– Где Мотыль?
– С Джонсоном, – сказал Холдейн.
– Для меня койка найдется?
– Освободится одна койка, когда отбудет Мотыль.
В одиннадцать тридцать Леклерк провел инструктаж; позже, днем, они должны были осматривать погранзону.
Инструктаж проводился в гостиной. Лейзер пришел последним. Он стоял в дверном проеме и смотрел на Леклерка, а тот улыбался с победным видом, словно ему нравилось все, что он видел. Они были примерно одного роста.
Эйвери сказал:
– Директор, это Мотыль.
Не отводя взгляда от Лейзера, Леклерк ответил:
– Думаю, что мне можно называть его Фред. Привет.
Он сделал пару шагов, и они церемонно пожали друг другу руки, как два ведущих телешоу.
– Привет, – сказал Лейзер.
– Надеюсь, вас не слишком замучили?
– Все в порядке, сэр.
– Все восхищены. Вы проделали огромную работу, – сказал Леклерк таким тоном, как депутат говорит со своими избирателями.
– Я еще не начал.
– Я всегда считал, что учебная подготовка – это три четверти боя. А вы, Эйдриан?
– Я тоже.
Они сели. Леклерк стоял чуть в стороне. Он повесил карту на стену. Трудно сказать, что было решающей деталью – его карты, точный выбор слов или строгая манера держаться, в которой неуловимо сочетались целеустремленность и сдержанность, – ему удалось создать в этот момент такую же атмосферу ностальгии по военным походам, какая царила месяцем раньше на совещании на Блэкфрайерз Роуд. У него был дар иллюзиониста: приходилось ли ему говорить о ракетах, о радиосвязи, о легенде или о точке, в которой предстояло пересечь границу, – казалось, он все знал досконально.
– Ваша цель – Калькштадт, – он чуть ухмыльнулся, – до последнего времени известный только своей удивительно красивой церковью четырнадцатого века.
Они рассмеялись, Лейзер тоже. Было приятно, что Леклерк что-то знал о старинных церквах.
Он принес схему пересечения границы, выполненную чернилами разного цвета, граница была красной. Все было очень просто. С западной стороны, сказал он, был небольшой лесистый холм, поросший можжевельником и папоротником. Он тянулся параллельно границе, потом его южная оконечность поворачивала на восток узким выступом, откуда до границы оставалось двести двадцать ярдов. И край выступа был расположен как раз напротив наблюдательной вышки. Веника значительно отстояла от демаркационной линии: у ее подножия проходило проволочное заграждение в один ряд. Проволока на кольях была слабо закреплена. Разведчики видели, как восточногерманские пограничники отцепляли ее и переходили на другую сторону, чтобы патрулировать незащищенную полосу земли, которая лежала между демаркационной линией и собственно границей. Леклерк должен был показать те колья, между которыми предстояло переходить границу. Мотыль, сказал он, не должен бояться того, что точка пересечения так близко от вышки; известно по опыту, что внимание пограничников обращено скорее вдаль просматриваемого района; ночь была очень подходящей, безлунной, и ждали сильного ветра. Леклерк назначил время – 02.35; часовые сменялись в полночь, каждое дежурство продолжалось три часа. Ясно, что после двух с половиной часов на посту пограничник уже не так насторожен, как вначале. Сменщик, который должен подойти с севера, еще не выйдет из казармы.
Много внимания было уделено, продолжал Леклерк, возможному расположению мин. Можно проследить по карте – его тоненький указательный палец двигался вдоль зеленой пунктирной линии от оконечности холма через границу, – что там есть старая тропинка, которая как раз соответствует пути Лейзера. Согласно наблюдениям, пограничники не пользуются этой тропинкой, они протоптали свою дорожку, ярдов на десять южнее. Из чего следует, сказал Леклерк, что тропинка заминирована, а полоска земли южнее безопасна – там ходят патрули. Леклерк считал, что Лейзеру надо воспользоваться дорожкой, проложенной пограничниками.
Везде, где возможно, на протяжении примерно двухсот ярдов, от подножия холма до вышки, Лейзер будет пробираться ползком, стараясь держать голову ниже уровня папоротника. Тогда, скорее всего, его не увидят с вышки. Лейзер должен знать, с улыбкой добавил Леклерк, что в темное время суток на западной стороне от колючей проволоки патрулирование не наблюдалось. Видимо, в Восточной Германии боялись, что кто-то из их пограничников может незаметно сбежать.
Когда Лейзер перейдет границу, он должен избегать любых дорог и тропинок. Местность там пересеченная, частью – лесистая. Поэтому продвижение будет затруднено, зато будет безопасным; идти нужно на юг. Причина простая. Несколько южнее граница поворачивает и протягивается в западном направлении на десять километров. Итак, двигаясь на юг, Лейзер окажется не в двух, а в пятнадцати километрах от границы и очень быстро за пределами охраняемых восточных подступов к ней. Леклерк рекомендует ему – он непринужденно вынул руку из кармана шерстяного пальто и поднес огонь к сигарете, не переставая чувствовать на себе их взгляды, – идти в течение получаса не восток, потом повернуть строго на юг и пробираться к озеру Мариенхорст. На восточном конце озера есть заброшенный сарай для лодок. Там Лейзер часок отдохнет и перекусит. К этому времени ему уже захочется выпить – все облегченно рассмеялись, – и в рюкзаке он отыщет бутылочку бренди.
У Леклерка была странная манера; когда он хотел пошутить, он вставал по стойке смирно и приподнимался на носках, будто хотел запустить остроту прямо в небо.
– А мог бы я взять с собой джин? – спросил Лейзер. – Я люблю «Белую леди».
На лицах у всех отразилось замешательство.
– Нет, нельзя , – коротко сказал хозяин Лейзера – Леклерк.
Когда Лейбер отдохнет, он пойдет к деревне Мариенхорст и разузнает, как доехать до Шверина. Далее, уже с безразличием сказал Леклерк, он будет действовать по собственному усмотрению.
– У вас есть все нужные документы для передвижения из Магдебурга в Росток. Доберетесь до Шверина, оттуда уже поедете на законных основаниях. Мне не хочется много говорить о легенде, потому что вы отработали ее с капитаном. Зовут вас Фред Хартбек, вы холостой механик из Магдебурга, которому предложили работу на государственно-кооперативной верфи в Ростоке. – Он не смог сдержать улыбки. – Я уверен, что все детали вы проработали. Ваша личная жизнь, заработок, история болезни, военная служба и остальное. Я к этому хочу прибавить только одно. Никогда без надобности ничего не рассказывайте. Никто от вас не ждет, что вы начнете распространяться о себе. Но если будут задавать вопросы, играйте, как говорится, по слуху. Легенда, – провозгласил он свой любимый афоризм, – никогда не должна быть чистым вымыслом, она должна дополнять правду.
Лейзер сдержанно рассмеялся. Казалось, он ждал от Леклерка чего-то большего.
Джонсон принес из кухни кофе, и Леклерк коротко сказал:
– Спасибо, Джек.
Все выглядело вполне естественно.
Теперь Леклерк обратился к вопросу о целевой задаче Лейзера: он вкратце перечислил имеющиеся данные, пояснив, что они только подтверждали подозрения, которые у него самого возникли уже давно. Эйвери впервые слышал, чтобы Леклерк говорил в таком тоне. Разными туманными намеками он стремился дать понять, что у Департамента огромный опыт и там работают специалисты высокого класса, нет недостатка в деньгах, прекрасно развито взаимодействие с другими службами и что выводы Департамента имеют окончательную силу. словно исходят от оракула или неземного существа: так что Лейзеру вполне могла прийти в голову мысль, что, если это все правда, ему вообще нет необходимости рисковать жизнью.
– Ракеты сейчас в том районе, – сказал Леклерк. – Капитан рассказал вам, по каким признакам можно определить их местонахождение. Нас интересует, как они выглядят, где находятся и главное – кто ими управляет.
– Я знаю.
– Испробуйте обычные приемы. Разговоритесь с кем-нибудь в пивной, скажите, что ищете фронтового друга, ну, в таком духе. Когда все узнаете, возвращайтесь обратно.
Лейзер кивнул.
– В Калькштадте есть дешевая гостиница для рабочих. – Он развернул карту города. – Здесь. Рядом с церковью. Остановитесь там, если получится. Вам помогут встретиться люди, которые действительно были связаны с…
– Я знаю, – повторил Лейзер.
Холдейн заволновался, озабоченно посмотрел на него.
– Может, вы даже что-то услышите про одного человека, работавшего на станции, по имени Фритше. Благодаря ему мы узнали некоторые интересные подробности о ракетах, он сам потом куда-то исчез. Если у вас получится, конечно. Вы могли бы спросить на станции, назваться его другом… – Он секунду молчал. – Просто исчез, – повторил Леклерк – для них, не для себя и погрузился в свои мысли. Эйвери озабоченно смотрел на него, ждал, когда он продолжит. Наконец он сказал торопливо:
– Я сознательно не говорил о вопросах связи, давая понять, что инструктаж подходит к концу. Я полагаю, вы уже отработали это должным образом.
– Да, здесь беспокоиться не о чем, – сказал Джонсон. – Время передач ночное. Диапазоны частот не будут заняты. А днем он свободен, сэр. Мы замечательно потренировались, верно, Фред?
– Да. Замечательно.
– Что касается вашего возвращения, – сказал Леклерк, – будем действовать, как на войне. Подводных лодок больше нет, Фред; они не для такого дела. Когда вернетесь, тут же обратитесь в ближайшее британское консульство или посольство, назовите свое имя и скажите, что хотите на родину. Изображайте из себя оказавшегося в затруднении британского подданного. Инстинктивно я чувствую, что выбираться вам лучше тем же путем, каким пойдете туда. Если возникнут осложнения, не нужно тотчас идти на запад. Затаитесь на какое-то время. У вас с собой будет много денег.
Эйвери знал, что никогда не забудет то утро. Они сидели, развалясь за деревянным столом, как школьники в бомбоубежище на занятии по гражданской обороне, их напряженные лица следили за Леклерком, который в церковной тишине совершал литургию по обряду их веры и вздымал свою изящную руку к карте, словно священник – свечу. Все, кто был в комнате – и возможно, Эйвери больше, чем другие, – знали о той роковой черте, что лежит между мечтой и реальностью, между причиной и действием. Эйвери помнил, как говорил с дочкой Тэйлора, как выдавливал из себя наспех придуманную ложь перед Пеерсеном и британским консулом; он помнил те страшные шаги в гостинице, и теперь, вернувшись из своей чудовищной поездки, видел, как пережитое им превращалось в образы, которыми манипулировал Леклерк. И все-таки Эйвери – да и Холдейн и Лейзер-слушали Леклерка с благоговением, вероятно чувствуя, что вот именно так, в каком-нибудь далеком и волшебном месте, все должно происходить на самом деле.
– Извините, – сказал Лейзер, разглядывавший план Калькштадта. В этот момент он почувствовал себя увереннее. С тем же выражением лица он. наверно, показывал владельцу неисправность в машине. Станция, общежитие и церковь на плане были обозначены зеленым цветом; вставка в нижнем левом углу изображала железнодорожные склады и депо. Стороны света были отмечены по бокам: Западная перспектива, Северная перспектива.
– Что такое перспектива, сэр? – спросил Лейзер.
– Вид, направление.
– Зачем это? Зачем это на карте, скажите, пожалуйста?
Леклерк терпеливо улыбнулся:
– Для ориентации, Фред.
Лейзер поднялся со стула и стал внимательно разглядывать карту.
– А это церковь?
– Точно, Фред.
– Почему она обращена на север? Церкви всегда смотрят с востока на запад. У вас вход с восточной стороны, там, где должен стоять алтарь.
Холдейн наклонился, прижав к губам указательный палец правой руки.
– Это только схематическая карта, – сказал Леклерк.
Лейзер вернулся на свое место и сел, с особенно прямой спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40