– Говорил. А сейчас добавлю, что сыщик должен пренебрегать призрачными фактами, то есть фактически не существующими фактами. О чем мы с вами говорили?
– Вы предположили, что во чрево куклы была залита кровь Катэра.
– Да, я так думаю. Вы заметили, в хижине ее было немного?
– Заметил, – кивнул капитан. – И еще я заметил, что картина, которая упала вчера, висит на месте.
– Это известное полотно Карла Блехена. Называется «Железопрокатный завод близ Нейштадт-Эберсвальде», – посмотрев на картину, поделился знаниями Пуаро.
– «Железопрокатный завод»? Теперь понятно, почему она упала с таким грохотом, – чувство юмора покидало Гастингса гораздо реже мужества.
– Давайте попробуем утрясти все факты, – обратился Пуаро к нему. Лицо его светилось одобрительной улыбкой: юмор он ценил.
– Трясите… – ответил капитан.
– Итак, позапрошлой ночью едва не убили мадмуазель Генриетту. Спас ее, желая или не желая, профессор, прятавшийся на веранде. В профессора выстрелил кто-то третий, выстрелил сзади. Катэра убили прошлой ночью. Прошлой ночью вы, Гастингс, дежурили здесь. До девяти утра. С двух часов дня мы попеременно следили за корпусом и ничего особенного не видели. Из этого следует, что Потрошитель мог надругаться над бедной куклой лишь с девяти утра до двух дня. А мадам Пелльтан с дочерью – с десяти утра. Именно в это время они вернулись в «Дом с Приведениями» с завтрака, и до шести вечера, так как в шесть тридцать мы уже были здесь. Да, с десяти утра до шести вечера. Ибо на обед они не пошли, видимо, обойдясь жареной в сухарях печенкой, умопомрачительный запах которой, думаю, был слышен и в Париже. Предположение, что Джеком Потрошителем является мадам Пелльтан, либо мадам Пелльтан с дочерью, либо маленькая Люсьен, либо вы, оставим пока без внимания…
– Я – Потрошитель?! Эркюль, вы меня подозреваете?!
– Чисто теоретически, Артур, чисто теоретически, – лицо Пуаро сияло самодовольством, замешанным на чувстве интеллектуального превосходства.
– Впрочем, я забыл, что вы питаете слабость к различного рода невероятным предположениям…
– Это грань моего метода. Неординарные преступники, готовя преступления, стараются придумать неординарные ходы.
– Некоторые исследователи считали, что Ист-Эндский Потрошитель был женщиной, – прошептал Гастингс, желая направить мысль Пуаро в противоположную от своей персоны сторону.
– Знаю, Артур, знаю. Но в данный момент я не хочу думать о гендерной принадлежности преступника и предлагаю считать, что над куклой поработали с девяти утра до двух дня.
– Если Джеком Потрошителем является Каналь, которого взяли в полдень то…
– Вы, невзирая на заявление профессора, продолжаете верить в то, что Потрошителем является Каналь? – пристально посмотрел Пуаро на капитана.
– А вы нет? – не отвел глаз Гастингс. – Ведь он татуировал Х. у полицейских на глазах? И понятые признали, что татуировка схожа с таковой Моники?
– Но почему профессор пытался нас убедить, что Потрошитель по-прежнему находится среди нас?
И Пуаро, и капитан чувствовали себя поглощенными комнатой, в которой находились, они чувствовали – она переваривает их, как разверстое чрево куклы переваривает кровь Катэра; им, конечно же, хотелось скорее покинуть ее, однако боязнь убедиться в этом сковала друзей.
– Может, Перен просто не уверен, что Каналь – это и есть Потрошитель…
– Если честно признаться, Гастингс, лично я хочу верить, что Потрошитель найден, однако мои маленькие серенькие клеточки со мной не согласны. Давайте попытаемся их переубедить?
– Давайте. Предположим, что Потрошителем является Каналь. Вчера ночью по какому-то поводу поссорившись с Катэром, Каналь убил его, распотрошил, затем наполнил кровью бедняги ведро и пошел сюда за десертом… Господи! – осекся капитан.
– Что с вами? – обеспокоился Пуаро.
– Этот скрип ступенек и половиц на лестничной площадке!
– Какой скрип?
– Я ж рассказывал, что вчера, когда дежурил здесь, слышал скрип ступенек и половиц на лестничной площадке…
– Представляю… – хихикнул в ладонь Пуаро. – Джек Потрошитель, в одной руке остро наточенный нож, в другой – ведро с кровью, поднимается сюда по ступенькам и видит капитана Гастингса, с высокой колокольни наплевавшего на полтергейст. И потому сладко дремлющего на кушетке на сложенных в подушечку ладошках.
– Я не спал, Пуаро! Клянусь, я всю ночь вслушивался!
– Верю, верю. Вы наверняка спугнули его, проснувшись, чтобы в очередной раз послушать. Иначе, зачем ему было прятаться за дверью с ведром?
Гастингс пошел к дверям гостиной, заглянул за одну створку, за вторую и остолбенел – пол за ней был закапан густой красной жидкостью.
– Вы правы, Эркюль, я – недотепа, – смущенно сказал он, вернувшись к Пуаро.
– Из этого получается, что Потрошитель распял и надругался над куклой в вашем присутствии… В вашем спящем присутствии. Если, конечно, вы и он не одно лицо, – сатанински улыбнулся сыщик.
– Опять вы за свое!
– Шучу, Артур, шучу. Скорее всего, Потрошитель вас усыпил, как Монику и Лиз-Мари, так усыпил, что вы не слышали, как прибивали куклу.
– Возможно… Утром, с трудом проснувшись, я сразу же пошел вниз. Не заглянув в гостиную. А вот, кажется и письмо, которое вы хотели увидеть.
Капитан вытащил листок бумаги, вчетверо сложенный, из-под головы куклы и вручил Эркюлю Пуаро. Развернув ее, тот увидел, что текст написан кровью, возможно, слегка разбавленной водой.
– Читайте вы, Гастингс, – вернул сыщик записку капитану, морщась натурализму своего оппонента, то есть Джека Потрошителя.
Капитан, замолкая – кровь не лучший материал для письма, прочитал следующее:
Ну как? Поразил я вас, ха-ха? Только не подумайте, что я убил куклу, чтобы лишний раз не убить человека. Я убил куклу и утопил ее в крови, чтобы вы и подумать не могли, что я сделаю в следующий раз. Что-то плохо у вас получается, ведь вы даже никого не подозреваете. О, если бы я мог наступить вам на хвост!
Заранее смеюсь, ха-ха-ха-ха, видя вас жалко стоящими над шестой моей жертвой. О, Пуаро! Ты содрогнешься, клянусь! Ты содрогнешься!
Джек Потрошитель, самый ужасный, самый умный, самый милый Потрошитель всех времен и народов!
P.S
Жозеф Жарри 1839–1988 год.
Интересно, интересно, кто же этот Жозеф Жарри? И кто его убил? Может, быть, я? Ха-ха-ха!
Но это не важно для него, ведь он жив, то есть обладает всем на свете.
Пока жив и пока обладает.
P.P.S
Человек – это душонка, обремененная трупом.
Эпиктет . Беги, Пуаро, беги, а то умрешь!
– Дайте-ка мне глянуть, – взял письмо поколебленный Пуаро. Внимательно его осмотрев, вернул со словами:
– Он меня опять ужаснул. Надеюсь, в последний раз.
– Я тоже на это надеюсь… – сказал Гастингс. – А вы не заметили, что письмо написано другим почерком?..
– Ну и что? Ист-Эндский Потрошитель тоже менял почерки.
– Менял или письма писались разными людьми. Людьми желавшими прикоснуться к историческому делу или посмеяться над сыщиками.
Тут стол скрипнул, и друзья мигом уставились на куклу, на нем лежавшую.
– Нет, все-таки она движется, – посмотрел Пуаро на Гастингса.
– Что движется?
– Кукла. Помните, был фильм, не помню названия, в нем точно такая же кукла по ночам оживала, а люди от этого умирали?
– Вы же не верите в нечистую силу, Пуаро?
– Не в этом доме, Гастингс, не в этом доме. Что это у меня в руках?
– Очередное письмо Потрошителя.
– А… – прочел еще раз. – Жозеф Жарри… Кажется, я когда-то слышал это имя, – обхватил Пуаро ладонью подбородок.
– Я тоже. Он, если не ошибаюсь, известный кулинар, служил в La Coupole. О, нет, вспомнил! Это полицейский, детектив, в свое время о нем много говорили, то ли в связи с нераскрытыми убийствами, то ли коррупцией. Прошу вас, Пуаро, не придавайте значения этому постскриптуму. А не то Потрошитель добьется своего, то есть выведет вас из себя.
– А я и не придаю…
Дверь плательного шкафа со скрипом отворилась. Гастингс, досадливо покачав головой, пошел к нему, стал смотреть на полку для головных уборов. Стоял он довольно долго, и Пуаро поинтересовался:
– Что там, Гастингс? Неужели скелет призрака?
– Да так, ничего…
– Нет, вы что-то там увидели.
– Да… Здесь пульверизатор с жидкостью, запах которой мне кажется весьма знакомым, и вырезка из газеты…
– Несите их сюда, – Пуаро не хотелось подходить к шкафу, дверки которого открываются сами по себе.
Гастингс подошел к нему с пульверизатором и ксерокопией статьи из «France-Soir» за сентябрь 1979 года, вручил. Сыщик, сунув первый (по совету сереньких клеточек) в боковой карман пиджака, прочитал заголовок, черневший под шапкой газеты:
«Тело Огюста Фукса исчезло из морга!»
В самой статье говорилось, что внучатому племяннику Огюста Фукса, коммивояжера, явившемуся в морг лионского похоронного агентства «Кристалл» за телом дяди, было заявлено, что последний исчез. Проведенное полицейское расследование ни к чему не привело.
К статье скрепкой был прикреплен исписанный блокнотный листик. Отметив, что почерк записи не похож на почерк Мегре, Пуаро прочитал следующее:
1. Карин Жарис. Отравилась летом 1967-го года.
2. Эжен и Пьер Пелегри. Найдены мертвыми в своей комнате летом 1968-го года.
3. Леон Клодель, студент Сорбонны. Повесился летом 1968-го года.
4. Марта Эмбер, кухарка. Умерла от разрыва сердца, 1977-го год.
– Сдается мне, Артур, ваша спираль совершает в санатории отнюдь не первый оборот, – опустил газету Пуаро. – И Мегре не первый проводил в нем уголовное расследование.
– Вы думаете, что люди, собравшие эти материалы, были сыщиками?
– Думаю, да. Профессиональными или любителями, не важно. И никто из них не довел дела до конца. Это меня выводит из себя…
– Почему, мой друг?
– Потому что и для нас с вами оно может оказаться непосильным.
– Но ведь мы убедили ваши маленькие серенькие клеточки в том, что Джек Потрошитель арестован?
– Нет, не убедили. Три минуты назад они голосовали, и Иосиф Каналь признан невиновным в насильственном нанесении татуировок на тела Моники, Лиз-Мари и мадмуазель Генриетты.
– В самом деле?
– Да. Но стоит сказать – за оправдательный вердикт проголосовало примерно на пятьдесят миллионов клеток больше.
– А сколько их всего?
– Шестнадцать миллиардов. У меня.
– А у меня их сколько?
– У людей их обычно около четырнадцати миллиардов.
Гастингс хотел ответить колкостью, но тут за спинами у них скрипнула половица. Вмиг обернувшись, они увидели мадам Пелльтан с дочерью. В белых пеньюарах до пят, они, рука в руке, стояли на пороге комнаты. Глаза их, полные ужаса, смотрели на растерзанную куклу. Рядом с Люсьен сидел черный кот.
Сама собой упавшая со стены картина Карла Блехена «Железопрокатный завод близ Нейштадт-Эберсвальде» не отвлекла их внимания. Дернулся один лишь Гастингс.
– Это всего лишь полтергейст, Артур, – успокоил его Пуаро, приветливо улыбаясь женщинам.
Гастингс, пребывавший в полном замешательстве, посмотрел на него, как ребенок на отца. И снова дернулся – Люсьен, упала ничком, закричала, ударяясь лбом об пол:
– Зачем вы растерзали мою куклу, зачем вы убили Шлехти?!
Кот ощерился, зашипел, прожигая желтыми глазами возмутителей спокойствия «Дома с Приведениями».
– Bedlam, – сказал Пуаро, подметив, что животик у девушки накладной, ибо сполз набок.
– Вы сами сумасшедшие! – сжав кулачки, шагнула к ним мадам Пелльтан. – Вы – Потрошители! Посмотрите, у вас руки в крови!
Зря это она сказала. Если бы она смолчала, Пуаро бы не посерьезнел и не выдал:
– Мадам! Вы хотите сказать, что это мы с Гастингсом прошлой ночью сделали вам татуировку?!
– И подписались под ней?! – выпалил очувствовавшийся Гастингс контрольный выстрел.
Мадам Пелльтан посмотрела на свой живот. Люсьен, перестав рыдать, посмотрела на него же.
19. Возьмите килограмм свежей телячьей печени
Остаток ночи они провели в гостиной мадам Пелльтан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63