— Я еще никогда и ни с кем так отчаянно и страстно не занимался любовью. Мы ведь занимались с тобой ею везде, разве что только не на люстре. Под дождем, на улице, на капоте машины, в ванной, на полу и даже на унитазе. Ты это помнишь? Я помню все… Я помню все до мельчайших подробностей… Я вспоминаю это каждую ночь. Я даже запил.
— Вот в том-то и дело, что ты запил. Я не могу заниматься сексом с пьяным мужчиной. Просто не могу, и все.
— Анна, с тобой невозможно быть трезвым. С тобой всегда будешь пьяным…
Я вдруг подумала о Максе и о том, что, наверное, он уже принял ванну и ужинает со своей женой и своим ребенком в домашней рубашке и точно таких же домашних брюках… Она сделала салат, пожарила картошки и вертит перед ним задницей в коротком халатике. Макс держит на коленях ребенка и шутливо шлепает свою женушку по добротной домашней заднице, называя ее замечательной женой и такой же замечательной хозяйкой…
— Господи, как же я тебя хочу.. Как хочу…— шептал Михаил и, повалив меня на пол, стал расстегивать мои многочисленные пуговицы.
Я по-прежнему пыталась его оттолкнуть, но он не поддавался. И вдруг, сама того не желая, я уступила, и мы занялись любовью. Мы занимались ею слишком громко, слишком отчаянно и слишком страстно. Мы плакали, кричали, умоляли, посылали проклятья и себе и друг другу, своей судьбе и тем, кто подтолкнул нас к тому, что мы сейчас делали.
Когда все было кончено, мы лежали опустошенные и оба смотрели куда-то вдаль.
Глава 20
— Привет, — тихо сказал Михаил и поднял голову.
— Привет, — так же тихо ответила я и посмотрела на свою мятую, лежащую рядом со мной одежду.
— Анька, я без тебя не могу…
— Анька, знаешь, где?!
— Хорошо. Если тебе так не нравится, то я буду называть тебя Анной. Только ради бога не говори, чтобы я стоял к тебе в очереди за автографом.
— Не буду говорить.
— И еще не проси, пожалуйста, чтобы я называл тебя Анной Петровной.
— Не буду просить, — громко рассмеялась я и закинула ногу за ногу.
— Анна, а что ты ко мне с моим «Мерседесом»-то пристала, а?
Михаил сел рядом и даже при свете мерцающих свечей я видела, как он рассматривает мое тело.
— Ничего я не пристала. Просто я нашла в бардачке сто рублей и подумала, что они тебе нужны, а оказывается, что нет.
— Ты нашла в бардачке сто рублей?
— Нашла.
— И ты хочешь мне их вернуть? — как-то недобро усмехнулся Михаил.
— Теперь уже нет. Я их истратила.
— Истратила?!
— Истратила.
— Да какое ты имела право истратить мои сто рублей?! — Михаил рассмеялся, но это выглядело как-то неестественно и уж чересчур наигранно.
— Не обеднеешь. Для тебя полторы тысячи рублей мелочевка, а уж сто рублей и подавно.
Михаил встал с пола и сразу помог встать мне.
— Аня, я пойду в душ первым, а ты пока, если тебя, конечно, не затруднит, свари кофе.
— А свет можно включить?
— Конечно, включай.
Как только Михаил скрылся в дверях ванной комнаты, я быстро оделась и щелкнула выключателем. Затем принялась включать свет везде, в каждой из комнат. Спустившись в коридор, чтобы пройти на кухню и сварить кофе, я остановилась у приоткрытых дверей, ведущих в довольно просторный кабинет, обитый массивными панелями красного дерева. Недолго думая, я прошмыгнула в кабинет и включила помпезную лампу, стоящую на старинном дубовом столе. А затем я принялась лихорадочно открывать все ящики этого стола и перебирать в них бумаги. Признаться честно, я и сама не знала, что я там искала, но тем не менее я что-то искала… Хотя бы что-то, что пролило бы свет и внесло хоть какую-то ясность.
Куча бесполезных бумаг, каких-то документов… Фотографии Жанны в ящике справа. Я внимательно посмотрела на ее лицо и увидела в нем какую-то беспомощность, перемешанную с глупостью. Странно, и куда она могла подеваться? Такая и двух дней не протянет без своего супруга. Самостоятельной женщиной эту дамочку не назовешь. Такую в народ нельзя, заблудится…
А за фотографиями Жанны я увидела еще всего одну, не цветную, но крайне любопытную фотографию. Михаил, Жанна, а между ними счастливый лжеследователь Голубев, обнимающий их обоих…
— Бог мой, это Голубев, — произнесла я словно во сне и почувствовала, как на моей спине выступил холодный пот. — Это он.
Я посмотрела на фотографию еще раз и ощутила, как кто-то невидимый со всей силы саданул мне под сердце. Острая боль заполнила всю левую сторону и потекла к кончикам пальцев. Еще одна такая фотография — и можно запросто схлопотать инфаркт, отметила я про себя и постаралась вдохнуть как можно больше воздуха.
А затем я в очередной раз ощутила страх, к которому так и не могла никогда привыкнуть.
Мои глаза не желали собираться в фокус, а фотография показалась какой-то расплывчатой и нерезкой. На меня смотрело ровно три счастливых и смеющихся человека. Ровно три. Их лица выражали радость, веселье и даже уверенность в завтрашнем дне. Все они хорошо знакомы. Даже чересчур знакомы. Сказать, что Голубев только друг Жанны, нельзя, потому что даже слепому было ясно, что Голубев не только друг Жанны, но и друг Михаила. Старый, добрый, закадычный друг, с которым проводят выходные за упаковкой пива и соленым арахисом и, конечно же, встречают праздники.
Довольно странная фотография никак не укладывалась в моей голове и упорно не выдавала своего скрытого смысла. Почему этот самый Голубев приезжает ко мне домой и учиняет допрос? Почему он приезжает на деревенское кладбище и прячется между могил? Что он ищет и какое отношение имеет к Михаилу? Целая куча вопросов и ни одного ответа. Вообще ни одного.
Будь проклят тот вечер, когда я согласилась приехать в этот сумасшедший дом на званый ужин в качестве «подружки по Прейскуранту». Будь он проклят. Постоянные бессчетные и безуспешные попытки разобраться со всем этим дерьмом не приводят ни к какому результату. Вообще ни к какому.
Положив фотографию на место, я открыла последний, самый маленький ящик и увидела… пистолет. Это был мощный сорокапятикалиберный «Глок». Такая серьезная игрушка была хорошо мне знакома. Именно с такой игрушкой я снималась в одном навороченном боевике, где играла возлюбленную мафиози. Я даже помню тот съемочный день и как мне выдали этот реквизит. Тогда я настолько вошла в образ, что, взяв пистолет, почувствовала безграничную уверенность. Наверное, так бывает всегда— берешь оружие и сразу чувствуешь уверенность. Не раздумывая, я взяла в руки пистолет, с которым неплохо умела управляться, и провела по предохранителю.
— Анна, ты что-то потеряла?
Я дернулась от неожиданности и резко обернулась. Я просто повернула голову, но оставила неподвижным тело, чтобы не показывать, что находится у меня в руках.
— Что?
Михаил стоял закутанный в полотенце и держал точно такой же направленный на меня пистолет. Полумрак сглаживал его черты, но все же я не смогла не отметить, что вид у него был весьма суровый.
— Я спрашиваю, Анна, ты что-то потеряла?
— Нет.
— А как ты попала в мой кабинет? Я же попросил тебя сварить кофе.
— Здесь была дверь открыта.
— А ты всегда входишь в чужие открытые двери?
— Бывает.
— Если у тебя такое бывает, то, значит, ты или воровка или грабительница.
— Я не воровка и не грабительница. Миш, убери пистолет. Ну что ты за спектакль устроил?!
Мой голос задребезжал, как скрипучая дверь, наглядно демонстрируя, что нервы у меня на пределе.
— Я уже давно хотел поговорить с тобой при оружии, да все как-то не было удобного случая.
— А сейчас удобный случай?
— Удобный.
— Ты же прекрасно знаешь, что я не воровка… — я говорила, смотрела в безумные глаза Михаила и чувствовала, как срабатывает инстинкт опасности, который еще никогда меня не подводил. — Я просто случайно сюда зашла…
— Зачем?
— Сама не знаю.
— Ты сама не знаешь, зачем зашла в чужой кабинет?
— Не знаю. Миш, убери пистолет. Еще скажи, что ты сможешь меня убить…
— Я боюсь, что мне придется это сделать.
— Что?!
— Что слышала.
— Не говори чепухи и лучше убери пистолет.
Я чувствовала, что уже не могу спокойно стоять, сдавшись на милость Михаила. Если бы он не наставил на меня пистолет, то сейчас я бы металась по комнате, заламывала руки и ругалась на весь белый свет отборной бранью. Но сейчас… Сейчас я понимала, что в моей ситуации самое лучшее — это не делать резких движений, да и вообще никаких движений. Я знала, что сейчас мне нужно только терпение, которым я всегда пользовалась в самых критических моментах своей жизни. Буря моих самых разнообразных эмоций трансформировалась в идеальную выдержку, и это дало мне возможность создать образ стойкой, ничего не пугающейся женщины.
Я вновь посмотрела на Михаила и увидела, что он с трудом стоит на ногах.
— Я смотрю, пока ты ходил в ванную, ты здорово набрался.
— Первое, что я сделал, когда вышел из ванной, так это основательно промочил горло. А затем я пошел на кухню выпить крепкого кофе. Я не рассчитывал застать тебя здесь.
— Ты хотел попить кофе вместе с пистолетом?
— В последнее время я всегда хожу с пистолетом. Находиться в этом проклятом доме стало слишком опасно. Иногда мне начинает казаться, что дом полон привидений. Странные звуки… Странные вещи… Слишком много странного происходит в последнее время. Поэтому я всегда держу пистолет в своем кармане.
Я вновь посмотрела на Михаила и подумала о том, что сейчас передо мною стоит совсем не тот Михаил, с которым я несколько минут назад исступленно занималась любовью. Вернее, это был он, только это был совсем не его голос и совсем не его слова. С ним что-то произошло. С ним что-то произошло буквально за те несколько минут, пока мы не видели друг друга.
— Анна, так ты не хочешь мне показать, что ты нашла в моем столе?
— Под дулом пистолета?
— Я же тебе уже сказал, что не уберу пистолет.
— Я нашла любопытную фотографию где изображены ты, твоя жена и лжеследователь Голубев.
Я по-прежнему не показывала ту руку, в которой держала пистолет, а подняла руку с фотографией и показала ее Михаилу.
— Любопытно, правда? Ты не находишь?
— Не нахожу тут ничего любопытного.
— Кто этот мужчина?
— Это наш семейный адвокат. Только его фамилия не Голубев, а Синицын.
— Ну, это почти одно и то же. Видимо, он очень любит птиц.
— Да, у него есть своя голубятня. Голуби — его страсть. Он может пропадать на голубятне сутками.
— Свою любовь к птицам он выражает в своих фамилиях. Так вот, именно он приходил в мой дом и расспрашивал о твоей жене.
— Этого не может быть.
— Почему не может? Я тебе рассказывала про него, только на фотографии он без очков, а ко мне он приходил в очках.
— Ты уверена, что это был он?
— Уверена.
Это наш семейный адвокат. Очень порядочный, серьезный и кристально честный человек. Он всегда выручал меня в бизнесе, и бывало, вытаскивал меня из полного дерьма. Он был моим адвокатом даже в те времена, когда я еще не был женат на Жанне, когда я не был удачливым бизнесменом, а только вставал на этот тернистый и долгий путь. Он был со мной с самого начала, и мы съели с ним не один пуд соли. Я безгранично доверяю этому человеку и знаю, что его совесть чиста. Он всегда терпел мой характер и находил для меня лазейки в делах. Ведь когда-то, еще до женитьбы на Жанне, смысл моей жизни был только в деньгах. И если бы было не так, то я бы сейчас не стал тем, кто я есть. Я делал деньги не ради себя и своих близких. Я делал деньги ради денег. Я могу получать удовольствие от дела только в том случае, если это дело приносит хорошую прибыль. Я уважал только деньги, я просто бредил деньгами. Люди были для меня ничто. Обыкновенная пыль на двух ногах. И в этом пути мне помогал мой адвокат. Он всегда был рядом со мной, несмотря на то, что меня в любую минуту могли пристрелить. Со дня становления своего бизнеса я всегда ходил по острию ножа, и я знал, что киллер может заявиться в любой момент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46