Одному мне как-то не хочется.
Дед сел рядом с могилкой и закурил.
— Я ночевать не могу. Меня дома муж ждет.
— Какой муж? — дед прищурился и посмотрел на меня вопросительным взглядом.
— Ну, не муж, а сожитель… Вернее не сожитель, а любовник… Вернее не любовник, а любимый…
— Ты что, за пару дней уже успела мужчину найти?
— А я его и не теряла. Вернее, я думала, что я его потеряла, а он оказывается и не терялся. Это тот женатый, я тебе про него рассказывала. Он от семьи ушел, на развод подал. Скоро у нас свадьба будет. Я всю жизнь мечтала надеть белое платье. Такое, чтобы вырез был побольше да фата подлиннее.
Дед смачно затянулся и неодобрительно покачал головой.
— Значит, решила семью разрушить?
— Я ничего не разрушала. Там само все разрушилось.
— На чужом горе решила собственное счастье построить?
— Дед, перестань по-больному пилить! И так тошно. Он человек взрослый, соображает, что делает.
— А вот и не соображает. Очень часто бывает, что мужики сами не соображают что делают. А когда уже начинают соображать, то становится слишком поздно. Опомнись, Анька, не бери грех на душу. Что у вас там в городе холостых не осталось?!
— Да ни хрена не осталось, — я почувствовала, как на глаза накатились слезы, и поняла, что больше не могу и не хочу говорить на эту тему. — Был бы холостой, за женатого бы не цеплялась! Люблю я его, дед, понимаешь, люблю!
— Так и люби на здоровье. Встречайтесь, чтобы никто не знал.
— Так он сам не хочет. Он сам со мной жить собрался.
— Надолго ли?! Пока по семье не соскучится?!
— Хватит!!! — закричала я так громко, что у меня зазвенело в ушах. — Хватит!!! Давай копать!
Дед кивнул головой и взял лопату в руки. Когда он стал копать, я встала рядом и принялась наблюдать за процессом. Всякий раз, когда он разгибался, чтобы отбросить землю в сторону, он оглядывался по сторонам и прислушивался к каждому шороху.
— Сегодня ночью дождь был. Земля хорошая, влажная. Анька, тут работы на целый день.
— А ты все не выкапывай. Просто в одном месте до самого дна подкопай и все. Если уголовник там, то мы увидим его ноги или голову.
— Я так и сделаю. Все-таки тебя дома чужой муж ждет.
— Дед, хватит, — уже более спокойно сказала я и с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться. — Я со своим дерьмом сама разберусь.
— Разбирайся, дочка. Разбирайся и постарайся принять правильное решение. Только знай, что это дерьмо не твое, а чужое. Ты слишком хороша, чтобы в чужом дерьме копаться. На кой черт оно тебе сдалось? Ты посмотри на себя в зеркало. Тебе ведь только свистни.
Я уже устала свистеть. Ничего хорошего не получается. Всю свою сознательную жизнь больше всего на свете я боялась любви и мужчин. В этой жизни мне удавалось все или почти все. Мне не удавались только отношения с мужчинами. Эту науку я так и не смогла постичь. Никакая страсть не может сравниться с любовными муками. Все мои многочисленные романы оборачивались неудачей. Я очень часто бросала мужчин сама, но все свои разрывы я переживала так тяжело, как, наверное, не переживали их даже эти мужчины. Тот мужчина, с которым я собралась жить, моя полная противоположность. Он спокойный и рассудительный, а я горячая и импульсивная. Таких женщин, как я, среднестатистические мужчины обычно избегают. Они боятся сочетания красоты, целеустремленности и огромной силы воли. Хотя, признаться честно, среднестатистические мужчины меня никогда не интересовали. Мужчины всегда боялись тех женщин, которые четко знают, чего хотят и как добиться желаемого. Они никак не хотят признать, что у женщины должно быть собственное дело. Я очень непростой человек. Даже чересчур непростой. Я стремлюсь только к сильным и цельным людям потому, что именно сильные люди могут влиять на судьбу. Их сила дает им на это право. Одно время мужчины вообще перестали меня волновать, и это было страшное время. Меня предал близкий человек и моя самая близкая подруга. Разочарования оказались слишком сильными, но разве можно винить меня за то, что сегодня в моей жизни появился любимый человек, что я люблю и любима…
Яма заметно углубилась, но пока из нее ничего не виднелось.
— Дед, ну что там? Есть что-нибудь?
— Пока ничего.
— Может, там вообще этого уголовника нет? Кстати, с чего мы взяли, что он должен там быть?!
— Может, его и нет… — спокойно сказал дед, не вынимая из рта сигарету— Тогда куда же он подевался?
— Скорее всего это так и останется загадкой.
После небольшого перерыва дед вновь принялся за работу. Наверное, со стороны мы напоминали полоумных, но сейчас мы таковыми и были.
— По-моему, лопата задела какие-то лохмотья, — озадаченно сказал дед и несколько раз ударил лопатой по одному и тому же месту.
— Какие еще лохмотья? Осторожно, вдруг это уголовник.
Я не видела себя в зеркало в данный момент, но знала, что сейчас я совершенно белая. Белая, как полотно. В нос ударил запах сырой земли и запах… чего-то тухлого, страшно вонючего. Через минуту мы оба не сомневались в том, что в яме лежит покойник.
— Ань, там кто-то лежит. Кто самым наглым образом забрался в мою могилу, — немного испуганно сказал дед и стал копать дальше.
— Кто там может лежать, кроме уголовника, — меня замутило, и я отошла немного подальше.
Голова закружилась от тошнотворного запаха, а в ушах так загудело, что мне пришлось собрать все свои силы, чтобы не упасть рядом с пустой могилой и не отдаться воле Всевышнего.
— Ань, да что тут творится, елки зеленые! — возмущенно закричал дед и резко перестал копать.
— Что там?
— Тут совсем другой мужик.
— Какой другой?
— А я почем знаю. Я его в первый раз вижу.
Я вновь подошла к могиле и издала пронзительный крик. В почти раскопанной яме лежал… следователь Голубев. Конечно, это был он, я не могла ошибиться, даже при том, что его глаза были плотно закрыты.
— Ань, ты его знаешь?
— Да так, видела в городе один раз. Дед, а как он здесь оказался?
— А я почем знаю. Я его сюда не закапывал.
— А кто ж его сюда закопал?
— Понятия не имею.
— Дед, а он точно мертв?
— Ну, а ты сама как думаешь? Ежели человек лежит закопанный в могилу — значит, он мертв.
— Дед, а может, ты проверишь? — с дрожью в голосе жалобно пробормотала я.
— Что проверить?
— Ну, жив он или мертв.
Дед широко открыл рот и посмотрел на меня полоумным взглядом.
— Ты что такое говоришь, дочка? Ты хочешь, чтобы я спустился в могилу к покойнику?
— Я хотела, чтобы ты пощупал у него пульс…
— Да какой к черту пульс, ежели человек в сырой земле лежит?!
— Просто еще совсем недавно он был жив…
Очень многие люди еще совсем недавно были живы, а затем умерли. Смерть — она ведь никогда не спрашивает, сколько тебе жить отпущено. Она подстерегает совсем неожиданно. Она не привыкла спрашивать разрешения. Сама посуди, разве может человек без кислорода в могиле лежать? Даже если его сюда живым закопали, то он уже все равно умер.
— Дед, а кто его сюда закопал-то? — я понимала, что задаю глупый вопрос, но просто не могла его не задать.
— Ты меня об этом спрашиваешь? Я-то почем знаю. Я только вижу, что этот крендель не деревенский, а городской. Одет он дорого, добротно. Ежели его сюда кто-то закопал, значит, это кому-то было нужно. Может, он провинился в чем… Может, денег кому-то должен… Я ваши городские законы не знаю… У вас там в городе из-за всякой ерунды могут на тот свет отправить. Бабка Матрена говорит, что убить могут даже из-за недоброго взгляда.
— У вас в деревне тоже… Просто этот человек ко мне совсем недавно в квартиру приходил. Ума не приложу, как он мог тут очутиться.
— А он к тебе с добрыми намерениями приходил?
— Дед, а ты как думаешь, сотрудник уголовного розыска может прийти с добрыми намерениями?
— Смотря какой сотрудник. Вот наш участковый, который целых четыре деревни обслуживает, сюда почти не наведывается, а ежели он приходит, то только с самыми недобрыми намерениями. Наведывается ко мне раз в полгода и прямо с порога заявляет, чтобы я ему самогонки налил да еще собой в дорогу дал.
— А этот и вовсе оказался не из милиции.
— Дочка, я предлагаю нам с тобой о плохом не думать, а уносить отсюда ноги. Пусть о нем думают те, кто его сюда закопал. Пусть у них голова болит. А я сверху земли набросаю, прикрою его, и пойдем отсюда от греха подальше. Пока это безобразие не закончится, я себе больше могилу рыть не буду, а то в мою могилку еще кого-нибудь похоронят. У вас там что, на городских кладбищах все места заняты?
— Понятия не имею. Я вообще туда не езжу.
Как только дед начал закапывать Голубева или кто он там был обратно, я отошла чуть подальше и постаралась логически подумать о том, каким боком он здесь появился. Но мой переутомленный мозг просто напрочь отказывался связывать все недавние события в какую-то логическую цепочку и найти в них хоть долю здравого смысла. Но одно я понимала со всей ясностью: то, что он лежит здесь, как-то связано со мной. Я сердцем чуяла, что он явился по мою душу. Сначала он возник в моей квартире, теперь вот в дедовой могиле, а в следующий раз… Нет, следующего раза не будет. Следующего раза просто не может быть потому, что он мертв… От того, что в последнее время на меня навалилось слишком много различных фактов, напрочь лишенных смысла, мне вдруг стало страшно. Впервые за долгое время мне по-настоящему стало страшно.
А все началось с той проклятой вечеринки, на которую пригласил меня Михаил. Больше никогда, никогда не буду ходить на такие сомнительные тусовки. Я буду довольствоваться теми заработками, которые имею на киностудии. В конце концов у меня уже есть деньги — как-никак, больше полумиллиона баксов. И в конце концов у меня есть муж. А само понятие «муж» уже включает в себя деньги.
Крепко закусив губу, я подумала о том, что мои нервы совсем расшатались да и выдержки никакой. Быть может, мне нужно отдать Михаилу деньги и тогда все закончится? Тогда зачем столько мучений, страхов, терзаний? Михаил не спрашивает о деньгах, да и я о них особо не говорю. Хотя он хочет спросить о них завтра… Что ж, посмотрим, что будет завтра. А пока я понимаю, что эти деньги, которыми я даже не могу воспользоваться, не принесли мне ничего кроме неуверенности, страха и постоянного беспокойства.
Мне захотелось зарыдать, но только не здесь, не на кладбище… Эти деньги расшатали мои нервы так сильно, что в последнее время я стала чувствовать себя хуже. Некуда. У меня все болит, а может быть, что-то одно, но я не знаю, что именно. Голова, сердце, душа…
Я вновь обернулась на деда, и у меня закружилась голова.
— Дед, ты там скоро?
— Дочка, ты ж видишь, что я на месте не стою. Дай хан земельки немного набросаю, а то мало ли кто на кладбище еще может пройти. Тем более ты учитывай мой возраст. Мне самому скоро на тот свет отправляться, а я лопатой орудую, словно молодой.
— С чего ты это решил на тот свет отправляться? Ты фору любому молодому дашь.
— Не говори ерунды, дочка. Возраст, как ни крути, свое берет.
Поняв, что я больше не могу стоять, я села на корточки и обхватила колени руками. Я всегда была сильной женщиной и умела сносить все жизненные трудности с удивительным достоинством. Мужчины никогда не любили тех женщин, которые склонны к истерике, у которых эмоции всегда застилают разум. А я другая, я всегда была другая… Я сильная, трезвая и неплаксивая. Только в последнее время со мной что-то случилось… Наверное, слишком много всего произошло. Слишком много… А раньше, я всегда умела свои переживания скрывать. Наверное, дед Герасим правду сказал, что возраст берет свое. С годами я становлюсь беззащитнее, эмоциональнее, утонченнее… Конечно, говорить о возрасте мне еще рано, но все же, как ни крути, сила переживаний зависит именно от этого самого возраста. Ведь раньше я даже не впала в истерику, когда мой отец в реанимации оказался, а когда он умер, я все время молчала и даже молча стояла на кладбище, не уронив ни слезинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46