Просто извинишься при всех…
– Ты меня прощаешь? – фыркнул Айк.
Усталые рейнджеры вскинули головы. Мидоуз сузил глаза, Айк вытащил горнолыжные очки с почти черными стеклами. Он нацепил дужки на уши и опустил очки на грубую татуировку, что пересекала все лицо – от лба через щеки до самого подбородка. Отвернулся от придурка и сощурился, глядя в окно на лежащую перед ним огневую позицию.
«Небо» над лагерем прорезали искусственные молнии. Множество мечущихся лазерных лучей образовывали острый купол в милю шириной. Вдалеке мигали стробоскопы. Дреды Айка – он обрезал их до плеч – тоже частично прикрывали глаза, но этого было недостаточно. Айк, такой сильный в подземной тьме, здесь терялся.
Военные городки напоминали Айку разбитое судно в Арктике – приближается зима, и понимаешь, что навигация здесь короткая. Именно так и здесь, внизу, – в одном месте нельзя оставаться подолгу.
Каждый коридор, каждый туннель, каждую щель в высоченных стенах грота заливал свет, и все же в «небе» над лагерем мелькали крылатые животные. Иногда они уставали и спускались вниз – отдохнуть или поесть – и мгновенно сгорали в лазерном куполе. Крутые пятидесятиметровые навесы с каркасами из титанового сплава защищали рабочие и жилые помещения от обвалов, а заодно и от останков сгоревших животных. Издалека лагерь казался скоплением огромных соборов.
Конвейерные ленты, тянущиеся к боковым туннелям, лифтовые шахты, разнообразные вентиляционные трубы, выступающие из потолка, пелена смога – место походило на ад, и этот ад был создан руками человека.
По конвейеру ползли в глубину продукты, оборудование, боеприпасы, обратно – руда.
Вагон подошел к воротам и остановился, рейнджеры гуськом вышли из вагона – они даже растерялись от ощущения безопасности. Люди жаждали поскорее очутиться внутри, за колючей проволокой, наброситься на холодное пиво, горячие гамбургеры и завалиться спать.
Что до Айка, он предпочел бы присоединиться к новому отряду. Хоть сию минуту.
К вагону бежали запоздавшие санитары с носилками; проходя через ворота, освещенные дуговыми лампами, они показались белыми, как ангелы. Айк опустился на колени возле раненого, потому что это следовало сделать и потому что ему нужно было взять себя в руки. Свет расположили таким образом, чтобы, освещать все происходящее и убивать все, что можно убить светом.
– Понесли, – сказал санитар, и Айк отпустил руку юноши.
В вагоне он остался один. Рейнджеры друг за другом прошли через ворота, превращаясь во взрывы слепящего сияния.
Айк встал перед воротами, борясь с желанием ринуться обратно в темноту. Побуждение было таким сильным, что он испытывал боль, словно от раны. Мало кто понимал его. Айк как будто впал в манихейство – для него существовали только свет и тьма. И никаких оттенков серого.
С негромким криком Айк прижал к глазам ладони и побежал через ворота. Выбеленный светом, он казался прозрачным, как воспаряющая душа. Проходить здесь было с каждым разом труднее.
За колючей проволокой и мешками с песком Айк замедлил пульс и прочистил легкие. В соответствии с распорядком вынул обойму, расстрелял оставшиеся патроны в ящик с песком, показал личный знак часовым в пуленепробиваемой форме.
«Лагерь «Елена», – гласила надпись на доске. Кто-то давно зачеркнул слова «Черные лошади» и вывел «Волкодавы». Это, в свою очередь, тоже было зачеркнуто и сверху написано еще с полдюжины названий других подразделений. Единственная постоянная надпись гласила: «– 16 232 фута».
Согнувшись под тяжестью снаряжения, Айк тащился мимо солдат в формах «ниндзя» – черный камуфляж для подземных действий; кто не при исполнении, были в армейских свитерах, в тренировочных брюках. Но куда бы ни шли солдаты – на тренировку, на мессу, поиграть в баскетбол, в гарнизонный магазин проглотить пару пирожных или выпить соку, – у всех и каждого с собой были винтовка или пистолет – про бойню двухлетней давности никто не забыл.
Из-под своих висящих, как веревки, дредов Айк косился на гражданских, которых тут становилось все больше. В основном сюда ехали шахтеры и строители, встречались наемники и миссионеры – передовой отряд колонизации. Когда Айк уезжал – два месяца назад, – их было лишь несколько десятков, теперь, кажется, стало больше, чем солдат. И конечно, они вели себя с высокомерием большинства.
Айк услышал звонкий смех и вздрогнул, увидев троих проституток, на вид лет под тридцать. У одной была не грудь, а настоящие волейбольные мячи. Впрочем, она удивилась при виде Айка гораздо больше. Соломинка, через которую она тянула какой-то напиток, выскользнула из розовых губ, и женщина изумленно уставилась на него. Айк отвернулся и поспешил убраться.
Лагерь рос, и очень быстро. Как сотни подобных поселений во всем мире, этот рост характеризовался не только появлением новых кварталов и поселенцев; о многом говорили используемые материалы. Здесь царил бетон. Дерево считалось роскошью. Развитие производства металлопроката требовало времени, а также наличия вблизи необходимых руд. А бетон нужно лишь взять – выскрести из пола или стен. Дешевый, удобный, прочный цемент был самым ходовым материалом и питал дух первопроходчества.
Айк вошел в сектор, где два месяца назад жили рейнджеры. Теперь все – полосу препятствий, и башню для тренировок по спуску, и полигон для стрельб – прибрали к рукам поселенцы, наводнившие лагерь. Чего тут только не было – палатки, навесы, цыганские шатры. Гул голосов и дикая музыка обрушились на Айка, словно жуткая вонь.
Единственное, что напоминало о бывшем штабе подразделения, – два блока-кабинета, скрепленные скотчем. Потолок у них был из картона. Айк прислонил рюкзак к стене, посмотрел на бродивших кругом работяг и головорезов и решил взять его внутрь. По-дурацки себя чувствуя, постучал в картонную стену.
– Войдите! – рявкнули оттуда.
Бранч говорил с кем-то через портативный компьютер, кое-как установленный на коробки с консервами; с одного боку валялся шлем, с другого – винтовка.
– Элиас! – приветствовал его Айк.
Бранч радости не выказал. Его маска из шрамов и рубцов сморщилась в брюзгливую гримасу.
– А, блудный сын! – сказал он. – А мы как раз о тебе говорили. – И майор повернул ноутбук.
Теперь Айк мог видеть лицо на экране и сам находился в поле зрения видеокамеры. На связи был Джамп Линкольн, один из бывших товарищей Бранча по воздушно-десантным войскам, а теперь офицер, начальник лейтенанта Мидоуза.
– Ты, видно, остатки мозгов растерял? – спросило у Айка изображение на мониторе. – Мне на стол минуту назад лег рапорт. Там сказано, что ты отказался выполнять приказ. В присутствии всего вверенного лейтенанту отряда. И что ты, угрожая ему, направил на него оружие. Ты можешь что-нибудь сказать, Крокетт?
Айк не стал прикидываться дурачком, но и сдаваться тоже не собирался.
– Быстро как лейтенант пишет, – заметил он. – Мы прибыли всего минут двадцать назад.
– Ты угрожал офицеру? – Динамик ноутбука придавал лаю Джампа какой-то металлический оттенок.
– Возражал.
– В боевых условиях, в присутствии подчиненных?
Бранч покачал головой, выражая недовольство.
– Этот человек нездешний, – объяснил Айк. – Из-за него один парень оказался покалечен. Я не видел смысла разделять его заблуждение. И в конце концов я его убедил.
Косое изображение Джампа кипело от злости. Наконец он сказал:
– Я считал, что район чист. Предполагалось, что это пробный марш для Мидоуза. Хочешь сказать, вы наткнулись на хейдлов?
– Ловушки, – пояснил Айк. – Многовековой давности. Думаю, с каменного века там никто не ходил.
Айк не стал напоминать, что его как раз и отправили пасти не в меру шустрого выпускника СПОР.
На экране возникло изображение настенной карты.
– Куда они подевались? – спросил Джамп. – У нас не было столкновений с противником уже несколько месяцев.
– Не беспокойтесь, – сказал Айк. – Они где-то внизу.
– Не уверен. Иногда мне кажется, что хейдлы отступили окончательно. Или вымерли от какой-нибудь болезни.
Бранч быстро вмешался.
– На мой взгляд, ситуация патовая, – заявил он Джампу. – Мой клоун обезвредил твоего. Думаю, мы договоримся.
Оба майора знали, что Мидоуз – хуже землетрясения. И конечно, вместе с Айком его больше не пошлют. Айка это устраивало.
– Растак вас, – сдался Джамп. – Засуну рапорт подальше. На этот раз.
Бранч продолжал смотреть на Айка.
– Не знаю, Джамп, – сказал он. – Может, хватит нам с ним нянчиться?
– Элиас, я же знаю, что у тебя на него особые надежды, – возразил Джамп. – Но я говорил – не зацикливайся. С бумажной посудой нужно поосторожнее. Говорю тебе, они те еще штучки.
– Спасибо за рапорт. Я твой должник. – Бранч ткнул в кнопку «Выкл.» и повернулся к Айку. – Отлично, – начал он. – Скажи, тебе что – жить надоело?
Если майор и ждал от собеседника раскаяния, то напрасно. Айк взял несколько ящиков и сделал себе сиденье.
– «Бумажная посуда», – произнес он. – Что-то новенькое. Военный жаргон?
– Цэрэушный, если тебе непременно нужно знать. Означает «попользовался и выбросил». В ЦРУ так обычно называют разные туземные спецоперации. А тут речь идет о молодцах вроде тебя, которых мы добыли из глубин и используем как разведчиков.
Айк сказал:
– Это вроде как твоя идея.
Настроение у Бранча было по-прежнему гнусное.
– До чего же ты вовремя выступил. Конгресс закрывает нашу базу. Продает ее. Какой-то своре корпоративных гиен. Оглянуться не успеешь, а правительство проиграло очередному картелю. Мы делаем всю грязную работу, а международный бизнес тут как тут со своей службой безопасности, разработчиками, горным оборудованием. Мы льем кровь, а они купоны стригут. Мне дали три недели, чтобы перевести все подразделение во временные кварталы на глубине две тысячи футов под лагерем «Элисон». Времени у меня мало, Айк. Я тут кишки надрываю, чтобы тебя вытащить, а ты, значит, угрожаешь офицеру в боевой обстановке.
Айк поднял два пальца:
– Больше не буду, папочка!
Бранч шумно выдохнул. Он с отвращением оглядел свой крошечный кабинет. По соседству грохотал сотнями децибел какой-то кантри-вестерн.
– Ты посмотри на нас, – продолжил Бранч. – Жалкие мы люди. Проливаем кровь, а компании зарабатывают. А честь?
– Честь?
– Не надо, Айк. Именно честь. Не деньги, не власть, не имущество. Я про суть соблюдения кодекса. Вот этого. – И он положил руку на сердце.
– Ты не слишком многого хочешь?
– А ты?
– Я же не кадровый офицер.
– Ты тоже не пустое место, – сказал Бранч и сгорбился. – Трибунал над тобой продолжается. Заочно. Пока ты там сражался. Одна самовольная отлучка превратилась в дезертирство с места боевых действий.
Айк не слишком удивился.
– Подам апелляцию.
– Это и была апелляция.
Айк и виду не подал, что расстроен.
– Есть слабый луч надежды, – продолжил Бранч. – Ты должен явиться для вынесения приговора. Я поговорил с начальником Военно-юридического управления – там считают, ты можешь рассчитывать на помилование. Я подергал все веревочки, какие только мог. Рассказал им, сколько от тебя пользы. Кое-кто наверху пообещал замолвить слово. Не то чтобы прямо, но, сдается мне, суд проявит снисходительность. Должны, черт побери!
– Это и есть луч надежды?
Бранч не поддался:
– Могло быть и хуже, знаешь ли.
Они и раньше спорили об этом до упаду. Айк не стал возражать. Для армии он не сын, а пушечное мясо. И вовсе не армия вызволила его из рабства, напомнила ему, что он человек, сняла с него оковы и залечила раны. Его спас Бранч. И Айк этого никогда не забудет.
– Попробовать-то можно, – сказал майор.
– Не стоит, я думаю, – мягко ответил Айк. – Подниматься опять наверх.
– Здесь, внизу, опасно.
– Наверху хуже.
– Нельзя тут выжить в одиночку.
– Присоединюсь к какому-нибудь отряду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Ты меня прощаешь? – фыркнул Айк.
Усталые рейнджеры вскинули головы. Мидоуз сузил глаза, Айк вытащил горнолыжные очки с почти черными стеклами. Он нацепил дужки на уши и опустил очки на грубую татуировку, что пересекала все лицо – от лба через щеки до самого подбородка. Отвернулся от придурка и сощурился, глядя в окно на лежащую перед ним огневую позицию.
«Небо» над лагерем прорезали искусственные молнии. Множество мечущихся лазерных лучей образовывали острый купол в милю шириной. Вдалеке мигали стробоскопы. Дреды Айка – он обрезал их до плеч – тоже частично прикрывали глаза, но этого было недостаточно. Айк, такой сильный в подземной тьме, здесь терялся.
Военные городки напоминали Айку разбитое судно в Арктике – приближается зима, и понимаешь, что навигация здесь короткая. Именно так и здесь, внизу, – в одном месте нельзя оставаться подолгу.
Каждый коридор, каждый туннель, каждую щель в высоченных стенах грота заливал свет, и все же в «небе» над лагерем мелькали крылатые животные. Иногда они уставали и спускались вниз – отдохнуть или поесть – и мгновенно сгорали в лазерном куполе. Крутые пятидесятиметровые навесы с каркасами из титанового сплава защищали рабочие и жилые помещения от обвалов, а заодно и от останков сгоревших животных. Издалека лагерь казался скоплением огромных соборов.
Конвейерные ленты, тянущиеся к боковым туннелям, лифтовые шахты, разнообразные вентиляционные трубы, выступающие из потолка, пелена смога – место походило на ад, и этот ад был создан руками человека.
По конвейеру ползли в глубину продукты, оборудование, боеприпасы, обратно – руда.
Вагон подошел к воротам и остановился, рейнджеры гуськом вышли из вагона – они даже растерялись от ощущения безопасности. Люди жаждали поскорее очутиться внутри, за колючей проволокой, наброситься на холодное пиво, горячие гамбургеры и завалиться спать.
Что до Айка, он предпочел бы присоединиться к новому отряду. Хоть сию минуту.
К вагону бежали запоздавшие санитары с носилками; проходя через ворота, освещенные дуговыми лампами, они показались белыми, как ангелы. Айк опустился на колени возле раненого, потому что это следовало сделать и потому что ему нужно было взять себя в руки. Свет расположили таким образом, чтобы, освещать все происходящее и убивать все, что можно убить светом.
– Понесли, – сказал санитар, и Айк отпустил руку юноши.
В вагоне он остался один. Рейнджеры друг за другом прошли через ворота, превращаясь во взрывы слепящего сияния.
Айк встал перед воротами, борясь с желанием ринуться обратно в темноту. Побуждение было таким сильным, что он испытывал боль, словно от раны. Мало кто понимал его. Айк как будто впал в манихейство – для него существовали только свет и тьма. И никаких оттенков серого.
С негромким криком Айк прижал к глазам ладони и побежал через ворота. Выбеленный светом, он казался прозрачным, как воспаряющая душа. Проходить здесь было с каждым разом труднее.
За колючей проволокой и мешками с песком Айк замедлил пульс и прочистил легкие. В соответствии с распорядком вынул обойму, расстрелял оставшиеся патроны в ящик с песком, показал личный знак часовым в пуленепробиваемой форме.
«Лагерь «Елена», – гласила надпись на доске. Кто-то давно зачеркнул слова «Черные лошади» и вывел «Волкодавы». Это, в свою очередь, тоже было зачеркнуто и сверху написано еще с полдюжины названий других подразделений. Единственная постоянная надпись гласила: «– 16 232 фута».
Согнувшись под тяжестью снаряжения, Айк тащился мимо солдат в формах «ниндзя» – черный камуфляж для подземных действий; кто не при исполнении, были в армейских свитерах, в тренировочных брюках. Но куда бы ни шли солдаты – на тренировку, на мессу, поиграть в баскетбол, в гарнизонный магазин проглотить пару пирожных или выпить соку, – у всех и каждого с собой были винтовка или пистолет – про бойню двухлетней давности никто не забыл.
Из-под своих висящих, как веревки, дредов Айк косился на гражданских, которых тут становилось все больше. В основном сюда ехали шахтеры и строители, встречались наемники и миссионеры – передовой отряд колонизации. Когда Айк уезжал – два месяца назад, – их было лишь несколько десятков, теперь, кажется, стало больше, чем солдат. И конечно, они вели себя с высокомерием большинства.
Айк услышал звонкий смех и вздрогнул, увидев троих проституток, на вид лет под тридцать. У одной была не грудь, а настоящие волейбольные мячи. Впрочем, она удивилась при виде Айка гораздо больше. Соломинка, через которую она тянула какой-то напиток, выскользнула из розовых губ, и женщина изумленно уставилась на него. Айк отвернулся и поспешил убраться.
Лагерь рос, и очень быстро. Как сотни подобных поселений во всем мире, этот рост характеризовался не только появлением новых кварталов и поселенцев; о многом говорили используемые материалы. Здесь царил бетон. Дерево считалось роскошью. Развитие производства металлопроката требовало времени, а также наличия вблизи необходимых руд. А бетон нужно лишь взять – выскрести из пола или стен. Дешевый, удобный, прочный цемент был самым ходовым материалом и питал дух первопроходчества.
Айк вошел в сектор, где два месяца назад жили рейнджеры. Теперь все – полосу препятствий, и башню для тренировок по спуску, и полигон для стрельб – прибрали к рукам поселенцы, наводнившие лагерь. Чего тут только не было – палатки, навесы, цыганские шатры. Гул голосов и дикая музыка обрушились на Айка, словно жуткая вонь.
Единственное, что напоминало о бывшем штабе подразделения, – два блока-кабинета, скрепленные скотчем. Потолок у них был из картона. Айк прислонил рюкзак к стене, посмотрел на бродивших кругом работяг и головорезов и решил взять его внутрь. По-дурацки себя чувствуя, постучал в картонную стену.
– Войдите! – рявкнули оттуда.
Бранч говорил с кем-то через портативный компьютер, кое-как установленный на коробки с консервами; с одного боку валялся шлем, с другого – винтовка.
– Элиас! – приветствовал его Айк.
Бранч радости не выказал. Его маска из шрамов и рубцов сморщилась в брюзгливую гримасу.
– А, блудный сын! – сказал он. – А мы как раз о тебе говорили. – И майор повернул ноутбук.
Теперь Айк мог видеть лицо на экране и сам находился в поле зрения видеокамеры. На связи был Джамп Линкольн, один из бывших товарищей Бранча по воздушно-десантным войскам, а теперь офицер, начальник лейтенанта Мидоуза.
– Ты, видно, остатки мозгов растерял? – спросило у Айка изображение на мониторе. – Мне на стол минуту назад лег рапорт. Там сказано, что ты отказался выполнять приказ. В присутствии всего вверенного лейтенанту отряда. И что ты, угрожая ему, направил на него оружие. Ты можешь что-нибудь сказать, Крокетт?
Айк не стал прикидываться дурачком, но и сдаваться тоже не собирался.
– Быстро как лейтенант пишет, – заметил он. – Мы прибыли всего минут двадцать назад.
– Ты угрожал офицеру? – Динамик ноутбука придавал лаю Джампа какой-то металлический оттенок.
– Возражал.
– В боевых условиях, в присутствии подчиненных?
Бранч покачал головой, выражая недовольство.
– Этот человек нездешний, – объяснил Айк. – Из-за него один парень оказался покалечен. Я не видел смысла разделять его заблуждение. И в конце концов я его убедил.
Косое изображение Джампа кипело от злости. Наконец он сказал:
– Я считал, что район чист. Предполагалось, что это пробный марш для Мидоуза. Хочешь сказать, вы наткнулись на хейдлов?
– Ловушки, – пояснил Айк. – Многовековой давности. Думаю, с каменного века там никто не ходил.
Айк не стал напоминать, что его как раз и отправили пасти не в меру шустрого выпускника СПОР.
На экране возникло изображение настенной карты.
– Куда они подевались? – спросил Джамп. – У нас не было столкновений с противником уже несколько месяцев.
– Не беспокойтесь, – сказал Айк. – Они где-то внизу.
– Не уверен. Иногда мне кажется, что хейдлы отступили окончательно. Или вымерли от какой-нибудь болезни.
Бранч быстро вмешался.
– На мой взгляд, ситуация патовая, – заявил он Джампу. – Мой клоун обезвредил твоего. Думаю, мы договоримся.
Оба майора знали, что Мидоуз – хуже землетрясения. И конечно, вместе с Айком его больше не пошлют. Айка это устраивало.
– Растак вас, – сдался Джамп. – Засуну рапорт подальше. На этот раз.
Бранч продолжал смотреть на Айка.
– Не знаю, Джамп, – сказал он. – Может, хватит нам с ним нянчиться?
– Элиас, я же знаю, что у тебя на него особые надежды, – возразил Джамп. – Но я говорил – не зацикливайся. С бумажной посудой нужно поосторожнее. Говорю тебе, они те еще штучки.
– Спасибо за рапорт. Я твой должник. – Бранч ткнул в кнопку «Выкл.» и повернулся к Айку. – Отлично, – начал он. – Скажи, тебе что – жить надоело?
Если майор и ждал от собеседника раскаяния, то напрасно. Айк взял несколько ящиков и сделал себе сиденье.
– «Бумажная посуда», – произнес он. – Что-то новенькое. Военный жаргон?
– Цэрэушный, если тебе непременно нужно знать. Означает «попользовался и выбросил». В ЦРУ так обычно называют разные туземные спецоперации. А тут речь идет о молодцах вроде тебя, которых мы добыли из глубин и используем как разведчиков.
Айк сказал:
– Это вроде как твоя идея.
Настроение у Бранча было по-прежнему гнусное.
– До чего же ты вовремя выступил. Конгресс закрывает нашу базу. Продает ее. Какой-то своре корпоративных гиен. Оглянуться не успеешь, а правительство проиграло очередному картелю. Мы делаем всю грязную работу, а международный бизнес тут как тут со своей службой безопасности, разработчиками, горным оборудованием. Мы льем кровь, а они купоны стригут. Мне дали три недели, чтобы перевести все подразделение во временные кварталы на глубине две тысячи футов под лагерем «Элисон». Времени у меня мало, Айк. Я тут кишки надрываю, чтобы тебя вытащить, а ты, значит, угрожаешь офицеру в боевой обстановке.
Айк поднял два пальца:
– Больше не буду, папочка!
Бранч шумно выдохнул. Он с отвращением оглядел свой крошечный кабинет. По соседству грохотал сотнями децибел какой-то кантри-вестерн.
– Ты посмотри на нас, – продолжил Бранч. – Жалкие мы люди. Проливаем кровь, а компании зарабатывают. А честь?
– Честь?
– Не надо, Айк. Именно честь. Не деньги, не власть, не имущество. Я про суть соблюдения кодекса. Вот этого. – И он положил руку на сердце.
– Ты не слишком многого хочешь?
– А ты?
– Я же не кадровый офицер.
– Ты тоже не пустое место, – сказал Бранч и сгорбился. – Трибунал над тобой продолжается. Заочно. Пока ты там сражался. Одна самовольная отлучка превратилась в дезертирство с места боевых действий.
Айк не слишком удивился.
– Подам апелляцию.
– Это и была апелляция.
Айк и виду не подал, что расстроен.
– Есть слабый луч надежды, – продолжил Бранч. – Ты должен явиться для вынесения приговора. Я поговорил с начальником Военно-юридического управления – там считают, ты можешь рассчитывать на помилование. Я подергал все веревочки, какие только мог. Рассказал им, сколько от тебя пользы. Кое-кто наверху пообещал замолвить слово. Не то чтобы прямо, но, сдается мне, суд проявит снисходительность. Должны, черт побери!
– Это и есть луч надежды?
Бранч не поддался:
– Могло быть и хуже, знаешь ли.
Они и раньше спорили об этом до упаду. Айк не стал возражать. Для армии он не сын, а пушечное мясо. И вовсе не армия вызволила его из рабства, напомнила ему, что он человек, сняла с него оковы и залечила раны. Его спас Бранч. И Айк этого никогда не забудет.
– Попробовать-то можно, – сказал майор.
– Не стоит, я думаю, – мягко ответил Айк. – Подниматься опять наверх.
– Здесь, внизу, опасно.
– Наверху хуже.
– Нельзя тут выжить в одиночку.
– Присоединюсь к какому-нибудь отряду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83