— Кажется, он заметил вас где-то в аэропорту. Заметил ваше пальто.
— Пальто?
— Кожаное, на меху. Очень красивое. И Дэвид сказал: «Какое красивое пальто. Интересно, кто это?» И каким-то образом он это выяснил. Может быть, встал за вами в очереди и сумел узнать ваше имя. — Джанис пожала плечами.
Том изо всех сил старался вспомнить и не мог. Он прищурился. Конечно, можно было узнать его имя в аэропорту по американскому паспорту, затем проверить... В посольстве? Том не регистрировался в посольстве, насколько ему помнилось, по крайней мере в Париже. В таком случае из газет? Это требовало настойчивости.
— Вы давно женаты? И как вы познакомились с Дэвидом?
— О... — Она взбила рукой крашеные абрикосовые волосы. — Д-да. Мы женаты около трех лет. Познакомились на большой конференции для секретарей, бухгалтеров... и боссов. — Она засмеялась. — В Кливленде, штат Огайо. Я не помню, как мы с Дэвидом разговорились. Там было так много народу. Дэвид может быть очень обаятельным, вы этого не заметили?
Том не заметил. Типы вроде Притчарда готовы пойти на все, чтобы получить желаемое, даже если для этого придется вывихнуть руку мужчине или женщине или придушить их. Том знал, что это производит впечатление на некоторых женщин. Он взглянул на часы.
— Извините. У меня через несколько минут встреча, но я еще успеваю. — Он умирал от желания спросить про Цинтию, узнать, для чего она понадобилась Притчарду, но не хотелось упоминать ее имя. И конечно, не хотелось выглядеть обеспокоенным. — Можно спросить, что вашему мужу от меня нужно? Почему, например, он фотографирует мой дом?
— О, он хочет, чтобы вы его боялись. Ему хочется видеть, что вы его боитесь.
Том терпеливо улыбнулся.
— Извините, не получится.
— Это просто демонстрация силы со стороны Дэвида, — произнесла она более резким тоном. — Я бы сказала, такой у него стиль.
— Еще один глупый вопрос — он когда-нибудь ходил к психиатру?
— Ха-ха! Хи-и! — Джанис скорчилась от смеха — Конечно нет. Он смеется над ними и говорит, что они мошенники... если о них заходит речь.
Том подал знак официанту.
— Но... Джанис, вы ведь не думаете, что это нормально? Ну, что муж бьет свою жену? — Том едва сдержался, чтобы не улыбнуться, ведь Джанис определенно нравилось такое обращение.
Джанис поежилась и нахмурилась.
— Бьет... — Она уставилась в стену. — Может быть, мне не стоит говорить об этом.
Том слышал о таком типе женщин, которые покрывают своих мужей, и Джанис была из их числа, по крайней мере сейчас. Он вынул банкноту из бумажника. Сумма счета была меньше, и Том сделал знак официанту, что сдачи не надо.
— Давайте на это смотреть проще. Расскажите мне о следующем шаге Дэвида, — сказал Том весело, как будто это была забавная игра.
— Шаге — куда?
— Против меня.
Ее взгляд затуманился, как будто она обдумывала множество вариантов. Она выдавила из себя улыбку.
— Я не могу сказать, честно, может, не смогу выразить это словами, если я...
— Почему нет? Попытайтесь. — Том ждал. — Бросит камень мне в окно?
Она не ответила, и Том, испытывая отвращение, встал.
— С вашего позволения...
Притихшая, возможно оскорбленная, она тоже поднялась, и Том пропустил ее впереди себя к двери.
— Кстати, я видел, как вы увозили Дэвида в воскресенье от моего дома. А теперь вы снова едете к нему. Вы очень заботливы.
Снова нет ответа.
Том внезапно почувствовал приступ гнева, вызванного, как он понял, тщетностью его попыток.
— Почему вы не уйдете, почему вы остаетесь с ним и терпите все это?
Естественно, Джанис Притчард не собиралась отвечать — это было слишком близко к истине. Том заметил слезу, блеснувшую в уголке ее глаза, когда они шли к машине Джанис.
— Вы вообще женаты? — продолжал Том.
— О, прекратите! — Теперь слезы полились ручьем. — Мне так хотелось испытывать к вам симпатию.
— Не беспокойтесь, мэм. — Том вспомнил ее удовлетворенную улыбку, когда она увозила Дэвида Притчарда от Бель-Омбр утром в воскресенье. — До свидания.
Том повернул к своей машине и пробежал несколько ярдов. Он чувствовал себя так, словно ударил кулаком по дереву. По дороге домой ему следует быть осторожным и не жать слишком сильно на акселератор.
Том с радостью обнаружил, что входная дверь дома заперта. Ему открыла Элоиза. До его прихода она играла на клавесине. «Песни» Шуберта стояли на пюпитре.
— Господи боже мой! — воскликнул Том с сильным раздражением и обхватил голову руками.
— Что случилось, cheri?
— Эта женщина ненормальная! И это угнетает. Ужасно.
— Что она сказала? — Элоиза по-прежнему была спокойна.
Нужно очень постараться, чтобы смутить Элоизу. И на Тома благотворно действовало ее спокойствие.
— Мы пили кофе. Вернее, я пил. А она... Ну, ты знаешь этих американцев. — Он колебался. Том все еще чувствовал, что они с Элоизой должны просто игнорировать Притчардов. Зачем расстраивать Элоизу их выкрутасами? — Знаешь, моя радость, некоторые люди мне надоедают. Настолько надоедают, что это выводит меня из себя. Извини.
Прежде чем Элоиза задала ему следующий вопрос, Том еще раз извинился и вышел через холл в ванную. Он ополоснул лицо холодной водой, вымыл руки с мылом и почистил ногти щеткой. С мсье Роже Лепти он скоро полностью погрузится в другую атмосферу. Том и Элоиза никогда не знали, кто из них первым пойдет на получасовое занятие с мсье Роже, потому что он выбирал внезапно, говоря с вежливой улыбкой: «Alors, m'sieur» или «Madame, s'il vous plait».
Несколько минут спустя прибыл мсье Лепти. После обычного обмена любезностями о хорошей погоде и прекрасном саде он с улыбкой на розовых губах поманил пухлой рукой Элоизу:
— Мадам, не угодно ли начать? Приступим?
Том держался в отдалении. Он знал, что Элоиза не возражала против его присутствия, когда играла, и он очень это ценил. Ему претила роль строгого критика. Он закурил сигарету и встал за диваном, пристально вглядываясь в картину Дерватта, висевшую над камином. Не Дерватта, напомнил себе Том, а подделку Бернарда Тафтса. Картина называлась «Мужчина в кресле» и была написана в красно-коричневых тонах с какими-то желтыми прожилками, и, как все работы Дерватта, имела множество контуров, часто написанных более темными мазками, о которых говорили, что они вызывают головную боль; издали изображение казалось живым, даже слегка движущимся. У мужчины в кресле было смуглое обезьянье лицо с выражением, которое можно было бы назвать задумчивым, хотя и отсутствовала четкая прорисовка черт лица. Тому нравилось беспокойное (хотя человек сидел в кресле), тревожное настроение картины; ему нравилось также то, что картина была подделкой. Она занимала почетное место в его доме.
Еще одна картина Дерватта, висевшая в гостиной, называлась «Красные стулья». Среднего размера полотно, на котором были изображены две девочки лет десяти, сидящие на стульях с прямой спинкой в напряженной позе с широко раскрытыми испуганными глазами. И снова красно-желтые контуры стульев и фигур двоились и троились, и через несколько секунд (Том всегда думал, что с первого взгляда) зритель понимал, что фон, скорее всего, изображает пламя, а стулья в огне. Сколько может стоить такая картина? Шестизначная сумма в фунтах, большая шестизначная сумма. Может, даже больше. Все зависит от того, кто будет продавать ее на аукционе. Страховщик Тома всегда набавлял цену за эти две картины. Том не собирался их продавать.
Если вульгарному Дэвиду Притчарду удастся раскрыть подделки, это все равно не коснется «Красных стульев», которые были подлинником. Притчард не сможет ничего пронюхать и причинить вред. Притчард никогда не слышал о Бернарде Тафтсе. Приятные мелодии Франца Шуберта придали Тому сил и уверенности, несмотря на то что Элоиза играла по-любительски: но интонации, уважение к Шуберту присутствовали в ее игре, как и в «Мужчине в кресле» Дерватта — нет, Бернарда Тафтса — присутствовало уважение к Дерватту, когда Бернард писал, подделывая его стиль.
Том расслабил плечи, согнул пальцы и посмотрел на ногти. Все было скромно и прилично. Бернард Тафтс никогда не хотел брать свою часть растущего дохода от продажи поддельных картин, вспомнил Том. Бернард всегда брал ровно столько, чтобы хватало на жизнь в маленькой мастерской в Лондоне.
Если тип вроде Притчарда раскроет подделки — только каким образом? — Бернард Тафтс тоже будет изобличен, хоть он и мертв. Джеффу Константу и Эду Банбери придется ответить на вопрос, кто изготавливал подделки, и, конечно, Цинтия Граднор понимает это. Интересно, достаточно ли у нее уважения к ее бывшему возлюбленному Бернарду Тафтсу, чтобы не предавать его? Том почувствовал смелое и гордое желание защитить склонного к идеализму и ребячливого Бернарда, который погиб, спрыгнув со скалы в Зальцбурге, расплатившись за свои грехи.
Легенда Тома была такова: Бернард оставил свой вещевой мешок у него, когда он, Бернард, отправился искать комнату в отеле, потому что хотел поменять отель, а потом не вернулся. На самом деле Том последовал за Бернардом и видел, как тот спрыгнул со скалы. На следующий день Том сжег тело, как сумел, и заявил, что это тело Дерватта. И Тому поверили.
Забавно, если Цинтия до сих пор негодует, спрашивая себя: «А где все-таки тело Бернарда?». И Том знал, что она его ненавидит, как и парней из Бакмастерской галереи.
7
Самолет начал снижение с сильным креном на правое крыло, и Том уперся ногами в пол, насколько позволяло кресло. Элоиза сидела у окна (Том настоял на этом), из которого виднелись два изогнутых внутрь эффектных зубца танжерского порта, врезающихся в залив.
— Помнишь карту? Смотри, вот там порт! — сказал Том.
— Oui, mon cheri. — Элоизу, кажется, это не так взволновало, как его, но так же, как и он, она не отрывала глаз от круглого окна.
К сожалению, окно оказалось грязным и вид из него не слишком четким. Том наклонился, стараясь увидеть Гибралтар. Он не смог его рассмотреть, но заметил южный кусочек Испании, где находился Альхесирас. Все казалось на удивление крошечным.
Самолет выровнялся и повернул влево. Теперь за окном все исчезло. Затем правое крыло снова опустилось, и перед ними развернулась панорама — теперь значительно ближе — белые домишки с крошечными квадратиками окон. На земле самолет выруливал почти десять минут, люди расстегнули пристяжные ремни и с нетерпением ждали, когда можно будет покинуть свои места.
Они прошли в зал паспортного контроля с высоким потолком, где солнечный свет падал через высокие закрытые окна. Было очень жарко. Том снял летний пиджак и перекинул его через руку. Две медленно движущиеся очереди состояли, кажется, в основном из французских туристов, но там были также и марокканцы, некоторые из них — в джеллабах.
В следующем зале, где Том получил свой багаж, он обменял тысячу франков на дирхемы, затем спросил у темноволосой женщины, сидевшей в справочном бюро, как лучше всего добраться до центра. На такси. А сколько? Около пятидесяти дирхем, ответила она по-французски.
Элоиза проявила благоразумие, взяв меньше вещей, поэтому они вдвоем, не прибегая к помощи носильщика, сумели управиться со своими чемоданами. Еще дома Том напомнил Элоизе, что она сможет купить все необходимое в Марокко, и даже еще один чемодан для вновь приобретенных вещей.
— Пятьдесят до города, хорошо? — сказал Том шоферу такси, который открыл перед ним дверцу. — Отель «Минза». — Том знал, что в такси нет счетчиков.
— Садитесь, — последовал гортанный ответ на французском.
Том вместе с таксистом погрузил чемоданы.
Когда они ехали к городу, у Тома было такое чувство, будто машина мчится, как ракета. Это чувство возникло, скорее всего, из-за тряской дороги, а также ветра, дующего в открытое окно. Элоиза держалась за сиденье и за ручку сбоку. Пыль летела в окно водителя. Но по крайней мере дорога шла прямо, и они явно приближались к белым домам, которые Том видел из самолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45