) Имея под рукой целый полк адвокатов, заботившихся, чтобы он не оговорился, старик прозрачно намекнул газетчикам, что в основе обвинения лежит лишь наше злобное желание скрыть свою некомпетентность и заставить общество поверить, что такое дело вообще существует.
Что же мы могли предпринять? Маннеринг был практически выведен из дела, и мы не могли сделать поворот «все вдруг» и выдвинуть обвинение против девушки, пусть мы и не сомневались в ее сопричастности. Кто бы ни был виновен, все дело держалось на Маннеринге. Мы были связаны по рукам и по ногам – и старик это прекрасно понимал. Этот каркающий шарлатан, который никогда в жизни не признавал своих ошибок, просто перехитрил нас и обвел вокруг пальца. Даже сэр Герберт, его старый друг, был глубоко раздосадован.
Вот поэтому мы и потратили целую ночь на разговоры. Не то чтобы мы были озабочены желанием обязательно привлечь к суду убийцу Пендерела, хотя и он был живым и чувствующим человеческим существом. Но это старое исчадие ада открыто хвастается, что запросто может взять закон к ногтю, а это уже неприятно. Нам пришлось обратиться к вам как к последней надежде – пусть и без особой веры в успех. Ведь вы, как и мы все, не сомневаетесь, что Маннеринг совершил убийство, а Уэйд пошел на лжесвидетельство. Но каким образом их можно загнать в угол?
Все это происходило более трех месяцев назад, и не осталось почти ничего, что можно было бы прибавить к нашим выводам. Мы продолжали внимательно следить за всеми участниками этой истории и знали, чем они занимаются. И вот что может заинтересовать вас. Через месяц после того, как Большое жюри отказалось направить дело в суд и шум вокруг него стих, Мириам и Маннеринг расстались. Скорее всего, по обоюдному согласию. Маннеринг отправился в Китай – на этот раз достаточно богатым человеком. С помощью тайных источников мы выяснили, что старик пополнил его счет чеком ровно на двадцать тысяч фунтов. Это вам о чем-то говорит?
Что же до остальных, то, в общем, у них все по-старому. Мы разобрались с миссис Рейли, хотя необходимость помогать старику не доставила никакого удовольствия. В музее Уэйда народу теперь больше, чем у мадам Тюссо; Пруэн остался ночным сторожем, а Холмс – помощником куратора. Бакстеру пришлось оставить дипломатическую службу из-за слишком бурного поведения во время расследования, но их маленькая компания сдружилась еще больше. У Джерри, Батлера и Гарриет Кирктон все так же, как и было в момент нашего расставания. Иллингуорд… ну, Иллингуорд на какое-то время обрел героический ореол.
Что касается Мириам, могу сказать лишь, что видел ее месяц назад, и она довольно легко переносит некоторый остракизм общества. Откровенно говоря, сейчас у нее настали куда лучшие времена. Я встретил ее в баре, куда зашел арестовать одного мошенника, и она сидела на высоком стуле у стойки – выглядела она блистательно и была еще красивее, чем раньше. Я спросил ее о Маннеринге, и она сказала, что в последнее время ничего о нем не слышала. Уходя, я задал ей вопрос:
– Строго между нами – откровенно говоря, что вы на самом деле думаете о Маннеринге?
Она посмотрела в зеркало за стойкой бара и рассеянно улыбнулась.
– Я думаю, – сказала она, – что такая личность была описана в одной из пьес Шоу: «Как прекрасно! Как восхитительно! Как потрясающе! И какое бегство!» Кстати, если вы увидите того симпатичного молодого офицера полиции, скажите ему, что относительно вечера четверга все в порядке.
То есть мы закончили, как и начинали, Каррузерсом.
Эпилог
– Однако! – сказал Каррузерс. – Уже рассвело.
Окна в большом помещении, заставленном полками с книгами, посерели, и электрический свет, падавший на стол, казался тусклым и странным. Несмотря на то что камин постоянно подтапливали, пламя сошло почти на нет, и теперь в большом каменном зеве камина лежала лишь груда янтарно тлеющих поленьев. От застоявшегося дыма резало глаза вымотанных и утомленных участников ночного сборища, которые, потягиваясь, не без легкого удивления встретили наступивший рассвет. В комнате тянуло холодком. Помощник комиссара открыл глаза.
– Дурацкий номер, – проворчал сэр Герберт Армстронг, которому с утра всегда была свойственна ворчливость. – Просидеть всю ночь. Ба! – Порывшись в кармане, он стал рассеянно просматривать карманный календарь. – Воскресенье, 17-го. Восход солнца в шесть двадцать утра. За эту ночь мы выслушали столько ахинеи, что вам стоит узнать кое-что еще. Могу сообщить вам, что страховая компания Митчелла завтра пойдет ко дну. Кто-нибудь из вас, лентяев, собирается пойти в церковь? Каррузерс, вам должно быть стыдно. «Если вы увидите этого симпатичного молодого офицера полиции…»
– Прошу прощения, сэр, – с подозрительным смирением ответил Каррузерс. – Я лично ничего не говорил. Это все суперинтендант…
Только Хэдли, который раскуривал остывшую трубку, выглядел свежим и подтянутым.
– Я упомянул об этом только для того, – с той же подозрительной серьезностью объяснил он, – чтобы закруглить повествование. И теперь, когда мы потратили ночь, снова вспоминая все факты, что скажет наш оракул? Что в конечном итоге думает Фелл об этой ист… черт побери, да он спит! ФЕЛЛ!
Доктор Фелл, которому досталось самое большое, самое удобное и самое старое кожаное кресло, полулежал в нем; очки сползли на кончик носа, и руками он прикрывал лицо. Между пальцев появился глаз, который возмущенно посмотрел на присутствующих.
– Я не сплю, – с достоинством возразил доктор Фелл. – Ваши слова удивляют и обижают меня. Фу! – Он перевел дыхание, с силой растирая виски. В эту минуту он напоминал не столько грузного Санта-Клауса, сколько пожилого и усталого человека. – Я всего лишь спрашиваю себя, – откашлявшись, продолжил доктор, – в который уже раз в конце каждой истории я задаю себе один и тот же вопрос: что есть истина? Время, как и Пилат, умывающий руки, не может дать на него ответа. Хм-м… Впрочем, не важно. Вот что вам, ребята, нужно в этот утренний час – горячий крепкий черный чай, сдобренный порцией бренди. Подождите минутку.
Он поднялся во весь рост, перевел дыхание и, опираясь на тросточку, направился к камину. За грудой фолиантов на маленьком столике располагалась газовая горелка. Доктор Фелл взял чайник и потряс его, дабы убедиться в наличии в нем воды. Он зажег горелку, из отверстий которой с легким шипением появилось ярко-желтое и синеватое пламя – теперь только оно освещало сумрак комнаты. На мгновение доктор Фелл застыл над огнем, напоминая алхимика из средневековой легенды. Свет выхватил из темноты его несколько подбородков, копну седеющих волос, разбойничьи усы и выпуклые совиные линзы очков на черной ленточке.
Он потряс головой.
– Во-первых, Хэдли, – задумчиво пробурчал он, – я хочу поблагодарить вас за блистательно проведенную работу. Вы шли от пункта к пункту столь же неуклонно и убедительно, как рисовальщик тянет линию от точки к точке, в результате чего появляется законченный рисунок.
– Не стоит обращать внимания, – не без подозрения ответил Хэдли. – Вопрос в том, согласны ли вы. Считаете ли вы мои выводы правильными?
Доктор Фелл кивнул.
– Да, – сказал он, – да, я думаю, что в определенном смысле они правильны.
Сэр Герберт Армстронг отбросил дневник и решительно выпрямился.
– В определенном смысле? – рявкнул он. – Вот уже чего не надо в этой истории – еще одного адвоката! Этого я не вынесу. Ну и дела! Мы нашли коробочку с сюрпризом, украшенную загадочными фигурами. Открываем ее – а там другая коробочка с сюрпризом. Открываем и ее, а тут фокусник стреляет из ружья и наконец вылетает голубок. Надеюсь, в ней больше ничего нету?
– Минутку, сэр, – верный своей обычной педантичности, сказал Хэдли. – Фелл, мы готовы вас выслушать. Но только никаких сногсшибательных шуточек в такое время! Так что вы имеете в виду?
Жест, которым доктор пожал плечами, напоминал неторопливое перемещение земных пластов. Он сел на массивный стул рядом с горелкой и достал трубку. Какое-то время он, прищурившись, рассматривал ее; ничто не нарушало тишины, кроме тихого сопения чайника на огне. Затем он резко бросил:
– Исходя из моего скромного разумения, джентльмены, вам бы никогда не удалось обвинить Грегори Маннеринга в убийстве, а Джеффри Уэйда – в лжесвидетельстве. Но если это вас хоть как-то утешит, я уверен, что знаю способ, которым можно вселить страх божий в этого зловредного старика и выиграть партию – похоже, это главное, чего вы хотите добиться. Но, учитывая продуманность его действий…
Он снова растер руками виски.
– Да, Хэдли, поработали вы отлично. Есть прекрасное старое английское выражение, описывающее меня, и в буквальном смысле слова оно говорит о легкомысленном человеке, раскидывающемся по сторонам. Старая мудрость действительно предписывает ничего не упускать из виду. Я как тот косоглазый охотник, который палит во все стороны, никого не оставляя в игре. Как тот человек из старого анекдота, который старательно ищет на Пикадилли шиллинг, потерянный на Риджент-стрит, потому что на Пикадилли светлее. Однако часто есть большой смысл в поисках ответов в том месте, где, как ты знаешь, их быть не может. Ты обращаешь внимание на предметы, которых в ином случае ты бы не заметил.
Вы, джентльмены, поставили перед собой проблему и четко определили ее. Действовали вы великолепно; но вы дали исчерпывающий ответ на вашу проблему, не зная даже, из чего она состоит. Думаю, что одну часть ее вы так и не увидели: разрешите мне назвать ее загадкой Ненужного Алиби. Полагаю, вы не сомневаетесь, что алиби Маннеринга насквозь фальшивое. Джефф Уэйд, имея обширные возможности выступать в роли графа Монте-Кристо, угрозами или подкупом привлек на свою сторону тринадцать свидетелей, которые и выдали безукоризненную сказку. Двенадцать из них, признаться, были необходимы; так сказать, их россказни в самом деле были нужны, хотя можно было бы ограничиться и меньшим количеством свидетелей. Но вот тринадцатый явно был лишним. Его лжесвидетельство не так уж бросалось в глаза; человек вроде бы со стороны, необходимый, чтобы подкрепить те лживые показания, которые могли доставить Джеффри немалые хлопоты.
А теперь разрешите мне изложить то, в чем я убежден. Я считаю, что реконструкция преступления, проведенная Хэдли, совершенно правильна – если не считать одной маленькой и, может, несущественной детали. Заключается она в том, что на самом деле Грегори не убивал Пендерела. Для меня совершенно ясно, что убийцей был молодой Джерри Уэйд. Но сомневаюсь, что вам когда-либо удастся раздобыть уличающие его доказательства.
– Боюсь, что я изумил вас, – продолжил доктор Фелл после долгого молчания, нарушенного только выразительным ругательством Хэдли. Доктор, сидевший в утреннем полумраке рядом с горелкой, отсветы которой падали ему на лицо, задумчиво вздохнул и склонил голову. – Я объясню вам свою точку зрения. Позвольте лишь излагать ее не в порядке последовательности событий. Я предпочитаю обратиться к концу этой истории, чтобы выделить кое-какие моменты. Кроме того, я хотел бы начать с аналогии.
Давайте предположим, что присутствующий здесь Каррузерс обвинен в убийстве своей бабушки в Айлингтоне, которое произошло между одиннадцатью часами вечера и полуночью. Вы, Хэдли, сэр Герберт и я общими усилиями обеспечиваем ему на это время ложное алиби. Мы привлекаем управляющего отеля в Дорчестере (этот негодяй у нас на содержании) и его коллегу; привлекаем семерых служащих и трех якобы случайных людей (на самом деле они тоже работают у нас по найму), которых назовем Д. Ллойд-Джордж, С. Болдуин и Н. Чемберлен, – все они обедали в том же месте. Все под присягой покажут, что от одиннадцати до двенадцати Каррузерс сидел в обеденном зале и покинул его только к полуночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Что же мы могли предпринять? Маннеринг был практически выведен из дела, и мы не могли сделать поворот «все вдруг» и выдвинуть обвинение против девушки, пусть мы и не сомневались в ее сопричастности. Кто бы ни был виновен, все дело держалось на Маннеринге. Мы были связаны по рукам и по ногам – и старик это прекрасно понимал. Этот каркающий шарлатан, который никогда в жизни не признавал своих ошибок, просто перехитрил нас и обвел вокруг пальца. Даже сэр Герберт, его старый друг, был глубоко раздосадован.
Вот поэтому мы и потратили целую ночь на разговоры. Не то чтобы мы были озабочены желанием обязательно привлечь к суду убийцу Пендерела, хотя и он был живым и чувствующим человеческим существом. Но это старое исчадие ада открыто хвастается, что запросто может взять закон к ногтю, а это уже неприятно. Нам пришлось обратиться к вам как к последней надежде – пусть и без особой веры в успех. Ведь вы, как и мы все, не сомневаетесь, что Маннеринг совершил убийство, а Уэйд пошел на лжесвидетельство. Но каким образом их можно загнать в угол?
Все это происходило более трех месяцев назад, и не осталось почти ничего, что можно было бы прибавить к нашим выводам. Мы продолжали внимательно следить за всеми участниками этой истории и знали, чем они занимаются. И вот что может заинтересовать вас. Через месяц после того, как Большое жюри отказалось направить дело в суд и шум вокруг него стих, Мириам и Маннеринг расстались. Скорее всего, по обоюдному согласию. Маннеринг отправился в Китай – на этот раз достаточно богатым человеком. С помощью тайных источников мы выяснили, что старик пополнил его счет чеком ровно на двадцать тысяч фунтов. Это вам о чем-то говорит?
Что же до остальных, то, в общем, у них все по-старому. Мы разобрались с миссис Рейли, хотя необходимость помогать старику не доставила никакого удовольствия. В музее Уэйда народу теперь больше, чем у мадам Тюссо; Пруэн остался ночным сторожем, а Холмс – помощником куратора. Бакстеру пришлось оставить дипломатическую службу из-за слишком бурного поведения во время расследования, но их маленькая компания сдружилась еще больше. У Джерри, Батлера и Гарриет Кирктон все так же, как и было в момент нашего расставания. Иллингуорд… ну, Иллингуорд на какое-то время обрел героический ореол.
Что касается Мириам, могу сказать лишь, что видел ее месяц назад, и она довольно легко переносит некоторый остракизм общества. Откровенно говоря, сейчас у нее настали куда лучшие времена. Я встретил ее в баре, куда зашел арестовать одного мошенника, и она сидела на высоком стуле у стойки – выглядела она блистательно и была еще красивее, чем раньше. Я спросил ее о Маннеринге, и она сказала, что в последнее время ничего о нем не слышала. Уходя, я задал ей вопрос:
– Строго между нами – откровенно говоря, что вы на самом деле думаете о Маннеринге?
Она посмотрела в зеркало за стойкой бара и рассеянно улыбнулась.
– Я думаю, – сказала она, – что такая личность была описана в одной из пьес Шоу: «Как прекрасно! Как восхитительно! Как потрясающе! И какое бегство!» Кстати, если вы увидите того симпатичного молодого офицера полиции, скажите ему, что относительно вечера четверга все в порядке.
То есть мы закончили, как и начинали, Каррузерсом.
Эпилог
– Однако! – сказал Каррузерс. – Уже рассвело.
Окна в большом помещении, заставленном полками с книгами, посерели, и электрический свет, падавший на стол, казался тусклым и странным. Несмотря на то что камин постоянно подтапливали, пламя сошло почти на нет, и теперь в большом каменном зеве камина лежала лишь груда янтарно тлеющих поленьев. От застоявшегося дыма резало глаза вымотанных и утомленных участников ночного сборища, которые, потягиваясь, не без легкого удивления встретили наступивший рассвет. В комнате тянуло холодком. Помощник комиссара открыл глаза.
– Дурацкий номер, – проворчал сэр Герберт Армстронг, которому с утра всегда была свойственна ворчливость. – Просидеть всю ночь. Ба! – Порывшись в кармане, он стал рассеянно просматривать карманный календарь. – Воскресенье, 17-го. Восход солнца в шесть двадцать утра. За эту ночь мы выслушали столько ахинеи, что вам стоит узнать кое-что еще. Могу сообщить вам, что страховая компания Митчелла завтра пойдет ко дну. Кто-нибудь из вас, лентяев, собирается пойти в церковь? Каррузерс, вам должно быть стыдно. «Если вы увидите этого симпатичного молодого офицера полиции…»
– Прошу прощения, сэр, – с подозрительным смирением ответил Каррузерс. – Я лично ничего не говорил. Это все суперинтендант…
Только Хэдли, который раскуривал остывшую трубку, выглядел свежим и подтянутым.
– Я упомянул об этом только для того, – с той же подозрительной серьезностью объяснил он, – чтобы закруглить повествование. И теперь, когда мы потратили ночь, снова вспоминая все факты, что скажет наш оракул? Что в конечном итоге думает Фелл об этой ист… черт побери, да он спит! ФЕЛЛ!
Доктор Фелл, которому досталось самое большое, самое удобное и самое старое кожаное кресло, полулежал в нем; очки сползли на кончик носа, и руками он прикрывал лицо. Между пальцев появился глаз, который возмущенно посмотрел на присутствующих.
– Я не сплю, – с достоинством возразил доктор Фелл. – Ваши слова удивляют и обижают меня. Фу! – Он перевел дыхание, с силой растирая виски. В эту минуту он напоминал не столько грузного Санта-Клауса, сколько пожилого и усталого человека. – Я всего лишь спрашиваю себя, – откашлявшись, продолжил доктор, – в который уже раз в конце каждой истории я задаю себе один и тот же вопрос: что есть истина? Время, как и Пилат, умывающий руки, не может дать на него ответа. Хм-м… Впрочем, не важно. Вот что вам, ребята, нужно в этот утренний час – горячий крепкий черный чай, сдобренный порцией бренди. Подождите минутку.
Он поднялся во весь рост, перевел дыхание и, опираясь на тросточку, направился к камину. За грудой фолиантов на маленьком столике располагалась газовая горелка. Доктор Фелл взял чайник и потряс его, дабы убедиться в наличии в нем воды. Он зажег горелку, из отверстий которой с легким шипением появилось ярко-желтое и синеватое пламя – теперь только оно освещало сумрак комнаты. На мгновение доктор Фелл застыл над огнем, напоминая алхимика из средневековой легенды. Свет выхватил из темноты его несколько подбородков, копну седеющих волос, разбойничьи усы и выпуклые совиные линзы очков на черной ленточке.
Он потряс головой.
– Во-первых, Хэдли, – задумчиво пробурчал он, – я хочу поблагодарить вас за блистательно проведенную работу. Вы шли от пункта к пункту столь же неуклонно и убедительно, как рисовальщик тянет линию от точки к точке, в результате чего появляется законченный рисунок.
– Не стоит обращать внимания, – не без подозрения ответил Хэдли. – Вопрос в том, согласны ли вы. Считаете ли вы мои выводы правильными?
Доктор Фелл кивнул.
– Да, – сказал он, – да, я думаю, что в определенном смысле они правильны.
Сэр Герберт Армстронг отбросил дневник и решительно выпрямился.
– В определенном смысле? – рявкнул он. – Вот уже чего не надо в этой истории – еще одного адвоката! Этого я не вынесу. Ну и дела! Мы нашли коробочку с сюрпризом, украшенную загадочными фигурами. Открываем ее – а там другая коробочка с сюрпризом. Открываем и ее, а тут фокусник стреляет из ружья и наконец вылетает голубок. Надеюсь, в ней больше ничего нету?
– Минутку, сэр, – верный своей обычной педантичности, сказал Хэдли. – Фелл, мы готовы вас выслушать. Но только никаких сногсшибательных шуточек в такое время! Так что вы имеете в виду?
Жест, которым доктор пожал плечами, напоминал неторопливое перемещение земных пластов. Он сел на массивный стул рядом с горелкой и достал трубку. Какое-то время он, прищурившись, рассматривал ее; ничто не нарушало тишины, кроме тихого сопения чайника на огне. Затем он резко бросил:
– Исходя из моего скромного разумения, джентльмены, вам бы никогда не удалось обвинить Грегори Маннеринга в убийстве, а Джеффри Уэйда – в лжесвидетельстве. Но если это вас хоть как-то утешит, я уверен, что знаю способ, которым можно вселить страх божий в этого зловредного старика и выиграть партию – похоже, это главное, чего вы хотите добиться. Но, учитывая продуманность его действий…
Он снова растер руками виски.
– Да, Хэдли, поработали вы отлично. Есть прекрасное старое английское выражение, описывающее меня, и в буквальном смысле слова оно говорит о легкомысленном человеке, раскидывающемся по сторонам. Старая мудрость действительно предписывает ничего не упускать из виду. Я как тот косоглазый охотник, который палит во все стороны, никого не оставляя в игре. Как тот человек из старого анекдота, который старательно ищет на Пикадилли шиллинг, потерянный на Риджент-стрит, потому что на Пикадилли светлее. Однако часто есть большой смысл в поисках ответов в том месте, где, как ты знаешь, их быть не может. Ты обращаешь внимание на предметы, которых в ином случае ты бы не заметил.
Вы, джентльмены, поставили перед собой проблему и четко определили ее. Действовали вы великолепно; но вы дали исчерпывающий ответ на вашу проблему, не зная даже, из чего она состоит. Думаю, что одну часть ее вы так и не увидели: разрешите мне назвать ее загадкой Ненужного Алиби. Полагаю, вы не сомневаетесь, что алиби Маннеринга насквозь фальшивое. Джефф Уэйд, имея обширные возможности выступать в роли графа Монте-Кристо, угрозами или подкупом привлек на свою сторону тринадцать свидетелей, которые и выдали безукоризненную сказку. Двенадцать из них, признаться, были необходимы; так сказать, их россказни в самом деле были нужны, хотя можно было бы ограничиться и меньшим количеством свидетелей. Но вот тринадцатый явно был лишним. Его лжесвидетельство не так уж бросалось в глаза; человек вроде бы со стороны, необходимый, чтобы подкрепить те лживые показания, которые могли доставить Джеффри немалые хлопоты.
А теперь разрешите мне изложить то, в чем я убежден. Я считаю, что реконструкция преступления, проведенная Хэдли, совершенно правильна – если не считать одной маленькой и, может, несущественной детали. Заключается она в том, что на самом деле Грегори не убивал Пендерела. Для меня совершенно ясно, что убийцей был молодой Джерри Уэйд. Но сомневаюсь, что вам когда-либо удастся раздобыть уличающие его доказательства.
– Боюсь, что я изумил вас, – продолжил доктор Фелл после долгого молчания, нарушенного только выразительным ругательством Хэдли. Доктор, сидевший в утреннем полумраке рядом с горелкой, отсветы которой падали ему на лицо, задумчиво вздохнул и склонил голову. – Я объясню вам свою точку зрения. Позвольте лишь излагать ее не в порядке последовательности событий. Я предпочитаю обратиться к концу этой истории, чтобы выделить кое-какие моменты. Кроме того, я хотел бы начать с аналогии.
Давайте предположим, что присутствующий здесь Каррузерс обвинен в убийстве своей бабушки в Айлингтоне, которое произошло между одиннадцатью часами вечера и полуночью. Вы, Хэдли, сэр Герберт и я общими усилиями обеспечиваем ему на это время ложное алиби. Мы привлекаем управляющего отеля в Дорчестере (этот негодяй у нас на содержании) и его коллегу; привлекаем семерых служащих и трех якобы случайных людей (на самом деле они тоже работают у нас по найму), которых назовем Д. Ллойд-Джордж, С. Болдуин и Н. Чемберлен, – все они обедали в том же месте. Все под присягой покажут, что от одиннадцати до двенадцати Каррузерс сидел в обеденном зале и покинул его только к полуночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49