Они ещё не успели спуститься с лестницы, когда услышали лязг запирающегося замка.
Яночка поцеловала Хабра в нос.
— Пёсик, дорогой, ты просто спас нас!
— Что бы мы без него делали? — вторил Яночке брат. — А чем она так трещала, ты не поняла?
— Ничего я не поняла, — раздражённо ответила сестра. — Сначала вроде бы тащила по полу корзину, а потом трещала. Непонятно! Из кухни выглянула удивлённая бабушка.
— Дети, вы уже пришли? Как же это я не слышала, когда вы входили? Раздевайтесь скорее, у меня для вас новости…
— Мы уже знаем, бабуля, — с горечью произнесла Яночка, повесив куртку в прихожей и вслед за бабушкой входя в кухню. — Грымза специально прогуливалась по улице, чтобы получить свою посылку.
— Ах, Господи! — всполошилась бабушка. — Значит, все-таки получила? А я так старалась! Сегодня целых два раза я успевала раньше неё встретить почтальона! Потом я видела, как она вышла из дому, но надеялась, что почтальон ей не попадётся. Выходит, попался?
— А как ему было не попасться, если она часа два прогуливалась по улице, поджидая его? — раздражённо спросил Павлик.
— Бабуля, ты не огорчайся, — садясь на свою табуретку за стол, сказала Яночка. — Как бы ты ни старалась, все равно бы не устерегла его. Они сговорились, что она выйдет и встретит его, а тебе он ни в коем случае её посылки не отдал бы. Тут какая-то тайна.
— Так что будем делать? — огорчилась бабушка.
Павлик вздохнул:
— Пока мы не знаем. Но что-то делать надо, нельзя этого так оставить. Расстроенная бабушка принялась за приготовление бутербродов. Она уже втянулась в партизанскую войну с соседкой и твёрдо уверовала в то, что это лучший путь к достижению цели — переезду соседей из их дома. И бабушка уже вот-вот одержала бы верх в войне, как вдруг неожиданный тактический манёвр неприятеля принёс ему успех. Дети без аппетита принялись за бутерброды, думая о последних событиях. В кухне воцарилось тягостное молчание. Нарушила его Яночка.
— Бабуля, — сказала она, — а ты не рассказывала настоящему почтальону об этом… самозванце?
— Нет, ничего я ему не говорила, а разве нужно? — удивилась бабушка.
— Конечно, нужно! — подхватил Павлик. — Надо было пожаловаться, что не отдаёт тебе посылку и вообще ведёт себя подозрительно. Бабушка отмахивалась от напиравших на неё внуков куском сыра:
— Отстаньте вы от меня! Ну как я могла признаться человеку в том, что шпионю за соседкой? Ни за что в жизни! Что он обо мне подумает?
— Ничего плохого не подумает, а рассказать ему надо, — сурово заметила Яночка. — И ни в чем шпионском не признаваться, зачем? Просто скажи — удивляет тебя такое его поведение. Ты случайно оказалась у калитки, он принёс посылку…
— А почему это я оказалась у калитки? — ехидно поинтересовалась бабушка.
— Ты что, не имеешь права стоять у калитки собственного дома? — подключился к агитации старушки внук. — Стояла себе, а тут идёт почтальон. Ты удивилась — ведь знаешь вот этого, а тут другой какой-то, подозрительный.
Бабушка уже обрела присущую ей твёрдость.
— Кажется, мои внуки учат меня, старуху, говорить не правду? — веско произнесла она.
— В твоём возрасте могла бы уж и без нас научиться! — бестактно брякнул прямолинейный внук, а умненькая внучка поспешила разрядить обстановку:
— Какая же тут ложь? Чистая правда. А если о чем и умолчишь, то это тоже не ложь. Бабушка собралась было сурово отчитать внуков и преподать им основы морали, но тут ей вдруг пришло в голову — очень несвоевременно — весьма обескураживающее соображение: а ведь то, о чем ей сейчас толкуют дети, в мире взрослых называется дипломатией. Да, так оно и есть, не надо лгать, следует говорить правду, только не всю. О чем-то надо умолчать, что-то дипломатично обойти…
— А врать нехорошо! — не удержалась бабушка от поучения и добавила:
— Ложь — это не просто нечестность. Ложь ещё и отвратительная трусость…
Встретив полные упрёка взгляды внуков, она вздохнула:
— Ну ладно, скажу ему правду. Скажу, что тот почтальон показался мне подозрительным и я специально поджидала его. И пусть думает, что хочет!
— Правильно, бабуля! — похвалила Яночка. — Пусть настоящий почтальон скажет тебе, кто этот подозрительный — тоже почтальон или самозванец какой, и почему себя так странно ведёт.
— А ты сможешь описать внешность подозрительного самозванца? — спросил Павлик. — Чтобы настоящий почтальон мог его узнать.
— Постараюсь, — ответила бабушка, чувствуя, как у неё с сердца спадает тяжёлый камень. — Может, и в самом деле поможет нам разгадать загадку. А вы почему ничего не едите? Пока вот перекусите немного, сегодня пришлось мне с обедом задержаться. Ничего страшного, ваши родители поехали за какими-то трубами и вернутся поздно, а дедушка совсем замотался со своими фальшиво… марочниками, предупредил, что вернётся поздно.
14
— Вот и получается, что грымза всех нас оставила в дураках, — с горечью констатировал Павлик, вытаскивая из-под подушки свою пижаму. — Сделала своё дело — и большой привет! С тяжёлым вздохом мальчик присел на кровать. За день он страшно вымотался, так как пришлось помогать родителям. В доме наконец начали ремонт, и Павлик один, по его словам, перетаскал на помойку столько строительного мусора, что им можно было наполнить два самосвала. Теперь все эти доски, битый кирпич, железки он ощущал в костях и во всем теле. Болели руки и ноги, ныла поясница. Физическая усталость явно сказывалась на настроении.
Возможно, потому, что устала меньше, Яночка была настроена более оптимистично. Она поспешила вселить в брата бодрость:
— Не так уж все плохо. Бабуля поговорила с нашим почтальоном. И он ей сказал — никакой посылки по нашему адресу не приходило. Если бы пришла, доставить её должен был он, это входит в его обязанности. Разве что заграничная, тогда, случается, доставка поручается внештатным почтальонам.
Павлик немного оживился.
— Когда она тебе это сказала? Почему я не знаю?
— Ты ещё из школы не вернулся. А я не успела сказать, тебя сразу запрягли в работу. Сам знаешь, потом разговаривать не было никакой возможности. Какая все-таки страшная вещь ремонт!
— А что она ещё говорила?
Кончив стелить свою постель, Яночка тоже при села на её край.
— Сказал — раз о посылке ничего не знает, значит, она заграничная. Сказал — того подозрительного почтальон не знает и не представляет кто это, хотя бабуля его красочно описала. А бабуле все это показалось ещё более подозрительным, она знает, как должны выглядеть заграничные посылки, а та совсем на них не похожа.
— А если и заграничная, то ещё больше подозрительная, — убеждённо заметил мальчик, но Яночка перешла уже к следующему подозрительному моменту:
— Как ты думаешь, зачем она там, на чердаке, двигала корзину? Прятала туда посылку? Тайны всегда действовали на Павлика вдохновляюще. Вот и теперь он забыл об усталости и целиком переключился на непонятную историю посылкой.
— Зачем ей лезть в корзину? Ведь она битком набита пустыми банками-склянками. А в посылке судя по словам бабули, никак не могла быть банка. Да мы и сами видели, вспомни.
— Конечно, зачем бы ей прятать так старательно какую-то банку? — согласилась Яночка, задумчиво глядя в темноту за окном.
Павлик тоже уставился туда, и, возможно, имён но темнота вдохновила его, ибо он высказал дельное соображение:
— Если это была банка с вишнёвым вареньем… ещё можно понять. А вдруг она прятала её от сыночка, чтобы не сожрал?
— Ты не о варенье думай, а о том, как ей жизнь отравить, — одёрнула сладкоежку-брата строгая сестра. — Я ничего путного придумать не могу.
— Я тоже, — вздохнул Павлик. — Дом рушится… рушится дом, ничего нового в голову не приходит, — безнадёжно махнул рукой мальчик, сознавая всю слабость этой устаревшей концепции.
— Надоело! — фыркнула Яночка. — И грымза привыкла, и даже бабушка.
— Бабушка не привыкла, просто мы переключили её на почтальона, а сама идея что надо! — воодушевился вдруг Павлик. — Только завыть надо теперь посильнее, как-то убедительнее… А грымза не привыкла, а тоже была занята охотой на почтальона.
Подумав, Яночка согласилась:
— Почему бы и не повыть немного? Сколько мы с тобой не выли? Кажется, целых четыре дня? Самое время. А она там ещё чем-то трещала, помнишь?
— Да, надо посмотреть, чем там можно трещать. Решено, лезем на чердак!
Перспектива ночной вылазки так вдохновила Павлика, что он совсем забыл об усталости, будто и не таскал весь день тяжести. Чердак притягивал мальчика с таинственной силой, столько там было ещё неисследованного! Как он не подумал об этом раньше? Может, именно там хранится ключ к разгадке непонятных событий.
— Ну так что? Лезем? — вскочил он с постели — Мне совсем не хочется спать.
— Мне тоже! — Яночка уже была на ногах. — Только смени батарейки в фонарике, он у тебя слишком слабо светит.
Дети давно освоили технику ночных вылазок на чердак с собакой, и все трое очень полюбили их. Из окна Хабр спрыгивал сам, а обратно забирался в два приёма. Сначала прыгал на спину на клонившегося Павлика, с неё на подоконник. По росшую мхом наклонную крышу над террасой преодолевали с помощью давно вбитых в неё крючьев. Научились дети и более рационально использовать короткое время, отпущенное на изучение чердака. Они не стали отвлекаться на осмотр уже исследованной части чердака, а, чихая от пыли и светя фонариком, сразу направились на менее изученную. Действовать тут приходилось осторожно, малейшее резкое движение поднимало тучи пыли, толстым слоем покрывавшей все вокруг. Каждый заинтересовавший их предмет приходилось или брать в руки, чтобы осмотреть, или хоть немного стряхнуть с него пыль: по внешнему же виду трудно было определить, что это такое. Яночка нащупала какой-то круглый предмет и не могла понять, что он собой представляет. Пришлось призвать на помощь брата. Оставив в покое деревянное колесо, похожее на штурвал с торчащими в стороны деревянными спицами, Павлик осторожно, стараясь не поднимать пыли, извлёк не понятный круглый предмет из кучи позвякивающего мусора. Стерев рукавом пыль, он осветил предмет фонариком и неуверенно произнёс:
— Похоже на тыкву.
Взяв в руки непонятную находку, сестра оглядела её.
— Лёгкая. И какие-то дырки, вот здесь, видишь?
Дети с интересом принялись рассматривать старую высохшую тыкву, в которой и в самом деле виднелось несколько дырочек разного размера. Но вот Павлик повернул тыкву под каким-то новым углом и воскликнул:
— Гляди! Ну прямо морда!
— Точно! — подхватила Яночка. — Вот глаза вот нос… и зубы торчат! Что бы это могло быть?
Заглянув через самое большое отверстие внутрь тыквы, Павлик сделал открытие:
— Там остаток свечи. Вон огарок, видишь? Зажжём?
— А у тебя есть с собой спички?
— Спички у меня всегда с собой! Зажигаем?
Велев Яночке светить фонариком и освободив руки, мальчик сначала перевернул тыкву отверстием вниз и вытряхнул из неё скопившуюся пыль. Яночка светила на брата и тыкву двумя фонариками — своим и брата, с интересом наблюдая за братом. А тот зажёг спичку и, наклонив тыкву, тщетно пытался зажечь запылённый и высохший фитиль свечи внутри тыквы. Пришлось потратить несколько спичек, прежде чем свеча внутри тыквы зажглась ровным ярким пламенем. Дети выжидающе уставились на неё, но ничего интересного не происходило.
— И что? — не выдержала Яночка.
— Не знаю, — разочарованно ответил брат и вдруг сообразил:
— А ну, потуши оба фонарика! Яночка послушно потушила фонарики, и у детей перехватило дыхание. В наступившей темноте они узрели перед собой страшную рожу, отсвечивающую каким-то потусторонним, призрачным светом. Тыква покачивалась, огонёк свечи колебался, рожа строила страшные гримасы — скалила зубы и дьявольски подмигивала.
Яночка не могла произнести ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Яночка поцеловала Хабра в нос.
— Пёсик, дорогой, ты просто спас нас!
— Что бы мы без него делали? — вторил Яночке брат. — А чем она так трещала, ты не поняла?
— Ничего я не поняла, — раздражённо ответила сестра. — Сначала вроде бы тащила по полу корзину, а потом трещала. Непонятно! Из кухни выглянула удивлённая бабушка.
— Дети, вы уже пришли? Как же это я не слышала, когда вы входили? Раздевайтесь скорее, у меня для вас новости…
— Мы уже знаем, бабуля, — с горечью произнесла Яночка, повесив куртку в прихожей и вслед за бабушкой входя в кухню. — Грымза специально прогуливалась по улице, чтобы получить свою посылку.
— Ах, Господи! — всполошилась бабушка. — Значит, все-таки получила? А я так старалась! Сегодня целых два раза я успевала раньше неё встретить почтальона! Потом я видела, как она вышла из дому, но надеялась, что почтальон ей не попадётся. Выходит, попался?
— А как ему было не попасться, если она часа два прогуливалась по улице, поджидая его? — раздражённо спросил Павлик.
— Бабуля, ты не огорчайся, — садясь на свою табуретку за стол, сказала Яночка. — Как бы ты ни старалась, все равно бы не устерегла его. Они сговорились, что она выйдет и встретит его, а тебе он ни в коем случае её посылки не отдал бы. Тут какая-то тайна.
— Так что будем делать? — огорчилась бабушка.
Павлик вздохнул:
— Пока мы не знаем. Но что-то делать надо, нельзя этого так оставить. Расстроенная бабушка принялась за приготовление бутербродов. Она уже втянулась в партизанскую войну с соседкой и твёрдо уверовала в то, что это лучший путь к достижению цели — переезду соседей из их дома. И бабушка уже вот-вот одержала бы верх в войне, как вдруг неожиданный тактический манёвр неприятеля принёс ему успех. Дети без аппетита принялись за бутерброды, думая о последних событиях. В кухне воцарилось тягостное молчание. Нарушила его Яночка.
— Бабуля, — сказала она, — а ты не рассказывала настоящему почтальону об этом… самозванце?
— Нет, ничего я ему не говорила, а разве нужно? — удивилась бабушка.
— Конечно, нужно! — подхватил Павлик. — Надо было пожаловаться, что не отдаёт тебе посылку и вообще ведёт себя подозрительно. Бабушка отмахивалась от напиравших на неё внуков куском сыра:
— Отстаньте вы от меня! Ну как я могла признаться человеку в том, что шпионю за соседкой? Ни за что в жизни! Что он обо мне подумает?
— Ничего плохого не подумает, а рассказать ему надо, — сурово заметила Яночка. — И ни в чем шпионском не признаваться, зачем? Просто скажи — удивляет тебя такое его поведение. Ты случайно оказалась у калитки, он принёс посылку…
— А почему это я оказалась у калитки? — ехидно поинтересовалась бабушка.
— Ты что, не имеешь права стоять у калитки собственного дома? — подключился к агитации старушки внук. — Стояла себе, а тут идёт почтальон. Ты удивилась — ведь знаешь вот этого, а тут другой какой-то, подозрительный.
Бабушка уже обрела присущую ей твёрдость.
— Кажется, мои внуки учат меня, старуху, говорить не правду? — веско произнесла она.
— В твоём возрасте могла бы уж и без нас научиться! — бестактно брякнул прямолинейный внук, а умненькая внучка поспешила разрядить обстановку:
— Какая же тут ложь? Чистая правда. А если о чем и умолчишь, то это тоже не ложь. Бабушка собралась было сурово отчитать внуков и преподать им основы морали, но тут ей вдруг пришло в голову — очень несвоевременно — весьма обескураживающее соображение: а ведь то, о чем ей сейчас толкуют дети, в мире взрослых называется дипломатией. Да, так оно и есть, не надо лгать, следует говорить правду, только не всю. О чем-то надо умолчать, что-то дипломатично обойти…
— А врать нехорошо! — не удержалась бабушка от поучения и добавила:
— Ложь — это не просто нечестность. Ложь ещё и отвратительная трусость…
Встретив полные упрёка взгляды внуков, она вздохнула:
— Ну ладно, скажу ему правду. Скажу, что тот почтальон показался мне подозрительным и я специально поджидала его. И пусть думает, что хочет!
— Правильно, бабуля! — похвалила Яночка. — Пусть настоящий почтальон скажет тебе, кто этот подозрительный — тоже почтальон или самозванец какой, и почему себя так странно ведёт.
— А ты сможешь описать внешность подозрительного самозванца? — спросил Павлик. — Чтобы настоящий почтальон мог его узнать.
— Постараюсь, — ответила бабушка, чувствуя, как у неё с сердца спадает тяжёлый камень. — Может, и в самом деле поможет нам разгадать загадку. А вы почему ничего не едите? Пока вот перекусите немного, сегодня пришлось мне с обедом задержаться. Ничего страшного, ваши родители поехали за какими-то трубами и вернутся поздно, а дедушка совсем замотался со своими фальшиво… марочниками, предупредил, что вернётся поздно.
14
— Вот и получается, что грымза всех нас оставила в дураках, — с горечью констатировал Павлик, вытаскивая из-под подушки свою пижаму. — Сделала своё дело — и большой привет! С тяжёлым вздохом мальчик присел на кровать. За день он страшно вымотался, так как пришлось помогать родителям. В доме наконец начали ремонт, и Павлик один, по его словам, перетаскал на помойку столько строительного мусора, что им можно было наполнить два самосвала. Теперь все эти доски, битый кирпич, железки он ощущал в костях и во всем теле. Болели руки и ноги, ныла поясница. Физическая усталость явно сказывалась на настроении.
Возможно, потому, что устала меньше, Яночка была настроена более оптимистично. Она поспешила вселить в брата бодрость:
— Не так уж все плохо. Бабуля поговорила с нашим почтальоном. И он ей сказал — никакой посылки по нашему адресу не приходило. Если бы пришла, доставить её должен был он, это входит в его обязанности. Разве что заграничная, тогда, случается, доставка поручается внештатным почтальонам.
Павлик немного оживился.
— Когда она тебе это сказала? Почему я не знаю?
— Ты ещё из школы не вернулся. А я не успела сказать, тебя сразу запрягли в работу. Сам знаешь, потом разговаривать не было никакой возможности. Какая все-таки страшная вещь ремонт!
— А что она ещё говорила?
Кончив стелить свою постель, Яночка тоже при села на её край.
— Сказал — раз о посылке ничего не знает, значит, она заграничная. Сказал — того подозрительного почтальон не знает и не представляет кто это, хотя бабуля его красочно описала. А бабуле все это показалось ещё более подозрительным, она знает, как должны выглядеть заграничные посылки, а та совсем на них не похожа.
— А если и заграничная, то ещё больше подозрительная, — убеждённо заметил мальчик, но Яночка перешла уже к следующему подозрительному моменту:
— Как ты думаешь, зачем она там, на чердаке, двигала корзину? Прятала туда посылку? Тайны всегда действовали на Павлика вдохновляюще. Вот и теперь он забыл об усталости и целиком переключился на непонятную историю посылкой.
— Зачем ей лезть в корзину? Ведь она битком набита пустыми банками-склянками. А в посылке судя по словам бабули, никак не могла быть банка. Да мы и сами видели, вспомни.
— Конечно, зачем бы ей прятать так старательно какую-то банку? — согласилась Яночка, задумчиво глядя в темноту за окном.
Павлик тоже уставился туда, и, возможно, имён но темнота вдохновила его, ибо он высказал дельное соображение:
— Если это была банка с вишнёвым вареньем… ещё можно понять. А вдруг она прятала её от сыночка, чтобы не сожрал?
— Ты не о варенье думай, а о том, как ей жизнь отравить, — одёрнула сладкоежку-брата строгая сестра. — Я ничего путного придумать не могу.
— Я тоже, — вздохнул Павлик. — Дом рушится… рушится дом, ничего нового в голову не приходит, — безнадёжно махнул рукой мальчик, сознавая всю слабость этой устаревшей концепции.
— Надоело! — фыркнула Яночка. — И грымза привыкла, и даже бабушка.
— Бабушка не привыкла, просто мы переключили её на почтальона, а сама идея что надо! — воодушевился вдруг Павлик. — Только завыть надо теперь посильнее, как-то убедительнее… А грымза не привыкла, а тоже была занята охотой на почтальона.
Подумав, Яночка согласилась:
— Почему бы и не повыть немного? Сколько мы с тобой не выли? Кажется, целых четыре дня? Самое время. А она там ещё чем-то трещала, помнишь?
— Да, надо посмотреть, чем там можно трещать. Решено, лезем на чердак!
Перспектива ночной вылазки так вдохновила Павлика, что он совсем забыл об усталости, будто и не таскал весь день тяжести. Чердак притягивал мальчика с таинственной силой, столько там было ещё неисследованного! Как он не подумал об этом раньше? Может, именно там хранится ключ к разгадке непонятных событий.
— Ну так что? Лезем? — вскочил он с постели — Мне совсем не хочется спать.
— Мне тоже! — Яночка уже была на ногах. — Только смени батарейки в фонарике, он у тебя слишком слабо светит.
Дети давно освоили технику ночных вылазок на чердак с собакой, и все трое очень полюбили их. Из окна Хабр спрыгивал сам, а обратно забирался в два приёма. Сначала прыгал на спину на клонившегося Павлика, с неё на подоконник. По росшую мхом наклонную крышу над террасой преодолевали с помощью давно вбитых в неё крючьев. Научились дети и более рационально использовать короткое время, отпущенное на изучение чердака. Они не стали отвлекаться на осмотр уже исследованной части чердака, а, чихая от пыли и светя фонариком, сразу направились на менее изученную. Действовать тут приходилось осторожно, малейшее резкое движение поднимало тучи пыли, толстым слоем покрывавшей все вокруг. Каждый заинтересовавший их предмет приходилось или брать в руки, чтобы осмотреть, или хоть немного стряхнуть с него пыль: по внешнему же виду трудно было определить, что это такое. Яночка нащупала какой-то круглый предмет и не могла понять, что он собой представляет. Пришлось призвать на помощь брата. Оставив в покое деревянное колесо, похожее на штурвал с торчащими в стороны деревянными спицами, Павлик осторожно, стараясь не поднимать пыли, извлёк не понятный круглый предмет из кучи позвякивающего мусора. Стерев рукавом пыль, он осветил предмет фонариком и неуверенно произнёс:
— Похоже на тыкву.
Взяв в руки непонятную находку, сестра оглядела её.
— Лёгкая. И какие-то дырки, вот здесь, видишь?
Дети с интересом принялись рассматривать старую высохшую тыкву, в которой и в самом деле виднелось несколько дырочек разного размера. Но вот Павлик повернул тыкву под каким-то новым углом и воскликнул:
— Гляди! Ну прямо морда!
— Точно! — подхватила Яночка. — Вот глаза вот нос… и зубы торчат! Что бы это могло быть?
Заглянув через самое большое отверстие внутрь тыквы, Павлик сделал открытие:
— Там остаток свечи. Вон огарок, видишь? Зажжём?
— А у тебя есть с собой спички?
— Спички у меня всегда с собой! Зажигаем?
Велев Яночке светить фонариком и освободив руки, мальчик сначала перевернул тыкву отверстием вниз и вытряхнул из неё скопившуюся пыль. Яночка светила на брата и тыкву двумя фонариками — своим и брата, с интересом наблюдая за братом. А тот зажёг спичку и, наклонив тыкву, тщетно пытался зажечь запылённый и высохший фитиль свечи внутри тыквы. Пришлось потратить несколько спичек, прежде чем свеча внутри тыквы зажглась ровным ярким пламенем. Дети выжидающе уставились на неё, но ничего интересного не происходило.
— И что? — не выдержала Яночка.
— Не знаю, — разочарованно ответил брат и вдруг сообразил:
— А ну, потуши оба фонарика! Яночка послушно потушила фонарики, и у детей перехватило дыхание. В наступившей темноте они узрели перед собой страшную рожу, отсвечивающую каким-то потусторонним, призрачным светом. Тыква покачивалась, огонёк свечи колебался, рожа строила страшные гримасы — скалила зубы и дьявольски подмигивала.
Яночка не могла произнести ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38