И я продолжал выполнять их приказы, иначе бы очутился в Ливенворте. А уж тогда я не смог бы посылать деньги в Милуоки моим детям, которых никогда не видел.
— Очень уж ты сложный человек, господин пилот.
— Можешь и не говорить мне об этом. Я хочу выпить.
— Бар у тебя под рукой. Пей и думай дальше.
— Ладно, — сказал владелец публичного дома, наклоняясь к бару. — Раз в год или два, а то и три раза сюда приходит подозрительный сукин сын в пиджаке в галстуке и заказывает лучшую минетчицу.
— Минетчицу?
— Ну, которая берет в рот. Как тебе еще объяснить?
— И что?
— Он развлекается с девочкой, но не позволяет в себе прикасаться. Понимаешь, что я имею в виду?
— Это выше моего понимания.
— Он никогда не снимает одежду.
— Ну н что?
— Но это же неестественно. Настолько неестественно, что меня взяло любопытство и я приказал одной из девочек устроить ему «ракету»...
— "Ракету"?
— Она подсыпала ему в выпивку порошок, который вознес его в космос...
— Здорово.
— И угадай, что я обнаружил? У него в бумажнике была дюжина удостоверений, визитных карточек, членских клубных карточек. Он адвокат, настоящий высокопоставленный адвокат одной из этих богатых фирм в Вашингтоне.
— Ну и какой ты сделал вывод?
— Не знаю, но все это очень неестественно. Понимаешь, что я имею в виду?
— Не уверен.
— Такой человек, как он, мог бы получить все, что угодно, в публичных домах в центре города. Так почему же он приходит на окраину, тем более в такое место?
— Именно потому, что это окраина. Вполне понятно, что его здесь никто не узнает.
— Может, и так, а может, и нет. Девочки говорили мне, что он всегда задает вопросы. Типа: кто мои клиенты, кто из них похож на араба ила светлокожего африканца... Черт побери, да какое это имеет отношение к сексу?
— Думаешь, он связник?
— Опять ты про какого-то связника.
— Есть человек, который передает информацию, но совсем необязательно, что он знает, от кого и кому.
— Ты меня правильно понял.
— А смог бы ты опознать его? Это в том случае, если все его удостоверения просто липа.
— Конечно. Таких пижонов здесь не бывает. — Пилот налил себе полстакана канадского виски и выпил в несколько глотков. — Симилис симилибус курантор, — пробормотал он, закрыл глаза и рыгнул.
— Не понял?
— Это старая средневековая молитва. В переводе это значит похмелиться.
— Ладно, значит, мы имеем двух пижонов: человека, который нанял тебя, и адвоката из Вашингтона, который не снимает одежду в публичном доме. Как их зовут?
— Тот, который завербовал меня, назвался мистером Нептуном, но с тех пор я не видел его и не говорил с ним. А этого шпика-адвоката зовут Ингерсол, Дэвид Ингерсол, но все это может быть липой.
— Ладно, это мы проверим... Какое было твое последнее задание перед Гордой?
— Я зарабатывал на хлеб с маслом, вполне законно возил туристов...
— Я говорю о тайном гадании, — оборвал его Тайрел.
— Летал на гидроплане раз в неделю, а иногда и два раза на крошечный остров, который и на карте-то с трудом можно отыскать.
— Там есть бухта с небольшим причалом и дом на холме.
— Да! А откуда ты знаешь? — Его больше нет.
— Острова?
— Дома. Что ты возил туда? Или кого?
— Главным образом продукты. Много фруктов и овощей, свежее мясо... Те, кто там жил, не любили замороженных продуктов. Еще возил гостей, но вечером забирал назад, на ночь никто не оставался, кроме одной.
— Про кого ты говоришь?
— Никогда не слышал ее имени, довольно привлекательная женщина.
— Женщина?
— Да, француженка, испанка или итальянка, длинноногая, лет тридцати.
— Бажарат, — тихо прошептал Хоторн.
— Что ты сказал?
— Ничего. Когда ты видел ее последний раз? И где?
— Несколько дней назад я отвозил ее на остров, после того как забрал с Сен-Бартельми.
Тайрел судорожно заглотнул воздух, чувствуя, что задыхается. Но это же безумие!.. Доминик?
Глава 16
— Ты лжешь! — Хоторн схватил пилота за грязную рубашку, и тот выронил стакан, который ударился об пол и разлетелся на множество осколков. — Кто ты такой, черт бы тебя побрал! Сначала ты называешь моим именем проклятого убийцу, который летел в твоем самолете с Горды, а теперь говоришь, что моя подруга, очень близкая подруга, в есть та самая сумасшедшая сука, которую разыскивает половина стран мира! Ты проклятый лжец! Кто научил тебя так говорить?
— По какому поводу весь этот кошачий концерт? — Только что проснувшийся и ничего не понимающий Пул сел и опустил ноги на пол с шезлонга.
— Отстань от меня, ты, псих! — Пилот ухватился за бар, чтобы не упасть. — Ты в ботинках, а я нет, и здесь повсюду осколка стакана!
— Через десять секунд я ткну тебя в них мордой! Кто научил тебя так говорить?
— Да о чем ты, черт побери?
— Это снова Амстердам! Что ты знаешь об Амстердаме?
— Я никогда не был там... Отпусти меня!
— Какие волосы были у этой женщины с Сен-Бартельми, светлые или темные?
— Темные, я же сказал тебе, она итальянка или испанца...
— Какого она роста?
— На каблуках почти одного роста со мной, а во мне...
— Лицо... телосложение?
— Она была загорелой, похоже, солнечный загар...
— Во что была одета?
— Не помню...
— Думай!
— Это было что-то белое... платье или брючный костюм... что-то вроде такого делового костюма.
— Сукин сын, ты лжешь! — закричал Тайрел, прижимая пилота спиной к бару.
— Да зачем мне, черт возьми, это нужно?
— Он не лжет, Тай, — сказал Пул, — У него для этого кишка тонка.
— О Боже! — Хоторн бессильно опустил руки и повернулся спиной к обоим, бормоча:
— О Боже, Боже, о Боже! — Он медленно подошел к окну, выходящему на грязную мощеную улицу. Глаза его затуманились, из горла вместе со всхлипываниями вырывались слова:
— ...Саба, Париж, Сен-Бартельми — все это ложь. Амстердам, Амстердам!
— Амстердам? — невольно переспросил пилот, отходя от бара и осторожно ступая босыми ногами, чтобы не наступить на осколки стакана.
— Заткнись, — тихо бросил ему Джексон, глядя на дрожащую фигуру Тайрела Хоторна, стоящего у окна. — Ты причинил страшную боль этому человеку, свинья.
— А при чем тут я? Что я такого сделал?
— Мне кажется, что ты сказал ему что-то такое, чего он никак не хотел бы услышать.
— Я просто рассказал ему правду. Внезапно разъяренные Хоторн резко обернулся, теперь его глаза сверкали, наполненные отвращением.
— Телефон! — проревел он. — Где у тебя второй телефон?
— На третьем этаже, но дверь там заперта. Ключи где-то здесь...
Не дослушав пилота, Хоторн через три ступеньки понесся вверх по лестнице, его громкие шаги гулким эхом разносились по старому публичному дому.
— Твой коммандер какой-то маньяк, — сказал пилот, обращаясь к Джексону. — Что он имел в виду, когда заявил, что я воспользовался его именем? Тот сумасшедший шпион в самолете совершенно четко объяснил мне, что его зовут Хоторн. И повторил это раза три-четыре.
— Он лгал. Коммандер и есть Хоторн.
— Святые отцы...
— В этом чертовом деле и не пахнет святостью, — спокойно произнес Пул.
Хоторн колотил плечом в дверь личных апартаментов пилота, располагавшихся на третьем этаже. Замок удалось сломать с пятой попытки. Тайрел ворвался внутрь и остолбенел при виде аккуратно убранных комнат. Он ожидал увидеть здесь страшный бардак, а вместо этого увидел квартиру, фотографию которой вполне можно было поместить в журнал «Город и деревня». Строгая мебель из дорогой кожи я темного дерева, стены отделаны панелями та светлого дуба, роскошные репродукции картин импрессионистов — рассеянный свет, яркие краски, воздушные фигуры и цветы. Здесь жил совсем другой человек.
Где же телефон? Тайрел пробежал через арку в спальню. Там повсюду: на бюро, на столе, на тумбочке возле кровати стояли в рамках фотографии детей — мальчики н девочки, только возраст их на всех фотографиях был разный. На тумбочке справа от кровати Тайрел заметил телефон, подбежал к нему и вытащил из кармана куртки листок с номером телефона в Париже. И снова его внимание привлекла фотография юноши и девушки, оба были симпатичными, здорово похожими друг на друга. «Боже мой, они же двойняшки», — подумал Хоторн. На них была университетская форма: плиссированная юбка из шотландки и белая блузка на девушке, темный блейзер я галстук в полоску на юноше. Они стояли и улыбались, а внизу на фотографии была надпись: «Висконсинский университет, приемная комиссия».
А еще ниже Тайрел увидел приписку с указанием даты, свидетельствовавшей о том, что фотография сделана несколько лет назад: «Они до сих пор неразлучны, Эл, и, несмотря на споры, заботятся друг о друге. Ты мог бы гордиться ими, как и они гордятся своим отцом, погибшим во имя своей страны. Херб и я шлем тебе наилучшие пожелания и благодарим за помощь».
Очень, очень сложный человек этот пилот.
Пора!
Хоторн снял трубку, услышал гудок и набрал парижский номер, внимательно глядя на листок бумаги, который держал в руке.
— Особняк де Кувье, — ответил женский голос за три тысячи миль отсюда.
— Полин?
— Ах, месье, это вы! Где вы, на Сабе?
— Как раз об этом я и хотел спросить Доминик. Почему ее там не было?
— Ох, я спрашивала ее, месье, и мадам сказала, что ничего не говорила вам про Сабу... Вы, должно быть, сами так решили. Ее дядя уже более года назад переехал на соседний остров. Прежние соседи стали слишком любопытствовать и надоедать ему, поэтому мадам не захотела тратить время... как бы это сказать... на объяснения, а решила сразу вернуться в Париж ж уже здесь выяснить, где найти вас.
— Очень убедительное объяснение, Полин.
— Месье, вы не должны ревновать... Нет, у вас для этого не может быть причин! Вы всегда у нее в сердце, я одна это знаю.
— Я хочу поговорить с ней. Немедленно!
— Но вы же знаете, что ее нет.
— В каком она отеле?
— Она не в отеле. Они с месье на яхте в Средиземном море.
— На яхтах имеются телефоны. Какой у них номер?
— Поверьте, я не знаю. Мадам позвонит мне примерно через чае, потому что мы должны готовиться к обеду, который даем на следующей неделе для швейцарцев из Цюриха. А у них обеды проходят совсем иначе, вы же понимаете, они все-таки немцы.
— Мне обязательно надо поговорить с ней!
— Конечно, поговорите, месье. Оставьте мне номер телефона, и я передам, чтобы она вам позвонила. Или перезвоните мне позже, а я выясню ее номер. Здесь нет никаких проблем, месье.
— Я так и сделаю.
«Яхта в Средиземном море, но неужели в Париже нет номера ее телефона на случай непредвиденных обстоятельств? А кто была, та женщина, которая села в самолет Саймона на Сен-Бартельми? До какого сумасшествия хотят довести меня те, кто знает об Амстердаме? В эту безумную мозаику всунули кого-то, одетую, как Доминик! А может, я просто лгу самому себе? А лгал ли я себе в Амстердаме? Если так, то эту ложь надо остановить».
Тайрел дрожащими руками положил телефонную трубку, с большой неохотой осознавая, что ему надо позвонить Генри Стивенсу в Вашингтон. Его тревожил тот факт, что таинственный Н.В.Н., кто бы он там ни был, передал свое послание по военным каналам, минуя шефа военно-морской разведки, но Тайрелу предстояло узнать в чем дело только после трех часов. Можно подождать, пока Стивенс сам позвонит в отель «Сан-Хуан», а капитан это обязательно сделает, или, может быть... Кэти! Он совсем забыл о ней, и, хуже того, Пул тоже забыл. Тайрел быстро набрал номер телефона.
— Да где вы оба? — закричала в трубку Кэти. — Я ужасно переволновалась, уже собралась звонить в консульство, на военноморскую базу... и даже твоему другу Стивенсу в Вашингтон.
— Но ты ведь не позвонила ему, не так ли?
— Мне не пришлось делать этого, потому что он уже три раза сам звонил сюда начиная с четырех утра.
— Ты говорила с ним?
— А ты что, не помнишь, что я нахожусь в этом номере? Мы с ним практически перешли на «ты». — Надеюсь, ты ничего не сказала ему о послании, которое я получил вчера вечером?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94