Ники Каркатерра, выглядевший таким бесшабашным в этой своей университетской фуфайке и кроссовках «рибок», серьезный профессионал, играющий в болтуна. Ники внушал Ларри:
– Время поджимает, старина! Чего ты там закис? Я дал тебе свежачок, с пылу с жару. Если ты, Ларри, не в состоянии продвинуть товар… Ну, ладно.
Чили увидел, как он нажал на кнопку пульта.
– Митч. Это Ник Кар, старина. Звоню заблаговременно. Ты, помнится, хотел на Розовый кубок в этом году или финал кубка? Хорошо, так сколько? Боже, ты что, хочешь и всех своих рекламодателей с собой прихватить? Не знаю, сумею ли добыть так много, но попытаюсь. Митч, слушай. У тебя появился сейчас уникальный шанс затмить все радиостанции побережья, раскрутив «Кошачий концерт», чтобы он попал в «Сорок лучших». Знаю, что ты поклонник альтернативной музыки, поэтому и звоню, братец мой.
Чили взглянул на телевизионный экран: МТВ без звука, а вот и Раджи, вошел с экземпляром журнала «Хиты» в руках, за спиной – телохранитель-островитянин. Увидев Чили, Раджи на секунду словно бы замешкался, но тут же бодро, ни слова не говоря, прошел мимо, обеими руками держа журнал. Он шлепнул журнал на стол, и сильный плюх, который тот произвел, заставил Ника обернуться в своем кресле.
– Господи боже, – сказал он, имея в виду Чили, после чего вернулся к своим бесконечным разговорам: – Нет, это Раджи что-то уронил, ничего страшного. Я что тебе хочу сказать, Митч, что «Кошачий концерт», строго говоря, и есть альтернативная музыка. Вот я приглашу Дерека, и ты побеседуешь с ним. Дерек Стоунз. Мы все это обмозгуем и тогда решим, что к чему, придем к заключению. Я позвоню тебе, братец. Сообщу дату.
Ник спустил со стола свои кроссовки, крутанулся в кресле и, обратив на Чили вполне дружелюбный взгляд, сказал, чуть приподняв брови:
– Чил, рад видеть тебя, старина! Это ты для меня так вырядился? Чем могу быть полезен, дружище? Присаживайся. – Он повернулся к Раджи: – Мой старый знакомый, прообраз знаменитого ростовщика из его картин. – И опять в сторону Чили: – Должен сказать, «Пропащий» картина очень и очень недурная. Я даже подумывал какой-нибудь группе дать название «Амнезия», но потом решил, что ребята будут в шоке. Придется выводить их из него всякий раз перед выступлением.
Лицо Ника сморщилось в готовности ответить улыбкой на улыбку Чили, если та воспоследует.
Но Чили сохранял полное бесстрастие. Отодвинув кресло от стола, он слегка повернул его к Раджи, севшему в другое кресло, когда уселся Чили. Кепочка Раджи на этот раз была надета как положено и чуть спущена на глаза. Телохранитель Элиот дожидался в дверях.
– Позвольте полюбопытствовать, – сказал Раджи, – какого черта вы здесь околачиваетесь?
Чили взглянул на Ника и сказал:
– Перво-наперво я хочу знать, с кем мне говорить – с тобой, Ники, или с этим типом.
– С обоими, – сказал Раджи. – Мы партнеры.
– Это правда? – спросил Чили, по-прежнему обращаясь лишь к Нику.
– У нас с Чилом есть что вспомнить, – пояснил Ник Раджи. – И мы понимаем друг друга. – Он повернулся к Чили: – Может быть, хочешь сказать что бы там ни было мне лично, один на один?
– Могу сказать это тебе и здесь, – ответил Чили. – Где Джо Лаз?
И, бросив эти слова, он стал смотреть, как Ник потянулся к своему телефону на голове, стал поправлять его, словно собираясь снять, но не снял.
– Старый Джо Лаз?
– Джо Лаз, первый и единственный, где он? Ник повернулся к Раджи.
– Ты понял, что он говорит?
– Ники, – сказал Чили, – погляди на меня.
– Чего тебе?
– Где Джо Лаз?
– Какого черта ты меня об этом спрашиваешь? Откуда мне знать?
– Иными словами, ты не знаешь?
– Да почем я знаю! В последний раз я видел его… даже уж не помню, когда.
– И ты не знаешь, где он.
– Нет, не знаю.
Ник откинулся в кресле, по-видимому, с ощущением, что сорвался с крючка. Но лишь до той минуты, когда Чили окликнул его:
– Ники!
– Я больше так не зовусь, Чил. – Он опять повернулся к Раджи: – Объясни ему, пожалуйста!
– Ники, – повторил Чили, – погляди на меня.
– Ну, что тебе надо?
– Скажу тебе один раз, повторяться не стану, – произнес Чили. – Понимаешь, «Кар-У-Сель-увеселение» – в жизни не слыхал названия глупее! – больше не продюсирует Линду Мун. Она покидает вас, не хочет больше иметь с вами ничего общего. Если ты попытаешься ее запугать, станешь каким-то образом ей угрожать или осмелишься пальцем ее тронуть, то будешь до конца своих дней рвать на себе волосы. Вот так.
Чили встал с кресла и пошел к выходу, к дверному проему, который загораживал Элиот. Чили шел прямо на него, и в последнюю секунду Элиот чуть посторонился. Чили прошел через приемную по коридору и нажал кнопку, вызывая лифт.
Он ждал.
Потом он услышал, как открылась и закрылась дверь офисов «Кар-у-сели», и услышал шаги островитянина – неспешные шаги, звонко отдающиеся на плиточном полу, – нет, он не задираться вышел, не драться – захоти он драться, он бы уже сделал это внутри. Элиот вышел с намерением что-то сказать.
Только когда Элиот подошел, Чили повернул голову.
– Да?
– Вы не с тем говорили.
– Правда?
– Ник ни черта не знает.
– Ну а Раджи?
– Если и знает, то помалкивает.
– Ты настоящий самоанец?
– Более чем настоящий.
– И имя у тебя настоящее?
– Сколько себя помню, зовусь Элиот Вильгельм.
– Ну-ка вздерни еще разок бровь! Элиот поднял бровь.
– Хватит, хватит, опусти! Значит, мне следует поговорить с тем, с кем следует. Хочу выяснить некоторые вещи.
– Прежде всего вам следует говорить правду. Я звонил на студию, и они сказали, что вы у них больше не работаете.
– Извини, дружище, забыл предупредить тебя, чтобы спрашивал Элейн Левин. Я все устрою.
Позвони Элейн, скажи, что ты и есть тот самый телохранитель-самоанец. Она будет предупреждена и назначит время для встречи. Я тоже приду, и мы поговорим.
– О роли в кино.
– О той, что я уже наметил. Если ты расскажешь мне что-нибудь интересное, это поможет делу. Понял? Расскажешь то, что мне хочется знать. И мы договоримся о кинопробе.
– На этот раз без дураков.
– Даю тебе мое честное благородное слово, – сказал Чили, думая, какой бы вопрос ему задать. – Ты гомик, Элиот?
– Так все думают. А что думаете вы?
– Думаю, что ты двустволка. Элиот подмигнул ему.
– Двойное удовольствие, милый мой, как говорится в рекламе жевательной резинки.
Лифт пришел, и Чили оставил Элиота на этаже.
Первое, что сказал Ник Раджи сразу же после ухода Чили, было:
– Сидел тут как пень. Ни единого слова ему не сказал.
– Он с тобой говорил, не со мной. Я ведь рассказывал тебе о моем разговоре с ним возле клуба, когда он переманивал Линду, рассказывал? Ты сказал тогда: «И ты не дал ему пинка под зад? Не двинул по роже?» Сейчас он выложил все это тебе, и ты ничего не сказал, утерся, правда? А ведь он оскорбил тебя, пригрозил убить, если тронешь ее, и ты не дал ему под зад коленкой, не двинул в зубы, ничем ему не ответил.
– Я все думал, кто его подослал. И зачем ему понадобился Джо Лаз?
– Почему же ты не спросил его об этом?
У партнера его вид был огорченный, пришибленный. По телефону он больше не трезвонил, лишь спросил:
– Ты с Джо виделся?
– Нет, с тех пор, как расплатился с ним, нет. Дал ему то, что он запрашивал, и все. Вчера.
– Чего же он ждет?
– Джо Лаз говорит, что сперва человека надо найти. Поэтому-то он и попросил увеличить сумму.
– Того, кто заявляется прямо к тебе в кабинет, найти не так уж трудно, – сказал Ник. – Чили что-то пронюхал, иначе он не стал бы расспрашивать о Джо Лазе. Что же ему известно? Может, он видел, как Джо выходил из его дома в тот вечер? Возможно, он его знает. Тогда он сообщит в полицию. Он мог уже это сделать, и они сцапали Джо. Понимаешь? А спрашивая, не знаю ли я, где Джо, он информировал об этом меня. Господи, у меня в работе два, а может, и целых три диска. Я с утра до ночи вишу на телефоне, так мне не хватало еще этой головной боли. И вообще – чего он хочет от Линды?
Ник в растерянности перескакивал с пятого на десятое. А Раджи наблюдал за ним. Тот барабанил пальцами по столу, вращался на своем стуле туда-сюда, ерзал, словно осаждаемый муравьями. Он задумчиво трогал то волосы, то телефон на голове, а потом сдернул его, с грохотом сбросив на стол.
– По-моему, я впервые в жизни вижу тебя без телефона на голове, – заметил Раджи. – Спрашиваешь, чего он хочет от Линды. Он хочет ее. Ведь она лакомый кусочек. Хочет получить от нее все, что может, а заодно в качестве приза то, что он хочет по-настоящему.
Слова эти заставили Ника задуматься. Он притих, перестал трогать на себе то одно, то другое. Он сидел в позе размышления. Ага. И он покачал головой.
– Нет, парень этот кинобизнесом занимается, а значит, может без труда в любую минуту заполучить любую бабу. А для Линды он, видать, кое-что задумал.
– Я тоже кое-что задумал, – сказал Раджи. Ник опять покачал головой.
– «Цыпорама» эта – дело дохлое, и ты это знаешь. Задействовать Майкла? Но он сам говорил мне, что фирма его теперь едва ли этим заинтересуется. В лучшем случае запишут си-ди-диск и отвалят.
– Майкл – симпатяга. Я могу поговорить с ним.
– Радж, решения принимает не Майкл. А он лишь симпатяга, и больше ничего. – Ник облокотился о стол, подавшись вперед. – Чили Палмер – человек со связями. Он молоток. Картины его – дерьмо, но так или иначе он их снимает, вот про это я и говорю. Он умеет доводить дело до конца.
Если для Линды он что-то задумал, вознамерился сделать из нее звезду, то шансов у него больше, чем у тебя с твоими «цыпочками».
Поразительно, каким другим он сейчас выглядел: еще недавно он чуть не плакал, а сейчас говорил твердо и веско. Раджи слушал.
Ник говорил:
– Линда подписывала контракт с «Кар-У-Сель-увеселением», не с «Цыпочками интернешнл», не с «Цыпорамой», не с иными птичками. С нами, друг мой. А в контракте значится, что с любой ее сделки, через адвоката ли, через третье ли лицо, мы получаем двадцать пять процентов на круг.
– Иными словами, мы сидим сложа руки и ждем, что будет.
– Вот-вот, – закивал Ник. – Если дело с ней выгорит, мы получим нашу долю. Не выгорит – мы ни при чем.
Элиот ждал в кабинете Раджи, стоя возле окна во всю стену. Чтобы увидеть сбоку пляж и океан, надо было прижаться к стеклу. Зато непосредственно внизу открывался вид на Уилшир-бульвар. Помножив восемнадцать на десять, он прикинул, что, если упасть отсюда, высота будет почти двести футов.
Тот тип в отеле Гонолулу упал с высоты футов сто, и казалось, что лететь он будет вечно. Тип этот был его соседом в самолете. Общительный, дружелюбный, он охотно болтал, задавал вопросы.
Элиот впервые летел на американский Самоа на поиски отца, который, устав жить в США, вернулся на родину. Тот тип в самолете спросил, на Самоа ли он родился. Нет, родился в Торренсе. Не военный ли он? Нет. Но отец его служил в военно-морских силах, он с Самоа приплыл в Лос-Анджелес, где и познакомился с мамой. Мама тоже с Самоа? Нет, она цветная, квартеронка. Колледж? Элиот сказал, что посещал Джорданскую среднюю школу в Лонг-Бич, но бросил и сейчас работает в Сан-Педро на верфи. «Как большой, да?» – сказал тот тип. Как прикажете реагировать на такое замечание? В Гонолулу Элиоту предстояло как-то убить три часа до его рейса, и тип пригласил его к себе в отель отдохнуть и выпить. Уже в номере Элиоту захотелось пописать. Тип тот проводил его в ванную и смотрел на него, приговаривая: «Действительно – совсем, совсем большой». Элиот уже и раньше заподозрил неладное – так ласково и чуть слащаво тот говорил, хотя выглядел он как человек деловой. Они вернулись в гостиную, и тип сказал: «Дай мне еще раз взглянуть, и я угощу тебя коктейлем», и голос его звучал слащавее прежнего. Элиот ответил, что спешит, а тот сказал: «Испугался такого крошки, как я? Да ты, мальчик мой дорогой, можешь замучить меня до смерти этой своей змеюкой у тебя в трусах».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38