- Да? - сказала она.
Ни "Да, мистер?" или "Добрый день". Я никогда не терял времени на то,
чтобы раздражаться грубостью служащих конторы: в этом всегда бывают
виноваты наниматели. У меня создалось впечатление, что я не полюблю ее
начальника.
- Здравствуйте, - сказал любезно я.
- Да? - повторила она тем же тоном без всякого выражения.
- Здравствуйте.
Я решил быть любезным, нравится ли ей это или нет.
- Скажите, наконец, вы стараетесь прикидываться умным? Я вас
спросила, что вам надо.
Хорошо. Она глупа. Еще один плохой пункт в пользу доктора Бермана. Я
заявил:
- Скажите доктору Берману, что это по вопросу, который интересует
полицию.
Она сразу преобразилась. Еще плохой признак. Она должна была бы
спросить мое удостоверение.
- Да, сэр. Я сейчас же уведомлю его, мистер. Теперь, сэры сыпали, как
из ведра. Она теперь была сама любезность и объявила мне, что я мог сразу
же войти.
- Здравствуйте, - сказал я проходя мимо нее. Она широко раскрыла рот
и повторила "здравствуйте" в свою очередь. Она не плохо соображала.
Кабинет Бермана был роскошен и обставлен с большим вкусом. По стенам
проходили две гигантские черные линии на белом фоне. Пол был покрыт
зеленым ковром, на котором любое пятно резко бы выделялось. Комбинация
радио, теле, проигрывателя и микрофона, все щедро отделанное бронзой
стояла на специальном столе. Над диваном метра четыре длиной, висела
псевдо, модерн люстра. Потолок был задрапирован материей кремового цвета.
При моем появлении он встал. Это был высокий тип, наполненный жиром.
На нем был серый костюм от дорого портного. Триста долларов. Он просто
обливал его фигуру. Все его слабые стороны были тщательно закамуфлированы:
его большой зад, широкие бедра, узкие плечи. Костюм определенно стоил
цену, которую за него заплатили.
Он удостоил меня теплым пожатием руки.
- Я очень счастлив видеть вас, сэр, - сказал он.
Я ничего на это не ответил. Инспектор полиции, который приходит
поговорить с директором госпиталя, это всегда нехороший признак. К чему же
его заявление, что он рад меня видеть? Этот тип был специалистом по
крепким и теплым рукопожатиям. Почему? Он больше не не занимался
врачеванием. Его роль заключалась в том, чтобы взимать деньги с пациентов.
Его роль заключалась в том, чтобы заставить себя любить своими служащими.
Но он мне совсем не понравился, но ведь у меня, очень недоверчивый
характер, я это знал.
Я показал ему свое удостоверение.
- Нам бы хотелось получить некоторые сведения, - сказал я. - Я из
конторы прокурорского надзора.
Это сулило всякие ужасы, жалобы клиентов, поданные на госпиталь и на
отдельных лиц, жалобы на неправильную оплату и многое другое.
- Да, - сказал он, - да, да.
Казалось он нервничал и чувствовал себя неуверенно. Безусловно у него
был свой маленький рэкет, который он широко использовал. Например:
отправить санитарную карету по вызову до самого Вестчестера за сорок
долларов за этот путь, десять из них шоферу, а остальные ему в карман.
- Мы получили жалобу на чрезвычайно высокую оплату, - сказал я. - Я
могу сесть?
- Да, да. Конечно.
Он очень быстро забыл свой торжественный вид.
- Мы стараемся скрыть это дело от газет, - продолжал я свою ложь. - В
конце концов, часть ваших доходов вы получаете от муниципалитета. Мы себя
чувствуем ответственным за вас.
- Да, да.
- Прежде чем реагировать на жалобы, мы хотели бы узнать, какие меры
вы приняли, чтобы предотвратить такие возможности. Мы не собираемся
конфисковать ваши досье и ваши счета и привлекать к ответственности вас и
ваш персонал. Я думаю, что вас это тоже не устраивало бы.
Мой голос звучал спокойно и очень уверенно для доктора Бермана.
Он побледнел.
- Нет, нет. Это обеспокоило бы наших клиентов.
И тебя тоже, фазан ты эдакий. Я уверен, что небольшой просмотр его
досье вскрыл бы многие противозаконные операции.
- Я был бы очень огорчен, если бы пришлось сделать это, - с печалью в
голосе проговорил я. - Получить соответствующие мандаты со всеми
вытекающими отсюда последствиями. И уж совсем против воли, я был вынужден
поместить здесь двух наших агентов, конечно инкогнито.
Его глаза округлились.
- Но почему?
- Один член вашего коллектива, доктор Хенли, может быть мог так
устроить, чтобы уничтожить компрометирующие документы.
- Но какие документы?
Легкий знак головой. Он уже рассмотрел такую возможность и не
исключил ее.
- По первому диагнозу доктора Лиона, может быть. Превращенный
доктором Хенли в серьезное и опасное заболевание. Необходимость операции.
Такого сорта документы, какие я, если бы я был доктором Хенли, хотел,
чтобы они исчезли. Или, быть может, я заменил бы их другим диагнозом.
- Другими?
Или он был идиотом, или прикидывался таким.
- Такими, чтобы операция казалась необходимой.
У него был подавленный вид.
- Так что мы поставили кое-кого из наших людей. Никто не сможет
уничтожить какие-либо ваши документы без того, чтобы я не узнал об этом.
Мы очень внимательны.
Он не сомневался в этом.
- Проверка при помощи инфракрасных лучей. ЦРУ выделили нам такие
аппараты. Но это ультра секрет.
Это казалось уже совсем зловеще. Еще немного и я сам поверил бы в
это. Что касается Бермана, то он был сражен.
- Да, да, - проговорил он. - Да, безусловно.
Этот бедный прохвост будет теперь вынужден оставить в архиве бумаги,
которые будут компрометировать его самого. Теперь он уже был совсем готов.
- Что за человек, этот доктор Хенли?
Я довел его уже до такого состояния, что он должен был отвечать уже
не задумываясь на все мои вопросы.
- Очень надменный. Очень надменный и характер у него невероятный. -
Его лицо изменилось. Несколько месяцев тому назад он накинулся на
анастезиста во время одной операции. Он оставил больного на столе, подошел
к врачу о котором я сказал и выругал его самым неприличных образом.
- А разве это так необычно для него? Разве хирурги иногда не ругаются
во время операций?
- Да, конечно, да, и никто их в этом не упрекает. Они страшно
напряжены, каждая секунда на счету. Но он не удовольствовался тем, что
выругал анастезиста, он еще размахивал под самым его носом своим
окровавленным бистуреем. То, что вы сами должны согласиться уже не входит
ни в какие рамки.
- А кто был анастезистом?
- Доктор Морисон.
- А вы что сделали?
- Я вызвал доктора Хенли и спросил его, верно ли мне передали
историю. Я знал, что она верна, так как разговаривал с каждым из шести
присутствующих тогда на операции. Тогда он стал ругать меня последними
словами.
- Каким образом?
- Просто ругательными.
- Что он сказал?
- Он назвал меня жирным боровом и болваном.
- Он перешел все границы, доктор Берман.
- Да, - согласился он. - Доктор Хенли тогда еще сказал мне, что
доктор Морисон вертится около доктора Лион, это точное выражение, которое
он употребил: "вертится вокруг" и, что он хотел публично выразить ему свое
мнение.
- А он вам не сказал, что он считает неприличным забрызгать блузу
врача бистурием полным крови.
- Он насмехался над этим.
- А потом?
- Некоторый шум дошел до меня относительно его операций.
- Просто шумок?
- Некоторые определенные жалобы.
- Определенные в каком смысле?
- Заявляющие, что сделанная операция не была необходимой.
- Что же вы сделали?
- Ну что ж мне было делать. Среди больных всегда имеется некоторое
количество параноиков и истеричек. В таком случае, а речь шла о больном
ребенке, и другие жалобы касались в основном детей. Они были сделаны
родителями. У нас имеется обычай не обращать внимания на подобного рода
жалобы.
- Тогда, почему же вы приняли во внимание эту жалобу?
- Нам нанес визит врач, лечащий всю их семью. Например... - В этот
момент он глубоко вздохнул, как бы решившись все выложить мне. - Например,
домашние врачи ставят диагноз ребенка: небольшое инфекционное заболевание.
Неделя госпитализации и порция инъекций пенициллина. Классические лечения.
Потом врач узнает, что ребенок подвергся прививке, которая стоила три
тысячи долларов.
- И как же Хенли вышел из этого положения?
- Попробуйте сами произвести подобный опыт в своем собственном
ведомстве, мистер Санчес. Домашний врач, просто лечащий врач... как его
мнение может повлиять на решение и авторитет лучшего педиатра нашего края,
подкрепленное еще членом Коллегии американских хирургов?
- Да, я понимаю.
- Но уж слишком много жалоб. Слишком.
- Что вы сделали?
- Я предупредил доктора Хенли и доктора Лион.
- И потом?
- Они задавили меня своим презрением и им почти удалось убедить меня.
Если бы было лишь два или три случая. Я бы бросил это дело, но их было
слишком много. И я заметил, что когда доктор Хенли уезжал в отпуск и
поступали больные, присланные доктором Лион, и им делали операции другие
врачи, никаких жалоб не поступало. Как только он возвращался, начинали
поступать жалобы. А больных ему постоянно посылала доктор Лион.
- Они разделяли прибыль?
- Нет, еще хуже. Намного хуже. Я говорил нашему адвокату, очень
порядочному и знающему наши проблемы, профессиональные проблемы, -
произнес он запинаясь и качая головой. - Он мне сказал, что если жалобы
поданы родителями и предъявлены определенные требования госпиталь в этом
деле проиграет. Я уладил с тремя такими жалобами к взаимному
удовлетворению, но осталось еще не мало их уладить.
- А сердечный приступ доктора Фалконе?
- Нас всех это очень поразило и опечалило. Никто не знал, что у него
больное сердце. Но многие врачи избегают показываться врачам. Потом он
женился на женщине полной жизни...
У него промелькнуло удивленное выражение.
- Откуда вы знаете, что у него был сердечный приступ?
- Ведь доктор Лион видела, как он умирал. Она пыталась делать ему
массаж сердца и впускала ему адреналин, но без результата.
- А есть тому доказательства?
- Ее показания.
- Вы разрешите мне бросить на них взгляд? - Он встал.
- Ну разумеется.
Мы прошли в кабинет доктора Лион, находящийся на третьем этаже.
Он был темный и неуютный. Он заставлял думать о старой деве, с
шиньоном на затылке. На стене висело несколько репродукций, а также
несколько дипломов.
Он открыл один из ящиков стола, немного в нем поискал, потом вынул
карточку, которую протянул мне. Для меня было все равно все совершенно
непонятно. Я попросил его перевести мне ее содержание.
- Сильное напряжение и сильная слабость. Задыхание. Все признаки
сердечной недостаточности.
- Когда она вышла за него замуж?
- Около Рождества, насколько я помню. На собрании он сказал, что Анн,
это его рождественский подарок.
- А каким числом помечен этот медицинский осмотр?
- 28-го декабря.
Я посмотрел на карточку.
- А это - 27 февраля - к чему относится?
Он в свою очередь посмотрел на карту.
- Другой медицинский осмотр. Состояние еще ухудшилось. Прописано было
лечение.
- Что вы об этом думаете?
Он сгримасничал улыбку.
- Доктору Фалконе было сорок семь лет. Доктор Лион очень
темпераментная женщина. Может быть, у них были слишком бурные ночи. Это
может плохо отразиться на том, кто не привык к такому образу жизни.
- А может быть она выдумала эту болезнь сердца.
- Но почему же... - Он неожиданно замолчал. Да. Да. Я никогда об этом
не думал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26