При этом он нечаянно толкнул неустойчивую подставку со стоящей на ней мраморной скульптурной группой, и та, падая, со всей силой ударила его по голове. И одновременно опрокинулся столик с лежащей на нем злополучной книгой. Она тоже полетела на пол, вернее, на ковёр, застилающий пол в кабинете.
По мнению месье Симона, молодой помощник ювелира при виде всех этих падений инстинктивно бросился на помощь к виконту, выронив браслет, который уже держал в руке. И браслет, и мягкая бумага, в которую тот был завернут, тоже были обнаружены на полу.
— А почему, черт возьми, помощник ювелира принёс драгоценность в бумажке, а не в каком-нибудь футляре? — вдруг возмутилась Кристина. — И почему это ни у кого не вызвало подозрения и вообще не привлекло внимания?
— Понятия не имею, — нервно ответила я. — Но уверена, дотошный комиссар Симон выяснил и это обстоятельство.
И точно. Выяснил. Правда, до этого наблюдательный комиссар отметил ещё тот факт, что столик, на котором лежал фолиант, был восьмигранным, с острыми краями и, падая, в свою очередь нанёс виконту удар острым углом прямо в висок.
— Все шишки на бедного Макара! — меланхолично констатировала Крыська.
А помощник ювелира при виде всех этих ужасов до того перепугался, что не рассуждая подхватился и был таков. Так полагал комиссар Симон.
Далее следовали показания ювелира, тоже в пересказе комиссара. Тот пояснил, что браслет виконт непременно хотел получить завёрнутым лишь в мягкую бумагу, не в футляре, ибо нежная надпись на нем должна явиться сюрпризом для некой дамы, у которой виконт незаметно его похитил и столь же незаметно намеревался подбросить на место. Данное обстоятельство комиссар проверять не стал, не хотелось рыться на туалетном столике уважаемой дамы в поисках наверняка имеющегося там футляра от браслета. Опять же, учитывая упоминание в надписи упоительных мгновений, вряд ли было по-джентльменски компрометировать даму. Тем более что по смерти виконта ни одна дама не обратилась в полицию с требованием вернуть ей браслет. По всей вероятности, дама была замужем.
Я не упустила случая поддеть сестру.
— Ну вот тебе и объяснение.
— Да ладно, отстань. Шут с ней, с этой дамой. А дальше что там?
А дальше комиссар описал нашей прабабке наверняка очень интересующий её старинный фолиант. Фолиант лежал на ковре в раскрытом виде, причём в глаза комиссару бросилась огромная дыра в самой середине книги, проверченная чуть ли не через всю толщу страниц. Впрочем, разглядывать книгу не было времени, а потом её поднял с полу лакей и, захлопнув, положил на столик, в чем комиссар не успел ему помешать. Ведь тут появился вызванный ещё раньше врач, которого следовало допустить к телу виконта, толпой ввалились друзья покойного, до сих пор безмятежно попивающие вино в одной из гостиных. А потом старинный фолиант исчез. Много трудов заняло у комиссара установление факта, что старинная книга принадлежала графине, вот он и позволил себе просить её уделить ему внимание, за что чрезвычайно благодарен, и прояснить дальнейшую судьбу злополучной книги. Ведь там, в особняке виконта, в момент несчастья оказалась графинина внучка, мадемуазель Юстина…
— Так вот почему ему так хотелось нанести визит мадам графине, — поняла Кристина.
— А прабабушка, голову даю на отсечение, горячо поддержала его версию насчёт искусственной челюсти! — подхватила я. — Только она одна и вылетела. Клементина даже могла показать ему соколов, почему не показать?
— А сама небось жутко разнервничалась, — продолжила наши рассуждения сестра. — Ведь поняла же — не челюсть вылетела, а наш алмаз из книги!
— Челюсть тоже…
— Одно другому не мешает, вылететь могло все на свете, места на полу много. Но помощник ювелира небось не за челюстью кинулся, на фиг ему чужая челюсть…
— Передохнем и подытожим, — предложила я. — В принципе обо всем этом мы уже или знали, или догадывались, теперь вот узнали в подробностях. Осложнения начинаются в Кале. Оставил ли этот Шарль алмаз у своей невесты или тот потонул в морских пучинах? Стоп, не торопись. Что у него было при себе в критический момент?
— Так тут же написано — жёлтый небольшой саквояжик.
— Чем нам этот саквояжик может помочь?
И мы уставились друг на дружку, напряжённо размышляя. Ни к какому выводу не пришли. Кристина поднялась с пола, налила вина в два бокала и вернулась на место.
— И все-таки этим алмазом занимались многие поколения наших предков, — задумчиво произнесла она, потягивая испытанное средство. — Видишь, сколько сведений старательно собрано и сохранилось в неприкосновенности до наших дней. А все наши предки, дай бог им… то есть упокой господи их души.
— Не все предки, только прабабки, — поправила я сестру. — Исключение составляет прапрадед Людовик, тот, что с Мариэттой связался. А так алмазом занимались одни женщины, наши предки по женской линии.
— А сейчас наоборот. Во всяком случае, Хьюстон вроде бы мужчина, во всяком случае, таким кажется.
Мы опять помолчали, опять подумали. Ничего умного в головы не приходило. Вздохнув, Кристина предложила почитать газеты, раз уж они у нас под рукой.
Журналисты всегда были журналистами. И в те давние времена тоже сделали все от них зависящее для повышения тиража своих газет. Наряду с информацией, уже известной нам из первоисточника, можно сказать, от комиссара Симона, они расписали смерть виконта во всех подробностях, не скупясь на детали — или вымышленные, или совсем лишние в расследовании. Вроде того, что, вот, картина в кабинете виконта висела косо, друзья покойного обсуждали как раз в самый трагический момент что-то смешное и громко, на весь дом, хохотали, хотя некоторые из них потом клялись — у них были нехорошие предчувствия. Один писал о том, что внезапно в особняке виконта появилась неизвестная молодая дама и, воспользовавшись царившей там паникой, спрятала что-то за корсет и была такова. В репортажах этих писак фигурировали, разумеется, неизбежные брызги крови на стенах и даже на двери кабинета и приводились высказывания дурака лакея и его подробная биография. И т.д., и т.п. Когда уже совсем не о чем стало писать, вспомнили ювелирную фирму мистера Брумстера, а также несчастливое детство его молодого помощника Шарля Трепона. Последнее нас заинтересовало, и прежде всего потому, что в нем описывался внешний вид молодого человека во всех подробностях.
«Шарль Трепон был высоким, ладно скроенным парнем крепкого телосложения», — писал один репортёр. «Шарль Трепон был верзилой, обладающим силой быка», — писал другой. Неудивительно, что хозяин посылал его одного, без охраны, с большими ценностями к клиентам, тем более что помощник пользовался неограниченным доверием ювелира. И доверие он оправдывал, а грабители не отваживались напасть на молодого силача. За честность помощника ювелир головой ручался и, судя по всему, симпатизировал молодому человеку. Одевался Шарль обычно скромно, чтобы не искушать потенциальных злоумышленников, носил просторный сюртук со множеством карманов и всегда имел при себе небольшой саквояж из жёлтой кожи, сумку на длинном ремешке, чтобы вешать на плечо. Даже если злоумышленники и знали, что вот этот здоровяк — помощник ювелира и, возможно, несёт ценности клиентам, они не могли догадаться, где же эти ценности он спрятал — в карманах или в сумке. А при его силе, пока тот жив, прощупывание исключалось.
Кристина решилась сделать предположение:
— Учитывая показания лакея виконта о том, что, входя в кабинет, Трепон сунул руку в саквояж, делаю ставку на последний. Сюртук с карманами мне кажется сомнительным, журналисты мастера приврать, Шарль мог быть в узком пиджачке или пальто с пелериной. Хотя и не знаю, какая нам польза от этого.
Я задумчиво возразила:
— И все-таки прабабушка по каким-то соображениям сохранила весь этот бумажный хлам, да ещё хорошенько его припрятала. Ведь не просто на память?
— Облегчила нам работу, факт.
— А может, мы с тобой не обратили внимания на что-то важное? Ну, скажем, на то, что во всей этой газетной шумихе, поднятой вокруг скоропостижной смерти виконта, при всех подробных описаниях ювелира и его помощника ни слова нет о невесте помощника. А ведь газетчики такие сентиментальности просто обожают. И уж кто-нибудь наверняка бы разнюхал о покинутой невесте и расписал её трагедию. Кстати, о бегстве Шарля — ни слова правды, одни глупости.
Естественно, Кристина нашла что возразить:
— А не кажется ли тебе, что, после того как с Шарля сняли подозрение в убийстве, пресса просто потеряла к нему интерес? Ведь и комиссар Симон, если не ошибаюсь, о невесте парня тоже не упоминал. Ни разу не назвал Антуанетту! Выходит, прабабка о ней самостоятельно дозналась, от дочери.
— И собрала воедино всю эту макулатуру. Для чего? Ладно, давай пока оставим загадки в покое, голова кругом идёт.
— Но сначала изучим до конца этот предмет меблировки, а вдруг в нем ещё какой тайник?
Никаких потайных ящичков в секретере мы больше не обнаружили, зато нашли письмо, отправленное ясновельможной пани графине Мартином Кацперским из Кале. В письме Мартин намекал на необходимость подождать возвращения из Англии ясновельможной паненки Юстины. Неизвестно, что там, в Англии, происходит, поэтому, по мнению Мартина, имеет смысл ещё подождать в Кале, поблизости от английских берегов, и в случае чего быстренько смотаться в Англию. А кроме того, не исключено, что сюда, в Кале, может вернуться известный пани графине тип. Так что он, Мартин, пока останется бдить в Кале. Я удовлетворённо произнесла:
— Ну вот, теперь понятно, какая связь между мадемуазель Антуанеттой Гиббон из маленького французского города Кале и семейством Кацперских из польской глубинки. И сдаётся мне, что этот самый Мартин женился на Антуанетте, что-то такое смутно вспоминается, какие-то намёки в разных письменных источниках. Не она ли та самая Антося? И бабуля что-то такое рассказывала…
— Раз уж ты слушала болтовню бабули, могла бы и запомнить кое-что! — рассердилась Кристина. — И слушать надо было внимательно!
— Да я слушала очень даже внимательно, а вот бабулины воспоминания были какие-то… туманные. Кажется, все происходило ещё до её рождения, так что, собственно, вспоминать она не могла, уже потом слышала от старших. Обрывки воспоминаний. К тому же мне показалось — ей неприятно было говорить об этих вещах. Так при чем я здесь?
— Может, ещё какое письмо попадётся…
Писем больше не попадалось, а вот ночное бдение доставляло нам массу удовольствия и приятных эмоций. Начать с того, что своим новым образом жизни мы шокировали прислугу и полностью дезорганизовали распорядок в замке. Где это видано, чтобы благородные девушки всю ночь не спали, зато потом дрыхли целый день, завтракали где-то ближе к вечеру, а с обедом и вовсе непонятно, что делать? Всю ночь в окнах покоев горел свет, и что бы сказала покойная графиня? Правда, выразить недовольство открыто никто из слуг не решился. Господам виднее, как поступать…
Сжалившись над верными слугами графини и убедившись, что старик-камердинер поразительно быстро оправился от травм, мы собрали прислугу в огромном холле и честно выложили ей мотивы нашего странного поведения. Ведь все равно необходимо привести в порядок доставшееся нам наследство предков и ознакомиться с предметами, из которых оно состоит, а если мы делаем это по ночам, зажигая свет то в одном окне, то в другом, где попало, без всякой системы, ни один злоумышленник не рискнёт лезть в замок ночью. Так что жертвуем собой ради общего блага. Понятно? А днём уж они постерегут. Днём нам надо отоспаться, иначе не выдержим, понятно? Что же касается обеда — пожалуйста, раз уж так им хочется, могут приготовить, скажем, к одиннадцати ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
По мнению месье Симона, молодой помощник ювелира при виде всех этих падений инстинктивно бросился на помощь к виконту, выронив браслет, который уже держал в руке. И браслет, и мягкая бумага, в которую тот был завернут, тоже были обнаружены на полу.
— А почему, черт возьми, помощник ювелира принёс драгоценность в бумажке, а не в каком-нибудь футляре? — вдруг возмутилась Кристина. — И почему это ни у кого не вызвало подозрения и вообще не привлекло внимания?
— Понятия не имею, — нервно ответила я. — Но уверена, дотошный комиссар Симон выяснил и это обстоятельство.
И точно. Выяснил. Правда, до этого наблюдательный комиссар отметил ещё тот факт, что столик, на котором лежал фолиант, был восьмигранным, с острыми краями и, падая, в свою очередь нанёс виконту удар острым углом прямо в висок.
— Все шишки на бедного Макара! — меланхолично констатировала Крыська.
А помощник ювелира при виде всех этих ужасов до того перепугался, что не рассуждая подхватился и был таков. Так полагал комиссар Симон.
Далее следовали показания ювелира, тоже в пересказе комиссара. Тот пояснил, что браслет виконт непременно хотел получить завёрнутым лишь в мягкую бумагу, не в футляре, ибо нежная надпись на нем должна явиться сюрпризом для некой дамы, у которой виконт незаметно его похитил и столь же незаметно намеревался подбросить на место. Данное обстоятельство комиссар проверять не стал, не хотелось рыться на туалетном столике уважаемой дамы в поисках наверняка имеющегося там футляра от браслета. Опять же, учитывая упоминание в надписи упоительных мгновений, вряд ли было по-джентльменски компрометировать даму. Тем более что по смерти виконта ни одна дама не обратилась в полицию с требованием вернуть ей браслет. По всей вероятности, дама была замужем.
Я не упустила случая поддеть сестру.
— Ну вот тебе и объяснение.
— Да ладно, отстань. Шут с ней, с этой дамой. А дальше что там?
А дальше комиссар описал нашей прабабке наверняка очень интересующий её старинный фолиант. Фолиант лежал на ковре в раскрытом виде, причём в глаза комиссару бросилась огромная дыра в самой середине книги, проверченная чуть ли не через всю толщу страниц. Впрочем, разглядывать книгу не было времени, а потом её поднял с полу лакей и, захлопнув, положил на столик, в чем комиссар не успел ему помешать. Ведь тут появился вызванный ещё раньше врач, которого следовало допустить к телу виконта, толпой ввалились друзья покойного, до сих пор безмятежно попивающие вино в одной из гостиных. А потом старинный фолиант исчез. Много трудов заняло у комиссара установление факта, что старинная книга принадлежала графине, вот он и позволил себе просить её уделить ему внимание, за что чрезвычайно благодарен, и прояснить дальнейшую судьбу злополучной книги. Ведь там, в особняке виконта, в момент несчастья оказалась графинина внучка, мадемуазель Юстина…
— Так вот почему ему так хотелось нанести визит мадам графине, — поняла Кристина.
— А прабабушка, голову даю на отсечение, горячо поддержала его версию насчёт искусственной челюсти! — подхватила я. — Только она одна и вылетела. Клементина даже могла показать ему соколов, почему не показать?
— А сама небось жутко разнервничалась, — продолжила наши рассуждения сестра. — Ведь поняла же — не челюсть вылетела, а наш алмаз из книги!
— Челюсть тоже…
— Одно другому не мешает, вылететь могло все на свете, места на полу много. Но помощник ювелира небось не за челюстью кинулся, на фиг ему чужая челюсть…
— Передохнем и подытожим, — предложила я. — В принципе обо всем этом мы уже или знали, или догадывались, теперь вот узнали в подробностях. Осложнения начинаются в Кале. Оставил ли этот Шарль алмаз у своей невесты или тот потонул в морских пучинах? Стоп, не торопись. Что у него было при себе в критический момент?
— Так тут же написано — жёлтый небольшой саквояжик.
— Чем нам этот саквояжик может помочь?
И мы уставились друг на дружку, напряжённо размышляя. Ни к какому выводу не пришли. Кристина поднялась с пола, налила вина в два бокала и вернулась на место.
— И все-таки этим алмазом занимались многие поколения наших предков, — задумчиво произнесла она, потягивая испытанное средство. — Видишь, сколько сведений старательно собрано и сохранилось в неприкосновенности до наших дней. А все наши предки, дай бог им… то есть упокой господи их души.
— Не все предки, только прабабки, — поправила я сестру. — Исключение составляет прапрадед Людовик, тот, что с Мариэттой связался. А так алмазом занимались одни женщины, наши предки по женской линии.
— А сейчас наоборот. Во всяком случае, Хьюстон вроде бы мужчина, во всяком случае, таким кажется.
Мы опять помолчали, опять подумали. Ничего умного в головы не приходило. Вздохнув, Кристина предложила почитать газеты, раз уж они у нас под рукой.
Журналисты всегда были журналистами. И в те давние времена тоже сделали все от них зависящее для повышения тиража своих газет. Наряду с информацией, уже известной нам из первоисточника, можно сказать, от комиссара Симона, они расписали смерть виконта во всех подробностях, не скупясь на детали — или вымышленные, или совсем лишние в расследовании. Вроде того, что, вот, картина в кабинете виконта висела косо, друзья покойного обсуждали как раз в самый трагический момент что-то смешное и громко, на весь дом, хохотали, хотя некоторые из них потом клялись — у них были нехорошие предчувствия. Один писал о том, что внезапно в особняке виконта появилась неизвестная молодая дама и, воспользовавшись царившей там паникой, спрятала что-то за корсет и была такова. В репортажах этих писак фигурировали, разумеется, неизбежные брызги крови на стенах и даже на двери кабинета и приводились высказывания дурака лакея и его подробная биография. И т.д., и т.п. Когда уже совсем не о чем стало писать, вспомнили ювелирную фирму мистера Брумстера, а также несчастливое детство его молодого помощника Шарля Трепона. Последнее нас заинтересовало, и прежде всего потому, что в нем описывался внешний вид молодого человека во всех подробностях.
«Шарль Трепон был высоким, ладно скроенным парнем крепкого телосложения», — писал один репортёр. «Шарль Трепон был верзилой, обладающим силой быка», — писал другой. Неудивительно, что хозяин посылал его одного, без охраны, с большими ценностями к клиентам, тем более что помощник пользовался неограниченным доверием ювелира. И доверие он оправдывал, а грабители не отваживались напасть на молодого силача. За честность помощника ювелир головой ручался и, судя по всему, симпатизировал молодому человеку. Одевался Шарль обычно скромно, чтобы не искушать потенциальных злоумышленников, носил просторный сюртук со множеством карманов и всегда имел при себе небольшой саквояж из жёлтой кожи, сумку на длинном ремешке, чтобы вешать на плечо. Даже если злоумышленники и знали, что вот этот здоровяк — помощник ювелира и, возможно, несёт ценности клиентам, они не могли догадаться, где же эти ценности он спрятал — в карманах или в сумке. А при его силе, пока тот жив, прощупывание исключалось.
Кристина решилась сделать предположение:
— Учитывая показания лакея виконта о том, что, входя в кабинет, Трепон сунул руку в саквояж, делаю ставку на последний. Сюртук с карманами мне кажется сомнительным, журналисты мастера приврать, Шарль мог быть в узком пиджачке или пальто с пелериной. Хотя и не знаю, какая нам польза от этого.
Я задумчиво возразила:
— И все-таки прабабушка по каким-то соображениям сохранила весь этот бумажный хлам, да ещё хорошенько его припрятала. Ведь не просто на память?
— Облегчила нам работу, факт.
— А может, мы с тобой не обратили внимания на что-то важное? Ну, скажем, на то, что во всей этой газетной шумихе, поднятой вокруг скоропостижной смерти виконта, при всех подробных описаниях ювелира и его помощника ни слова нет о невесте помощника. А ведь газетчики такие сентиментальности просто обожают. И уж кто-нибудь наверняка бы разнюхал о покинутой невесте и расписал её трагедию. Кстати, о бегстве Шарля — ни слова правды, одни глупости.
Естественно, Кристина нашла что возразить:
— А не кажется ли тебе, что, после того как с Шарля сняли подозрение в убийстве, пресса просто потеряла к нему интерес? Ведь и комиссар Симон, если не ошибаюсь, о невесте парня тоже не упоминал. Ни разу не назвал Антуанетту! Выходит, прабабка о ней самостоятельно дозналась, от дочери.
— И собрала воедино всю эту макулатуру. Для чего? Ладно, давай пока оставим загадки в покое, голова кругом идёт.
— Но сначала изучим до конца этот предмет меблировки, а вдруг в нем ещё какой тайник?
Никаких потайных ящичков в секретере мы больше не обнаружили, зато нашли письмо, отправленное ясновельможной пани графине Мартином Кацперским из Кале. В письме Мартин намекал на необходимость подождать возвращения из Англии ясновельможной паненки Юстины. Неизвестно, что там, в Англии, происходит, поэтому, по мнению Мартина, имеет смысл ещё подождать в Кале, поблизости от английских берегов, и в случае чего быстренько смотаться в Англию. А кроме того, не исключено, что сюда, в Кале, может вернуться известный пани графине тип. Так что он, Мартин, пока останется бдить в Кале. Я удовлетворённо произнесла:
— Ну вот, теперь понятно, какая связь между мадемуазель Антуанеттой Гиббон из маленького французского города Кале и семейством Кацперских из польской глубинки. И сдаётся мне, что этот самый Мартин женился на Антуанетте, что-то такое смутно вспоминается, какие-то намёки в разных письменных источниках. Не она ли та самая Антося? И бабуля что-то такое рассказывала…
— Раз уж ты слушала болтовню бабули, могла бы и запомнить кое-что! — рассердилась Кристина. — И слушать надо было внимательно!
— Да я слушала очень даже внимательно, а вот бабулины воспоминания были какие-то… туманные. Кажется, все происходило ещё до её рождения, так что, собственно, вспоминать она не могла, уже потом слышала от старших. Обрывки воспоминаний. К тому же мне показалось — ей неприятно было говорить об этих вещах. Так при чем я здесь?
— Может, ещё какое письмо попадётся…
Писем больше не попадалось, а вот ночное бдение доставляло нам массу удовольствия и приятных эмоций. Начать с того, что своим новым образом жизни мы шокировали прислугу и полностью дезорганизовали распорядок в замке. Где это видано, чтобы благородные девушки всю ночь не спали, зато потом дрыхли целый день, завтракали где-то ближе к вечеру, а с обедом и вовсе непонятно, что делать? Всю ночь в окнах покоев горел свет, и что бы сказала покойная графиня? Правда, выразить недовольство открыто никто из слуг не решился. Господам виднее, как поступать…
Сжалившись над верными слугами графини и убедившись, что старик-камердинер поразительно быстро оправился от травм, мы собрали прислугу в огромном холле и честно выложили ей мотивы нашего странного поведения. Ведь все равно необходимо привести в порядок доставшееся нам наследство предков и ознакомиться с предметами, из которых оно состоит, а если мы делаем это по ночам, зажигая свет то в одном окне, то в другом, где попало, без всякой системы, ни один злоумышленник не рискнёт лезть в замок ночью. Так что жертвуем собой ради общего блага. Понятно? А днём уж они постерегут. Днём нам надо отоспаться, иначе не выдержим, понятно? Что же касается обеда — пожалуйста, раз уж так им хочется, могут приготовить, скажем, к одиннадцати ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77