Почему было необходимо это перевоплощение?
Вот в чем главный вопрос проблемы. Исходя из того что у настоящего убийцы были две альтернативы, мы получаем следующее.
1. Пусть даже убийство было непредумышленным, тем не менее Мириам Уэйд и Грегори Маннеринг совершили его, неожиданно столкнувшись с Пендерелом в подвале. То ли Мириам, то ли Маннеринг закололи Пендерела кинжалом. Затем Маннеринг, дабы обеспечить Мириам железное алиби, перевоплотился в Пендерела, а она, поднявшись наверх, предстала перед своими друзьями.
2. И убийство, и переодевание – все дело рук Маннеринга, а Мириам ничего не знала.
На первый взгляд, все безоговорочно свидетельствовало в пользу первого варианта. В его поддержку были такие мощные и убедительные аргументы, что не могло быть никаких сомнений. Правда, требовалось убедительное объяснение, почему вообще понадобился весь этот маскарад. Мириам знала: видели, как она у всех на глазах спускается в погреб, взяв с собой кинжал. Она была единственной, кто открыто посещал подвал. Таким образом, труп не должны были найти здесь – это сразу же указало бы на ее вину. Чтобы идти на риск такого сомнительного маскарада, должен был быть очень мощный стимул: в противном случае Маннеринг, не испытывая на то никакого желания, совал голову в петлю.
Однако снова разберемся в ситуации. Я уже подчеркивал необходимость искать самые естественные объяснения; и если нам пока удавалось находить таковые, то в последующем развитие событий обрело самый бредовый характер из всех возможных – или предполагаемых – для двух заговорщиков, все стало чистым сумасшествием. Ибо если Мириам заколола Пендерела или они это сделали на пару с Маннерингом, то убийство могло иметь место только в течение тех пяти или семи минут, когда Мириам в первый раз была в погребе. Если она и стала виновной, то именно тогда. Глупо предполагать, что она спустилась в подвал, имея при себе кинжал, встретила там Пендерела, поговорила с ним, снова поднялась наверх, чтобы подумать (имея при себе кинжал или оставив его внизу), все прикинув, снова спустилась в подвал – на глазах у Пруэна, за то короткое время, что вторично находилась внизу, заколола Пендерела, сказала «Вынеси его!» дожидавшемуся Маннерингу и выскочила наверх.
Очень хорошо. Если она имела какое-то отношение к убийству Пендерела, то лишь в этот промежуток от 10:18 до 10:25. Тогда произошла бурная ссора, и Пендерел был убит. Она сказала Маннерингу, который или наблюдал за происходящим, или появился несколько позже: «Ты должен помочь мне», и кому-то из них (скорее всего, Маннерингу, если исходить из данной гипотезы) пришла в голову мысль о переодевании. Но первым делом труп надо было незаметно доставить наверх.
Это, конечно, была самая опасная часть плана; даже более опасная, чем перевоплощение. Перетаскивая тело, надо было отвлечь внимание Пруэна. Если эти двое действовали на пару, то им предстояло сделать совершенно естественную и неизбежную вещь; любое иное поведение было бы просто сумасшествием. Мириам должна была отвлечь внимание Пруэна, а Маннеринг – взять на себя остальное. Мало того что это было для нее совершенно несложно, поскольку Пруэн обожал ее, главное, что тем самым она обеспечивала себе алиби, в котором отчаянно нуждалась. Притащить его в «Галерею Базаров» или в Персидскую, словом, куда угодно, лишь бы зал на минуту-другую остался без присмотра…
И что же она делает? Сразу же после 10:25 поднимается наверх, бродит по залу, идет в «Персидскую галерею», возвращается, спускается по ступенькам и снова поднимается – чтобы присоединиться к своим друзьям наверху. Они все еще готовятся к розыгрышу? В таком случае почему она вообще не отвлекла внимание Пруэна? Не стоит утверждать, что у нее сдали нервы, ибо она без промедления нанесла второй визит в погреб; в ту ночь нервы у нее были в полном порядке; да и кроме того, чем она рисковала, просто поговорив с Пруэном? Она не могла оставить Маннеринга, поскольку понимала, что основная опасность угрожает ее шее.
И наконец, мы сталкиваемся со вторым опасным пунктом этой схемы: появление переодетого мистификатора, необходимость вернуть бакенбарды и пенсне – и его последующее исчезновение. А что, если Пруэн решит сопровождать его? Предположим, Пруэн из-за чего-то заспорит с ним и позовет остальных. Маннеринг будет разоблачен. Так что без особого труда можно предположить, что, если существовал заговор, второй заговорщик должен был быть под руками, чтобы все прошло гладко: Пруэн ничего не заподозрил, его внимание отвлечено, когда обманщик проходит мимо него, – и снова во всем этом не было ни грана опасности для Мириам. Наоборот, ее действия обеспечили бы ей прекрасное алиби.
К этому выводу, джентльмены, я пришел в воскресенье, сравнив все материалы. Со всем тщанием изучая это дело, я нигде – абсолютно нигде – не смог найти ни одной детали, которая говорила бы о сопричастности Мириам. Я пришел к выводу, что убийство было совершено одним человеком – сильным, рисковым, склонным к театральным эффектам и обладающим непомерным тщеславием. В моем представлении события должны были развиваться следующим образом.
Итак, Мириам спускается в подвал и неожиданно встречает там Пендерела. Маннеринг находится снаружи, за окном, и все слышит, но не дает знать о своем присутствии. Мало кто из мужчин, услышав те откровения, которые довелось узнать Маннерингу, тут же появился бы на сцене. Мириам, потребовав, чтобы Пендерел немедленно убирался, испытывала опасения, что в любой момент сюда могут спуститься остальные, узнать, почему она не несет гвозди. Она побежала наверх, оставив и кинжал, и накладные усы. А Маннеринг, проникнув через окно, не стал медлить ни секунды. Он провел много времени на Востоке, знал, как пользоваться восточным оружием, чтобы попасть им точно в сердце. Чем объяснить его действия? Скажу вам, что им руководила или искренняя любовь, или тщеславие, или страх разрушить свое будущее – или же все три фактора вместе; в любом случае такой человек, как Маннеринг, внезапно испытав прилив знакомой ярости, поскольку услышал историю, которая оскорбила и уязвила его тщеславие до мозга костей, неизбежно рано или поздно должен был встретиться с Пендерелом и (давайте пустим в ход воображение, хотя я лично отвергаю такие приемы) «уничтожить восточную собаку его же собственным восточным клинком». Из опасений, что кто-то может сюда заглянуть, он засунул труп в единственное потайное место: в стоящий рядом высокий ящик для угля. Он продолжал пылать отвагой. И тут он услышал, как кто-то спускается. Это была Мириам, которая, окинув взглядом пустой подвал, решила, что Пендерел ушел, и заторопилась обратно.
Отдадим должное этому человеку. Он мне не нравится, его образ мышления вызывает у меня откровенную неприязнь, но нельзя не сказать, что он проявил незаурядную сообразительность. Увидев Мириам во второй раз, он тут же понял, что на нее обязательно падет обвинение в убийстве. Было известно, что она спускалась вниз, что она взяла с собой кинжал, и что Пендерел был ее любовником. В самом ли деле любил он ее или нет, но Маннеринг понимал, что наличие невесты, обвиненной в убийстве, поставит его в весьма двусмысленное положение. И он решился на одну из тех эффектных театральных штучек, которые были частью его жизни. Только Маннеринг мог придумать такой дикий и в то же время удавшийся план, только у Маннеринга хватило сил оттащить тело наверх, только Маннеринг мог сойти за убитого. Чтобы наскоро загримироваться, ему было нужно только одно: зеркало. Достаточно ли хорошо он ориентировался в музее, чтобы безошибочно знать, как действовать? Да, потому что у нас есть свидетельства, и мы можем доказать, что Холмс показывал ему музей, «включая и подвальные помещения». На полу он нашел предмет, который и завершил грим, – черные накладные усы, с помощью которых он окончательно перевоплотился в Пендерела. Почему он потерял сознание в полицейском участке? Разве нам не рассказывали об аналогичном обмороке, который случился у Маннеринга несколько дней назад, примерно через полчаса после того, как он втащил наверх очень тяжелый сундук? В пятницу вечером сердце у него тоже дало сбой – это была реакция на переноску тяжелого тела.
Как я уже говорил, пришел я к этим выводам в воскресенье, а в понедельник начал подвергать их проверке. Поскольку мое среднее имя напоминает об осторожности, я не стал полностью отбрасывать мысль о причастности Мириам Уэйд, но решил, что если она исчерпывающе и откровенно ответит на все мои вопросы, не станет скрывать, что принесла в подвал кинжал и что видела там Пендерела, то можно будет исключить ее из списка подозреваемых, что мне и так подсказывал здравый смысл. Результат вы знаете.
Осталось лишь предъявить вещественные доказательства вины Маннеринга, которые мы собрали для процесса; именно их я и выложил в среду перед комиссаром полиции и генеральным прокурором. Угольный ящик был тщательно обследован, в результате чего в нем были найдены хорошо заметные следы крови; удалось доказать, что в погребе не только было совершено убийство, но и что тело убитого человека сначала было прислонено к стене на корточках, словно сидящий Будда: на подошвах остался толстый слой пыли и совсем мало – на одежде. Был получен ордер на обыск квартиры Маннеринга на Бери-стрит. В квартире мы нашли пару белых перчаток – тех самых, которые он надевал к вечернему костюму в ночь убийства. На них остались следы угольной ныли и кровяные пятна на кончиках пальцев. Кроме того, была найдена его фотография в персидском костюме – на поясе висел точно такой же кинжал, которым было совершено преступление.
Удалось выяснить, что ключ, найденный Батлером в карете, был заказан Маннерингом в мастерской Болтона на Арундел-стрит; образцом послужил ключ, полученный у Мириам Уэйд.
Единственный отпечаток пальца, как я вам рассказывал, был стерт с зеркала в подвале Джеффри Уэйдом; мы нашли другой, но такой сомнительный, что экспертам пришлось с ним основательно повозиться. Тем не менее и его можно будет представить в суд. Наконец, и алиби Маннеринга разлетелось в куски. У нас есть показания двух дежурных из дома на Принс-Регент-стрит, утверждающих, что Маннеринг не только не появился в 10:40 в пятницу вечером, но и что его вообще тут вечером не было. Маннеринг, конечно, заявляет, что поднялся по черной лестнице, но доказать это не может. В любом случае попытка этого доказательства будет нам на руку, поскольку портье уверен, что задняя дверь весь вечер была на запоре. Но мы хотели бы уточнить время его визита, поскольку не подлежит сомнению, что его тут не было от 10:30 до 11:00 – самый важный для нашего расследования промежуток времени.
Выложив все эти доказательства на стол в кабинете сэра Герберта, я снова сел, предоставив право принимать решение генеральному прокурору и комиссару полиции. И забыть этот день я никак не могу из-за странного вмешательства, которое последовало в ту же минуту.
Выслушав мои объяснения, первым заговорил генеральный прокурор.
– Думаю, что сработает, – обычным для него брюзгливым тоном заметил он. – Я бы предпочел иметь побольше вещественных доказательств… чтобы уж окончательно их поджарить… но думаю, и эти сойдут. А?
Комиссар полиции хмыкнул.
– Жаль, черт побери, – сказал он, – что Джефф Уэйд стер тот отпечаток; он бы нам очень пригодился, но, конечно, сейчас уж ничего не поделаешь. Но я не сомневаюсь в виновности Маннеринга. А вы, Армстронг?
Сэр Герберт ничего не сказал. Я не собираюсь вытаскивать на свет божий старые споры или ссоры, особенно с начальником своего департамента; сделай я это, был бы полным идиотом. Но когда генеральный прокурор стал собирать свои бумаги, а мы – разминать сигары, в кабинет влетел бесценный Попкинс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49