после первых же слов дети, как стайка голубей, перепорхнули в зал ожидания. Люди за столом встали, женщины достали из сумочек перчатки, мужчины потянулись за своими пальто и саквояжами. Наконец было сделано объявление по-английски. Лансен заходил на посадку.
Тэйлор устремил взгляд в темноту. Ни намека на самолет. Он ждал, беспокойство росло. Прямо край света, думал он, здесь кончается наш поганый мир. А если Лансен разобьется? Если найдут фотокамеры? Эх, был бы на его, Тэйлора, месте кто-нибудь другой! Вудфорд, почему Вудфорд не занялся этим, и могли ведь послать Эйвери, отличника колледжа? Ветер крепчал, Тэйлор готов был поклясться, что ветер стал гораздо сильнее: это было видно по тому, как он закручивал и швырял снег на взлетно-посадочную полосу, как раскачивал посадочные фонари, как на горизонте взметал белые колонны и яростно крушил их, испытывая ненависть к своему творению. Порыв ветра вдруг ударил в окно, заставив Тэйлора отшатнуться, по стеклу забарабанили мелкие льдышки, и коротко проворчала что-то деревянная рама. Он опять взглянул на часы, это уже стало привычкой: делается как-то легче, когда знаешь время.
Нет, в таких условиях Лансену не сесть ни за что.
Сердце замерло. Сирена, вначале тихая, стремительно превращалась в вой: четыре гудка завывали над затерянным летным полем, как голодные звери. Пожар… Значит, на самолете пожар. Он горят в будет пытаться сесть… Он нервно обернулся: может, кто-нибудь объяснит, что случилось.
Бармен стоял рядом, протирая бокал, и смотрел в окно.
– Что происходит? – вскрикнул Тэйлор. – Почему орут сирены?
– Всегда в плохую погоду включают сирены, – ответил тот. – Это правило.
– Почему ему разрешают приземлиться? – настаивал Тэйлор. – Почему не отправить его южнее? Здесь так мало места; отчего не полететь ему туда, где аэродром побольше?
Бармен безразлично покачал головой.
– Не так у нас плохо, – сказал он, указывая на летное поле. – Кроме того, он сильно опоздал. Может, у него нет горючего.
Они увидели самолет низко над землей, его мигающие огни над сигнальными фонарями аэродрома; свет фар побежал по посадочной полосе. Сел, благополучно сел, и они услышали рев моторов, когда он начал заруливать к месту высадки пассажиров.
* * *
Бар опустел. Тэйлор остался один. Заказал выпить. Он знал свою задачу: сиди в баре, сказал Леклерк, Лансен придет в бар. Не сразу: нужно разобраться с летными документами, вынуть пленку из фотокамеры. Снизу слышалось детское пение и какая-то женщина запевала. Какого черта он должен сидеть среди женщин и детей? Разве это не мужская работа – особенно если в кармане фальшивый паспорт и пять тысяч долларов?
– Сегодня больше самолетов не будет, – сказал бармен. – Все полеты сейчас отменены.
Тэйлор кивнул:
– Знаю. Ужас, что делается на улице, ужас.
Бармен убирал бутылки.
– Опасности не было, – добавил он успокоительным тоном. – Капитан Лансен – очень хороший пилот. – Он колебался, не зная, убрать или оставить бутылки «Штайнхегера».
– Конечно, бояться было нечего, – огрызнулся Тэйлор. – Разве кто говорил об опасности?
– Еще налить? – спросил бармен.
– Нет, но налейте себе. Вы должны выпить.
Бармен неохотно наполнил себе стакан и убрал бутылку.
– И все-таки, как им это удается? – спросил Тэйлор примирительным тоном. – В такую погоду ничего не видно, ни черта. – Он задумчиво улыбнулся. – Сидите вы, значит, в кабине пилота, и совершенно безразлично, открыты у вас глаза или закрыты, толку от них нет. Я видел это однажды, – добавил Тэйлор, его руки с чуть согнутыми пальцами лежали на стойке, будто на рычагах управления. – Я знаю, о чем говорю… и если что-то не так, первым гибнет пилот. – Он покачал головой. – Они выдерживают, – твердо сказал он. – Они имеют право на каждый пенс своего заработка. Особенно в воздушном змее таких размеров. Все его части держатся на нитке, самой обычной нитке.
Бармен едва заметно кивнул, допил свой стакан, вымыл, вытер и поставил на полку под стойкой. Расстегнул свой белый пиджак.
Тэйлор не шелохнулся.
– Ладно, – сказал бармен, хмуро улыбаясь, – теперь нам пора домой.
– Кому это нам? – спросил Тэйлор, широко раскрыв глаза и откинув назад голову. – Кому, собственно? – Теперь все равно, на ком сорвать напряжение: Лансен приземлился.
– Я должен закрывать бар.
– Конечно, пора домой. Выпьем только еще. Можете идти домой, если хотите. Я-то, к несчастью, живу в Лондоне. – Его голос звучат вызывающе, в чем-то игриво, но все более злобно. – И раз ваши авиакомпании не могут доставить меня в Лондон, и вообще никуда до утра, посылать меня туда – не самое умное с вашей стороны, или я не прав, дружище? – Он все еще улыбался, но улыбка была злой и судорожной, как у нервного человека, когда он выходит из себя. – И в следующий раз, когда случится принять от меня угощение, старина, я советую быть повежливее…
Открылась дверь, и вошел Лансен.
* * *
Все произошло не так, как предполагалось, вовсе не так, как ему говорили. Оставайтесь в баре, сказал Леклерк, сядьте за столиком в углу, выпейте, шляпу и плащ положите на другой стул, как будто вы кого ждете. Лансен, как прилетит, всегда приходит выпить пива. Ему нравится бар в аэропорту, это в его вкусе. Кругом будет копошиться народ, сказал Леклерк. Местечко небольшое, но там всегда идет какая-то жизнь, в таких аэропортах. Он оглядится, где бы ему присесть, – вполне открыто, не стесняясь, – затем подойдет к вам и спросит, не занят ли другой стул. Вы скажете, что ждали приятеля, но приятель не пришел; Лансен спросит, может ли он, сесть с вами. Он попросит пива, потом скажет: «Приятель или приятельница?» Вы скажете ему, что нужно быть тактичным, вы оба немного посмеетесь и начнете говорить. Задайте два вопроса: о высоте и скорости. Исследовательский отдел должен знать высоту и скорость. Деньги оставьте в кармане плаща. Он подойдет к вашему плащу, повесит свой рядом и сам незаметно, без суеты, возьмет конверт и бросит пленку в карман вашего плаща. Вы допьете, пожмете друг другу руки, и дело в шляпе. Утром полетите домой. В устах Леклерка все звучало так просто.
Большими шагами Лансен прошел через пустую комнату прямо к ним – высокая, сильная фигура в синем макинтоше и кепке. Коротко взглянул на Тэйлора и поверх его головы сказал бармену:
– Йенс, дай мне пива.
Повернувшись к Тэйлору, спросил:
– А вы что пьете?
Тэйлор слабо улыбнулся:
– Что-то местное.
– Налей ему, чего он хочет. Двойную порцию.
Бармен быстро застегнул пиджак, отпер шкаф и налил большую порцию «Штайнхегера». Лансену он подал пиво из холодильника.
– Вы от Леклерка? – коротко спросил Лансен. Кто угодно мог услышать.
– Да. – И с большим опозданием смиренно добавил:
– От Леклерка и компании в Лондоне. – Лансен взял свое пиво и отнес на ближайший столик. У него тряслась рука. Они сели.
– Тогда вы мне скажете, – сказал он с яростью, – какой идиот давал мне инструкции?
– Я не знаю, – смутился Тэйлор. – Я даже не знаю, какие у вас были инструкции. Это не моя вина. Меня послали забрать пленку, вот и все. Это даже не моя работа. Я не занимаюсь подобными делами, я только курьер.
Лансен наклонился над столом, его рука легла на локоть Тэйлора. Тэйлор почувствовал, что он дрожит.
– Я тоже не занимался подобными делами. До вчерашнего дня. На борту были дети. Двадцать пять немецких школьников – у них зимние каникулы. Целая куча детишек.
– Да. – Тэйлор с усилием улыбнулся. – Да, в зале ожидания собрался комитет по встречам.
Лансен взорвался:
– Что мы ищем, вот чего я не пойму. Чем так интересен Росток?
– Я ведь сказал, что не имею к этому отношения. – И непоследовательно прибавил:
– Не Росток, сказал Леклерк, а район южнее.
– Южный треугольник:. Калькштадт, Лангдорн, Волькен. Мне не нужно рассказывать про этот район.
Тэйлор озабоченно посмотрел в сторону бармена.
– По-моему, мы не должны говорить так громко, – сказал он. – Этот парень мне не нравится. – Он отпил немного «Штайнхегера».
Лансен взмахнул рукой, будто отогнал от лица муху.
– Все кончено, – сказал он. – Больше я не желаю. Кончено. Одно дело – летишь себе своим курсом и фотографируешь все, что внизу; но это уже слишком, ясно? Это чересчур, будь все проклято. – Он говорил невнятно, с сильным акцентом.
– Снимки вы сделали? – спросил Тэйлор. Он должен был взять пленку и уйти.
Лансен пожал плечами, сунул руку в карман плаща, извлек оттуда цинковую капсулу для тридцатимиллиметровой пленки и, к ужасу Тэйлора, протянул ее через стол.
– Так из-за чего сыр-бор? – спросил опять Лансен. – Что они хотели найти в таком месте? Я пошел под облако, сделал круг над всем районом. Никаких атомных бомб не видел.
– Что-то важное – вот все, что мне сказали. Что-то очень серьезное. Это надо было сделать, понимаете? Над районом вроде этого просто так не полетаешь. – Тэйлор повторял сказанное кем-то другим. – Или авиалиния, зарегистрированная авиалиния, или вообще ничего. Другого пути нет.
– Послушайте. Как только я долетел до места, два МИГа сели мне на хвост. Откуда они взялись, вот бы узнать? Как только я их увидел, я ушел в облако; они за мной. Я дал сигнал, запросил пеленг. Когда вышел из облака, они опять были тут как тут. Я думал, они заставят меня спуститься, прикажут сесть. Пытался сбросить фотокамеру, но она застряла. Дети столпились у окон, махали МИГам. Некоторое время они летели рядом, потом отвалили. Летели близко, совсем вплотную. Для детей это было чертовски опасно. – Он не прикоснулся к пиву. – Какого хрена им было надо? – спросил он. – Почему они меня не посадили?
– Говорю вам, я ничего об этом не знаю. Это в принципе не моя работа. Но что бы Лондон ни искал, они знают, что делают. – Он как будто убеждал себя: ему нужно было верить в Лондон. – Они не тратят понапрасну свое время. Или ваше, дружище. Они знают, чего хотят.
Он нахмурился, чтобы показать убежденность, но Лансен, казалось, не обратил внимания.
– Они также не одобряют ненужного риска, – сказал Тэйлор. – Вы хорошо поработали, Лансен. Каждый из нас должен вносить свой вклад… рисковать. Мы асе рискуем. Я, знаете, рисковал на войне. Вы слишком молоды, чтобы помнить войну. Это такая же работа, мы боремся за то же самое. – Вдруг он вспомнил два вопроса. – На какой высоте вы летели, когда сделали снимки?
– По-разному. Над Калькштадтом – шесть тысяч футов.
– Больше всего их интересовал Калькштадт, – сказал Тэйлор с удовлетворением. – Отлично, Лансен, отлично. А какая у вас была скорость?
– Двести… двести сорок. Что-то в этом роде. Ничего там не было, говорю вам, ничего. – Он закурил. – Теперь все кончено, – повторил Лансен. – Независимо от серьезности объекта. – Он встал. Тэйлор тоже встал, сунул правую руку в карман пальто. Вдруг в горле стало сухо: деньги, где деньги?
– Поищите в другом кармане, – посоветовал Лансен.
Тэйлор отдал ему конверт.
– Будут неприятности из-за этого? Из-за МИГов?
Лансен пожал плечами:
– Едва ли, прежде со мной такого не случалось, Один раз мне поверят; поверят, что из-за погоды. Я сошел с курса примерно на полпути. Наземное управление могло ошибиться. Это бывает при передаче данных.
– А штурман? А остальные в экипаже? Они-то что думают?
– Это мое дело, – раздраженно сказал Лансен. – Передайте Лондону: все кончено.
Тэйлор озабоченно посмотрел на него.
– Вы просто расстроены, – сказал он, – от нервного напряжения.
– Пошел к .черту, – тихо сказал Лансен. – Пошел к чертям собачьим.
Он отвернулся, положил монету на стойку и большими шагами вышел из бара, небрежно сунув в карман плаща продолговатый светло-коричневый конверт, в котором были деньги.
Почти сразу за ним вышел Тэйлор. Бармен видел, как он толкнул дверь и исчез на ступеньках, ведущих вниз. Очень неприятный человек, размышлял он; но, в сущности, ему никогда не нравились англичане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Тэйлор устремил взгляд в темноту. Ни намека на самолет. Он ждал, беспокойство росло. Прямо край света, думал он, здесь кончается наш поганый мир. А если Лансен разобьется? Если найдут фотокамеры? Эх, был бы на его, Тэйлора, месте кто-нибудь другой! Вудфорд, почему Вудфорд не занялся этим, и могли ведь послать Эйвери, отличника колледжа? Ветер крепчал, Тэйлор готов был поклясться, что ветер стал гораздо сильнее: это было видно по тому, как он закручивал и швырял снег на взлетно-посадочную полосу, как раскачивал посадочные фонари, как на горизонте взметал белые колонны и яростно крушил их, испытывая ненависть к своему творению. Порыв ветра вдруг ударил в окно, заставив Тэйлора отшатнуться, по стеклу забарабанили мелкие льдышки, и коротко проворчала что-то деревянная рама. Он опять взглянул на часы, это уже стало привычкой: делается как-то легче, когда знаешь время.
Нет, в таких условиях Лансену не сесть ни за что.
Сердце замерло. Сирена, вначале тихая, стремительно превращалась в вой: четыре гудка завывали над затерянным летным полем, как голодные звери. Пожар… Значит, на самолете пожар. Он горят в будет пытаться сесть… Он нервно обернулся: может, кто-нибудь объяснит, что случилось.
Бармен стоял рядом, протирая бокал, и смотрел в окно.
– Что происходит? – вскрикнул Тэйлор. – Почему орут сирены?
– Всегда в плохую погоду включают сирены, – ответил тот. – Это правило.
– Почему ему разрешают приземлиться? – настаивал Тэйлор. – Почему не отправить его южнее? Здесь так мало места; отчего не полететь ему туда, где аэродром побольше?
Бармен безразлично покачал головой.
– Не так у нас плохо, – сказал он, указывая на летное поле. – Кроме того, он сильно опоздал. Может, у него нет горючего.
Они увидели самолет низко над землей, его мигающие огни над сигнальными фонарями аэродрома; свет фар побежал по посадочной полосе. Сел, благополучно сел, и они услышали рев моторов, когда он начал заруливать к месту высадки пассажиров.
* * *
Бар опустел. Тэйлор остался один. Заказал выпить. Он знал свою задачу: сиди в баре, сказал Леклерк, Лансен придет в бар. Не сразу: нужно разобраться с летными документами, вынуть пленку из фотокамеры. Снизу слышалось детское пение и какая-то женщина запевала. Какого черта он должен сидеть среди женщин и детей? Разве это не мужская работа – особенно если в кармане фальшивый паспорт и пять тысяч долларов?
– Сегодня больше самолетов не будет, – сказал бармен. – Все полеты сейчас отменены.
Тэйлор кивнул:
– Знаю. Ужас, что делается на улице, ужас.
Бармен убирал бутылки.
– Опасности не было, – добавил он успокоительным тоном. – Капитан Лансен – очень хороший пилот. – Он колебался, не зная, убрать или оставить бутылки «Штайнхегера».
– Конечно, бояться было нечего, – огрызнулся Тэйлор. – Разве кто говорил об опасности?
– Еще налить? – спросил бармен.
– Нет, но налейте себе. Вы должны выпить.
Бармен неохотно наполнил себе стакан и убрал бутылку.
– И все-таки, как им это удается? – спросил Тэйлор примирительным тоном. – В такую погоду ничего не видно, ни черта. – Он задумчиво улыбнулся. – Сидите вы, значит, в кабине пилота, и совершенно безразлично, открыты у вас глаза или закрыты, толку от них нет. Я видел это однажды, – добавил Тэйлор, его руки с чуть согнутыми пальцами лежали на стойке, будто на рычагах управления. – Я знаю, о чем говорю… и если что-то не так, первым гибнет пилот. – Он покачал головой. – Они выдерживают, – твердо сказал он. – Они имеют право на каждый пенс своего заработка. Особенно в воздушном змее таких размеров. Все его части держатся на нитке, самой обычной нитке.
Бармен едва заметно кивнул, допил свой стакан, вымыл, вытер и поставил на полку под стойкой. Расстегнул свой белый пиджак.
Тэйлор не шелохнулся.
– Ладно, – сказал бармен, хмуро улыбаясь, – теперь нам пора домой.
– Кому это нам? – спросил Тэйлор, широко раскрыв глаза и откинув назад голову. – Кому, собственно? – Теперь все равно, на ком сорвать напряжение: Лансен приземлился.
– Я должен закрывать бар.
– Конечно, пора домой. Выпьем только еще. Можете идти домой, если хотите. Я-то, к несчастью, живу в Лондоне. – Его голос звучат вызывающе, в чем-то игриво, но все более злобно. – И раз ваши авиакомпании не могут доставить меня в Лондон, и вообще никуда до утра, посылать меня туда – не самое умное с вашей стороны, или я не прав, дружище? – Он все еще улыбался, но улыбка была злой и судорожной, как у нервного человека, когда он выходит из себя. – И в следующий раз, когда случится принять от меня угощение, старина, я советую быть повежливее…
Открылась дверь, и вошел Лансен.
* * *
Все произошло не так, как предполагалось, вовсе не так, как ему говорили. Оставайтесь в баре, сказал Леклерк, сядьте за столиком в углу, выпейте, шляпу и плащ положите на другой стул, как будто вы кого ждете. Лансен, как прилетит, всегда приходит выпить пива. Ему нравится бар в аэропорту, это в его вкусе. Кругом будет копошиться народ, сказал Леклерк. Местечко небольшое, но там всегда идет какая-то жизнь, в таких аэропортах. Он оглядится, где бы ему присесть, – вполне открыто, не стесняясь, – затем подойдет к вам и спросит, не занят ли другой стул. Вы скажете, что ждали приятеля, но приятель не пришел; Лансен спросит, может ли он, сесть с вами. Он попросит пива, потом скажет: «Приятель или приятельница?» Вы скажете ему, что нужно быть тактичным, вы оба немного посмеетесь и начнете говорить. Задайте два вопроса: о высоте и скорости. Исследовательский отдел должен знать высоту и скорость. Деньги оставьте в кармане плаща. Он подойдет к вашему плащу, повесит свой рядом и сам незаметно, без суеты, возьмет конверт и бросит пленку в карман вашего плаща. Вы допьете, пожмете друг другу руки, и дело в шляпе. Утром полетите домой. В устах Леклерка все звучало так просто.
Большими шагами Лансен прошел через пустую комнату прямо к ним – высокая, сильная фигура в синем макинтоше и кепке. Коротко взглянул на Тэйлора и поверх его головы сказал бармену:
– Йенс, дай мне пива.
Повернувшись к Тэйлору, спросил:
– А вы что пьете?
Тэйлор слабо улыбнулся:
– Что-то местное.
– Налей ему, чего он хочет. Двойную порцию.
Бармен быстро застегнул пиджак, отпер шкаф и налил большую порцию «Штайнхегера». Лансену он подал пиво из холодильника.
– Вы от Леклерка? – коротко спросил Лансен. Кто угодно мог услышать.
– Да. – И с большим опозданием смиренно добавил:
– От Леклерка и компании в Лондоне. – Лансен взял свое пиво и отнес на ближайший столик. У него тряслась рука. Они сели.
– Тогда вы мне скажете, – сказал он с яростью, – какой идиот давал мне инструкции?
– Я не знаю, – смутился Тэйлор. – Я даже не знаю, какие у вас были инструкции. Это не моя вина. Меня послали забрать пленку, вот и все. Это даже не моя работа. Я не занимаюсь подобными делами, я только курьер.
Лансен наклонился над столом, его рука легла на локоть Тэйлора. Тэйлор почувствовал, что он дрожит.
– Я тоже не занимался подобными делами. До вчерашнего дня. На борту были дети. Двадцать пять немецких школьников – у них зимние каникулы. Целая куча детишек.
– Да. – Тэйлор с усилием улыбнулся. – Да, в зале ожидания собрался комитет по встречам.
Лансен взорвался:
– Что мы ищем, вот чего я не пойму. Чем так интересен Росток?
– Я ведь сказал, что не имею к этому отношения. – И непоследовательно прибавил:
– Не Росток, сказал Леклерк, а район южнее.
– Южный треугольник:. Калькштадт, Лангдорн, Волькен. Мне не нужно рассказывать про этот район.
Тэйлор озабоченно посмотрел в сторону бармена.
– По-моему, мы не должны говорить так громко, – сказал он. – Этот парень мне не нравится. – Он отпил немного «Штайнхегера».
Лансен взмахнул рукой, будто отогнал от лица муху.
– Все кончено, – сказал он. – Больше я не желаю. Кончено. Одно дело – летишь себе своим курсом и фотографируешь все, что внизу; но это уже слишком, ясно? Это чересчур, будь все проклято. – Он говорил невнятно, с сильным акцентом.
– Снимки вы сделали? – спросил Тэйлор. Он должен был взять пленку и уйти.
Лансен пожал плечами, сунул руку в карман плаща, извлек оттуда цинковую капсулу для тридцатимиллиметровой пленки и, к ужасу Тэйлора, протянул ее через стол.
– Так из-за чего сыр-бор? – спросил опять Лансен. – Что они хотели найти в таком месте? Я пошел под облако, сделал круг над всем районом. Никаких атомных бомб не видел.
– Что-то важное – вот все, что мне сказали. Что-то очень серьезное. Это надо было сделать, понимаете? Над районом вроде этого просто так не полетаешь. – Тэйлор повторял сказанное кем-то другим. – Или авиалиния, зарегистрированная авиалиния, или вообще ничего. Другого пути нет.
– Послушайте. Как только я долетел до места, два МИГа сели мне на хвост. Откуда они взялись, вот бы узнать? Как только я их увидел, я ушел в облако; они за мной. Я дал сигнал, запросил пеленг. Когда вышел из облака, они опять были тут как тут. Я думал, они заставят меня спуститься, прикажут сесть. Пытался сбросить фотокамеру, но она застряла. Дети столпились у окон, махали МИГам. Некоторое время они летели рядом, потом отвалили. Летели близко, совсем вплотную. Для детей это было чертовски опасно. – Он не прикоснулся к пиву. – Какого хрена им было надо? – спросил он. – Почему они меня не посадили?
– Говорю вам, я ничего об этом не знаю. Это в принципе не моя работа. Но что бы Лондон ни искал, они знают, что делают. – Он как будто убеждал себя: ему нужно было верить в Лондон. – Они не тратят понапрасну свое время. Или ваше, дружище. Они знают, чего хотят.
Он нахмурился, чтобы показать убежденность, но Лансен, казалось, не обратил внимания.
– Они также не одобряют ненужного риска, – сказал Тэйлор. – Вы хорошо поработали, Лансен. Каждый из нас должен вносить свой вклад… рисковать. Мы асе рискуем. Я, знаете, рисковал на войне. Вы слишком молоды, чтобы помнить войну. Это такая же работа, мы боремся за то же самое. – Вдруг он вспомнил два вопроса. – На какой высоте вы летели, когда сделали снимки?
– По-разному. Над Калькштадтом – шесть тысяч футов.
– Больше всего их интересовал Калькштадт, – сказал Тэйлор с удовлетворением. – Отлично, Лансен, отлично. А какая у вас была скорость?
– Двести… двести сорок. Что-то в этом роде. Ничего там не было, говорю вам, ничего. – Он закурил. – Теперь все кончено, – повторил Лансен. – Независимо от серьезности объекта. – Он встал. Тэйлор тоже встал, сунул правую руку в карман пальто. Вдруг в горле стало сухо: деньги, где деньги?
– Поищите в другом кармане, – посоветовал Лансен.
Тэйлор отдал ему конверт.
– Будут неприятности из-за этого? Из-за МИГов?
Лансен пожал плечами:
– Едва ли, прежде со мной такого не случалось, Один раз мне поверят; поверят, что из-за погоды. Я сошел с курса примерно на полпути. Наземное управление могло ошибиться. Это бывает при передаче данных.
– А штурман? А остальные в экипаже? Они-то что думают?
– Это мое дело, – раздраженно сказал Лансен. – Передайте Лондону: все кончено.
Тэйлор озабоченно посмотрел на него.
– Вы просто расстроены, – сказал он, – от нервного напряжения.
– Пошел к .черту, – тихо сказал Лансен. – Пошел к чертям собачьим.
Он отвернулся, положил монету на стойку и большими шагами вышел из бара, небрежно сунув в карман плаща продолговатый светло-коричневый конверт, в котором были деньги.
Почти сразу за ним вышел Тэйлор. Бармен видел, как он толкнул дверь и исчез на ступеньках, ведущих вниз. Очень неприятный человек, размышлял он; но, в сущности, ему никогда не нравились англичане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40