Это твой сын, твоя кровь. Он любит тебя, поверь.
– Но тогда почему он так себя ведет?
– Он еще маленький, вот и все. Ты встречаешься с дрянными людьми, он пугается, и ему хочется удрать оттуда. Малыш этого не выносит.
– Почему же он мне ничего не скажет? Я бы пошел с ним на рыбалку.
– Похоже, он просто не знает, что сказать. Дети не умеют думать. Для них существует только «хорошо» или «плохо».
Крыса откинулся на спинку стула и уставился на меня так, словно я показал ему фокус, вынув кролика из собственного уха. Я заметил в нем перемену. Он выпрямился, глаза его прояснились.
– Почему бы тебе не остаться у меня? Прими душ, выспись хорошенько. А я при первой же возможности поговорю с Ламарком.
Пока Крыса принимал душ, я позвонил.
– Как дела, мистер Роулинз? – спросил агент Крэкстон.
– Священник и его приятельница убиты.
– Что?!
Я рассказал подробности, а он долго расспрашивал о комнате, где произошла трагедия.
В конце концов сказал:
– Похоже, сработал профессионал.
– А может быть, просто удачный выстрел.
– Тогда почему в комнате ничего не сдвинуто, ничего не тронуто?
– Она держала в руках его член. Возможно, их застал ее муж. Или Винона, которая считала, что Таун безраздельно принадлежит ей.
– Как знать. Послушайте, я смотрю на это со своей точки зрения. Узнайте как можно больше о священнике. С кем он встречался, какие у него политические связи?
Крэкстон был босс, и я сказал – о'кей.
Реймонд вышел из ванной улыбающийся, с полотенцем, обернутым вокруг бедер.
– Ты выглядишь лучше, – отметил я.
– А ты выглядишь так, словно только что проглотил свинью. У тебя что-то не в порядке, Изи?
– Лучше бы ты спросил, что у меня в порядке.
– Ты поговоришь с Ламарком насчет меня?
– При первой же возможности.
Он засмеялся, как младенец.
– Тогда расскажи, что у тебя стряслось.
– Я задолжал одному человеку деньги, а у него в руках бумаги, касающиеся моих домов. Он требует, чтобы я навел справки о людях, работающих в церкви.
Я лгал Крысе, потому что опасался: если расскажу ему правду, он может оказать мне услугу «по-луизиански» – скажем, сжечь налоговое управление дотла со всеми его документами и прочим.
– А тут объявился еще один тип, который тоже зарится на мою недвижимость. Он утверждает, что девушка, которая жила в одном из моих домов, повесилась из-за того, что я собирался ее выселить. А может быть, ее убили. Потом священник Таун и его подруга были застрелены, а я, как назло, оказался рядом.
– Ты поговори с моим мальчиком, Изи. А я их всех убью.
– Нет! Они связаны с большими компаниями. Ты же знаешь. Убьешь одного, на его месте появятся двое.
– Он белый?
– Да.
– Ты все-таки подумай об этом. И если решишься, скажи мне.
Крыса оделся в ванной комнате и вскоре отчалил. Он не остался у меня. Еще бы! Разве этот пижон мог обойтись без своей роскошной одежды? А она хранилась у Дюпре.
Он ушел, а я завалился в постель и выпил один за другим три стакана виски.
Но прежде чем отключиться, вспомнил, что должен позвонить Этте.
Глава 24
Толстяк из «Скорой помощи» неуклюже стоял на высокой табуретке с мясницким ножом в руке. Он перепиливал веревку, на которой висела Поинсеттиа. Звук был такой, словно два здоровых мужика распиливают дерево. Наконец мертвое тело грохнулось на пол. Оно настолько разложилось, что одна рука и голова отвалились. Но всего ужаснее был сам звук удара тела об пол. Половицы затрещали, и стены закачались. Ведь дом завибрировал, как при землетрясении...
Я проснулся, когда едва начало рассветать. В окне виднелось светло-голубое небо, каким оно бывает перед самым восходом солнца. На мгновение мне показалось, что и впрямь случилось землетрясение. Только потом я понял: кто-то ломится в дверь. Когда этот кто-то заорал: «Полиция!», я подумал, что лучше бы это было стихийное бедствие.
– Подождите, – заорал я в ответ, поспешно натягивая брюки и засовывая ноги в растоптанные шлепанцы.
Едва я открыл дверь, Нейлор и Риди схватили меня под руки.
– Вы арестованы, – сказал Нейлор и защелкнул у меня за спиной наручники.
Я не удивился и ничего не сказал. Казалось, я даже не удивился бы, если бы они отвели меня на задний дворик и пустили пулю в лоб. Я ничего не мог поделать и лишь обреченно повесил голову, надеясь как-то пережить и эту бурю.
Меня привезли в участок на Семьдесят седьмой улице, отвели в затхлую комнатенку, не сняв наручников. Спустя некоторое время ко мне наведался офицер Файн, жирный полицейский с красным лицом.
– Я арестован?
В ответ он улыбнулся, обнажив при этом гнилые зубы.
– Если меня арестовали, я имею право позвонить, не так ли?
Он не удостоил меня даже улыбкой.
Потом пришел Риди и попросил Файна посидеть в холле. Риди посмотрел на меня грустными зелеными глазами и спросил:
– Вы не хотите сделать признание, мистер Роулинз?
– Я хочу только позвонить.
Вошел Нейлор. Они подтащили стулья и уселись по обе стороны от меня.
– Я не терплю убийц, мистер Роулинз, в особенности когда убивают женщину, тем более негритянку, – сказал Нейлор. – Поэтому хочу знать, что произошло. Иначе мы с Риди пойдем выпить кофе и предоставим Файну продолжать допрос.
Я ухмыльнулся:
– Вы здорово работаете под белого, братец.
Он дал мне пощечину, но не перестарался. Я понял, Нейлор пытается спасти меня от настоящего членовредительства.
– Так вы хотите иметь дело с Файном? – спросил Риди, подавляя зевок.
– Кто убил священника и девушку? – продолжил донимать меня Нейлор.
– Не знаю, просто не знаю.
– Кто убил Поинсеттию Джексон?
– Она покончила с собой, разве не так?
Оба не сводили с меня тяжелого взгляда.
– Я вошел к ней и увидел, что она повесилась, вот и все. Я никого не убивал.
– Кто-то нанес ей удар по голове, Изи. Она потеряла сознание, после чего ее повесили на крюке для люстры, – сказал Нейлор. – А потом бросили рядом стул, чтобы все выглядело как самоубийство, но перестарались – стул оказался слишком далеко. Это и навело нас на мысль, что ее убили, Изи.
Филадельфия. Только сейчас до меня дошло. Я готов был биться об заклад, что Куинтин – негр с востока, из Филадельфии.
– А может быть, вы знаете кого-нибудь, кто в этом заинтересован? – спросил Риди.
– Кому нужно убивать больную девушку?
– Скажем, чтобы вышвырнуть ее из квартиры?
– Что я могу об этом знать? Почему бы вам не спросить владельца?
– А я как раз у него и спрашиваю, – сказал Риди. Он смотрел мне прямо в глаза.
Казалось, я в одиночку плыву на плоту по бурному морю. А полицейские снуют вокруг меня, как акулы. Пока я еще в безопасности, но плот уже захлестывает водой.
– Мне нужен адвокат. И я должен кое-кому позвонить.
– Зачем вы лжете? – спросил Нейлор. Он был явно расстроен, будто мои маленькие хитрости могли повредить его репутации в участке.
– Позвольте мне позвонить, ну пожалуйста.
– Вами займется полицейский Файн, – ответил Риди.
«Присылайте этого подонка, – послышался Голос в моей голове. – Пусть прольется кровь».
Я не произнес ни слова, за меня говорили глаза. Я научился переносить побои. Отец, прежде чем оставил нас навсегда, имел обыкновение время от времени уводить меня на задний дворик. И подчас, пока я не повзрослел, мне ой как не хватало его палки.
– Тьфу, – сказал Риди и вышел.
На пороге появился Файн. Нейлор наклонился ко мне и сказал:
– Это может плохо кончиться, Изекиель. Я не смогу вас защитить, если вы не пойдете нам навстречу.
– Оставьте этот треп. Вы один из них. Одеваетесь как они и говорите точно так же.
– Нейлор, детектив Риди ожидает вас в холле. – Файн был почти вежлив.
Я затаил дыхание, пока черный коп думал. Файн был готов меня убить, я чувствовал это по запаху, который от него исходил.
– Пошли, – наконец произнес Нейлор.
– Что, что? – начал было Файн, но Куинтин встал во весь рост как скала.
– Ему нужно позвонить. Он имеет на это право.
Нейлор снял с меня наручники и повел через холл к закутку, огороженному тремя стенами матового стекла в шесть футов вышины. На табуретке стоял телефон.
– Валяйте, – сказал мне Нейлор и отошел, показывая, что не собирается подслушивать. Здесь же оказались Риди с Файном и затеяли спор. Я был дохлой курицей, на которую зарились трое стервятников.
Я набрал номер Мофасса. Никто не ответил. Тогда позвонил в пансион, где он жил. После третьего звонка трубку сняла дочка хозяйки Хильда Барк.
– Нельзя ли попросить Мофасса?
– Он уехал.
– Куда?
– Уехал. Вы что, не понимаете английского языка? – Она жучила меня точно так же, как ее мать, наверное, жучила ее саму.
– Вы хотите сказать, он съехал?
– Угу, – пробурчала она и повесила трубку.
Троица все еще перемывала мне кости, и я торопливо набрал номер агента Крэкстона.
– ФБР, – ответил звучный мужской голос.
– Могу ли я поговорить с агентом Крэкстоном?
– Агент Крэкстон сегодня отсутствует. Будет на месте завтра. Может быть, хотите что-нибудь ему передать?
– Он не собирался вам звонить?
– Трудно сказать, сэр. Агент Крэкстон работает самостоятельно. Он едет, куда считает нужным, и звонит, когда ему это требуется.
– Пожалуйста, передайте, что звонил Изекиель Роулинз из полицейского участка на Семьдесят седьмой улице. Скажите, что мне необходимо срочно здесь с ним увидеться.
– В чем заключается ваше дело?
– Просто передайте то, что я сказал.
Затем я набрал номер дневной школы Первого африканского баптиста. Телефон все еще звонил, когда вошел Файн и опустил руку мне на плечо.
– Я никого не застал, – объяснил я ему.
– Прекрасно. – Он улыбнулся. Подождет моего последнего звонка, а потом послушает, как громко я умею вопить.
– Алло! – Голос был мне незнаком. – Могу я поговорить с Оделлом Джонсом?
После долгой паузы Оделл взял трубку.
– Слушаю.
– Оделл.
– Изи?
– Я попал в беду.
– Значит, так тебе суждено, парень. Ты рожден для несчастья и приносишь беду всем, кто имеет с тобой дело.
– Меня засадили в тюрьму, Оделл.
– Тюрьма – подходящее место для преступников, Изи.
– Выслушай меня, я не имел никакого отношения к Тауну. Никакого.
– А скажи-ка вот что. Не появись ты в церкви, был ли бы он убит?
Хороший вопрос, у меня не было на него ответа.
– Так чего же ты хочешь? – резко спросил он.
– Помоги мне выбраться отсюда.
– Что я могу сделать? Денег у меня нет. Остается только полагаться на Бога.
– Оделл, – взмолился я.
– Обратись к кому-нибудь еще, Изи Роулинз. Этот колодец высох.
Файн трижды стукнул меня по плечу и схватил за руку.
– Мое дежурство кончилось, мистер Роулинз, – сказал Куинтин Нейлор. – Ваш допрос продолжит офицер Файн.
Глава 25
Офицер Файн был терпеливым человеком, терпеливым и деликатным. Он и его партнер, бледнолицый новичок по имени Габор, раскрыли мне свои маленькие секреты, как долго, например, можно выворачивать руку, прежде чем она сломается.
Выворачивая мне руку, Файн произнес в пространство:
– Это лишь вопрос времени. Я могу обернуть твою руку вокруг шеи, а пальцы запихнуть тебе в глотку: ты будешь их кусать, чтобы избавиться от боли.
«Не сдавайся, Изи», – завопил Голос у меня в голове.
– Почему ты ее убил? – спросил Габор.
Так хотелось ему поддать, но ноги и левая рука были прикованы к стулу.
Они забавлялись этой игрой более часа. Меня били по щекам и голове свернутым в тугую трубку журналом, пинали, скручивали, как лакричную палочку.
Когда от боли в руке у меня перекашивалось лицо, я чувствовал, как на щеке трескается засохшая кровь.
Я чуть не сломался. Был почти готов сознаться во всем, чего бы они ни захотели. Но Голос не переставал звучать во мне: «Держись».
Наконец дверь отворилась, и в комнату вошел высокий седоволосый джентльмен. Я поблагодарил судьбу за передышку, но когда Файн освободил меня, у меня было такое ощущение, будто мне руку выломали из сустава.
Я застонал от унижения и боли, глядя на блестящие черные ботинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33