– Холмс аккуратно повторил мои слова. – Я объяснил инспектору, что мы весь вечер с девяти часов находились здесь, но похоже, он все же считает…
– Убийство, – повторил Рыжий и дрожащими руками растер лицо. Он был крепко пьян, но это сообщение так основательно встряхнуло его, как если бы он на машине влетел в столб. Он как-то странно разминал физиономию, словно пытаясь то ли что-то найти на ней, то ли смахнуть. Выражение его загоревшего до красноты лица было рассеянным, но довольно приятным. Когда на него все уставились, он вытаращил карие глаза: – Убийство! Господи, как ужасно! Вы хотите сказать, что убийство произошло прямо в музее? Когда? Когда это случилось?
Он начал колотить кулаками по столу. Но Холмс спокойно, как ни в чем не бывало, закончил предложение:
– …но похоже, он все же считает, что мы компания преступников. Ах да, прошу прощения. Мисс Кирктон, это инспектор Каррузерс. Мистер Бакстер, – кивнул он в сторону Рыжего, который продолжал что-то бормотать о ножах слоновой кости. – И мистер Уэйд… младший. – Обладатель странного лица поклонился с дружелюбной иронией, и Холмс предупредил его: – Когда вас будут спрашивать, постарайтесь собраться с мыслями, или же нас ждут неприятности, хотя у всех есть так называемое совместное алиби.
– Конечно, мы так и будем, – потрясение засмеялась Гарриет Кирктон. – Ради бога, какое мы имеем отношение ко всему этому?
Молодой Уэйд махнул рукой, призывая к молчанию. У него были выпученные, как у гоблина, глаза.
– И вот что пришло в мою ничтожную голову, – объявил он с торжественной неторопливостью, которая контрастировала с его возбужденными движениями. – Жуткий зуд разобраться в загадке, которая не имеет никакого смысла. Заткнись, мать твою! – Подобрав губную гармонику, он издал длинный трубный звук, чтобы подчеркнуть свои слова. Затем, глядя на Сэма Бакстера, повернулся спиной ко мне. – Итак, к делу. Первый вопрос…
– Да, но послушай, Старик, – вмешался Бакстер, – я уже задал вопрос, и инспектор собрался ответить на него. Когда его убили?
– Он погиб между половиной десятого и половиной одиннадцатого.
– Вы имеете в виду вечер? – с какой-то гнусной надеждой спросил Бакстер.
– Я имею в виду вечер.
Возникла пауза. Бакстер сел. Я не торопился задавать им вопросы, поскольку то, что они будут говорить без понуждения, по своей воле, может быть куда интереснее. Молодой Джерри Уэйд, которого тут звали Старик, похоже, понял это; чувствовалось, что под покровом показного добродушия он обеспокоен не менее Холмса. Ясно уловив ситуацию, он тихонько водил гармоникой по губам, и по выражению его глаз я видел, что у него растет и формируется какая-то идея.
– Инспектор, – резко бросил он, – что это за Пендерел и как он выглядит?
– Мы не знаем, кем он был. При нем нет никаких бумаг или документов, разве что пара визитных карточек. В сущности, в карманах у него ничего не оказалось, кроме газетной вырезки с информацией о мисс Уэйд…
– Черт! – вырвалось у мисс Кирктон.
Бакстер сурово уставился на меня.
– Значит, вот откуда дует ветер? – осведомился он хрипловатым баритоном, но так вежливо, что его голос можно было бы назвать дипломатическим. Он забавно контрастировал с ленточкой от шоколадной коробки, приколотой к его рубашке. – Прошу прощения, инспектор. Продолжайте.
– Что же до его описания, то он примерно шести футов роста, у него округлое лицо, нос с горбинкой, смуглая кожа, черные волосы и усы. Кому-нибудь из вас это что-то говорит?
По крайней мере, для троих мужчин это ровно ничего не значило; во всяком случае, мне так показалось. Горящий взгляд Уэйда потускнел, и он моргнул. Но мои следующие слова принесли результат.
– И когда я увидел его лежащим с кинжалом в груди, – продолжил я, – на нем были фальшивые черные бакенбарды…
Уэйд так и подскочил.
– Черные бакенбарды! – заорал он. – Вы сказали – черные бакенбарды?
– Да. А вы предполагали, – сказал я, – что они должны были быть светлыми, не так ли?
Мой собеседник спохватился.
– Мой дорогой инспектор, – с какой-то старомодной улыбкой проворковал он, – торжественно заверяю вас, что не имею ничего общего с бакенбардами. Я о них даже не думаю. И никогда не думал. Но вы так выразительно подчеркнули слово «черные», что я уже увидел, как все мы отправляемся на виселицу, ибо это слово было полно какого-то зловещего смысла. – У этого маленького гоблина воображения было больше, чем у всех остальных; я подумал, что при желании он может быть непревзойденным лжецом. – Труп с накладными бакенбардами! Там было что-то еще?
– В данный момент давайте немного поговорим о бакенбардах, – предложил я; настало время и мне перейти в наступление. – Вся эта история кошмарно запутана, и мы должны найти в ней какой-то смысл… Например, мистер Холмс, в первой комнате у вас висит – кажется, над комодом – снимок некоего человека в плаще и со светлыми бакенбардами. Видно, что это фотография любительского спектакля. Кто на ней изображен?
Холмс открыл было рот, замялся и молча обвел глазами комнату. Ответил Джерри Уэйд.
– Ах, это? – рассеянно переспросил он. – Это я.
Глава 6
НЕРАЗЛУЧНЫЕ С ДОМОМ
– Вы совершенно правы, – продолжил Уэйд. – Снято на репетиции драматического кружка Оксфордского университета. Я в своей знаменитой роли короля Лира. Кажется, вас это не удивляет? Внимательно вглядитесь в сухие черты моего лица, и все станет ясно. Говорят, я с каждым днем молодею… Почему вас это заинтересовало? Вам же не нужны любые бакенбарды, не так ли?
– Вот что я сделаю. Давайте будем играть честно, – предложил я. – Я расскажу вам все, что удалось выяснить, а вы мне окажете любую помощь, на которую способны. – Я оглядел собравшихся; при упоминании о черных бакенбардах лицо Гарриет Кирктон стало таким же бесстрастным, как и у остальных. Даже Холмс расстался с выражением вежливого пренебрежения и просто смотрел на меня. – История, видите ли, настолько дикая и запутанная, что у кого-то должно быть разумное объяснение ее, пусть даже совершенно несообразное.
Сегодня вечером, сразу же после половины одиннадцатого, сержант полицейского участка на Уэйн-стрит проходил мимо музея Уэйда. Высокий человек во фраке, в очках с роговой оправой и с приклеенными к лицу накладными светлыми бакенбардами спрыгнул со стены и с криком набросился на сержанта. Он вопил: «Это ты убил его, и тебя повесят за это, мой милый обманщик! Я видел тебя в карете!» Затем он как сумасшедший вцепился в полицейского и попытался задушить его. Сержанту, чтобы успокоить душителя, пришлось нанести ему удар. Затем, когда он пошел за помощью, человек, лежавший, по всей видимости, без сознания посредине пустой улицы, исчез.
При этих словах группа как-то напряглась. Гарриет Кирктон разразилась неудержимым хохотом, но прижала руки ко рту, не сводя с меня своих голубых глаз.
– Никогда не слышал, что в этой части Сент-Джеймса действуют феи, – задумчиво заметил молодой Уэйд. – Но похоже, я ошибался. Продолжайте.
– Несколько минут спустя в этом районе появился импозантный молодой джентльмен и принялся колотить в двери закрытого музея. Он также завязал ссору с полицейским, и его пришлось доставить в участок. Он назвался Грегори Маннерингом и сообщил, что обручен с мисс Мириам Уэйд. – При этих словах лицо Бакстера исказилось, но Холмс кивнул, а Уэйд продолжал хранить серьезность. – Кроме того, он рассказал, что сегодня вечером был приглашен на так называемый частный осмотр музея, который устраивал мистер Джеффри Уэйд для известного доктора Иллингуорда из Эдинбурга…
– Вот почему Маннеринг здесь так и не появился, – заметил Холмс. – Значит, он в полиции? – Холмс с мечтательным удовольствием уставился в потолок. – Что ж, инспектор, это можно без труда объяснить. На квартире Маннеринга для него было оставлено послание. И вы понимаете, что…
– Да, – сказал я, – такое объяснение уже получено. Насколько мне известно, мистеру Уэйду пришлось неожиданно отбыть…
Бакстер привстал.
– Откуда вы это знаете? – резко спросил он. – Неужто от Маннеринга?
– Минутку. Мистер Холмс, это соответствует истине?
– Полностью, хотя его отъезд не был таким уж неожиданным. Мистер Уэйд только недавно вернулся из Ирака. Он отсутствовал два года, занимаясь кое-какими исследованиями вместе с Морелем из Лиона на равнине к востоку от Тигра, за пределами Багдада. Понимаете, там когда-то стоял старый город калифов; современный Багдад расположен к востоку от этих мест. К сожалению, руины практически исчезли и большая часть их погребена под землей, так что получить от властей разрешение на раскопки удалось не без труда. В течение этих двух лет он сделал немало интересных находок, большинство которых было доставлено сюда ко мне. Одна из них вслед за ним была отправлена морским путем и прибыла в начале этой недели. Она оказалась весьма объемистой – фрагмент каменной кладки времен сарацинов из башни, скорее всего, Баб-эль-Тилсим; она содержала надпись, которая… впрочем, я не хочу отвлекать вас…
– Вы меня отнюдь не отвлекаете. Продолжайте.
Холмс с интересом посмотрел на меня. Когда он рассуждал о кирпичах, доказывая, что они уложены персами, его спокойный взгляд горел огнем фанатизма. Помолчав, он откашлялся и продолжил:
– Значит, так. Как я рассказывал, предполагалось, что груз прибудет в Англию во вторник. Затем пришло сообщение, что судно задерживается и будет не раньше субботы. А сегодня мы услышали, что судно ошвартовалось в доках. Так что мистеру Уэйду не оставалось ничего иного, как лично отправиться в Саутгемптон проследить за спуском груза на берег – понимаете, часть его составляют изразцы, штука довольно хрупкая, – и лично доставить его в Лондон. Он сказал, что сегодняшнюю встречу можно без труда отложить до субботы или воскресенья.
– Понимаю. Теперь несколько подробностей личного характера. Когда мистер Уэйд вернулся в Англию?
– Примерно три недели назад. Думаю, что двадцатого мая.
– А мисс Уэйд на неделю раньше, после одиннадцатого мая?
Бакстер снова привстал. Он с трудом дотянулся до бутылки, плеснул в стакан для коктейлей основательную порцию виски и показал мне на стакан.
– Что за игры? – спросил он. – С моей точки зрения, это долбаные идиотские полицейские процедуры. При чем тут Мириам? Весь вечер она была дома. Какое отношение Мириам имеет к бродяге с накладными бакенбардами, о котором никто из нас и не слышал?
Все они сурово уставились на меня, но я тут же вывернулся.
– Речь идет не столько о мисс Уэйд, – сказал я, – сколько о мистере Маннеринге. – Вел я себя очень осторожно, ибо пока не хотел привлекать внимания к девушке. – Значит, так. Мистер Маннеринг обручен с ней, но, насколько мне известно, он до сих пор не встречался ни с ее отцом, ни с братом. Как это получилось?
Поверх губной гармоники на меня смотрели умные блестящие глазки молодого Старика Уэйда.
– Ага! – набросился он на меня. – Дедукция. Наконец-то. В вашем представлении жестокий отец и угрюмый братец пытаются разрушить этот неподобающий союз, который тайно расцвел под стенами сада. «Да будьте вы прокляты, сэр, никогда ваша группа крови не смешается с серозной плазмой старого Джеффри Уэйда!» Дерьмо все это, инспектор. Повторяю четко и ясно – дерьмо! Не с той ноги делаете ход. – Он наморщил лоб. – Не подлежит сомнению, что среди нас Маннеринг единственный, кто обладает аристократическим происхождением. Судя по тому, что я от него слышал, он самый знаменитый врун на свете, но его предки действительно участвовали в Крестовых походах. И я готов поверить в это, поскольку теперь-то знаю, откуда пошли россказни о битвах, в которых рыцарь одним взмахом меча уничтожает триста сарацин. А у Маннеринга поэтическая жилка почти не просматривается… Нет, я думаю, что мой старик, скорее, был бы обрадован этой идеей, и видит бог, я гоже не имею ничего…
Бакстер произвел огорченный сдавленный звук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Убийство, – повторил Рыжий и дрожащими руками растер лицо. Он был крепко пьян, но это сообщение так основательно встряхнуло его, как если бы он на машине влетел в столб. Он как-то странно разминал физиономию, словно пытаясь то ли что-то найти на ней, то ли смахнуть. Выражение его загоревшего до красноты лица было рассеянным, но довольно приятным. Когда на него все уставились, он вытаращил карие глаза: – Убийство! Господи, как ужасно! Вы хотите сказать, что убийство произошло прямо в музее? Когда? Когда это случилось?
Он начал колотить кулаками по столу. Но Холмс спокойно, как ни в чем не бывало, закончил предложение:
– …но похоже, он все же считает, что мы компания преступников. Ах да, прошу прощения. Мисс Кирктон, это инспектор Каррузерс. Мистер Бакстер, – кивнул он в сторону Рыжего, который продолжал что-то бормотать о ножах слоновой кости. – И мистер Уэйд… младший. – Обладатель странного лица поклонился с дружелюбной иронией, и Холмс предупредил его: – Когда вас будут спрашивать, постарайтесь собраться с мыслями, или же нас ждут неприятности, хотя у всех есть так называемое совместное алиби.
– Конечно, мы так и будем, – потрясение засмеялась Гарриет Кирктон. – Ради бога, какое мы имеем отношение ко всему этому?
Молодой Уэйд махнул рукой, призывая к молчанию. У него были выпученные, как у гоблина, глаза.
– И вот что пришло в мою ничтожную голову, – объявил он с торжественной неторопливостью, которая контрастировала с его возбужденными движениями. – Жуткий зуд разобраться в загадке, которая не имеет никакого смысла. Заткнись, мать твою! – Подобрав губную гармонику, он издал длинный трубный звук, чтобы подчеркнуть свои слова. Затем, глядя на Сэма Бакстера, повернулся спиной ко мне. – Итак, к делу. Первый вопрос…
– Да, но послушай, Старик, – вмешался Бакстер, – я уже задал вопрос, и инспектор собрался ответить на него. Когда его убили?
– Он погиб между половиной десятого и половиной одиннадцатого.
– Вы имеете в виду вечер? – с какой-то гнусной надеждой спросил Бакстер.
– Я имею в виду вечер.
Возникла пауза. Бакстер сел. Я не торопился задавать им вопросы, поскольку то, что они будут говорить без понуждения, по своей воле, может быть куда интереснее. Молодой Джерри Уэйд, которого тут звали Старик, похоже, понял это; чувствовалось, что под покровом показного добродушия он обеспокоен не менее Холмса. Ясно уловив ситуацию, он тихонько водил гармоникой по губам, и по выражению его глаз я видел, что у него растет и формируется какая-то идея.
– Инспектор, – резко бросил он, – что это за Пендерел и как он выглядит?
– Мы не знаем, кем он был. При нем нет никаких бумаг или документов, разве что пара визитных карточек. В сущности, в карманах у него ничего не оказалось, кроме газетной вырезки с информацией о мисс Уэйд…
– Черт! – вырвалось у мисс Кирктон.
Бакстер сурово уставился на меня.
– Значит, вот откуда дует ветер? – осведомился он хрипловатым баритоном, но так вежливо, что его голос можно было бы назвать дипломатическим. Он забавно контрастировал с ленточкой от шоколадной коробки, приколотой к его рубашке. – Прошу прощения, инспектор. Продолжайте.
– Что же до его описания, то он примерно шести футов роста, у него округлое лицо, нос с горбинкой, смуглая кожа, черные волосы и усы. Кому-нибудь из вас это что-то говорит?
По крайней мере, для троих мужчин это ровно ничего не значило; во всяком случае, мне так показалось. Горящий взгляд Уэйда потускнел, и он моргнул. Но мои следующие слова принесли результат.
– И когда я увидел его лежащим с кинжалом в груди, – продолжил я, – на нем были фальшивые черные бакенбарды…
Уэйд так и подскочил.
– Черные бакенбарды! – заорал он. – Вы сказали – черные бакенбарды?
– Да. А вы предполагали, – сказал я, – что они должны были быть светлыми, не так ли?
Мой собеседник спохватился.
– Мой дорогой инспектор, – с какой-то старомодной улыбкой проворковал он, – торжественно заверяю вас, что не имею ничего общего с бакенбардами. Я о них даже не думаю. И никогда не думал. Но вы так выразительно подчеркнули слово «черные», что я уже увидел, как все мы отправляемся на виселицу, ибо это слово было полно какого-то зловещего смысла. – У этого маленького гоблина воображения было больше, чем у всех остальных; я подумал, что при желании он может быть непревзойденным лжецом. – Труп с накладными бакенбардами! Там было что-то еще?
– В данный момент давайте немного поговорим о бакенбардах, – предложил я; настало время и мне перейти в наступление. – Вся эта история кошмарно запутана, и мы должны найти в ней какой-то смысл… Например, мистер Холмс, в первой комнате у вас висит – кажется, над комодом – снимок некоего человека в плаще и со светлыми бакенбардами. Видно, что это фотография любительского спектакля. Кто на ней изображен?
Холмс открыл было рот, замялся и молча обвел глазами комнату. Ответил Джерри Уэйд.
– Ах, это? – рассеянно переспросил он. – Это я.
Глава 6
НЕРАЗЛУЧНЫЕ С ДОМОМ
– Вы совершенно правы, – продолжил Уэйд. – Снято на репетиции драматического кружка Оксфордского университета. Я в своей знаменитой роли короля Лира. Кажется, вас это не удивляет? Внимательно вглядитесь в сухие черты моего лица, и все станет ясно. Говорят, я с каждым днем молодею… Почему вас это заинтересовало? Вам же не нужны любые бакенбарды, не так ли?
– Вот что я сделаю. Давайте будем играть честно, – предложил я. – Я расскажу вам все, что удалось выяснить, а вы мне окажете любую помощь, на которую способны. – Я оглядел собравшихся; при упоминании о черных бакенбардах лицо Гарриет Кирктон стало таким же бесстрастным, как и у остальных. Даже Холмс расстался с выражением вежливого пренебрежения и просто смотрел на меня. – История, видите ли, настолько дикая и запутанная, что у кого-то должно быть разумное объяснение ее, пусть даже совершенно несообразное.
Сегодня вечером, сразу же после половины одиннадцатого, сержант полицейского участка на Уэйн-стрит проходил мимо музея Уэйда. Высокий человек во фраке, в очках с роговой оправой и с приклеенными к лицу накладными светлыми бакенбардами спрыгнул со стены и с криком набросился на сержанта. Он вопил: «Это ты убил его, и тебя повесят за это, мой милый обманщик! Я видел тебя в карете!» Затем он как сумасшедший вцепился в полицейского и попытался задушить его. Сержанту, чтобы успокоить душителя, пришлось нанести ему удар. Затем, когда он пошел за помощью, человек, лежавший, по всей видимости, без сознания посредине пустой улицы, исчез.
При этих словах группа как-то напряглась. Гарриет Кирктон разразилась неудержимым хохотом, но прижала руки ко рту, не сводя с меня своих голубых глаз.
– Никогда не слышал, что в этой части Сент-Джеймса действуют феи, – задумчиво заметил молодой Уэйд. – Но похоже, я ошибался. Продолжайте.
– Несколько минут спустя в этом районе появился импозантный молодой джентльмен и принялся колотить в двери закрытого музея. Он также завязал ссору с полицейским, и его пришлось доставить в участок. Он назвался Грегори Маннерингом и сообщил, что обручен с мисс Мириам Уэйд. – При этих словах лицо Бакстера исказилось, но Холмс кивнул, а Уэйд продолжал хранить серьезность. – Кроме того, он рассказал, что сегодня вечером был приглашен на так называемый частный осмотр музея, который устраивал мистер Джеффри Уэйд для известного доктора Иллингуорда из Эдинбурга…
– Вот почему Маннеринг здесь так и не появился, – заметил Холмс. – Значит, он в полиции? – Холмс с мечтательным удовольствием уставился в потолок. – Что ж, инспектор, это можно без труда объяснить. На квартире Маннеринга для него было оставлено послание. И вы понимаете, что…
– Да, – сказал я, – такое объяснение уже получено. Насколько мне известно, мистеру Уэйду пришлось неожиданно отбыть…
Бакстер привстал.
– Откуда вы это знаете? – резко спросил он. – Неужто от Маннеринга?
– Минутку. Мистер Холмс, это соответствует истине?
– Полностью, хотя его отъезд не был таким уж неожиданным. Мистер Уэйд только недавно вернулся из Ирака. Он отсутствовал два года, занимаясь кое-какими исследованиями вместе с Морелем из Лиона на равнине к востоку от Тигра, за пределами Багдада. Понимаете, там когда-то стоял старый город калифов; современный Багдад расположен к востоку от этих мест. К сожалению, руины практически исчезли и большая часть их погребена под землей, так что получить от властей разрешение на раскопки удалось не без труда. В течение этих двух лет он сделал немало интересных находок, большинство которых было доставлено сюда ко мне. Одна из них вслед за ним была отправлена морским путем и прибыла в начале этой недели. Она оказалась весьма объемистой – фрагмент каменной кладки времен сарацинов из башни, скорее всего, Баб-эль-Тилсим; она содержала надпись, которая… впрочем, я не хочу отвлекать вас…
– Вы меня отнюдь не отвлекаете. Продолжайте.
Холмс с интересом посмотрел на меня. Когда он рассуждал о кирпичах, доказывая, что они уложены персами, его спокойный взгляд горел огнем фанатизма. Помолчав, он откашлялся и продолжил:
– Значит, так. Как я рассказывал, предполагалось, что груз прибудет в Англию во вторник. Затем пришло сообщение, что судно задерживается и будет не раньше субботы. А сегодня мы услышали, что судно ошвартовалось в доках. Так что мистеру Уэйду не оставалось ничего иного, как лично отправиться в Саутгемптон проследить за спуском груза на берег – понимаете, часть его составляют изразцы, штука довольно хрупкая, – и лично доставить его в Лондон. Он сказал, что сегодняшнюю встречу можно без труда отложить до субботы или воскресенья.
– Понимаю. Теперь несколько подробностей личного характера. Когда мистер Уэйд вернулся в Англию?
– Примерно три недели назад. Думаю, что двадцатого мая.
– А мисс Уэйд на неделю раньше, после одиннадцатого мая?
Бакстер снова привстал. Он с трудом дотянулся до бутылки, плеснул в стакан для коктейлей основательную порцию виски и показал мне на стакан.
– Что за игры? – спросил он. – С моей точки зрения, это долбаные идиотские полицейские процедуры. При чем тут Мириам? Весь вечер она была дома. Какое отношение Мириам имеет к бродяге с накладными бакенбардами, о котором никто из нас и не слышал?
Все они сурово уставились на меня, но я тут же вывернулся.
– Речь идет не столько о мисс Уэйд, – сказал я, – сколько о мистере Маннеринге. – Вел я себя очень осторожно, ибо пока не хотел привлекать внимания к девушке. – Значит, так. Мистер Маннеринг обручен с ней, но, насколько мне известно, он до сих пор не встречался ни с ее отцом, ни с братом. Как это получилось?
Поверх губной гармоники на меня смотрели умные блестящие глазки молодого Старика Уэйда.
– Ага! – набросился он на меня. – Дедукция. Наконец-то. В вашем представлении жестокий отец и угрюмый братец пытаются разрушить этот неподобающий союз, который тайно расцвел под стенами сада. «Да будьте вы прокляты, сэр, никогда ваша группа крови не смешается с серозной плазмой старого Джеффри Уэйда!» Дерьмо все это, инспектор. Повторяю четко и ясно – дерьмо! Не с той ноги делаете ход. – Он наморщил лоб. – Не подлежит сомнению, что среди нас Маннеринг единственный, кто обладает аристократическим происхождением. Судя по тому, что я от него слышал, он самый знаменитый врун на свете, но его предки действительно участвовали в Крестовых походах. И я готов поверить в это, поскольку теперь-то знаю, откуда пошли россказни о битвах, в которых рыцарь одним взмахом меча уничтожает триста сарацин. А у Маннеринга поэтическая жилка почти не просматривается… Нет, я думаю, что мой старик, скорее, был бы обрадован этой идеей, и видит бог, я гоже не имею ничего…
Бакстер произвел огорченный сдавленный звук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49