Может, мы слишком много платим за этот офис? Или лее стоматологический кабинет приносит такую кучу бабок?
– У меня новая подружка, – начал Минский, а мы с Эрни дружно вздохнули. Я отодвинулся от стола и встал.
– Спокойной ночи, Минский, – сказал я, приготовившись продолжить с того места, где закончил Эрни, и напрягая те мускулы, которые лучше всего подойдут для швыряния коротышек в коридор.
– На этот раз все совсем по-другому.
– Ты всегда так говоришь, но, черт возьми, всегда одна и та же фигня, – сказал я, постепенно повышая голос, одновременно во мне поднималась волна злобы. – Ты впутался в какой-то блудняк с очередной шлюшкой и теперь хочешь, чтобы мы отмазали тебя перед твоей женушкой.
– Нет, пожалуйста, выслушайте… вы не понимаете… Ее зовут Стар, она – аллозавриха. Мы познакомились с ней на бульваре Сансет. Она просто фантастическая девушка.
– Какая-нибудь малявка, сбежавшая из дома? – спросил я.
– Не совсем. Ну… ей девятнадцать. То есть с юридической точки зрения она несовершеннолетняя, но она вовсе не беглянка, даже можно сказать, что у нее свое дело…
Эрни, который вычищал грязь из-под когтей ножом для вскрытия конвертов, встрепенулся:
– Проститутка, значит.
Лицо Минского исказилось от боли, словно Эрни со всего размаха влепил ему пощечину.
– Ни в коем случае! Почему ты так говоришь?
– Ну, ты же сам сказал, что вы повстречались на бульваре Сансет, но она не какая-нибудь там мелкая сопля, убежавшая из дома, а у нее свое дело. Пораскинь мозгами, Минский, какой напрашивается вывод?
– Уверяю вас, Стар – не проститутка. Она торгует картами.
– Картами? – переспросил я.
– Ну, картами, на которых обозначены дома звезд Голливуда.
Мы с Эрни заржали и какое-то время не могли остановиться.
– Я рад, что вас так развеселила ее работа, – сказал Минский, когда наша истерика сократилась до размеров отдельных смешков. – Но Стар неплохо зарабатывает на жизнь, она добрая, и вообще самая милая девушка из всех, кого я знаю.
– Отлично, – прервал я эту любовную песнь. – Но если она такая милашка, и ты чертовски счастлив, то к нам-то зачем приперся?
Минский повесил голову, и голос его стал тихим даже для такого коротышки.
– Мне кажется, она крадет у меня закись азота, ну, знаете, «веселящий газ»…
– Милая девочка.
– И эфир.
– Просто супермилая девочка.
Минский, вероятно, один из самых известных и высокооплачиваемых дантистов-динозавров в Лос-Анджелесе. Он замечательно умеет спиливать зубы, делать их похожими на человеческие, и занимает определенную нишу на рынке подобных услуг. Но когда дело касается женщин, то знаний у него недостаточно, еще нужно учиться и учиться. Это уже четвертая его любовница, о которой он нам поведал за последние два года, но я на все сто уверен, что было еще много других, о которых он просто не упоминает. Но, с другой стороны, может, это мне стоит поучиться – как-никак Минский, черт его побери, выполняет свой «мужской» долг намного чаще меня.
И все же, как мне кажется, эти девицы каждый раз обдирают его как липку.
– Ну и что ты от нас хочешь? – спросил я.
– Найдите ее.
– Ты что не знаешь, где твоя подружка?
– Нет…не совсем.
– Возможно, это и есть идеальные отношения между мужчиной и женщиной, – хихикнул я.
– И я хочу, чтобы вы выяснили, действительно ли она ворует у меня.
– А если это так?
– Помешайте ей. Или просто остановите. Верните мне мое имущество.
– А почему бы тебе просто не поговорить с ней, попросить по-хорошему? – спросил Эрни. – Разве не на этом основаны отношения? Доверие, честность и весь прочий бред.
Минский пожал своими тощими детскими плечиками. Он что, стал еще меньше, чем был минуту назад?
– Я боюсь, что если я спрошу… если я попрошу ее остановиться, то она меня бросит… или…
– Или расскажет Шарлин про ваши шуры-муры.
Шарлин – это его жена. Очень ревнивая. Ревнивая жена, которая в шесть раз больше по размеру, чем наш незадачливый герой-любовник.
Минский кивнул.
– Да, – с каждой секундой он становился все меньше, я уже было заподозрил, что сейчас он съежится до размеров горошины и вообще исчезнет из виду.
Мы с Эрни переглянулись, при этом наши взгляды встретились не более чем на полсекунды. За это время мы уже можем прочесть мысли друг друга, так что вопрос решается еще до того, как клиент осознает, что он был задан.
– Мы займемся этим, – вздохнул я, а Минский поднял глаза и заулыбался, всем своим видом выражая, как он нам благодарен.
– Правда?
– Дай нам недельку или чуть побольше, – сказал Эрни.
– Сколько? – спросил Минский, нащупывая бумажник.
Мы снова переглянулись, и я сказал:
– Три месяца без арендной платы.
– По рукам! – воскликнул Минский.
– И еще два бесплатных визита в стоматологический кабинет, – добавил Эрни. – Мне нужно поставить коронки на левые нижние зубы, ну и возможно, обновить мост.
Внезапно Минский спрыгнул с дивана и вразвалочку пошел к моему столу. Без особых усилий он запрыгнул на него, по дороге свалил на пол несколько бумажек, навис над Эрни, который послушно открыл рот и отдался в маленькие опытные руки доктора. Минский заурчал, обнаружив в пасти Эрни износившиеся коронки.
– Я вставлю тебе коронки фирмы «Импресарио», – сообщил он. – Отличная вставная челюсть. Модель «Джордж Гамильтон». Без проблем.
Внезапно внимание Минского обратилось на меня, и он с сопением пошлепал по столу, в ходе своего решительного наступления сбрасывая на пол все больше бумаг.
Я отпрянул.
– Спасибо, но… спасибо, мне и так хорошо.
– Ну же, Винсент, поддержание ротовой полости в порядке должно у тебя стоять на следующем месте после походов в церковь, – заявил Минский, потянувшись толстенькими ручками к моим стиснутым челюстям.
– В этом смысле я зубной атеист. Так что отвали, шмакодявка.
Минский пожал плечами и спрыгнул со стола.
– Я ценю то, что вы делаете для меня, парни.
– Но нам понадобится информация, – сказал Эрни.
Я нацарапал на задней стороне конверта список того, что нам понадобится:
– Полное имя, дата рождения, откуда родом, ну если есть возможность, парочку фоток.
– Откровенных? – спросил Минский.
– Подойдут и обычные.
После этого Минский отчалил. Я стал приводить в порядок свой стол, поднимать бумаги с пола, а Эрни снял пальто и повесил его на металлический крюк, прибитый на дверь.
– Ты веришь этому парню? – спросил он.
– Несчастный сукин сын.
– Раз в полгода он тут как тут с очередной слезливой историей о своей новой даме сердца.
– Некоторые мужики… – начал я. – Некоторые мужики просто не могут совладать с собой. Они не понимают, где та грань, через которую не стоит переходить.
– Я тебе скажу, в чем причина. Он считает, что его ответ жизни заключен в бабах. Минский думает, что он не будет самим собой, пока он не с бабой.
– Ну нельзя же так жить.
– Но нормальный мужик может существовать сам по себе, – настаивал мой напарник. – И даже должен.
– Ты прав, Эрн. Ты прав.
Мы молча прибрались в офисе и пожелали друг другу спокойной ночи. Я прошел по коридору и умылся в туалете, потом вернулся. Мое лицо все еще было влажным, капельки воды скатывались с фальшивого латексного носа и образовывали на полу маленькие лужицы. А Эрни тем временем, свернувшись калачиком, спал на диване. Ботинки валялись на полу рядом. Кусачее шерстяное одеяло натянуто до подбородка. Обеими руками Эрни крепко обхватил маленькую диванную подушку, и с его толстых губ срывался легкий храп.
И я поехал домой в гордом одиночестве.
2
Утром я опоздал на работу, а все из-за митинга в поддержку легализации марихуаны, проходившего перед монолитным зданием правительственных учреждений, которое возвышается над бульваром Уилшир неподалеку от Калифорнийского университета. Движение автотранспорта было заблокировано во всех направлениях на несколько миль. Для Лос-Анджелеса пробки – обычное дело, но поскольку мой кондиционер не работал в полную силу, то мне приходилось все время держать окна открытыми, чтобы хоть какой-то свежий воздух проникал внутрь. Постоянно играла какая-то фольклорная музыка, и раздавался сильный запах травки, которую покуривали митингующие. Довольно быстро у меня совершенно испортилось настроение.
Эрни не оказалось на месте. Одеяло было сложено и убрано. Диван приведен в надлежащий вид. Уже как минимум полгода Эрни ночует в офисе, и я больше не пристаю к нему по этому поводу.
Если потертая обстановка нового холостяцкого логова в Голливуде мешает ему хорошо выспаться, то разве я имею право лезть со своими советами и настаивать, что это не так?
На моем столе меня ждала записка. Крупные, но аккуратные буквы поперек желтого листа бумаги. «Ушел к зубному.» Но я не думаю, что Эрни пошел на осмотр к Минскому по их вчерашней договоренности. Скорее всего, он сейчас осматривает офис клиента, возможно, его дом, или то любовное гнездышко, где Минский кувыркался со своей юной подружкой-аллозаврихой. На это у него уйдет как минимум час или даже больше. Значит, у меня есть время, чтобы сразу перейти к бумажной работе, которая нарастает, словно снежный ком, и грозит обрушиться на меня лавиной и окончательно похоронить мой стол под грудой исков и свидетельских показаний.
В приоткрытую дверь постучали. Я повернулся и увидел знакомое лицо (на самом деле я видел его не далее как вчера), заглядывающее из коридора.
– А Эрни здесь?
В кабинет проник запах теплой овсянки и сирени. На мгновение мой мозг оцепенел, и верх взяли инстинкты. Внезапно я обнаружил, что качаю головой, присев при этом на краешек стола, а руки сами по себе скрестились на груди.
– Его нет.
– Ох. Рада тебя видеть, Винсент, – она зашла в кабинет. На ее плече болталась сумочка а la «коллекция Шанель». Морщинки в положенных местах по-прежнему отсутствовали.
– И я рад тебя видеть, Луиза.
Мы натянуто улыбнулись друг другу.
– Как твой новый муж? Терренс, его так, кажется, зовут?
– Террелл.
– Ой, прости. Террелл. Ну и как у него дела?
– Ну, учитывая сложившиеся обстоятельства, дела у него неплохо. Вот только с дыханием проблемы.
– У ти-рексов частенько такое бывает.
– Да, к сожалению, мы этим страдаем, – кивнула она.
На минуту воцарилось молчание, и я пытался понять, не нарушаем ли мы какие-то нормы поведения или моральные установки, просто находясь в одной комнате в отсутствие Эрни.
Луиза первой прервала тишину.
– Мы ведь… то есть ты ведь…
– Не сержусь ли я на тебя?
– Да. Ты ведь не сердишься на меня?
– Нет-нет, что ты, конечно, нет, – я широко улыбнулся в подтверждение собственной искренности. По крайней мере, я надеялся, что она примет мои слова за чистую монету.
– Спасибо. Может быть, ты хочешь…
– Нет. Это только ваше дело. Я имею в виду твой развод с Эрни. Я здесь ни при чем.
Казалось, Луизу удовлетворил мой ответ, и отсутствие негатива с моей стороны послужило сигналом к дальнейшему проникновению в наш кабинет. Через минуту она уже уселась на диван, поерзала и вдруг засунула себе руку под ягодицы, словно собиралась почесать их, хотя дамам такое поведение определенно не свойственно, и выудила ночную маску, обеспечивающую спящему комфортную темноту.
– Похоже, это маска Эрни.
– Похоже, да.
– Он что… Он здесь ночует?
– Ну, раз или два в месяц. Когда задерживается на работе допоздна.
Этот разговор мог бы продолжаться вечность. Луиза сидела бы на диване, а я – на краешке стола, и мы говорили бы об Эрни, или, скорее, молчали бы о нем несколько дней, тренируя те участки мозга, которые отвечают за пустую светскую болтовню. Но мне еще нужно было быстренько перекусить и заняться бумажной работой, так что я выдал стандартный вопрос, от которого посетители либо поспешно заходят внутрь, либо так же поспешно уходят прочь.
– Луиза, чем я могу тебе помочь?
Из уголка ее левого глаза потек ручеек слез, заполняя узенькую полоску, где настоящая чешуйчатая кожа соприкасалась с полистироловой маской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– У меня новая подружка, – начал Минский, а мы с Эрни дружно вздохнули. Я отодвинулся от стола и встал.
– Спокойной ночи, Минский, – сказал я, приготовившись продолжить с того места, где закончил Эрни, и напрягая те мускулы, которые лучше всего подойдут для швыряния коротышек в коридор.
– На этот раз все совсем по-другому.
– Ты всегда так говоришь, но, черт возьми, всегда одна и та же фигня, – сказал я, постепенно повышая голос, одновременно во мне поднималась волна злобы. – Ты впутался в какой-то блудняк с очередной шлюшкой и теперь хочешь, чтобы мы отмазали тебя перед твоей женушкой.
– Нет, пожалуйста, выслушайте… вы не понимаете… Ее зовут Стар, она – аллозавриха. Мы познакомились с ней на бульваре Сансет. Она просто фантастическая девушка.
– Какая-нибудь малявка, сбежавшая из дома? – спросил я.
– Не совсем. Ну… ей девятнадцать. То есть с юридической точки зрения она несовершеннолетняя, но она вовсе не беглянка, даже можно сказать, что у нее свое дело…
Эрни, который вычищал грязь из-под когтей ножом для вскрытия конвертов, встрепенулся:
– Проститутка, значит.
Лицо Минского исказилось от боли, словно Эрни со всего размаха влепил ему пощечину.
– Ни в коем случае! Почему ты так говоришь?
– Ну, ты же сам сказал, что вы повстречались на бульваре Сансет, но она не какая-нибудь там мелкая сопля, убежавшая из дома, а у нее свое дело. Пораскинь мозгами, Минский, какой напрашивается вывод?
– Уверяю вас, Стар – не проститутка. Она торгует картами.
– Картами? – переспросил я.
– Ну, картами, на которых обозначены дома звезд Голливуда.
Мы с Эрни заржали и какое-то время не могли остановиться.
– Я рад, что вас так развеселила ее работа, – сказал Минский, когда наша истерика сократилась до размеров отдельных смешков. – Но Стар неплохо зарабатывает на жизнь, она добрая, и вообще самая милая девушка из всех, кого я знаю.
– Отлично, – прервал я эту любовную песнь. – Но если она такая милашка, и ты чертовски счастлив, то к нам-то зачем приперся?
Минский повесил голову, и голос его стал тихим даже для такого коротышки.
– Мне кажется, она крадет у меня закись азота, ну, знаете, «веселящий газ»…
– Милая девочка.
– И эфир.
– Просто супермилая девочка.
Минский, вероятно, один из самых известных и высокооплачиваемых дантистов-динозавров в Лос-Анджелесе. Он замечательно умеет спиливать зубы, делать их похожими на человеческие, и занимает определенную нишу на рынке подобных услуг. Но когда дело касается женщин, то знаний у него недостаточно, еще нужно учиться и учиться. Это уже четвертая его любовница, о которой он нам поведал за последние два года, но я на все сто уверен, что было еще много других, о которых он просто не упоминает. Но, с другой стороны, может, это мне стоит поучиться – как-никак Минский, черт его побери, выполняет свой «мужской» долг намного чаще меня.
И все же, как мне кажется, эти девицы каждый раз обдирают его как липку.
– Ну и что ты от нас хочешь? – спросил я.
– Найдите ее.
– Ты что не знаешь, где твоя подружка?
– Нет…не совсем.
– Возможно, это и есть идеальные отношения между мужчиной и женщиной, – хихикнул я.
– И я хочу, чтобы вы выяснили, действительно ли она ворует у меня.
– А если это так?
– Помешайте ей. Или просто остановите. Верните мне мое имущество.
– А почему бы тебе просто не поговорить с ней, попросить по-хорошему? – спросил Эрни. – Разве не на этом основаны отношения? Доверие, честность и весь прочий бред.
Минский пожал своими тощими детскими плечиками. Он что, стал еще меньше, чем был минуту назад?
– Я боюсь, что если я спрошу… если я попрошу ее остановиться, то она меня бросит… или…
– Или расскажет Шарлин про ваши шуры-муры.
Шарлин – это его жена. Очень ревнивая. Ревнивая жена, которая в шесть раз больше по размеру, чем наш незадачливый герой-любовник.
Минский кивнул.
– Да, – с каждой секундой он становился все меньше, я уже было заподозрил, что сейчас он съежится до размеров горошины и вообще исчезнет из виду.
Мы с Эрни переглянулись, при этом наши взгляды встретились не более чем на полсекунды. За это время мы уже можем прочесть мысли друг друга, так что вопрос решается еще до того, как клиент осознает, что он был задан.
– Мы займемся этим, – вздохнул я, а Минский поднял глаза и заулыбался, всем своим видом выражая, как он нам благодарен.
– Правда?
– Дай нам недельку или чуть побольше, – сказал Эрни.
– Сколько? – спросил Минский, нащупывая бумажник.
Мы снова переглянулись, и я сказал:
– Три месяца без арендной платы.
– По рукам! – воскликнул Минский.
– И еще два бесплатных визита в стоматологический кабинет, – добавил Эрни. – Мне нужно поставить коронки на левые нижние зубы, ну и возможно, обновить мост.
Внезапно Минский спрыгнул с дивана и вразвалочку пошел к моему столу. Без особых усилий он запрыгнул на него, по дороге свалил на пол несколько бумажек, навис над Эрни, который послушно открыл рот и отдался в маленькие опытные руки доктора. Минский заурчал, обнаружив в пасти Эрни износившиеся коронки.
– Я вставлю тебе коронки фирмы «Импресарио», – сообщил он. – Отличная вставная челюсть. Модель «Джордж Гамильтон». Без проблем.
Внезапно внимание Минского обратилось на меня, и он с сопением пошлепал по столу, в ходе своего решительного наступления сбрасывая на пол все больше бумаг.
Я отпрянул.
– Спасибо, но… спасибо, мне и так хорошо.
– Ну же, Винсент, поддержание ротовой полости в порядке должно у тебя стоять на следующем месте после походов в церковь, – заявил Минский, потянувшись толстенькими ручками к моим стиснутым челюстям.
– В этом смысле я зубной атеист. Так что отвали, шмакодявка.
Минский пожал плечами и спрыгнул со стола.
– Я ценю то, что вы делаете для меня, парни.
– Но нам понадобится информация, – сказал Эрни.
Я нацарапал на задней стороне конверта список того, что нам понадобится:
– Полное имя, дата рождения, откуда родом, ну если есть возможность, парочку фоток.
– Откровенных? – спросил Минский.
– Подойдут и обычные.
После этого Минский отчалил. Я стал приводить в порядок свой стол, поднимать бумаги с пола, а Эрни снял пальто и повесил его на металлический крюк, прибитый на дверь.
– Ты веришь этому парню? – спросил он.
– Несчастный сукин сын.
– Раз в полгода он тут как тут с очередной слезливой историей о своей новой даме сердца.
– Некоторые мужики… – начал я. – Некоторые мужики просто не могут совладать с собой. Они не понимают, где та грань, через которую не стоит переходить.
– Я тебе скажу, в чем причина. Он считает, что его ответ жизни заключен в бабах. Минский думает, что он не будет самим собой, пока он не с бабой.
– Ну нельзя же так жить.
– Но нормальный мужик может существовать сам по себе, – настаивал мой напарник. – И даже должен.
– Ты прав, Эрн. Ты прав.
Мы молча прибрались в офисе и пожелали друг другу спокойной ночи. Я прошел по коридору и умылся в туалете, потом вернулся. Мое лицо все еще было влажным, капельки воды скатывались с фальшивого латексного носа и образовывали на полу маленькие лужицы. А Эрни тем временем, свернувшись калачиком, спал на диване. Ботинки валялись на полу рядом. Кусачее шерстяное одеяло натянуто до подбородка. Обеими руками Эрни крепко обхватил маленькую диванную подушку, и с его толстых губ срывался легкий храп.
И я поехал домой в гордом одиночестве.
2
Утром я опоздал на работу, а все из-за митинга в поддержку легализации марихуаны, проходившего перед монолитным зданием правительственных учреждений, которое возвышается над бульваром Уилшир неподалеку от Калифорнийского университета. Движение автотранспорта было заблокировано во всех направлениях на несколько миль. Для Лос-Анджелеса пробки – обычное дело, но поскольку мой кондиционер не работал в полную силу, то мне приходилось все время держать окна открытыми, чтобы хоть какой-то свежий воздух проникал внутрь. Постоянно играла какая-то фольклорная музыка, и раздавался сильный запах травки, которую покуривали митингующие. Довольно быстро у меня совершенно испортилось настроение.
Эрни не оказалось на месте. Одеяло было сложено и убрано. Диван приведен в надлежащий вид. Уже как минимум полгода Эрни ночует в офисе, и я больше не пристаю к нему по этому поводу.
Если потертая обстановка нового холостяцкого логова в Голливуде мешает ему хорошо выспаться, то разве я имею право лезть со своими советами и настаивать, что это не так?
На моем столе меня ждала записка. Крупные, но аккуратные буквы поперек желтого листа бумаги. «Ушел к зубному.» Но я не думаю, что Эрни пошел на осмотр к Минскому по их вчерашней договоренности. Скорее всего, он сейчас осматривает офис клиента, возможно, его дом, или то любовное гнездышко, где Минский кувыркался со своей юной подружкой-аллозаврихой. На это у него уйдет как минимум час или даже больше. Значит, у меня есть время, чтобы сразу перейти к бумажной работе, которая нарастает, словно снежный ком, и грозит обрушиться на меня лавиной и окончательно похоронить мой стол под грудой исков и свидетельских показаний.
В приоткрытую дверь постучали. Я повернулся и увидел знакомое лицо (на самом деле я видел его не далее как вчера), заглядывающее из коридора.
– А Эрни здесь?
В кабинет проник запах теплой овсянки и сирени. На мгновение мой мозг оцепенел, и верх взяли инстинкты. Внезапно я обнаружил, что качаю головой, присев при этом на краешек стола, а руки сами по себе скрестились на груди.
– Его нет.
– Ох. Рада тебя видеть, Винсент, – она зашла в кабинет. На ее плече болталась сумочка а la «коллекция Шанель». Морщинки в положенных местах по-прежнему отсутствовали.
– И я рад тебя видеть, Луиза.
Мы натянуто улыбнулись друг другу.
– Как твой новый муж? Терренс, его так, кажется, зовут?
– Террелл.
– Ой, прости. Террелл. Ну и как у него дела?
– Ну, учитывая сложившиеся обстоятельства, дела у него неплохо. Вот только с дыханием проблемы.
– У ти-рексов частенько такое бывает.
– Да, к сожалению, мы этим страдаем, – кивнула она.
На минуту воцарилось молчание, и я пытался понять, не нарушаем ли мы какие-то нормы поведения или моральные установки, просто находясь в одной комнате в отсутствие Эрни.
Луиза первой прервала тишину.
– Мы ведь… то есть ты ведь…
– Не сержусь ли я на тебя?
– Да. Ты ведь не сердишься на меня?
– Нет-нет, что ты, конечно, нет, – я широко улыбнулся в подтверждение собственной искренности. По крайней мере, я надеялся, что она примет мои слова за чистую монету.
– Спасибо. Может быть, ты хочешь…
– Нет. Это только ваше дело. Я имею в виду твой развод с Эрни. Я здесь ни при чем.
Казалось, Луизу удовлетворил мой ответ, и отсутствие негатива с моей стороны послужило сигналом к дальнейшему проникновению в наш кабинет. Через минуту она уже уселась на диван, поерзала и вдруг засунула себе руку под ягодицы, словно собиралась почесать их, хотя дамам такое поведение определенно не свойственно, и выудила ночную маску, обеспечивающую спящему комфортную темноту.
– Похоже, это маска Эрни.
– Похоже, да.
– Он что… Он здесь ночует?
– Ну, раз или два в месяц. Когда задерживается на работе допоздна.
Этот разговор мог бы продолжаться вечность. Луиза сидела бы на диване, а я – на краешке стола, и мы говорили бы об Эрни, или, скорее, молчали бы о нем несколько дней, тренируя те участки мозга, которые отвечают за пустую светскую болтовню. Но мне еще нужно было быстренько перекусить и заняться бумажной работой, так что я выдал стандартный вопрос, от которого посетители либо поспешно заходят внутрь, либо так же поспешно уходят прочь.
– Луиза, чем я могу тебе помочь?
Из уголка ее левого глаза потек ручеек слез, заполняя узенькую полоску, где настоящая чешуйчатая кожа соприкасалась с полистироловой маской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55