Членам совета было также полезно видеть старого полковника кирасир словно застывшим возле окованной железом двери канцелярии королевского прокурора.
2. ЕГО БУДУТ СУДИТЬ НЕ СЛИШКОМ СТРОГО!
Ярл Юленшерна читал карту при свете свечей в своем кабинете и маленькими глотками прихлебывал сахарную воду, когда услышал шаги Маргрет. Он был без парика, лысый, в теплом меховом камзоле, в турецких сафьяновых туфлях с загнутыми носами. Маргрет шла быстро, почти бежала; он понял это потому, как она задохнулась, опускаясь в кресло у камина.
– Добрый вечер! – сказала она, переведя дыхание.
– Добрый вечер, Маргрет! – ответил он, сворачивая карту. Искоса, быстрым взглядом он отметил бледность ее лица, усталую позу и понял: она все знает. Ну что же, пусть знает. Теперь они квиты. Он отомщен, его честь восстановлена. Разумеется, ему следовало заколоть премьер-лейтенанта на поединке, но судьба решила иначе. По воле провидения королевский прокурор Аксель Спарре покончит с этим делом раз навсегда...
– Я слушаю вас, Маргрет! – сказал он, садясь в кресло против нее.
Она молча смотрела на него. «Плешивый дьявол» – звали его матросы. Про него рассказывали, что он еще в молодости продал душу черту. Этот человек не знал милосердия никогда. Ни милосердия, ни жалости, ни сострадания.
– Я слушаю вас, Маргрет! – повторил он.
– Какой холодный и сырой вечер, – произнесла она, ежась. – Очень холодно, не правда ли?
– Я не нахожу этого...
– Конечно, вы не находите... Вы моряк... вы привыкли к сырости и холоду. Вся ваша жизнь прошла в море...
И она покашляла.
– Не простужены ли вы?
– Быть может, немного...
Хрустнув пальцами, она сказала с принужденной улыбкой:
– Вы огорчили свою жену, Эрик. Ларс Дес-Фонтейнес все-таки арестован?
Юленшерна смотрел на Маргрет неподвижными глазами:
– Разве?
Он видел, как задрожал ее подбородок, но она нашла в себе силы сдержаться.
– Представьте, Маргрет, я ничего об этом не знаю.
– Убийство во время поединка! – воскликнула она. – Какой вздор! Неужели нельзя заступиться за человека, который так полезен короне?
Ярл молчал.
– Чем это все ему грозит? – осторожно спросила Маргрет.
– Не слишком многим.
– Чем же?
Юленшерна сказал, что, весьма вероятно, офицера будут судить, но вряд ли слишком строго. Его ушлют в Польшу агентом, или в Московию, если это будет возможно, или в Данию.
– Мне жалко его, – слегка зевнув, сказала Маргрет. – И жалко его старого отца. Стариков всегда жалко.
– Его отец моложе меня на три года! – ответил ярл Юленшерна. – Вам следовало бы забыть эту тему...
– Мне жалко и вас, – передернув плечами, усмехнулась Маргрет, – особенно когда вы без парика. Парик все-таки украшает вас...
Юленшерна молчал.
– А когда-то вы мне подолгу рассказывали о вашем прошлом... О разных морях и жарких странах, о туземцах и о кровавых сражениях. Теперь вы всегда заняты, и мы живем так скучно. Дни похожи один на другой...
Он слушал настороженно: Маргрет хитра, сейчас она чего-нибудь потребует.
– Я просто зачахну от тоски. Обещайте, если пойдете в море, взять меня с собой?
– Я военный моряк, – сказал Юленшерна. – Мне подчинены военные корабли. А на военном корабле женщине не место.
– Мне не место?
– Маргрет, ни одна женщина...
– Жене адмирала и дочери государственного секретаря можно плыть и на военном корабле! – ответила Маргрет. – А если вы меня не пожелаете взять с собою, то я попрошу отца, и он вам просто-напросто прикажет. Понимаете? Я имею право на кое-какие капризы, вы это отлично понимаете...
И, резко поднявшись, она ушла из его кабинета к себе.
3. КАЗНЬ
Королевский прокурор Аксель Спарре вместе с тюремным капелланом посетил Дес-Фонтейнеса в его заточении в замке Грипсхольм на следующую ночь. Два тюремщика сопровождали капеллана и прокурора. Пламя факелов отражалось в гладких мокрых стенах каменного подземелья, было слышно, как неподалеку поют псалмы закованные католики, как визжит старуха, приговоренная к казни за колдовство.
– Ваше имя? – спросил Аксель Спарре.
Дес-Фонтейнес угрюмо назвал себя. Аксель Спарре прочитал донос, написанный капитаном галеры и комитом Сигге. Премьер-лейтенант сидел опустив голову. Капеллан прочитал свидетельство офицеров, присутствовавших при поединке. Ларс Дес-Фонтейнес молчал.
– Когда, где и сколько вы получили от московитов за то, чтобы превозносить их добродетели? – спросил Аксель Спарре.
Премьер-лейтенант не ответил.
– Чистосердечным раскаянием вы еще можете смягчить свою участь! – сказал Аксель Спарре. – Советую вам подумать.
– Но как мне раскаяться? – спросил, помедлив, Ларс Дес-Фонтейнес. – Научите!
Капеллан и Аксель Спарре в два голоса принялись ему советовать. Ларс Дес-Фонтейнес плохо соображал, но слушал внимательно. Он не слишком верил доброжелательности королевского прокурора: после всего происшедшего в зале совета тот не мог желать его спасения. Нет, он напишет королю по-своему, не имеет никакого смысла так глупо умирать...
И весь следующий день, словно в лихорадке, он писал униженное прошение его величеству королю. А рядом все визжала и визжала старуха, которую должны были казнить за колдовство. Было слышно, как она богохульствует и призывает бога, как она бьется в двери и рыдает. Поздним вечером ее проволокли по коридору на плац – казнить. И в замке Грипсхольм сделалось так тихо, как, наверное, бывает в могиле. Впрочем, подземелье и было могилой. Отсюда не выходили почти никогда...
На другую ночь премьер-лейтенанту был прочитан приговор. Дес-Фонтейнес выслушал его молча, с напряженным спокойствием. Но лицо его почернело и дрогнуло, когда он узнал, что приговорен к смертной казни трижды: за убийство в поединке, за бесчестье особы короля и за восхваление врага.
– А мое прошение? – спросил он тихо.
– Ответа еще нет! – ответил помощник королевского прокурора.
После исповеди и причастия, под медленный бой часов на ратуше, приговоренных вывели на плац. Крупными хлопьями падал мокрый снег. Двести королевских драбантов стояли правильным четырехугольником вокруг низкого эшафота, на котором палач в красном колпаке точил бруском свой двенадцатифунтовый топор. Трещали и чадили смоляные факелы.
Первым на эшафот, тяжело ставя опухшие, кровоточащие ноги, поднялся тот самый человек, которого премьер-лейтенант приказал на галере пытать водою, когда возвращался в Стокгольм, – Дес-Фонтейнес узнал его сразу. Щербатый, казалось, с любопытством оглядел высокие стены замка, ряды драбантов, капеллана, помощника королевского прокурора... Он о чем-то сосредоточенно думал и, может быть, даже хотел произнести какие-то слова, но не успел. Ударили барабаны, палач бросил его на плаху, подручные палача растянули его руки цепями, тюремный капеллан начал читать отходную, и вместе со словом «аминь» двенадцатифунтовый топор, со свистом разрубив воздух, отсек напрочь голову Щербатого.
Барабаны смолкли.
Ларс Дес-Фонтейнес поднялся на эшафот.
Помощники палача натянули цепями его руки, палач ударил его в спину и повалил на плаху. Он потерял сознание, а когда очнулся, то услышал слова помилования, которые мерным голосом читал помощник королевского прокурора:
– «...после чего, лишив офицерского звания, дворянства, имущества, имени и фамилии, сослать на вечные времена загребным каторжанином в галерный флот его величества короля, дабы примерным поведением, постом и молитвами, а также постоянным трудом, тот, который именовался Ларсом Дес-Фонтейнес, мог искупить свои грехи перед богом и преступления перед королем...»
Помощники палача дернули цепи. Ларс Дес-Фонтейнес встал на ноги. Барабаны ударили в третий раз. Начался обряд гражданской казни.
Жизнь он сохранил.
Но какой она будет, эта жизнь?
4. ПУСТЬ УНИЧТОЖАТ ГОРОД!
Король уезжал в Польшу, и потому последние дела доделывались наспех. У охотничьего замка Кунгсер, где под предлогом устройства весеннего карнавала Карл уже несколько дней готовился к тайному отъезду, ржали верховые лошади; свитские генералы, одетые по-походному – в кольчугах под плащами, – дремали под турьими, лосевыми и медвежьими чучелами в галерее замка; солдаты конного батальона гвардии драбантов, назначенные сопровождать его величество, построившись, клевали носами. Дремали на ветру рейтары лейб-регимента, лейб-драгуны, трубачи, гобоисты, литаврщики, барабанщики...
В маленьком кабинете горели свечи.
Карл, в серо-зеленом походном кафтане, заложив руки за спину, нетерпеливо слушал графа Пипера, Нордберга, Акселя Спарре и генерала Штерна.
– Уничтожить Архангельск можно также через посредство посылки нескольких тысяч войск с берегов Ладожского озера, – говорил граф Пипер. – Они отправятся из Кексгольма через Ладогу и Свирь к северному берегу Онежского озера, где проходит стародавний путь по рекам и через волоки в Белое море...
– Путь слишком длинен, – отрывисто сказал Карл. – Московиты сомнут наших солдат...
Помаргивая, он смотрел на карту, которую держал генерал Штерн.
– Еще что?
– Можно также послать несколько отрядов шведских храбрецов к северным рубежам, дабы оттянуть силы русских от Архангельска, – предложил Штерн. – Вот сюда – на Олонец-Кондуши...
Генерал показал ногтем – как пойдет отряд.
– В первую очередь – экспедиция, – произнес Карл. – Пять кораблей мало. Семь.
Граф Пипер поклонился.
– Командовать ярлу Юленшерне!
Пипер поклонился еще раз. Штерн стал сворачивать карту в трубку. Аксель Спарре вздохнул.
– Еще что? – спросил Карл. – Вы все крайне медлительны...
Капеллан Нордберг шагнул вперед к Карлу. Палаш висел у него на левом бедре, справа в сумке были уложены пистолеты. Когда он пошевельнулся, стало заметно, что под сутаной у него надета кольчуга.
– Что вам угодно? – спросил Карл своего духовника.
– Пусть уничтожат город, – быстро заговорил Нордберг, – пусть покончат с кораблестроением, затеянным московитами. Сжечь верфи, сжечь все корабельные запасы, повесить на видном месте корабельных мастеров – русских, датских, голландских, чтобы смертно боялись строить корабли, навсегда запомнили...
– Город сжечь тоже! – сказал Карл.
И отвернулся, насвистывая.
– Не щадить никого! – прижимая ладонью щеку, говорил Нордберг. – Не правда ли, ваше величество? Уничтожить все в городе. Всех и все. Пусть трое суток матросы и отряды абордажных команд грабят город. И взять контрибуцию. Ваше величество, не правда ли, следует взять контрибуцию?
Карл старательно высвистывал мелодию приступа: «Живее коли, руби и бей во славу божью». Мотив не давался ему.
– Солдат в экспедицию брать поменьше! – сказал Нордберг. – Наемники лучше справятся с этим делом. Наемники жаднее. Кто будет ими командовать?
– Предположительно полковник Джеймс, – ответил граф Пипер. – Он долго был в Архангельске и отлично знает город. Он, между прочим, считает, что нужно сжечь Холмогоры тоже. И еще одну верфь – Вавчугу.
– Да, да, – перестав свистеть, подтвердил Карл. – Вавчугу, Казань, Сибирь...
У графа Пипера приподнялись брови, капеллан Нордберг мягко напомнил:
– Казань и Сибирь пока еще далеко, ваше величество. Мы сожжем их несколько позже, когда, расправившись с Августом, пойдем на Москву.
Карл кивнул. Ему принесли перловую похлебку – подкрепиться на дорогу.
– Драбантов кормят? – спросил король.
– Да, ваше величество.
– Чем?
– Они получили похлебку из этого же котла.
Король ел стоя. Аксель Спарре быстро докладывал о секретных агентах.
– Что эти русские в Стокгольме? Изловлены? – чавкая, спросил Карл.
– Русский! – поправил Спарре. – Он казнен...
Граф Пипер держал тарелку на серебряном подносе, король отщипывал кнэккеброд, не читая, подписывал бумаги, – какой агент куда назначен.
– Барон Лофтус – в Архангельск, – подсказал Спарре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
2. ЕГО БУДУТ СУДИТЬ НЕ СЛИШКОМ СТРОГО!
Ярл Юленшерна читал карту при свете свечей в своем кабинете и маленькими глотками прихлебывал сахарную воду, когда услышал шаги Маргрет. Он был без парика, лысый, в теплом меховом камзоле, в турецких сафьяновых туфлях с загнутыми носами. Маргрет шла быстро, почти бежала; он понял это потому, как она задохнулась, опускаясь в кресло у камина.
– Добрый вечер! – сказала она, переведя дыхание.
– Добрый вечер, Маргрет! – ответил он, сворачивая карту. Искоса, быстрым взглядом он отметил бледность ее лица, усталую позу и понял: она все знает. Ну что же, пусть знает. Теперь они квиты. Он отомщен, его честь восстановлена. Разумеется, ему следовало заколоть премьер-лейтенанта на поединке, но судьба решила иначе. По воле провидения королевский прокурор Аксель Спарре покончит с этим делом раз навсегда...
– Я слушаю вас, Маргрет! – сказал он, садясь в кресло против нее.
Она молча смотрела на него. «Плешивый дьявол» – звали его матросы. Про него рассказывали, что он еще в молодости продал душу черту. Этот человек не знал милосердия никогда. Ни милосердия, ни жалости, ни сострадания.
– Я слушаю вас, Маргрет! – повторил он.
– Какой холодный и сырой вечер, – произнесла она, ежась. – Очень холодно, не правда ли?
– Я не нахожу этого...
– Конечно, вы не находите... Вы моряк... вы привыкли к сырости и холоду. Вся ваша жизнь прошла в море...
И она покашляла.
– Не простужены ли вы?
– Быть может, немного...
Хрустнув пальцами, она сказала с принужденной улыбкой:
– Вы огорчили свою жену, Эрик. Ларс Дес-Фонтейнес все-таки арестован?
Юленшерна смотрел на Маргрет неподвижными глазами:
– Разве?
Он видел, как задрожал ее подбородок, но она нашла в себе силы сдержаться.
– Представьте, Маргрет, я ничего об этом не знаю.
– Убийство во время поединка! – воскликнула она. – Какой вздор! Неужели нельзя заступиться за человека, который так полезен короне?
Ярл молчал.
– Чем это все ему грозит? – осторожно спросила Маргрет.
– Не слишком многим.
– Чем же?
Юленшерна сказал, что, весьма вероятно, офицера будут судить, но вряд ли слишком строго. Его ушлют в Польшу агентом, или в Московию, если это будет возможно, или в Данию.
– Мне жалко его, – слегка зевнув, сказала Маргрет. – И жалко его старого отца. Стариков всегда жалко.
– Его отец моложе меня на три года! – ответил ярл Юленшерна. – Вам следовало бы забыть эту тему...
– Мне жалко и вас, – передернув плечами, усмехнулась Маргрет, – особенно когда вы без парика. Парик все-таки украшает вас...
Юленшерна молчал.
– А когда-то вы мне подолгу рассказывали о вашем прошлом... О разных морях и жарких странах, о туземцах и о кровавых сражениях. Теперь вы всегда заняты, и мы живем так скучно. Дни похожи один на другой...
Он слушал настороженно: Маргрет хитра, сейчас она чего-нибудь потребует.
– Я просто зачахну от тоски. Обещайте, если пойдете в море, взять меня с собой?
– Я военный моряк, – сказал Юленшерна. – Мне подчинены военные корабли. А на военном корабле женщине не место.
– Мне не место?
– Маргрет, ни одна женщина...
– Жене адмирала и дочери государственного секретаря можно плыть и на военном корабле! – ответила Маргрет. – А если вы меня не пожелаете взять с собою, то я попрошу отца, и он вам просто-напросто прикажет. Понимаете? Я имею право на кое-какие капризы, вы это отлично понимаете...
И, резко поднявшись, она ушла из его кабинета к себе.
3. КАЗНЬ
Королевский прокурор Аксель Спарре вместе с тюремным капелланом посетил Дес-Фонтейнеса в его заточении в замке Грипсхольм на следующую ночь. Два тюремщика сопровождали капеллана и прокурора. Пламя факелов отражалось в гладких мокрых стенах каменного подземелья, было слышно, как неподалеку поют псалмы закованные католики, как визжит старуха, приговоренная к казни за колдовство.
– Ваше имя? – спросил Аксель Спарре.
Дес-Фонтейнес угрюмо назвал себя. Аксель Спарре прочитал донос, написанный капитаном галеры и комитом Сигге. Премьер-лейтенант сидел опустив голову. Капеллан прочитал свидетельство офицеров, присутствовавших при поединке. Ларс Дес-Фонтейнес молчал.
– Когда, где и сколько вы получили от московитов за то, чтобы превозносить их добродетели? – спросил Аксель Спарре.
Премьер-лейтенант не ответил.
– Чистосердечным раскаянием вы еще можете смягчить свою участь! – сказал Аксель Спарре. – Советую вам подумать.
– Но как мне раскаяться? – спросил, помедлив, Ларс Дес-Фонтейнес. – Научите!
Капеллан и Аксель Спарре в два голоса принялись ему советовать. Ларс Дес-Фонтейнес плохо соображал, но слушал внимательно. Он не слишком верил доброжелательности королевского прокурора: после всего происшедшего в зале совета тот не мог желать его спасения. Нет, он напишет королю по-своему, не имеет никакого смысла так глупо умирать...
И весь следующий день, словно в лихорадке, он писал униженное прошение его величеству королю. А рядом все визжала и визжала старуха, которую должны были казнить за колдовство. Было слышно, как она богохульствует и призывает бога, как она бьется в двери и рыдает. Поздним вечером ее проволокли по коридору на плац – казнить. И в замке Грипсхольм сделалось так тихо, как, наверное, бывает в могиле. Впрочем, подземелье и было могилой. Отсюда не выходили почти никогда...
На другую ночь премьер-лейтенанту был прочитан приговор. Дес-Фонтейнес выслушал его молча, с напряженным спокойствием. Но лицо его почернело и дрогнуло, когда он узнал, что приговорен к смертной казни трижды: за убийство в поединке, за бесчестье особы короля и за восхваление врага.
– А мое прошение? – спросил он тихо.
– Ответа еще нет! – ответил помощник королевского прокурора.
После исповеди и причастия, под медленный бой часов на ратуше, приговоренных вывели на плац. Крупными хлопьями падал мокрый снег. Двести королевских драбантов стояли правильным четырехугольником вокруг низкого эшафота, на котором палач в красном колпаке точил бруском свой двенадцатифунтовый топор. Трещали и чадили смоляные факелы.
Первым на эшафот, тяжело ставя опухшие, кровоточащие ноги, поднялся тот самый человек, которого премьер-лейтенант приказал на галере пытать водою, когда возвращался в Стокгольм, – Дес-Фонтейнес узнал его сразу. Щербатый, казалось, с любопытством оглядел высокие стены замка, ряды драбантов, капеллана, помощника королевского прокурора... Он о чем-то сосредоточенно думал и, может быть, даже хотел произнести какие-то слова, но не успел. Ударили барабаны, палач бросил его на плаху, подручные палача растянули его руки цепями, тюремный капеллан начал читать отходную, и вместе со словом «аминь» двенадцатифунтовый топор, со свистом разрубив воздух, отсек напрочь голову Щербатого.
Барабаны смолкли.
Ларс Дес-Фонтейнес поднялся на эшафот.
Помощники палача натянули цепями его руки, палач ударил его в спину и повалил на плаху. Он потерял сознание, а когда очнулся, то услышал слова помилования, которые мерным голосом читал помощник королевского прокурора:
– «...после чего, лишив офицерского звания, дворянства, имущества, имени и фамилии, сослать на вечные времена загребным каторжанином в галерный флот его величества короля, дабы примерным поведением, постом и молитвами, а также постоянным трудом, тот, который именовался Ларсом Дес-Фонтейнес, мог искупить свои грехи перед богом и преступления перед королем...»
Помощники палача дернули цепи. Ларс Дес-Фонтейнес встал на ноги. Барабаны ударили в третий раз. Начался обряд гражданской казни.
Жизнь он сохранил.
Но какой она будет, эта жизнь?
4. ПУСТЬ УНИЧТОЖАТ ГОРОД!
Король уезжал в Польшу, и потому последние дела доделывались наспех. У охотничьего замка Кунгсер, где под предлогом устройства весеннего карнавала Карл уже несколько дней готовился к тайному отъезду, ржали верховые лошади; свитские генералы, одетые по-походному – в кольчугах под плащами, – дремали под турьими, лосевыми и медвежьими чучелами в галерее замка; солдаты конного батальона гвардии драбантов, назначенные сопровождать его величество, построившись, клевали носами. Дремали на ветру рейтары лейб-регимента, лейб-драгуны, трубачи, гобоисты, литаврщики, барабанщики...
В маленьком кабинете горели свечи.
Карл, в серо-зеленом походном кафтане, заложив руки за спину, нетерпеливо слушал графа Пипера, Нордберга, Акселя Спарре и генерала Штерна.
– Уничтожить Архангельск можно также через посредство посылки нескольких тысяч войск с берегов Ладожского озера, – говорил граф Пипер. – Они отправятся из Кексгольма через Ладогу и Свирь к северному берегу Онежского озера, где проходит стародавний путь по рекам и через волоки в Белое море...
– Путь слишком длинен, – отрывисто сказал Карл. – Московиты сомнут наших солдат...
Помаргивая, он смотрел на карту, которую держал генерал Штерн.
– Еще что?
– Можно также послать несколько отрядов шведских храбрецов к северным рубежам, дабы оттянуть силы русских от Архангельска, – предложил Штерн. – Вот сюда – на Олонец-Кондуши...
Генерал показал ногтем – как пойдет отряд.
– В первую очередь – экспедиция, – произнес Карл. – Пять кораблей мало. Семь.
Граф Пипер поклонился.
– Командовать ярлу Юленшерне!
Пипер поклонился еще раз. Штерн стал сворачивать карту в трубку. Аксель Спарре вздохнул.
– Еще что? – спросил Карл. – Вы все крайне медлительны...
Капеллан Нордберг шагнул вперед к Карлу. Палаш висел у него на левом бедре, справа в сумке были уложены пистолеты. Когда он пошевельнулся, стало заметно, что под сутаной у него надета кольчуга.
– Что вам угодно? – спросил Карл своего духовника.
– Пусть уничтожат город, – быстро заговорил Нордберг, – пусть покончат с кораблестроением, затеянным московитами. Сжечь верфи, сжечь все корабельные запасы, повесить на видном месте корабельных мастеров – русских, датских, голландских, чтобы смертно боялись строить корабли, навсегда запомнили...
– Город сжечь тоже! – сказал Карл.
И отвернулся, насвистывая.
– Не щадить никого! – прижимая ладонью щеку, говорил Нордберг. – Не правда ли, ваше величество? Уничтожить все в городе. Всех и все. Пусть трое суток матросы и отряды абордажных команд грабят город. И взять контрибуцию. Ваше величество, не правда ли, следует взять контрибуцию?
Карл старательно высвистывал мелодию приступа: «Живее коли, руби и бей во славу божью». Мотив не давался ему.
– Солдат в экспедицию брать поменьше! – сказал Нордберг. – Наемники лучше справятся с этим делом. Наемники жаднее. Кто будет ими командовать?
– Предположительно полковник Джеймс, – ответил граф Пипер. – Он долго был в Архангельске и отлично знает город. Он, между прочим, считает, что нужно сжечь Холмогоры тоже. И еще одну верфь – Вавчугу.
– Да, да, – перестав свистеть, подтвердил Карл. – Вавчугу, Казань, Сибирь...
У графа Пипера приподнялись брови, капеллан Нордберг мягко напомнил:
– Казань и Сибирь пока еще далеко, ваше величество. Мы сожжем их несколько позже, когда, расправившись с Августом, пойдем на Москву.
Карл кивнул. Ему принесли перловую похлебку – подкрепиться на дорогу.
– Драбантов кормят? – спросил король.
– Да, ваше величество.
– Чем?
– Они получили похлебку из этого же котла.
Король ел стоя. Аксель Спарре быстро докладывал о секретных агентах.
– Что эти русские в Стокгольме? Изловлены? – чавкая, спросил Карл.
– Русский! – поправил Спарре. – Он казнен...
Граф Пипер держал тарелку на серебряном подносе, король отщипывал кнэккеброд, не читая, подписывал бумаги, – какой агент куда назначен.
– Барон Лофтус – в Архангельск, – подсказал Спарре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102