Они сели по разные стороны письменного стола. Над головой Сазерлэнда висела акварель: розовато-лиловые холмы отражались в шотландском озере-Я думаю отправить самолетом.
– Вы знаете, что это довольно дорого?
– Я все равно хочу самолетом.
– Чтобы потом похоронить?
– Разумеется.
– Вовсе не «разумеется», – неприязненно возразил Сазерлэнд. – Если бы вашего брата, – произнес он, как бы заключив эти слова в кавычки, но желая доиграть игру до конца, – должны были кремировать, правила воздушной перевозки были бы совершенно другие.
– Понятно. Спасибо.
– У нас в городе есть похоронное бюро, Барфорд и Компания. Один из партнеров – англичанин, женат на шведке. Среди национальных меньшинств шведов здесь очень много. Мы стараемся поддерживать британское землячество. На сегодняшний день я бы рекомендовал вам возвращаться в Лондон как можно скорее. Я предлагаю, чтобы вы меня уполномочили воспользоваться услугами Барфорда.
– Хорошо.
– Как только он получит тело, я отдам ему паспорт вашего брата. Ему потребуется медицинская справка, в которой будет указана причина смерти. Я свяжу его с Пеерсеном.
– Да.
– Ему также понадобится свидетельство о смерти из местного отдела загса. Выходит дешевле, когда занимаешься подобными делами сам. Если для близких деньги имеют значение.
Эйвери ничего не сказал.
– Когда он найдет подходящий рейс, он оформит доверенность на груз и транспортную накладную. Насколько я понимаю, такого рода вещи обычно перевозят ночью. Меньше стоимость перевозки и…
– Меня это устраивает.
– Очень хороню. Барфорд проверит герметичность гроба. Он может быть железным или деревянным. Он также подготовит документ за своей подписью, что гроб не содержит ничего, кроме тела, того самого тела, на которое выписан паспорт и свидетельство о смерти. Я вам рассказываю об этом, потому что вы будете встречать груз в Лондоне. Варфорд все сделает очень быстро, Я позабочусь об этом. У него есть знакомства в чартерных компаниях. Чем скорее он…
– Я понял.
– Я не уверен, что вы поняли. – Сазерлэнд поднял брови, будто Эйвери сказал ему что-то вызывающее. – Пеерсен – человек очень покладистый. Мне не хочется испытывать его терпение. У Барфорда в Лондоне есть аналогичная фирма – ведь речь идет о Лондоне?
– Да.
– Я думаю, какую-то сумму надо отдать ему заранее. Я предлагаю вам оставить деньги под расписку. Что касается личных вещей вашего брата, я так понял, что тот, кто вас послал, хотел получить эти письма? – Он пододвинул их к Эйвери.
Эйвери пробормотал:
– Там была пленки, непроявленная.
Письма он положил в карман. Сазерлэнд осторожно извлек копию описи личного имущества, которую он подписал в полицейском отделении, развернул перед собой и подозрительно провел пальцем сверху вниз по левой колонке, словно проверял чьи-то цифры.
– Пленка здесь не отмечена. Был еще фотоаппарат?
– Нет.
– А-а.
Он проводил Эйвери до двери.
– Скажите тем, кто вас послал, что паспорт Малаби был недействительный. Я получил циркуляр из Форин Офис по поводу группы номеров, двадцати с небольшим. У вашего брата был один из них. Видно, накладка. Я уже готовил донесение, когда из Форин Офис пришел телекс подтверждающий ваше право на личные вещи Малаби. – Он коротко рассмеялся. Он был очень зол. – Это была дичь, конечно. Из Форин Офис никогда бы не отправили такое по собственной воле. Их телекс ничего не значит, если у нас нет полномочий на управление наследством, который посреди ночи вам никто предоставить не мог. Вам есть где остановиться? «Регина» – хорошая гостиница, рядом с аэропортом. И за городом. Я думаю, вы найдете дорогу. Кажется, вашим людям отлично платят.
Быстрым шагом Эйвери удалялся от дома Сазерлэнда, чье сухое враждебное лицо на фоне шотландских холмов врезалось ему в память. В темноте вдоль дороги белели деревянные домики, как тени вокруг операционного стола
***
Где-то недалеко от Чаринг Кросс, в подвале одного из тех удивительных домов восемнадцатого века, которые находятся между улицей Вилье и рекой, есть клуб без таблички на дверях. Чтобы в него попасть, нужно спуститься по каменной винтовой лестнице. Перила, так же как и деревянные части дома на Блэкфрайерз Роуд, выкрашены в темно-зеленый цвет и требуют замены.
Члены клуба – странное сборище. Одни из военных, другие – преподаватели, третьи – духовные лица: некоторые – с той ничейной полосы лондонского общества, которая лежит между букмекером и джентльменом. Здесь создается для окружающих, а может, и для них самих образ какого-то пустотелого мужества. Здесь ведутся разговоры и: кодовых слов и выражений, невыносимых для человека с чувством языка. Это место, где старые лица встречаются с молодыми телами, а молодые лица со старыми телами, где напряженность военного времени превратилась в напряженность мирного, и звучат голоса, чтобы заглушить тишину, и поднимаются бокалы, чтобы заглушить одиночество; это место, где встречаются ищущие, ничего не находя, кроме друг друга, кроме утешения от разделенной боли; здесь их усталые, внимательно всматривающиеся глаза могут не видеть горизонт. Они по-прежнему на поле боя; если есть любовь, они находят ее здесь друг в друге, застенчиво, как подростки.
Со времен войны остались все, кроме начальства.
Это маленький клуб, его держит худощавый суровый человек по имени майор Делл; он носит усы и галстук с синими ангелочками на черном фоне. Посетителей он угощает первым бокалом, а они в свою очередь угощают его. Клуб называется «Алиби», и Вудфорд был его членом.
Клуб открыт по вечерам. Приходят около шести, с удовольствием отделяясь от движущейся толпы, украдкой, по уверенно, как люди из сельской местности, когда приезжают, чтобы сходить в театр сомнительной репутации. Вначале вы замечаете то, чего нет: нет серебряных бокалов позади стойки бара, нет книги для посетителей, нет списка членов; нет герба, нет короны, нет названия. Только на выбеленных кирпичных стенах висят несколько фотографий в картонных рамках, как в кабинете Леклерка. Портреты нечеткие, некоторые увеличенные, явно с паспортной фотокарточки, сделанные так, что видны оба уха, как положено по инструкции; на некоторых фотографиях – женщины, несколько – привлекательных, с высокими квадратными плечами и длинными волосами по моде военных лет. На мужчинах самые разные формы; бойцы «Свободной Франции» и поляки вперемежку с их британскими товарищами. Есть летчики. Из портретов англичан пара постаревших лиц все еще появляется в клубе.
Когда вошел Вудфорд, все оглянулись, и обрадованный майор Делл заказал ему пинту пива. Средних лет человек с красным лицом рассказывал о вылете, который он когда-то сделал над Бельгией, но остановился, так как его перестали слушать.
– Привет, Вуди, – сказал кто-то с удивлением. – Как жена?
– Отлично, – добродушно улыбнулся Вудфорд. – Отлично.
Он отпил пива. Присутствующие стали закуривать. Майор Делл сказал:
– Вуди сегодня какой-то хитрый.
– Я ищу кое-кого. Дело малость секретное.
– Мы порядок знаем, – сказал человек с красным лицом. Вудфорд окинул взглядом присутствующих и тихим, таинственным голосом спросил:
– Что делал папа во время войны?
Все недоуменно молчали. Уже было много выпито.
– Мама никому не рассказывала, – неуверенно сказал майор Делл, и все засмеялись.
Вудфорд смеялся с ними, смакуя конспирацию, заново переживая полузабытый ритуал тайных встреч за обеденным столом.
– А как он добился этого? – снова спросил он тем же доверительным тоном.
На этот раз два-три голоса крикнули вместе:
– Это папин секрет!
Они стали шумливее, счастливее.
– Был у нас такой Джонсон, – быстро продолжал Вудфорд, – Джек Джонсон. Я хочу узнать, что с ним стало. Он готовил связистов, один из лучших инструкторов. Вначале он с Холдейном работал в Бовингдоне, потом его перевели в Оксфорд.
– Джек Джонсон! – воскликнул возбужденно человек с красным лицом. – Я у Джека две недели назад купил автомобильное радио! Он держит магазин под вывеской «Честная сделка», на Клэпхэм Бродвей, вот он где. Время от времени заходят сюда. Радиолюбитель-энтузиаст. Низенький такой, говорит всегда глядя вбок?
– Это он, – сказал кто-то. – Друзьям он делает скидку двадцать процентов.
– Мне нет, – сказал человек с красным лицом.
– Это Джек; он живет на Клэпхэм.
Остальные подтвердили: тот самый, и магазин держит на Клэпхэм; король любительского радио, был радиолюбителем еще до войны, мальчишкой; да, на Клэпхэм, уже годами; магазин, видать, денег стоит. В клуб Джек заходит в рождественское время. Вудфорд покраснел от удовольствия, заказал еще пива.
Все сразу заговорили, а майор Делл мягко взял Вудфорда под руку и отвел в другой конец бара.
– Это правда насчет Вилфа Тэйлора? Он действительно погиб?
Вудфорд кивнул, лицо было серьезно:
– Он выполнял задание. Мы думаем, что кто-то вел себя не вполне правильно.
Майор Делл был очень озабочен.
– Ребятам я не говорил. Это их только расстроит. Кто позаботится о его жене?
– Сейчас босс занимается этим. Дело небезнадежное.
– Хорошо, – сказал майор. – Хорошо. – Он кивнул и в знак утешения похлопал Вудфорда по плечу. – Ребятам не будем говорить, пожалуй?
– Конечно.
– У него был счет или два. Ничего особенного. Он любил заходить по пятницам, вечером. – Его голос менялся, сползал, как сползает плохо завязанный галстук. – Счета пришлите. Мы все сделаем.
– Там был ребенок, кажется? Маленькая девочка? – Они возвращались к бару. – Сколько ей?
– Лет восемь. Может, больше.
– Он много говорил о ней, – сказал майор.
Кто-то крикнул:
– Эй, Брюс, когда мы опять ударим по фрицам? Их полно кругом. Ездил с женой летом в Италию – там полно наглых немцев.
Вудфорд улыбнулся:
– Раньше, чем ты думаешь. А теперь давай выпьем.
Разговор затих. Вудфорд жил и действовал. Он по-прежнему выполнял задания.
– Был у нас специалист по рукопашному бою, штабной сержант, валлиец. Тоже низенький.
– Похоже, что это Сэнди Лоу", – предположил человек с красным лицом.
– Сэнди, точно! – Все радостно повернулись к красному лицу. – Валлиец. Мы его звали Рэнди Сэнди.
– Конечно, – удовлетворенно сказал Вудфорд. – И вот что еще – не работал ли он в какой-нибудь спортшколе тренером по боксу?
Он пристально смотрел на них, ничего им не рассказывай и не торопясь, потому что все было так секретно.
– Точно, это Сэнди!
Вудфорд записал, потому что по опыту знал, как часто его подводила память, когда он ей доверялся.
Когда он собрался уходить, майор спросил:
– Как Кларки?"
– Очень занят, – сказал Вудфорд. – Хочет, как всегда, загнать работой себя в могилу.
– Ребята много о нем говорят. Хорошо бы он иногда заходил к нам; какая поддержка для ребят, сами знаете. Приободрились бы ребята.
– Скажите мне, – сказал Вудфорд. Они уже стояли у двери. – Вы помните парня по имени Лейзер? Фред Лейзер, поляк? Один из наших. Был на задании в Голландии".
– Еще жив?
– Да.
– Не знаю, чем вам помочь, – неопределенно сказал майор. – Иностранцы перестали приезжать; не знаю – почему. С ребятами мы не говорим об этом.
Вудфорд закрыл за собой дверь и вышел в лондонскую ночь. Огляделся: он любил все, что видел вокруг, – родной город, ради которого он трудился. Он шел неторопливым шагом, пожилой атлет на привычной дистанции.
Глава 8
Эйвери, напротив, шел быстро. Ему было страшно. Едва ли существует страх более цепкий и столь трудно поддающийся описанию, чем тот, который преследует шпиона в чужой стране. Взгляд таксиста, уличная толпа, разновидности формы – полицейский или почтальон? – непонятные обычаи и язык и те .самые звуки, из которых состоял новый мир вокруг Эйвери, усиливали состояние его постоянной озабоченности, обострявшейся, как душевная боль, когда он оставался наедине с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40