Я и в качестве промоутера заработаю достаточно. Ты отправишься туда и будешь говорить с одним только Хью Гордоном. Он вершит все дело на «БНБ», его вдова Томми назначила.
– Иными словами, – сказал Раджи, – причины дожидаться успехов Чили Палмера у нас теперь нет?
– К черту Палмера, – сказал Ник. – У тебя есть я.
Лимузин ждал, стоя напротив. Раджи сел, и Элиот тут же тронул, сорвавшись, как со старта.
– Полегче, дружище. Сбавь скорость.
– Ну что, сделали?
– Был готов. Вошел молча, не говоря ни слова. Но знаешь, кто тут появился?
– Чили Палмер, – сказал Элиот. – Я его видел, но ничего не сказал ему. Я ждал, что вы вот-вот выбежите. Чем же Чили мог вам помешать?
– Он перевернул все мои планы и обратил все против меня. Нанял Ника раскручивать Линду. Понимаешь, что это значит?
– Новые разговоры по телефону.
– Это значит, что он станет продавать ее диск.
– Ну и?…
– А менеджмент передает мне.
– Ну и?…
– Стало быть, Ники мне нужен. А вот кто мне совсем лишний, – это Чили Палмер. Я хочу сказать, что тебе следует его убрать.
– Чего ради?
– Ради моего спокойствия.
– Глупее не придумаешь.
– Это тебе так кажется, олух толстомясый, педрила самоанский! Видишь ли, Элиот, как гомосексуалист ты не способен понять, что может чувствовать мужчина. Я имею в виду настоящего мужчину, а не такого, который мужчина лишь с виду.
– Что этот Чили вам такого сделал?
– Он мне нагадил, дружище. Выкрал талантливую солистку, отнял группу!
Голос его гулко отдавался в салоне машины, ползшей с закрытыми окошками в потоке транспорта, где уже зажигались фары, мимо загоравшихся вывесок. Элиот думал о том, что привык к замашкам Раджи, но, услышав приказание убрать того, кто не должен был умирать, невольно вынужден был покрепче ухватиться за руль. Элиот сказал:
– Если вы заработаете на Линде, то почему вы говорите о краже? Вы же остаетесь ее администратором.
– И все-таки он мне нагадил, и это ничего не меняет и не решает! – Голос Раджи раздраженно звенел. Потом, успокоившись, Раджи сказал: – Тебе этого не понять, потому что ты гомосексуалист и, значит, сам себя не уважаешь! – И продолжал, как бы втолковывая ребенку: – Вот ты замечал, что я, не в пример тебе, терпеть не могу, когда мне лапшу на уши вешают? Держу пари, что ты все еще ждешь, что тебя вызовут на кинопробу.
– Я сыграл им в студии кусок, и они сказали: «Хорошо». Им понравилось!
– Кому это?
– Чили и самой главной там женщине, Элейн. Они дали мне из «Поймать Лео» кусок сыграть.
– Они позвонили тебе?
– Я сам прошел в кабинет к этой женщине.
– Но позвонить они тебе не позвонили, хотя и обещали, правда же? Как же ты проник туда? Прорвался через охранников? Влез в окно?
– Мне назначили пробу на этой неделе.
– Да? На какой день назначили?
– Сказали, что известят.
– Позвонят, да?
Элиот вцепился в баранку и промолчал. Если он не ответит ни слова, может быть, Раджи заткнется. Минуту-другую в машине царила тишина. Элиот хотел было включить радио, но решил, что тишина лучше. Они ехали по Уилшир в потоке машин и достигли уже того места, где по обеим сторонам ввысь тянутся небоскребы, огромные, нарядные кондоминиумы.
– Пообещали позвонить, да?
Эти слова Раджи прервали тишину.
Элиот нажал на педаль тормоза: заскрежетали шины, и Раджи с силой швырнуло вперед, ударив о приборную доску, так как лимузин внезапно остановился на средней линии Уилшир-бульвар. Элиот выждал, пока Раджи вновь откинулся на спинку кресла и, злой как черт, возмутился:
– Чего это ты?
– Скажете еще раз, и я вообще машину брошу.
– Про что «скажете»?
– Про то, что они обещали позвонить. Машины сзади принялись сигналить.
– Обещайте, что больше не станете так говорить.
– Господи, я же в шутку! Элиот приоткрыл дверцу.
– А я что, шутить не могу?
И Элиот распахнул дверь во всю ее ширь.
– Ну ладно. Больше не буду. Машины всё сигналили и сигналили.
– И Чили вы не станете убивать.
– Ну, это уже дело другое.
– Подождете до моей кинопробы. Какой-то белый с толстым брюхом, в рубашке с короткими рукавами, подошел к машине со стороны открытой дверцы.
– В чем проблема? – неприветливо спросил он.
– Нет проблемы, – сказал Элиот, вылезая из машины.
Мужчина с короткими рукавами поглядел на него снизу вверх.
– Тогда пошевеливайся, – сказал он, отходя к своей машине.
Тут подал голос и Раджи:
– Влезешь ты в эту чертову машину или нет, а, Элиот?
Элиот сунул голову вовнутрь.
– Обещаете?
– Ну ладно. Не шлепну его до твоей кинопробы. Но что, если они станут тянуть с этим или скажут, что передумали?
– Тогда я вам подсоблю, – сказал Элиот.
22
Элейн наконец-то познакомилась с Линдой Мун в тот вечер, когда группа выступала перед Гарри Дином Стентоном в «Сахарной хижине Джека» при полном аншлаге. Линда потянулась через столик, чтобы пожать Элейн руку со словами:
– Привет, мне до смерти хотелось познакомиться, – после чего она откинулась назад и, оглядев погруженный в сумрак зал, сказала: – Bay, похоже, мы времени даром не теряем.
Торопыги, чтобы сообщить ей, что люди пришли слушать не ее, а Гарри Дина с его пьяными блюзами, рядом в тот момент не оказалось, другие же потребности поставить ее на место не испытывали. Хью тихонько сказал Чили:
– Это хорошо, что она так уверена в себе.
– Обожаю Гарри Дина Стентона! – воскликнула Эди.
– Он и на экранах мелькает, – сказал Хью.
– Как хвост кометы, да? – спросила Эди.
– Да нет, он там обосновался довольно прочно, – сказал Хью. – Это у него просто такой вид, будто он всюду случайный гость, а на самом деле мне говорили, что он держит марку, очень дисциплинирован и всегда текст знает назубок.
– А в «Лузитании» он будет задействован? – спросила Эди у Элейн.
– Мы пытаемся его заполучить, – сказала Элейн.
Эди: На роль капитана или на роль отца девушки?
Элейн: Либо на ту, либо на другую. Обе роли – классные.
– Мы начнем с песни «Мой маленький беглец», – сказала Линда.
– Гарри Дин сыграет что угодно, – заметил Хью. – Он молодец.
– А я слышала, что капитаном немецкой подлодки будет Джонни Депп, – сказала Эди.
– Мы ведем переговоры с его агентами. – Это Элейн.
– И что Сандра Буллок спит и видит получить роль девушки, но пробоваться отказывается. – Это Эди.
Элейн: Это не так.
Эди: Почему на роль и собираются взять Кэмерон Диас.
Элейн: Не исключено.
Эди: Ее спасают вместе с горсткой других уцелевших, и она попадает на подводную лодку. И она влюбляется в Джонни Деппа. Он прячет ее в своей каюте…
Дерек Стоунз: И трахает ее?
Эди: Он ее прячет, когда уцелевшими стреляют из торпедной пушки. Живых пихают в пушку, и они визжат.
Элейн: Это всё уже отменили.
Эди: Из «Энтертейнмент уикли» почерпнуто.
Хью: Ну, эти-то напишут!
– Мы споем «Смену караула», «Вбей гвоздь», «Украденный гнев», «Проснись. В чем дело?» – сказала Линда.
– Мне нравится Кэмерон Диас, – сказал Хью.
– А на бис будет «На танцульке», и завершим мы все «Одессой», – сказала Линда и повернулась к Чили: – Если только вы не считаете, что последней лучше спеть «Смену караула».
Чили глядел, как Кертис у стойки бара беседует с Ником Каркатерра.
Линда: Вы слышите меня, Чил?
– Я бы придержал «Одессу» и закруглил бы все «Сменой караула».
Линда: Но мне так нравится «Одесса»!
Чили: Дело ваше. – И, перехватив взгляд Элейн, он продолжал: – У вас на этой неделе еще два концерта – в «Трубадуре» и в «Пляже Родондо». Репертуар надо варьировать. Нехорошо на каждом концерте выдавать одну и ту же обойму.
– Это мне известно, – сказала Линда. – Но почему вы не хотите, чтобы я исполняла «Одессу»?
Чили: Я же сказал: дело ваше и вам решать. – Он увидел, что Элейн все еще не спускает с него глаз. Элейн, а позади нее – господи ты боже! – Элиот Вильгельм. Вот он идет к столику, кладет руку на спинку кресла Элейн, и взгляды всех сидящих за столиком моментально обращаются к нему – великану-самоанцу в сером костюме и с красным платком на шее вместо красного галстука.
Элиот взглянул на Чили и обратился к Элейн:
– Не хочу вам мешать, мне только надо уточнить – вы же обещали мне непременно позвонить, да?
– Сегодня вторник, – сказала Элейн. – До пятницы непременно позвоню.
– И тогда в какой же день будет проба?
– Вот это я и сообщу.
– Может быть, будет взят тот же кусок, только в диалоге?
– Или же вы сами предложите сцену, которая вам нравится. Только если вам нужна бутафория, лучше ограничиться чем-нибудь попроще.
– Нет, ничего особенного не потребуется, – сказал Элиот. – Я уже готовлю кое-что обычное, но что именно – не скажу.
– Вот и прекрасно, – заметила Элейн. Самоанец взглянул на Чили, и тот кивнул:
– Все что угодно.
– Все, что я ни пожелаю, да?
– Ну, до встречи, Элиот, – сказал Чили. – Хорошо?
Элиот отошел, и взгляды всех присутствующих обратились к Чили.
– Собираетесь снимать эту обезьяну? – возмутился Дерек.
– Интересно, что он подразумевал под «кое-чем обычным»? – сказала Линда.
Она поведала собеседникам об умении Элиота дергать бровью и про то, что на самом деле этот якобы самоанец родом из Торренса. Хью осведомился у Дерека, куда запропастилась Тиффани, и Дерек сказал:
– Да она всегда опаздывает.
После чего Хью поинтересовался, почему на нем нет кольца в носу, на что Дерек ответил:
– Да меня, дружище, насморк замучил, а сморкаться с кольцом в носу неудобно.
Элейн, извинившись, пошла поздороваться с Гарри Дином Стентоном.
Линда придвинулась поближе к Чили, чтобы голос Чака Берри из репродукторов, вопящего свои блюзы, не заглушал ее, и сказала:
– Элейн очень милая.
– Согласен.
– В ней нет фальши. И выглядит она хорошо для своих лет.
– Она моего возраста.
– Да, но вы мужчина. У мужчин не бывает такой хреновины, как менопауза. Она вам нравится. У вас с ней что-нибудь было?
– Мы с ней старые друзья.
– А со старыми друзьями вы не спите? – Чили замешкался с ответом, и она сказала: – Спите, только не хотите признаваться. Не мое это дело. – И тут же с места в карьер продолжала: – Почему вы против того, чтобы я пела «Одессу»? – и вперила в него пристальный взгляд.
– Теперь группа называется «Линда Мун». Я подумал, что это может сбить с толку публику. Кто же они на самом деле, «Одесса» или «Линда Мун»? – пояснил Чили
– Эта песня про место и его атмосферу. И вам это известно.
– Я решил, что для данной публики, а также для гастрольного турне песня немного доморощенная. Отдает кантри – все эти «под широким техасским небом…
– Вам это не нравится?
– Нравится. И очень нравится строка: «На станциях пить кипяток». Я ведь о чем пекусь – об успехе у публики, которая раньше вас никогда не слышала.
– Я чувствую эту песню, – сказала Линда. – Может быть, сильнее чувствую, чем все мои другие песни. Когда поешь ее, мыслью уносишься в прошлое, к местам, где все начиналось. Как поется в песне:
Девочка мечтает,
У ней дурацкий вид –
Уперлась глазами в небо
И думает, что летит.
Вот так и я. Это про меня. Я это очень остро чувствую. Я почувствовала это на концерте в «Форуме». Тысячи людей орут, руками машут.
И меня охватило такое чувство – удивительное, ни с чем не сравнимое чувство, – что ты не просто поешь, ты царишь здесь, властвуешь над всеми этими людьми, и стоит тебе пальцем шевельнуть, и они кинутся исполнять все твои желания.
– Вы так уверены в будущем успехе…
– Так и в песне «Три аккорда и дорога в тыщу миль…». Что ж, я ступила на эту дорогу и с нее не сверну.
– Помните слова Джо Перри: «Не давай им мешать тебе забавляться», – сказал Чили.
А Линда сказала:
– Иными словами, не надо воспринимать себя слишком всерьез?
Сообразительная девочка – не успеешь подумать, а она уже поняла.
Элейн вошла в спальню, держа в обеих руках по стакану виски. Один стакан она протянула Чили, свой же поставила на ночной столик и, скинув кимоно, – единственное, что на ней было, – забралась обратно в постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38