Но в те дни, когда он «всплывал на поверхность», он всегда был неизменным посетителем ресторана Чи-Со.Если он заслуживал быть названным постоянным в своих привычках, то тем более заслуживал этого Цезарь Валентайи. Каждый понедельник, каждый вторник и каждое воскресенье, ровно в два часа, минута в минуту, он регулярно появлялся в так называемой «частной ложе». Дело в том, что в ресторане Чи-Со одна из стен имела на высоте пятнадцати футов от пола полукруглый выступ, которым либо сам Чи-Со, либо его предшественник воспользовался для постройки на этом месте небольшого балкончика в швейцарском стиле. Освещенный и обильно задрапированный шторами, этот балкончик, видимо, приносил владельцу ресторана немалый доход, так как давал
ложность более «солидным» посетителям, преимущественно приезжим журналистам, снующим по китайскому кварталу в поисках темы для рассказа, незаметно подслушать самые невероятные ведци.
Обычно Цезарь Валентайн входил в погреб прямо через небольшую боковую дверцу; но иногда в нем пробуждалось желание пройтись по ресторану. И тогда он, выйдя через маленькую дверцу в стене, поднимался в ложу по железной винтовой лестнице. Там он обыкновенно проводил ровно час, не сводя глаз с курящих внизу посетителей и с белых, чисто вымытых стен погреба, вдоль коих были развешаны причудливые китайские фонари.
Называя Цезаря «видным мужчиной», Чи-Со нисколько не преувеличивал. Даже не говоря о неизменном, подобно перчатке, облегающем его фраке и шестифутовом росте, было бы грешно обойти молчанием его столь характерное лицо — именно такое, какое некогда любили воспроизводить древнегреческие ваятели. Его густые коричневатые волосы были слегка тронуты сединой.
Когда «Трэй-Бонг-Смис» увидел его впервые, он дал ему лет двадцать восемь. А когда это случилось вторично при свете фонаря, абажур которого был порван и который поэтому ярко освещал его сверху, Смис смекнул, что ему смело можно дать лет пятьдесят. В больших карих глазах его сквозила какя-то меланхолия, нос был классически прямой, подбородок закруглен, для ревнителей красоты — пожалуй, даже больше, нежели' следует, румянец на щеках— едва заметен.
В ту ночь, с которой начинается эта повесть, Трэй-Бонг-Смис вошел в ресторан Чи-Со через боковую дверь, предназначенную для желающих выйти покурить. Макинтош он скинул с себя еще в прихожей. Чи-Со уже стоял там, хитрый, ужимистый, маленький, противный. Обтерев руки о свою шелковую куртку и точно такие же шелковые брюки, он стал помогать ему снимать пальто.
— Кажется, идет дождь, м-р Смис? — проговорил он.
— Как из ведра,— буркнул Трэй-Бонг.— Ночь на редкость скверная даже для Парижа.
Чи-Со ухмыльнулся.
— Значит, сегодня у вас есть время для курения, м-р Смис. Мною получен прекрасный табак, прямо из Китая. Народу сегодня много.
Пробормотав что-то в ответ, Смис спустился по каменной лестнице в погреб и отыскал свое ложе. Для своих постоянных посетителей Чи-Со всегда сохранял одно и то же место. Ложе Смиса приходилось как раз лротив «частной ложи».
Трубкозажигатель О-сан подал ему все необходимое для курения, свернул и зажег пилюлю и затем исчез.Большинство посетителей составляли завсегдатаи та-верен: одна или две дамы из общества, престарелый тряпичник, торгующий на углу Королевской улицы, своей собственной биографией, да еще некий господин, в котором Смис узнал атташе одного из посольств, рассеянных по всему Парижу. На всякий случай Смис заметил себе это лицо — дескать, может пригодиться в будущем.
Старик-тряпичник по имени Лефэбр, заметив непринужденное, самодовольное поведение Смиса,- не замедлил перебраться на ложе товарища.
— Смис, как видно, на этот раз не промахнулся,— залепетал он.— Он доволен... С месяц назад он вернулся из Индии с карманами, полными тысячефунтовых банкнот, а труп богача Тоссо был найден в Сене... Чи-Со надлежало бы пускать сюда только благонравных людей.
Но собеседник его, недовольный нарушением его сладкой дремоты, ответил только резким пинком, ввиду чего тряпичник снова взялся за трубку, чтобы, в свою очередь, погрузиться в смутные грезы.
Трэй-Бонг лежал на своем ложе, свернувшись калачиком и подперев голову локтем. Но его видения многим отличались от грез всякого другого посетителя таверны.
Ровно в два часа явился Цезарь Валентайн в сопровождении Чи-Со, обычно сопутствовавшего ему в тех случаях, когда он проходил среди публики. Выражение лица Чи-Со было подобострастное, голос услужливый, но Валентайн не говорил ни слова. Быстро пройдя между лож, он остановился против того, на котором Трэй-Бонг-Смис лежал насторожившись, с широко открытыми глазами.
Растерянный взгляд Валентайна задержался на нем не более секунды; сделав крутой поворот, он направился к двери, услужливо приотворенной Чи-Со, и минуту спустя появился уже на галерее. Облокотившись ладонями о плюшевый бортик барьера и опустив подбородок на руки, он сидел неподвижно, пристально глядя вниз. Но глаза его все снова и снова возвращались к небритому англичанину, чье ложе, казалось, привлекало сейчас его внимание больше всего на свете.
В половине третьего послышались чьи-то глухие шаги, чьи-то говорящие шепотом голоса; наконец, со стороны прохода за боковой стенкой двери раздалось несколько заглушенных ударов. Чи-Со, в большом волнении, подбежал к ложу Трэй-Бонг-Смиса; секунда — и Смис был уже на ногах.
— М-р Смис! Уходите живее, явилась полиция... Это за вами! Вот сюда, в' эту дверь! —он указал на дверь, ведущую к галерее,—м-р Валентайн не обидится.
В два прыжка Смис уже был за дверью и бесшумно поднимался по железной лестнице, ведшей прямо в «ложу».
При входе его Валентайн обернулся, впервые обращаясь к тому, кому принадлежало сыграть в его жизни столь значительную роль.
— Вы в затруднении? — спросил он.
— В данный момент — нет. Несколько минут спустя — да,— ответил Смис, расстегнув ворот своей сорочки. Заметив под ситцем сорочки ружейное дуло, Цезарь понял, отчего Трэй-Бонг всегда лежит только на правом . боку.
— Знаете, как вам выйти? — спросил Цезарь.— Я покажу вам.
И, отдернув одну из занавесок, он указал на большую брешь в стене. Шмыгнув в нее, Смис очутился в проходе, тускло освещенном одной-единственнрй электрической лампочкой. Можно было, сразу догадаться, что проход упирается в стену.
— Все прямо, затем направо,— шепнул ему вдогонку Цезарь.— Дверь отворяется совсем просто.
Найдя дверь, беглец вышел на небольшой дворик. Как стрела, пронесся мимо него Цезарь и, перейдя двор, отворил другую дверь. Теперь они оба были в маленьком переулке. Шел проливной дождь. С юго-запада дул сильный ветер.
— Обождите немного,— произнес Цезарь, накидывая себе на плечи большой плащ.-—Вы моложе, непогода не повредит вам.
Смис вынул из, ножен финский нож, хранившийся в его боковом кармане. Под покровом ночи улыбки его нельзя было заметить.
Через многочисленные аллеи Валентайн вывел его на набережную. За недостатком угля, парижские улицы освещались теперь гораздо более скудно. Это обстоятельство и безлюдность набережной были для Смиса как нельзя более кстати.
Вдруг Валентайн ухватил своего спутника за руку.
— Не вы ли то лицо, которое наградили этим дурац-. ким прозвищем?
— Я не могу отвечать за глупость каких-то клцчек, Навязанных мне какими-то идиотами, — довольно холодно ответил Смис.
Валентайн засмеялся.
— Трэй-Бонг-Смйс? — спросил он. Кивок головы был ответом.
— Так я и знал. — Валентайн был доволен. — Я только боялся ошибиться. Впрочем, я даже не знаю, способен ли я вообще ошибаться, — присовокупил он. Вначале его собеседнику показалось, будто он шутит, но вид у него был чрезвычайно серьезный.
По двум фонарям, видневшимся на противоположном конце набережной, Смис догадался, что то был автомобиль
Валентайна.
Слегка обгоняя своего щегольски, одетого спутника, он пошел в том направлении. Теперь его отделяло от спасительной цели не более пятидесяти футов, но вдруг, внезапно вынырнув из мрака ночи, кто-то ухватил его за куртку и, повернув лицом к себе, осветил электрическим
фонарем.
— Привет! — воскликнул незнакомец по-французски. — Трэй-Бонг-Смис, не так ли? Тебя-то мне и надо, старина!
Валентайн отошел на освещенную сторону улицы и там в испуге остановился.
Колебание Смиса продолжалось не более секунды. быстрым движением он выхватил фонарь из руки незна-комца. Еще мгновение — и он сжал ему горло и припер к серой каменной ограде, за которой протекала Сена:
— Вам меня надо, вот как? — процедил он сквозь зубы, и перед глазами Валентайна мелькнул блестящий кусок стали.
Отпустив руку Смиса, его противник беспомощно повалился на землю.
Быстро осмотревшить по сторонам, Смис схватил его и перебросил через перила в реку.
Короткий стон -— вот и все, что могла издать несчастная жертва. Казалось, Трэй-Бонг-Смис был рад чему-то, так как в момент, когда он поднял нож с мостовой и затем кинул его в реку, он смеялся.
Неподвижный до этого момента, Валентайн выступил теперь вперед. Смис мог ясно слышать его учащенное дыхание.
— Друг мой, —сказал он, — как вы хладнокровны!
Больше он не сказал ничего, подошел к автомобилю и приоткрыл дверцу. Шофер не мог видеть случившегося —набережная была слишком слабо освещена, но — кто знает? Быть может, были еще свидетели. Автомобиль теперь почти поравнялся с местом, где происходила борьба. Смису показалось, будто на тротуаре кто-то стоит, Чтобы лучше видеть, он опустил затуманенное и залитое дождем окно. Автомобиль двигался медленно, только теперь передние фонари его загорелись полным светом.
В их лучах Смис увидел молодую девушку: Вся с ног до головы одетая в черное, она стояла прислонясь к ограде и глядя на темную реку. Когда автомобиль с ней поравнялся, она обернулась, и перед Смисом мелькнуло самое прелестное и, вместе с тем, самое печальное из всех лиц, которые ему когда-либо довелось видеть.
Теперь он глядел назад, высунувшись из окна так, что видны были его плечи. Но Валентайн втянул его обратно.
— Безумец! — резко сказал он, — что вы делаете? Кого вы так пристально разглядываете?
— Никого, — ответил Смис и закрыл окно.
Глава III
ДОМ ЦЕЗАРЯ
У Цезаря Валентайна было несколько домов и квартир как в самом Париже, так и в его окрестностях, и Трэй-Бонг-Смис был великолепно осведомлен об этом. В первый момент он думал, что его везут в роскошный особняк Валентайна на бульваре Гюго, но — нет: автомобиль пересек площадь Звезды и понесся вдоль авеню Великой Армии.
В такую ночь было довольно трудно определить, какого направления придерживается шофер, но вскоре неровность дороги подсказала Смису, что они, скорее всего, держат курс к предместью Лафитт.
Автомобиль свернул на боковую проселочную дорогу, огражденную с обеих сторон высокими заборами, минут десять медленно двигался вперед, подпрыгивая по рытвинам и ухабам единственной изъезженной колеи, а затем, вдруг круто повернув влево, въехал в полуразрушенные ворота.
Различить дом в темноте было трудно, а когда автомобиль остановился и гость Валентайна из него вышел, определить, насколько велико это большое здание, было некогда, так как Цезарь, открыв дверь с необычайной по-
спешностью, ввел его в просторный темный коридор. При свете зажженного Валентайном электрического фонаря Смис заметил большую широкую лестницу, а затем он, все с той же поспешностью, был через другую дверь проведен в гостиную.
То была высокая, просторная команата, со стенами, отделанными белым деревом, с потолком, строго выдержанным в мавританском стиле, с двумя люстрами, наполнявшими гостиную потоками света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
ложность более «солидным» посетителям, преимущественно приезжим журналистам, снующим по китайскому кварталу в поисках темы для рассказа, незаметно подслушать самые невероятные ведци.
Обычно Цезарь Валентайн входил в погреб прямо через небольшую боковую дверцу; но иногда в нем пробуждалось желание пройтись по ресторану. И тогда он, выйдя через маленькую дверцу в стене, поднимался в ложу по железной винтовой лестнице. Там он обыкновенно проводил ровно час, не сводя глаз с курящих внизу посетителей и с белых, чисто вымытых стен погреба, вдоль коих были развешаны причудливые китайские фонари.
Называя Цезаря «видным мужчиной», Чи-Со нисколько не преувеличивал. Даже не говоря о неизменном, подобно перчатке, облегающем его фраке и шестифутовом росте, было бы грешно обойти молчанием его столь характерное лицо — именно такое, какое некогда любили воспроизводить древнегреческие ваятели. Его густые коричневатые волосы были слегка тронуты сединой.
Когда «Трэй-Бонг-Смис» увидел его впервые, он дал ему лет двадцать восемь. А когда это случилось вторично при свете фонаря, абажур которого был порван и который поэтому ярко освещал его сверху, Смис смекнул, что ему смело можно дать лет пятьдесят. В больших карих глазах его сквозила какя-то меланхолия, нос был классически прямой, подбородок закруглен, для ревнителей красоты — пожалуй, даже больше, нежели' следует, румянец на щеках— едва заметен.
В ту ночь, с которой начинается эта повесть, Трэй-Бонг-Смис вошел в ресторан Чи-Со через боковую дверь, предназначенную для желающих выйти покурить. Макинтош он скинул с себя еще в прихожей. Чи-Со уже стоял там, хитрый, ужимистый, маленький, противный. Обтерев руки о свою шелковую куртку и точно такие же шелковые брюки, он стал помогать ему снимать пальто.
— Кажется, идет дождь, м-р Смис? — проговорил он.
— Как из ведра,— буркнул Трэй-Бонг.— Ночь на редкость скверная даже для Парижа.
Чи-Со ухмыльнулся.
— Значит, сегодня у вас есть время для курения, м-р Смис. Мною получен прекрасный табак, прямо из Китая. Народу сегодня много.
Пробормотав что-то в ответ, Смис спустился по каменной лестнице в погреб и отыскал свое ложе. Для своих постоянных посетителей Чи-Со всегда сохранял одно и то же место. Ложе Смиса приходилось как раз лротив «частной ложи».
Трубкозажигатель О-сан подал ему все необходимое для курения, свернул и зажег пилюлю и затем исчез.Большинство посетителей составляли завсегдатаи та-верен: одна или две дамы из общества, престарелый тряпичник, торгующий на углу Королевской улицы, своей собственной биографией, да еще некий господин, в котором Смис узнал атташе одного из посольств, рассеянных по всему Парижу. На всякий случай Смис заметил себе это лицо — дескать, может пригодиться в будущем.
Старик-тряпичник по имени Лефэбр, заметив непринужденное, самодовольное поведение Смиса,- не замедлил перебраться на ложе товарища.
— Смис, как видно, на этот раз не промахнулся,— залепетал он.— Он доволен... С месяц назад он вернулся из Индии с карманами, полными тысячефунтовых банкнот, а труп богача Тоссо был найден в Сене... Чи-Со надлежало бы пускать сюда только благонравных людей.
Но собеседник его, недовольный нарушением его сладкой дремоты, ответил только резким пинком, ввиду чего тряпичник снова взялся за трубку, чтобы, в свою очередь, погрузиться в смутные грезы.
Трэй-Бонг лежал на своем ложе, свернувшись калачиком и подперев голову локтем. Но его видения многим отличались от грез всякого другого посетителя таверны.
Ровно в два часа явился Цезарь Валентайн в сопровождении Чи-Со, обычно сопутствовавшего ему в тех случаях, когда он проходил среди публики. Выражение лица Чи-Со было подобострастное, голос услужливый, но Валентайн не говорил ни слова. Быстро пройдя между лож, он остановился против того, на котором Трэй-Бонг-Смис лежал насторожившись, с широко открытыми глазами.
Растерянный взгляд Валентайна задержался на нем не более секунды; сделав крутой поворот, он направился к двери, услужливо приотворенной Чи-Со, и минуту спустя появился уже на галерее. Облокотившись ладонями о плюшевый бортик барьера и опустив подбородок на руки, он сидел неподвижно, пристально глядя вниз. Но глаза его все снова и снова возвращались к небритому англичанину, чье ложе, казалось, привлекало сейчас его внимание больше всего на свете.
В половине третьего послышались чьи-то глухие шаги, чьи-то говорящие шепотом голоса; наконец, со стороны прохода за боковой стенкой двери раздалось несколько заглушенных ударов. Чи-Со, в большом волнении, подбежал к ложу Трэй-Бонг-Смиса; секунда — и Смис был уже на ногах.
— М-р Смис! Уходите живее, явилась полиция... Это за вами! Вот сюда, в' эту дверь! —он указал на дверь, ведущую к галерее,—м-р Валентайн не обидится.
В два прыжка Смис уже был за дверью и бесшумно поднимался по железной лестнице, ведшей прямо в «ложу».
При входе его Валентайн обернулся, впервые обращаясь к тому, кому принадлежало сыграть в его жизни столь значительную роль.
— Вы в затруднении? — спросил он.
— В данный момент — нет. Несколько минут спустя — да,— ответил Смис, расстегнув ворот своей сорочки. Заметив под ситцем сорочки ружейное дуло, Цезарь понял, отчего Трэй-Бонг всегда лежит только на правом . боку.
— Знаете, как вам выйти? — спросил Цезарь.— Я покажу вам.
И, отдернув одну из занавесок, он указал на большую брешь в стене. Шмыгнув в нее, Смис очутился в проходе, тускло освещенном одной-единственнрй электрической лампочкой. Можно было, сразу догадаться, что проход упирается в стену.
— Все прямо, затем направо,— шепнул ему вдогонку Цезарь.— Дверь отворяется совсем просто.
Найдя дверь, беглец вышел на небольшой дворик. Как стрела, пронесся мимо него Цезарь и, перейдя двор, отворил другую дверь. Теперь они оба были в маленьком переулке. Шел проливной дождь. С юго-запада дул сильный ветер.
— Обождите немного,— произнес Цезарь, накидывая себе на плечи большой плащ.-—Вы моложе, непогода не повредит вам.
Смис вынул из, ножен финский нож, хранившийся в его боковом кармане. Под покровом ночи улыбки его нельзя было заметить.
Через многочисленные аллеи Валентайн вывел его на набережную. За недостатком угля, парижские улицы освещались теперь гораздо более скудно. Это обстоятельство и безлюдность набережной были для Смиса как нельзя более кстати.
Вдруг Валентайн ухватил своего спутника за руку.
— Не вы ли то лицо, которое наградили этим дурац-. ким прозвищем?
— Я не могу отвечать за глупость каких-то клцчек, Навязанных мне какими-то идиотами, — довольно холодно ответил Смис.
Валентайн засмеялся.
— Трэй-Бонг-Смйс? — спросил он. Кивок головы был ответом.
— Так я и знал. — Валентайн был доволен. — Я только боялся ошибиться. Впрочем, я даже не знаю, способен ли я вообще ошибаться, — присовокупил он. Вначале его собеседнику показалось, будто он шутит, но вид у него был чрезвычайно серьезный.
По двум фонарям, видневшимся на противоположном конце набережной, Смис догадался, что то был автомобиль
Валентайна.
Слегка обгоняя своего щегольски, одетого спутника, он пошел в том направлении. Теперь его отделяло от спасительной цели не более пятидесяти футов, но вдруг, внезапно вынырнув из мрака ночи, кто-то ухватил его за куртку и, повернув лицом к себе, осветил электрическим
фонарем.
— Привет! — воскликнул незнакомец по-французски. — Трэй-Бонг-Смис, не так ли? Тебя-то мне и надо, старина!
Валентайн отошел на освещенную сторону улицы и там в испуге остановился.
Колебание Смиса продолжалось не более секунды. быстрым движением он выхватил фонарь из руки незна-комца. Еще мгновение — и он сжал ему горло и припер к серой каменной ограде, за которой протекала Сена:
— Вам меня надо, вот как? — процедил он сквозь зубы, и перед глазами Валентайна мелькнул блестящий кусок стали.
Отпустив руку Смиса, его противник беспомощно повалился на землю.
Быстро осмотревшить по сторонам, Смис схватил его и перебросил через перила в реку.
Короткий стон -— вот и все, что могла издать несчастная жертва. Казалось, Трэй-Бонг-Смис был рад чему-то, так как в момент, когда он поднял нож с мостовой и затем кинул его в реку, он смеялся.
Неподвижный до этого момента, Валентайн выступил теперь вперед. Смис мог ясно слышать его учащенное дыхание.
— Друг мой, —сказал он, — как вы хладнокровны!
Больше он не сказал ничего, подошел к автомобилю и приоткрыл дверцу. Шофер не мог видеть случившегося —набережная была слишком слабо освещена, но — кто знает? Быть может, были еще свидетели. Автомобиль теперь почти поравнялся с местом, где происходила борьба. Смису показалось, будто на тротуаре кто-то стоит, Чтобы лучше видеть, он опустил затуманенное и залитое дождем окно. Автомобиль двигался медленно, только теперь передние фонари его загорелись полным светом.
В их лучах Смис увидел молодую девушку: Вся с ног до головы одетая в черное, она стояла прислонясь к ограде и глядя на темную реку. Когда автомобиль с ней поравнялся, она обернулась, и перед Смисом мелькнуло самое прелестное и, вместе с тем, самое печальное из всех лиц, которые ему когда-либо довелось видеть.
Теперь он глядел назад, высунувшись из окна так, что видны были его плечи. Но Валентайн втянул его обратно.
— Безумец! — резко сказал он, — что вы делаете? Кого вы так пристально разглядываете?
— Никого, — ответил Смис и закрыл окно.
Глава III
ДОМ ЦЕЗАРЯ
У Цезаря Валентайна было несколько домов и квартир как в самом Париже, так и в его окрестностях, и Трэй-Бонг-Смис был великолепно осведомлен об этом. В первый момент он думал, что его везут в роскошный особняк Валентайна на бульваре Гюго, но — нет: автомобиль пересек площадь Звезды и понесся вдоль авеню Великой Армии.
В такую ночь было довольно трудно определить, какого направления придерживается шофер, но вскоре неровность дороги подсказала Смису, что они, скорее всего, держат курс к предместью Лафитт.
Автомобиль свернул на боковую проселочную дорогу, огражденную с обеих сторон высокими заборами, минут десять медленно двигался вперед, подпрыгивая по рытвинам и ухабам единственной изъезженной колеи, а затем, вдруг круто повернув влево, въехал в полуразрушенные ворота.
Различить дом в темноте было трудно, а когда автомобиль остановился и гость Валентайна из него вышел, определить, насколько велико это большое здание, было некогда, так как Цезарь, открыв дверь с необычайной по-
спешностью, ввел его в просторный темный коридор. При свете зажженного Валентайном электрического фонаря Смис заметил большую широкую лестницу, а затем он, все с той же поспешностью, был через другую дверь проведен в гостиную.
То была высокая, просторная команата, со стенами, отделанными белым деревом, с потолком, строго выдержанным в мавританском стиле, с двумя люстрами, наполнявшими гостиную потоками света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15