комнаты отдыха", имелась она и у Главного газеты. Настя никогда в ней не была, но знала, как и вся редакция, что она существует и ведет в неё дверь за рабочим столом почти незаметная, "вписанная" в деревянные панели отделки.
Настя прошла за Фофановым в комнату и с любопытством огляделась. Ничего особенного: обеденный стол, два мягких кресла, стулья, сервант с баром, холодильник, шкаф для одежды, книжные полки, телевизор. Еще одна дверь вела в ванную комнату с туалетом.
- Персональный сортирчик? - спросила ехидно. - Вместе с родным коллективом не можешь, Юрий Борисович?
- Язва ты, Соболек! - Фофанов не стал обижаться, наоборот, тихо гордился, что вот у него теперь есть комната отдыха и персональный туалет, и Настя заметила это. Кто-то ему сказал, что на Западе наличие подобных "удобств" определяет статус руководителя.
Фофанов нервничал, это Настя заметила сразу. Он не знал, как следует разговаривать с нею, все ещё его подчиненной, сотрудницей газеты, которой он руководит, но неожиданно обретшей новый статус - богатой дамы. К тому же молодой и красивой.
Он был в редакции, когда из телетайпной принесли сообщение о миллионах русской журналистки. Новость была ошеломляющей, в правдоподобность её не верилось, и Фофанов распорядился её не печатать. И в то же время уже тогда у него появилась смутная надежда - может быть это и есть выход из ямы, в которую попала газета? Он очень хотел, чтобы сообщение о миллионах оказалось правдой. Ведь не случайно же говорят, что дуракам всегда везет. Ну, в данном случае не дурак, а дура - какая разница?
Юрий Борисович открыл бар - там была вполне приличная батарея бутылок.
- Присаживайся к столу, Анастасия. Коньяк, виски, водка?
- Хорошо, широко живут демократы! - вроде бы одобрила Настя. Водочку, будь любезен.
Он налил ей водки, а сам хлопнул рюмку коньяка, заел, загрыз конфетой. Настя, выпив, посидела тихо, задумчиво разглядывая "комнату отдыха".
- Все-таки ленивые вы, русские мужики, - сделала вывод.
- Наблюдение интересное, - отметил Фофанов. - На чем основано?
- У вас сколько в спецбуфете трудится-вертится девиц? Три? На десять начальников - три прислужницы! И не маши руками... Вы, борцы с привилегиями, спецбуфеты для себя сохраните, не сомневаюсь. Так поручи одной из этих обслуживать твою комнату отдыха - чтобы были чай, кофе, лимоны ломтиками, фрукты и цветочки в вазочке. Да выбери ту, что помоложе, Варварой, по-моему, её зовут. Потребуется тебе вечерком "тепленького", Варька не откажет, вся редакция знает, что она добренькая.
- Хоть и злая ты, Настасья, а совет даешь дельный, - Фофанов снова плеснул в рюмки.
- За фирму обидно! Негоже главному редактору такой большой газеты хлестать коньяк из грязных рюмок и рукавом вытираться-закусывать!
- Хорошо мыслишь! Несколько дней провела на Западе, а уже кое-чему научилась.
- То ли ещё будет! - в тон Фофанову ответила Настя.
Ей было любопытно, зачем Юрий Борисович зазвал её в комнату отдыха, угощает водочкой, ведет дружескую беседу. Не для того же, чтобы попытаться трахнуть, должен ведь понимать, что это пустой номер. Если бы два-три года назад, когда редакционные начальники могли куражиться над любой корреспонденткой, хотя бы и с приставкой "спец", тогда бы она ещё подумала - чего не сделаешь ради карьеры. А так... Не тот мужик Юрий Борисович, чтобы барышни вешались гроздьями ему на шею. Должен это понимать, пусть рвет клубничку с редакционных грядок, а она, Настя, перед такими, как он, теперь надежно прикрыта своими миллионами. Что, в таком случае, ему нужно? Спросила прямо:
- Что тебе от меня нужно, дорогой Юрий Борисович? Словечко "дорогой" прозвучало с изрядной долей иронии.
Фофанов ответил, улыбаясь:
- Мне требуется, чтобы вся редакция знала, что мы с тобой уединились в моей комнате отдыха и пропустили по паре рюмок. Ты ведь теперь знаменитость во всероссийском масштабе.
- А если серьезно?
- Газета шатается... Понимаешь, Анастасия Игнатьевна, газету тянут то влево, то вправо... А я боюсь, что - в пропасть. У меня на такие вещи чутье развито. Время ныне хмурое, тусклое. Не за себя опасаюсь, в конце концов у меня приятелей много, дадут возможность зарабатывать на хлеб с маслом... А газета может погибнуть...
- Но, кажется, сейчас свобода и демократия наступили? Печатай, что хочешь, но и живи, как можешь...
Не совсем понятно было, говорит это Настя всерьез или иронизирует.
- Вот, вот... Свобода для всех, - Фофанов голосом подчеркнул это "для всех", - и задала нам задачку. Ты знаешь, мы всегда были с нашим издательством единым целым, а теперь они хотят отделиться, стать самостоятельными... Понимаешь, что это значит для нас?
Дальше можно было и не объяснять. Издательство - это типография, полиграфическая база, снабжение бумагой, распространение газеты. В советские времена издательство и газета рассматривались как единый комплекс: дело редакционного коллектива было готовить газету, а все остальное делало издательство. Газета считалась правительственной, и правительство именно через издательство её финансировало, вкладывая огромные средства. Издательство - это не только производственная база, но и жилые дома, дачные поселки, пионерские лагеря, дома отдыха. Без издательства газета - это всего лишь редакционный корпус, пара-тройка других редакционных зданий, если их оттяпают по суду.
- Можно помешать прекратить эту междоусобную войну? - спросила Настя.
- Боюсь, что нет. Они, издательские, как взбесились, решили, что мы у них на шее сидим. И, главное, заводилы из руководства почуяли большие деньги. Бо-о-льшие!
- Откуда?
- Конечно, не от верблюда, - хмуро усмехнулся Фофанов. - Я их хатки все вижу насквозь... Отделятся и начнут продавать... Хозяйство, сама знаешь, богатое. Один дом культуры с отделкой из мрамора чего стоит! А дачи, дома отдыха под Москвой и на Черноморском побережье! Да знаешь ли ты, что в Петрово-Дальнем есть редакционный особняк, который принадлежал ещё сподвижнику Берии Абакумову? И вокруг него два десятка гектаров земли с корабельными соснами! Все это стоит бешеных денег!
- Как же они могут все это распродать?
Настя сказала "они", не зная, кто имеется в виду - просто "они", как воплощение недобрых сил.
- А запросто! Большой хозяин - Президиум Верховного Совета СССР, изволил помереть, не оставив завещания... Все от кого-то отделяются, вот и эти...
- А как ведет себя директор издательства?
Настя хотела представить себе реальную картину. Директор издательства по должности входил в состав редколлегии, то есть вроде был в подчинении у Главного газеты и обязан был бы выполнять его указания.
- Они его спаивают, - безнадежно махнул рукой Фофанов. - Взяли в плотное кольцо и не дают просохнуть. Он и раньше не отказывался, а сейчас тем более, когда бояться стало некого. Уже дважды кровь перекачивали...
Опять "они"! И Настя прямо спросила Фофанова, кого он имеет в виду.
- Два его зама, - Юрий Борисович назвал фамилии. - Главбух, начальники ведущих отделов - планового и бумаги, главный инженер, начальник отдела экспедирования...
- Ничего себе компания! - удивилась Настя. - Да ведь все эти люди были в номенклатуре редколлегии!
- Сами и взрастили, - согласился Фофанов. Он выдал ещё порцию информации:
- Мне кажется, что они пообещали ему процент от сделок.
- Иными словами, купили его?
- Можно и так сказать...
- Что же вы, редколлегия, собираетесь предпринять? - встревожено спросила Настя. Все-таки речь шла о её родной газете.
- Дай не мне - газете взаймы, чтобы перекрутиться хотя бы первое время. Зарплату платить нечем, за бумагу заплатить нечем! Нечем, нечем, нечем!
Юрий Борисович впадал в истерику. Настя налила ему коньяк:
- Выпей, успокаивает.
И с беспощадной откровенностью сказала:
- Ничем тебе не могу помочь, Юрий Борисович. И рада бы, но не могу! В завещании тети есть пункт, запрещающий расходовать деньги на политическую деятельность. А газета - это политика, большая политика...
Она врала, сочиняя правдоподобную версию на ходу.
- Значит, не можешь,.. - сник Юрий Борисович. Он явно многое ждал от встречи с Настей и вот...
"Еще сто раз коммуняг вспомните, при которых жили, как у Христа за пазухой", - не без злорадства подумала Настя.
Она поймала печальный взгляд Фофанова и приложила палец к губам. Настя уже привыкала жить в мире больших и маленьких секретов. Она достала из сумочки маленький приборчик, который по её просьбе приобрел для неё господин Густав Рамю.
Фофанов с интересом наблюдал за нею. Настя пошла с приборчиком вдоль стен, приборчик замигал красным, как только она поднесла его к столику с телефонами. "Господи, до чего же они однообразные, - Настя разочарованно вздохнула. - Привыкли совать своих "клопов" в телефонные трубки".
Но сразу же возникло недоумение: "Кому понадобилось слушать Фофанова? Зачем? Знают ведь, что безвредный пустомеля". И сообразила: "клопик" остался от старых времен, от бывшего Главного, но это не значит, что он "бесхозный" - хозяева меняются, службы остаются... Она предложила:
- А не продолжить ли нам разговор в "Белом солнце пустыни"? Сейчас прямо и пойдем, я проголодалась, пора бы и откушать...
- Весьма польщен, - Юрий Борисович, напуганный красненьким сигналом "адской" машинки, откровенно обрадовался приглашению. - Только...
- Не волнуйся, у меня там кредит,.. - успокоила его Настя. - Люблю этот ресторанчик. Все по-домашнему, без затей...
- Хорошо вам, богачам,.. - вздохнул Юрий Борисович.
Они возвратились в кабинет и Фофанов вызвал помощника.
- Мы с Анастасией Игнатьевной пойдем пообедаем, - сообщил он. Конечно, для всех - я уехал на собрание демократической общественности в Дом кино.
Через пять минут вся редакция уже знала, что и.о. главного редактора господин Фофанов отправился "с этой миллионершей Соболевой" в ресторан. Редакционные девы бились над животрепещущим вопросом: кто кого пригласил, он её, или она его. Официальная первая леди редакции Ленка Ирченко рыдала в своем кабинете, её утешала Люся Заболотина: "Чего психуешь, дуреха? У миллионерш порядок такой: хочешь проявить уважение - пообедай вместе". "Я его, козла облезлого, люблю", - всхлипывала Ленка. "Ну и люби на здоровье, - рассудила Люська. - У твоего Фофанова с Настасьей деловые интересы". Слезы Ирченко её забавляли.
В ресторанчике Настя заказала скромный обед - она не собиралась откармливать Фофанова, ей требовалось с ним договориться об очень важных вещах. Когда Юрий Борисович попытался добавить к заказу коньяк, она сказала официанту:
- Степа, выпивка не требуется.
Официант понятливо кивнул. Настя была постоянной клиенткой и всегда давала щедрые чаевые, а спутник её "не показался", судя по всему от "бывших" отбился, а к "новым" не прибился. Но официант был человеком с опытом и, на всякий случай, держался предельно вежливо: "бывшие" порою быстро обрастают жирком.
- И проследи, чтобы нам не мешали, - распорядилась Настя.
- Как можно! - вполне искренне заверил официант Степа.
Заказ был выполнен мгновенно. Насте и самой было непривычно под хорошую закуску пить "Боржоми" и "Кока-колу", но видя, как Фофанов с кислой физиономией хлебает водичку, тихо злорадствовала.
- Садистка ты все-таки, Анастасия, - обречено вздохнул Фофанов. И без надежды предложил:
- Может быть, все-таки закажем по граммулечке?
- Обойдемся. Теперь слушай меня внимательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68