Но Александр IV его переплюнул, предъявив в доказательство царского происхождения советский паспорт, где черным по белому написано, что он действительно Александр Николаевич Романов.
Но королеву Жанну это не переубедило.
Тем не менее, обоим было сказано, что Русь велика и обильна, и неизвестно, как далеко она простирается на север. И если претендентам удастся повести за собою людей, то ничто не мешает им основать свои государства на свободной земле.
А большую императорскую корону из меди и стразов Жанна Девственница оставила у себя на хранение.
Она сочла ее появление добрым знаком и не скрывала надежды увенчать священной реликвией голову Императора Запада.
32
Это не одно и то же — гореть заживо привязанным к столбу и прорываться сквозь огонь к спасению. Беспомощность жертвенной овцы и борьба дикого зверя за жизнь — разные вещи. Даже когда боль одна и та же, нестерпимая и жуткая, срывающая на крик самых крепких мужчин.
Крепкие мужчины из отряда Гюрзы были отрезаны огнем в коридорах третьего этажа МГУ. Когда они решили, что лучше будет все-таки вернуться на четвертый и попытать счастья в прыжках с высоты, оказалось, что путь туда уже закрыт. В коридорах толпились люди — те самые, которые совсем недавно носились по этим коридорам с факелами и в исступлении зажигали все, что горит, не заботясь о путях к отступлению.
Теперь они не могли подняться наверх, потому что вниз бежали другие, которые забрались еще выше и там тоже баловались с огнем, а теперь со всех ног улепетывали от дела рук своих.
Ликвидировать помеху было для мастеров рукопашного боя делом считанных минут, но развеселившийся огонь бежал быстрее.
Казалось, будто сам сатана дунул из преисподней своим огненным дыханием или чересчур горячий джинн вырвался на волю.
А силы людей Гюрзы от жара и дыма начали сдавать, и им было уже не так просто разбрасывать по сторонам перегородивших проход дачников и фанатиков.
Они прорвались на лестницу, когда под ногами уже загорелся пол, и нескольких бойцов пришлось нести — они уже не могли идти сами. А это сильно замедляло движение.
Сам Гюрза задыхался, но тащил напарника пока не понял, что тот уже задохнулся совсем. Угарный газ не знал пощады и не делал различия между суперэлитой и слабосильными идиотами.
Но те, кого убил дым, еще легко отделались.
А Гюрза упал на четвертом этаже буквально в десяти метрах от окна, и был еще в сознании, когда волна огня настигла его.
В этот миг он вспомнил, что колдунью Радуницу в конце концов избавили от мучений и пристрелили раньше, чем огонь убил ее. Но Гюрза на это рассчитывать не мог. Стрелять было некому и нечем.
Его рев, переходящий в вой, услышали даже на улице, но не обратили особого внимания. Такие крики доносились из многих окон.
А толпа внизу ликовала. Гибнет черный храм сатаны, горит ясным пламенем логово проклятых очкариков. Будут знать безбожные ботаники, как выводить чумную саранчу на погибель посевам.
Но что удивительно — чуть поодаль ликовали и сатанисты. Они ясно видели — это сам Люцифер восстает из преисподней на месте своего храма в облачении из огня и дыма.
А демониады и вовсе решили, что настал их час. Нет лучшего средства истреблять все живое, чем огонь.
Они пытались поджигать траву и деревья, но деревьев вокруг университета практически не оставалось — ими топили котлы парогенератора, который снабжал высотку электричеством. А трава не хотела гореть, и тогда демониады выбрали другую цель.
Они стали поджигать дома, жилые и административные — все подряд. А здесь, возле университета, многие квартиры еще были заняты, и хотя жильцы в массе своей разбежались или попрятались, кое-где в квартирах еще оставались люди.
Но это не остановило поджигателей. Вслед за демониадами на окрестные улицы выплеснулись и фанатики, которых вел блаженный Василий. Теперь ему в голову ударила новая блажь — уничтожить все еретические книги, которые еще остались в городе.
В полном согласии со словом учителя его верные ученики поджигали только книги. но они не трудились выносить их из квартир, так что за книгами следом загоралось и все остальное.
А большая толпа, которая вообще уже не искала смысла в творимом разрушении, глядя на новые пожары, заполыхавшие вокруг, просто понеслась по городу, поджигая все подряд.
Тех, кто пытался вразумить толпу, били и топтали, как пособника врагов. Поэтому самые разумные старались просто оторваться от безумной массы и затеряться на просторах города.
Одни устремлялись к своим квартирам, в которых они жили до большого исхода, другие — к чужим жилищам, которые можно пограбить раньше, чем до них доберется огонь, а третьи уходили прочь из города, к своим дачам, ставшим за прошедшие месяцы более родными, чем городские дома.
Толпа редела и рассыпалась, но от этого не становилось лучше. Маленькие группы поджигателей даже опаснее большой лавины. Правда, звериный инстинкт толпы с ее распадом слабеет, и людям легче опомниться, однако в то время, когда десятки тысяч начинали приходить в себя, тысячи продолжали сметать все на своем пути и разливать по улицам огонь.
Это было страшнее, чем бомбежка Ковентри, и грозило перерасти в Хиросиму.
Воистину самое страшное оружие массового поражения — это человек, потерявший контроль над своими инстинктами. Недаром говорят некоторые ученые, что человек — это просто хищная обезьяна, свихнувшаяся на почве насилия.
В Москве давно не было регулярных пожарных частей, а через несколько часов бушевал уже такой пожар, что и они бы не справились.
Все шло к тому, что южная часть города выгорит дотла. На мостах через Москву-реку встали спецназовцы Аквариума, полные решимости не пропустить поджигателей на другой берег. У них были трудности с патронами, но еще оставалась взрывчатка из стратегических запасов. В крайнем случае мосты можно взорвать.
А начальник ГРУ все-таки перебрался в загаженный Кремль — не из символических побуждений, а по нужде. Все-таки рядом вода, каменные стены, широкие мостовые и под корень вырубленный парк, в котором нечему гореть.
По веткам метро и по радиоканалам сюда стекались сообщения о распространении пожара, которые то и дело перебивались другими — как правило, неважными, ненужными и бессмысленными.
Из всех этих докладов внимания боссов Аквариума удостоился только один — о том, что в тоннеле метро на перегоне «Университет» — «Спортивная» среди трупов сатанистов и спецназовцев тело президента Экумены Гарина не найдено.
33
Гонцы, которых таборный Триумвират отправил на поиски Жанны Девственницы, угодили к бедным баронам случайно. Сначала их занесло на Перынь, потому что Перынь большая и обойти ее трудно. А там их по обыкновению начал кружить леший.
Вернее, сперва они просто заблудились, и были очень рады, когда встретили посреди леса двух мужичков бомжеватого вида. И те проводили гонцов до тропинки.
Добрые оказались люди.
Только потом гонцам объяснили, что это были леший и водяной. А на вопрос, кто они такие, люди или нежить, никто вразумительного ответа так и не дал.
Но тропинка очень удачно вывела гонцов к озеру, в котором купалась нагая дама с пышными формами.
Дама представилась наядой, и это был бесспорный знак того, что путники покинули территорию славянских язычников и вступили во владения бедных баронов.
Впрочем, и сама наяда, выбравшись на берег и облачившись в платье, оказалась баронессой Жермон, матерью троих детей, из коих один родился еще до Катастрофы, а двое близнецов — уже после.
На вопрос, можно ли увидеть барона Жермона и где он сейчас, дама ответила:
— Барон ушел охотиться на зайцев.
Хотя на самом деле барон в это время провожал князя Олега Киевича, который без помощи местных обитателей вряд ли нашел бы дорогу на Русь.
Его проводили до самой Истры, которая в этих местах брала свое начало, и по пути разрешили наконец темный вопрос, который мучил Варяга с самого начала эпопеи — как он сюда попал?
Оказывается, в пьяном угаре Варяг вскочил на коня (хотя по-трезвому взбирался на него только с посторонней помощью) и галопом помчал в Перунов бор — кажется, разбираться с волхвами, которые поклялись обратить его в язычество.
Но то ли он не нашел волхвов, то ли волхвы решили, что он в таком состоянии к обращению не пригоден, только через несколько часов леший нашел Варяга в самой глубокой чаще почивающего под кустом. Усталый вороной скакун Шах неподалеку жадно пил воду из ручейка.
В другом месте со спящим врагом и его конем поступили бы просто — врага пристукнули, а коня забрали себе. Но язычники Перунова бора были не таковы и нечистая сила здесь вела себя им под стать.
Поэтому леший погрузил спящего поперек седла, взял коня под уздцы и вывел прямо к тому месту, где устроили привал люди Жанны Девственницы.
Тут не было ничего странного. К немцам вела одна тропинка, и Жанна направлялась как раз туда.
Не следует думать, что бедные бароны жили в совсем уж диком месте. Дальние истринские хутора начинались в нескольких километрах от их владений. А там рукой подать уже и до больших озер.
Но земля слухами полнится, и уже на дальних хуторах Варяг узнал, что его витязь Мечислав Кировец созывает на Истру всех былинников, чтобы отложиться от старого хозяина и самим править этой землей.
И пришлось Жанне продолжить путь до знакомых мест, чтобы завершить круг и встретиться с человеком, который сначала охотился за нею по приказу Варяга, а потом раздумал и был сильно удивлен, увидев Варяга рядом с нею.
Они встретились у озер, и Мечислав с первой минуты бросал на Жанну такие взгляды, что Григ о'Раш чуть не вызвал его на дуэль. Но это могло помешать большой политике, и он сдержался.
Зато Мечислав о большой политике даже не думал и был готов бросить к ногам Жанны все земли, на которые прежде претендовал.
Но Девственница не захотела принять такой опасный подарок. На Истре слишком много людей, которым может не понравиться образ жизни и правления Орлеанской королевы. На Истре слишком много священников, которым не нравится альбигойская вера. Ее никак не могут поделить архиереи, за каждым из которых — целая армия фанатиков. Зачем бедной девушке такая головная боль.
Куда как проще основать свое королевство на свободной земле и призвать к себе тех, кто будет рад по доброй воле жить под властью предводительницы валькирий и служить ей верой и правдой. А таких сыщется немало.
Экумена велика и обильна. Вот только порядка в ней нет.
А потому Жанна сказала Варягу и Мечиславу так:
— Вот вы двое пришли сюда из Москвы, чтобы разорить Нижнюю Истру. И я хочу услышать ваше слово — не я ли спасла ее от разорения?
И хотя на самом деле Нижнюю Истру спас от разорения приступ безумия среди дачников, недовольных низким урожаем и подхватившим блажь от блаженного Василия, Мечислав с готовностью подтвердил — да, именно Жанна внесла смуту в стройные ряды варяжских воинов и заставила верховного босса мафии разделить свой отряд, после чего не могло быть и речи о разорении мятежной земли.
А Варяг и вовсе промолчал. Он вообще плохо соображал, что происходит — муть в голове еще не прошла и не давала сосредоточиться. Но остальные восприняли молчание, как знак согласия.
И Жанна могла со спокойной совестью продолжать:
— А если так, значит, у меня есть право на доходы с этой земли. Мне безразлично, кто будет хозяином на Нижней Истре, но я хочу, чтобы этот хозяин платил моему королевству дань в половину той, которую получал с нее великий князь до мятежа.
При словах «великий князь» Жанна рукой показала на Варяга и уточнила во избежание разночтений:
— Дань я хочу получать едой, вещами и деньгами. Самогон владетель этой земли может оставить себе.
И когда истринские дачники тонкой струйкой потекли из опаленной Москвы обратно к своим домам и огородам, они узнали, что власть переменилась, и теперь на Нижней Истре с благословения протоиерея Евгения и законоучителя Нестора правит достойный богатырь Илья по прозванию Муромец, жених поповой дочки Веры свет Евгеньевны, мирный данник Орлеанской королевы Жанны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Но королеву Жанну это не переубедило.
Тем не менее, обоим было сказано, что Русь велика и обильна, и неизвестно, как далеко она простирается на север. И если претендентам удастся повести за собою людей, то ничто не мешает им основать свои государства на свободной земле.
А большую императорскую корону из меди и стразов Жанна Девственница оставила у себя на хранение.
Она сочла ее появление добрым знаком и не скрывала надежды увенчать священной реликвией голову Императора Запада.
32
Это не одно и то же — гореть заживо привязанным к столбу и прорываться сквозь огонь к спасению. Беспомощность жертвенной овцы и борьба дикого зверя за жизнь — разные вещи. Даже когда боль одна и та же, нестерпимая и жуткая, срывающая на крик самых крепких мужчин.
Крепкие мужчины из отряда Гюрзы были отрезаны огнем в коридорах третьего этажа МГУ. Когда они решили, что лучше будет все-таки вернуться на четвертый и попытать счастья в прыжках с высоты, оказалось, что путь туда уже закрыт. В коридорах толпились люди — те самые, которые совсем недавно носились по этим коридорам с факелами и в исступлении зажигали все, что горит, не заботясь о путях к отступлению.
Теперь они не могли подняться наверх, потому что вниз бежали другие, которые забрались еще выше и там тоже баловались с огнем, а теперь со всех ног улепетывали от дела рук своих.
Ликвидировать помеху было для мастеров рукопашного боя делом считанных минут, но развеселившийся огонь бежал быстрее.
Казалось, будто сам сатана дунул из преисподней своим огненным дыханием или чересчур горячий джинн вырвался на волю.
А силы людей Гюрзы от жара и дыма начали сдавать, и им было уже не так просто разбрасывать по сторонам перегородивших проход дачников и фанатиков.
Они прорвались на лестницу, когда под ногами уже загорелся пол, и нескольких бойцов пришлось нести — они уже не могли идти сами. А это сильно замедляло движение.
Сам Гюрза задыхался, но тащил напарника пока не понял, что тот уже задохнулся совсем. Угарный газ не знал пощады и не делал различия между суперэлитой и слабосильными идиотами.
Но те, кого убил дым, еще легко отделались.
А Гюрза упал на четвертом этаже буквально в десяти метрах от окна, и был еще в сознании, когда волна огня настигла его.
В этот миг он вспомнил, что колдунью Радуницу в конце концов избавили от мучений и пристрелили раньше, чем огонь убил ее. Но Гюрза на это рассчитывать не мог. Стрелять было некому и нечем.
Его рев, переходящий в вой, услышали даже на улице, но не обратили особого внимания. Такие крики доносились из многих окон.
А толпа внизу ликовала. Гибнет черный храм сатаны, горит ясным пламенем логово проклятых очкариков. Будут знать безбожные ботаники, как выводить чумную саранчу на погибель посевам.
Но что удивительно — чуть поодаль ликовали и сатанисты. Они ясно видели — это сам Люцифер восстает из преисподней на месте своего храма в облачении из огня и дыма.
А демониады и вовсе решили, что настал их час. Нет лучшего средства истреблять все живое, чем огонь.
Они пытались поджигать траву и деревья, но деревьев вокруг университета практически не оставалось — ими топили котлы парогенератора, который снабжал высотку электричеством. А трава не хотела гореть, и тогда демониады выбрали другую цель.
Они стали поджигать дома, жилые и административные — все подряд. А здесь, возле университета, многие квартиры еще были заняты, и хотя жильцы в массе своей разбежались или попрятались, кое-где в квартирах еще оставались люди.
Но это не остановило поджигателей. Вслед за демониадами на окрестные улицы выплеснулись и фанатики, которых вел блаженный Василий. Теперь ему в голову ударила новая блажь — уничтожить все еретические книги, которые еще остались в городе.
В полном согласии со словом учителя его верные ученики поджигали только книги. но они не трудились выносить их из квартир, так что за книгами следом загоралось и все остальное.
А большая толпа, которая вообще уже не искала смысла в творимом разрушении, глядя на новые пожары, заполыхавшие вокруг, просто понеслась по городу, поджигая все подряд.
Тех, кто пытался вразумить толпу, били и топтали, как пособника врагов. Поэтому самые разумные старались просто оторваться от безумной массы и затеряться на просторах города.
Одни устремлялись к своим квартирам, в которых они жили до большого исхода, другие — к чужим жилищам, которые можно пограбить раньше, чем до них доберется огонь, а третьи уходили прочь из города, к своим дачам, ставшим за прошедшие месяцы более родными, чем городские дома.
Толпа редела и рассыпалась, но от этого не становилось лучше. Маленькие группы поджигателей даже опаснее большой лавины. Правда, звериный инстинкт толпы с ее распадом слабеет, и людям легче опомниться, однако в то время, когда десятки тысяч начинали приходить в себя, тысячи продолжали сметать все на своем пути и разливать по улицам огонь.
Это было страшнее, чем бомбежка Ковентри, и грозило перерасти в Хиросиму.
Воистину самое страшное оружие массового поражения — это человек, потерявший контроль над своими инстинктами. Недаром говорят некоторые ученые, что человек — это просто хищная обезьяна, свихнувшаяся на почве насилия.
В Москве давно не было регулярных пожарных частей, а через несколько часов бушевал уже такой пожар, что и они бы не справились.
Все шло к тому, что южная часть города выгорит дотла. На мостах через Москву-реку встали спецназовцы Аквариума, полные решимости не пропустить поджигателей на другой берег. У них были трудности с патронами, но еще оставалась взрывчатка из стратегических запасов. В крайнем случае мосты можно взорвать.
А начальник ГРУ все-таки перебрался в загаженный Кремль — не из символических побуждений, а по нужде. Все-таки рядом вода, каменные стены, широкие мостовые и под корень вырубленный парк, в котором нечему гореть.
По веткам метро и по радиоканалам сюда стекались сообщения о распространении пожара, которые то и дело перебивались другими — как правило, неважными, ненужными и бессмысленными.
Из всех этих докладов внимания боссов Аквариума удостоился только один — о том, что в тоннеле метро на перегоне «Университет» — «Спортивная» среди трупов сатанистов и спецназовцев тело президента Экумены Гарина не найдено.
33
Гонцы, которых таборный Триумвират отправил на поиски Жанны Девственницы, угодили к бедным баронам случайно. Сначала их занесло на Перынь, потому что Перынь большая и обойти ее трудно. А там их по обыкновению начал кружить леший.
Вернее, сперва они просто заблудились, и были очень рады, когда встретили посреди леса двух мужичков бомжеватого вида. И те проводили гонцов до тропинки.
Добрые оказались люди.
Только потом гонцам объяснили, что это были леший и водяной. А на вопрос, кто они такие, люди или нежить, никто вразумительного ответа так и не дал.
Но тропинка очень удачно вывела гонцов к озеру, в котором купалась нагая дама с пышными формами.
Дама представилась наядой, и это был бесспорный знак того, что путники покинули территорию славянских язычников и вступили во владения бедных баронов.
Впрочем, и сама наяда, выбравшись на берег и облачившись в платье, оказалась баронессой Жермон, матерью троих детей, из коих один родился еще до Катастрофы, а двое близнецов — уже после.
На вопрос, можно ли увидеть барона Жермона и где он сейчас, дама ответила:
— Барон ушел охотиться на зайцев.
Хотя на самом деле барон в это время провожал князя Олега Киевича, который без помощи местных обитателей вряд ли нашел бы дорогу на Русь.
Его проводили до самой Истры, которая в этих местах брала свое начало, и по пути разрешили наконец темный вопрос, который мучил Варяга с самого начала эпопеи — как он сюда попал?
Оказывается, в пьяном угаре Варяг вскочил на коня (хотя по-трезвому взбирался на него только с посторонней помощью) и галопом помчал в Перунов бор — кажется, разбираться с волхвами, которые поклялись обратить его в язычество.
Но то ли он не нашел волхвов, то ли волхвы решили, что он в таком состоянии к обращению не пригоден, только через несколько часов леший нашел Варяга в самой глубокой чаще почивающего под кустом. Усталый вороной скакун Шах неподалеку жадно пил воду из ручейка.
В другом месте со спящим врагом и его конем поступили бы просто — врага пристукнули, а коня забрали себе. Но язычники Перунова бора были не таковы и нечистая сила здесь вела себя им под стать.
Поэтому леший погрузил спящего поперек седла, взял коня под уздцы и вывел прямо к тому месту, где устроили привал люди Жанны Девственницы.
Тут не было ничего странного. К немцам вела одна тропинка, и Жанна направлялась как раз туда.
Не следует думать, что бедные бароны жили в совсем уж диком месте. Дальние истринские хутора начинались в нескольких километрах от их владений. А там рукой подать уже и до больших озер.
Но земля слухами полнится, и уже на дальних хуторах Варяг узнал, что его витязь Мечислав Кировец созывает на Истру всех былинников, чтобы отложиться от старого хозяина и самим править этой землей.
И пришлось Жанне продолжить путь до знакомых мест, чтобы завершить круг и встретиться с человеком, который сначала охотился за нею по приказу Варяга, а потом раздумал и был сильно удивлен, увидев Варяга рядом с нею.
Они встретились у озер, и Мечислав с первой минуты бросал на Жанну такие взгляды, что Григ о'Раш чуть не вызвал его на дуэль. Но это могло помешать большой политике, и он сдержался.
Зато Мечислав о большой политике даже не думал и был готов бросить к ногам Жанны все земли, на которые прежде претендовал.
Но Девственница не захотела принять такой опасный подарок. На Истре слишком много людей, которым может не понравиться образ жизни и правления Орлеанской королевы. На Истре слишком много священников, которым не нравится альбигойская вера. Ее никак не могут поделить архиереи, за каждым из которых — целая армия фанатиков. Зачем бедной девушке такая головная боль.
Куда как проще основать свое королевство на свободной земле и призвать к себе тех, кто будет рад по доброй воле жить под властью предводительницы валькирий и служить ей верой и правдой. А таких сыщется немало.
Экумена велика и обильна. Вот только порядка в ней нет.
А потому Жанна сказала Варягу и Мечиславу так:
— Вот вы двое пришли сюда из Москвы, чтобы разорить Нижнюю Истру. И я хочу услышать ваше слово — не я ли спасла ее от разорения?
И хотя на самом деле Нижнюю Истру спас от разорения приступ безумия среди дачников, недовольных низким урожаем и подхватившим блажь от блаженного Василия, Мечислав с готовностью подтвердил — да, именно Жанна внесла смуту в стройные ряды варяжских воинов и заставила верховного босса мафии разделить свой отряд, после чего не могло быть и речи о разорении мятежной земли.
А Варяг и вовсе промолчал. Он вообще плохо соображал, что происходит — муть в голове еще не прошла и не давала сосредоточиться. Но остальные восприняли молчание, как знак согласия.
И Жанна могла со спокойной совестью продолжать:
— А если так, значит, у меня есть право на доходы с этой земли. Мне безразлично, кто будет хозяином на Нижней Истре, но я хочу, чтобы этот хозяин платил моему королевству дань в половину той, которую получал с нее великий князь до мятежа.
При словах «великий князь» Жанна рукой показала на Варяга и уточнила во избежание разночтений:
— Дань я хочу получать едой, вещами и деньгами. Самогон владетель этой земли может оставить себе.
И когда истринские дачники тонкой струйкой потекли из опаленной Москвы обратно к своим домам и огородам, они узнали, что власть переменилась, и теперь на Нижней Истре с благословения протоиерея Евгения и законоучителя Нестора правит достойный богатырь Илья по прозванию Муромец, жених поповой дочки Веры свет Евгеньевны, мирный данник Орлеанской королевы Жанны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43