– Привет, Изи, – пропищал он.
– Привет, Джексон. Присаживайся ко мне.
На нем был свободный пиджак, серебристый, как кожа акулы. На его фоне угольно-черная физиономия выглядела, как негатив фотографии белого человека.
– Как жизнь, Изи? – Джексон поприветствовал меня так, словно я был его лучшим другом.
Пять лет тому назад меня чуть не убил грабитель по имени Фрэнк Грин. Я до сих пор не смог избавиться от подозрения, что именно Джексон сообщил Грину, теперь уже покойнику, что я иду по его следу. Однажды у нас с Джексоном зашел разговор об этом, и в тот же вечер Фрэнк приставил нож к моему горлу. Конечно, Джексон лично ничего не имел против меня. Просто он занимался единственным бизнесом, доступным для него, – продавал информацию.
– Дела неважные, Джек, хуже некуда. Хочешь выпить?
– Еще бы.
– Джон, принеси Джексону его молочко.
Пока Джон наливал Джексону тройную порцию виски, тот заулыбался и спросил:
– В чем дело?
– Ты знаешь о происшествии в церкви Первого африканского баптиста?
– А как же! Рита потащила меня туда в позапрошлую субботу. – На лице Джексона появилось благостное выражение. Я понял, сейчас начнет заливать насчет любовных штучек, которые вытворяла с ним Рита.
Я прервал его:
– Ты слышал что-нибудь об убийствах?
– О чем ты говоришь?
– Недавно повесилась Поинсеттиа, и я обнаружил ее труп.
– Да, я это слышал. – Его глаза загорелись желтым огнем. – А потом ты обнаружил труп священника. Они думают, это ты их убил?
– Да, но фараоны даже не знают, кто эта девушка. Им очень хочется доказать, что убийцей был я.
– Чушь, – фыркнул Джексон. – Эти ублюдки не способны найти улики, даже если они прилеплены у них к заднице.
– Может быть, ты что-нибудь об этом знаешь, Джексон?
Джексон посмотрел через плечо на дверь. Определенно что-то знает, но еще не решил, стоит ли мне рассказывать. Он потер подбородок и примерно полминуты настороженно молчал, а потом спросил:
– Что ты делаешь в городском колледже?
– Ты о чем?
– Ты ведь ходишь туда, не так ли?
– Да.
– И что ты там изучаешь?
– Основы, восстановительный курс. Изучаю основы истории и английского языка, то, чего не получил в вечерней школе. Я прошел еще два продвинутых курса.
– А какую историю ты проходил?
– Европейскую, начиная с Великой Хартии.
– Значит, о войне.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Все, что я читал о Европе, связано с войной. Война Алой и Белой Розы, крестовые походы, революция, кайзер, Гитлер, коммунисты. Дерьмо! Все они затевали войны ради богатства и территорий.
Конечно, он был прав. Джексон Блю всегда прав.
– Ты хочешь посещать школу?
– Может быть, ты как-нибудь возьмешь меня с собой? Я погляжу.
– А как с церковью, Джексон?
– Ты говоришь, фараоны даже не знают, кто эта девушка?
– Им ничего не известно.
– Может, мне поучиться в школе и стать полицейским?
– Не забудь, чтобы стать полицейским, нужно быть ростом минимум в шесть футов и восемь дюймов.
– Чепуха. Среди белых я буду выглядеть как человек среднего роста. Ты угостишь меня еще разок, Изи? – Он указал своим длинным черным пальцем на пустой стакан.
Я подал знак Джону, чтобы он принес еще одну порцию. Когда Джон отошел, Джексон сказал:
– Ее зовут Таня, Таня Ли.
– Где она жила?
– Не знаю. Я только что услышал о ней от молодого дьякона Роберта Уильямса.
– Он не говорил, откуда она?
– Нет. Она убеждала его гордиться цветом своей кожи и преклоняться перед Африкой.
– Правда?
– Правда. – Джексон ухмыльнулся. – Ты знаешь, я люблю девочек, как всякий чернокожий, но не надейся, что я поеду в Африку.
– Почему же, Джексон? Тебя страшат джунгли?
– Да нет, дьявол меня побери. Африка не более дикая страна, чем Америка. Но я не могу себе представить, чтобы африканцы по-доброму отнеслись к американским неграм. Мы слишком долго жили врозь. – Джексон покачал головой. У него был почти что печальный вид. – Слишком долго.
Джексон готов был прочитать целую лекцию о культурном барьере между континентами, но я уже понял, куда он клонит.
– Ты когда-нибудь слышал о группе под названием «Африканская миграция»?
– Конечно, а ты что, о ней не знал? Это в Авалоне, возле бара «Белая лошадь».
Я вспомнил это место. Прежде там был магазин скобяных товаров, потом владелец умер, и его наследники продали помещение брокеру по недвижимости, а тот сдал в аренду ближайшим церквам.
– Я думал, там церковь.
– Да нет, Изи. Это люди Маркуса Гарви. Они агитируют за возвращение в Африку. Ты знаешь что-нибудь про Дюбуа?
– Про кого? О ком ты говоришь?
– Дюбуа. Он знаменитый негр, ему почти сто лет. И он постоянно пишет о возвращении в Африку. Наверное, ты никогда о нем не слышал, потому что он коммунист. А в колледже не говорят о коммунистах.
– Так откуда ты-то знаешь о нем?
– Для этого существуют библиотеки, парень. Кстати, никто не запрещает и тебе туда заглядывать.
Не так часто бывает в жизни, когда ты вдруг узнаешь что-то значительное. В этот вечер Джексон научил меня тому, чего я никогда не забуду.
Но тогда у меня просто не было времени обсуждать полученные сведения с политической точки зрения. Я должен был понять, что происходит, и моей следующей остановкой была «Африканская миграция».
– Спасибо, Джексон. Тебе не хочется проехаться еще?
Я положил на стойку пятидолларовую бумажку. Джексон накрыл ее своей костлявой ладонью. Потом чокнулся со мной.
– Не волнуйся, Изи, я буду здесь. Ты наверняка их найдешь. Они устраивают свои сборища почти каждый вечер.
* * *
В тот вечер в бывшем магазине скобяных товаров действительно состоялось собрание. Вокруг возвышения в дальней части комнаты человек сорок слушали выступления ораторов.
У входа меня остановил великан ростом в шесть футов шесть дюймов, а может быть, выше. И поперек себя шире. Его большая лапа, протянутая ко мне, напоминала руку гигантской куклы.
– Вы на собрание? – спросил он.
– Да, – ответил я.
– Мы нуждаемся в скромном подаянии, – сказал великан и выразительно потер пальцем о палец.
– Они не хотят нас, и мы не хотим их, – донесся женский голос из дальнего конца большой комнаты.
– Насколько скромной? – осведомился я.
– Один доллар за одного джентльмена, – улыбнулся он.
Я вручил ему две полудолларовые монеты с изображением статуи Свободы.
Люди, собравшиеся здесь, были настроены серьезно. Большинство мужчин носили очки, у каждого второго под мышкой торчала книга или пачка бумаг. На меня никто не обратил внимания. Я был всего-навсего еще одним братом, стремящимся туда, где он сможет высоко держать голову.
В толпе я увидел Мелвина Прайда. Он внимательно слушал оратора и потому не заметил меня. Я спрятался за колонну, откуда мог спокойно наблюдать за ним.
Оратор говорил о родине, об Африке. О стране, где живут такие же люди, как присутствующие в этой комнате. Там все короли и президенты чернокожие. Эти слова меня тронули, но не настолько, чтобы я упустил из виду Мел-вина. Он нервно озирался по сторонам и потирал руки.
Толпа взорвалась бурными аплодисментами. Женщина в африканской хламиде склонила голову в знак благодарности за признание и уступила место на подиуме следующему оратору. У нее было пухлое светло-коричневое личико не по летам развитой школьницы, серьезной, но невинной. Мелвин подошел к ней и что-то зашептал на ухо, пока следующий оратор собирался обратиться к слушателям.
Из рук в руки перешло нечто, похожее на пачку денег.
Человек на кафедре пылко восхищался великолепной негритянской женщиной, которая завоевала лидерство, несмотря на свои молодые годы.
Я понял, что она дружила с Мелвином. На мгновение она оторвалась от своих деловых операций и встретилась глазами с оратором.
Мел вин, видимо, покончил со своими делами и направился к выходу.
– Соня Ачебе, – произнес оратор.
Слушатели снова захлопали, и молодая женщина взошла на подиум.
– Мисс Ачебе?
– Да?
Она улыбнулась мне.
– Извините, мэм, меня зовут Изи, Изи Роулинз.
Она чуть нахмурилась, будто пыталась припомнить, о чем ей говорит мое имя.
– Я слушаю вас, брат Роулинз.
Мировоззрение «Миграции», так же как и большинства организаций чернокожих, было основано на религиозных принципах.
– Я хотел бы поговорить с вами о Тане Ли.
Теперь она знала, кто я, и, ничего не сказав, просто повела меня за собой. Мы вышли в тот момент, когда очередной оратор начал проповедь.
* * *
– Что вы хотели узнать о сестре Ли? – спросила она.
Мы очутились в просторной кладовой, перегороженной рядами узких пустых полок, будто крысиный лабиринт. Помещение скудно освещали сороковаттные лампочки.
– Я хочу знать, кто ее убил и почему.
– Она убита? – Мисс Ачебе неумело попыталась изобразить изумление.
– Бросьте, леди, вы прекрасно знаете о том, что случилось. Она одна из ваших.
Я играл наугад, но, кажется, был на верном пути.
– Вы сообщили в полицию?
Я выпятил нижнюю губу и покачал головой:
– Нет смысла. Во всяком случае, пока нет.
Мисс Ачебе теперь уже не казалась юной девушкой. Морщинки на лице выдавали в ней зрелую женщину.
– Чего вы от меня хотите? – спросила она.
– Кто убил вашу подругу и моего священника?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, о каких убийствах?
– Я видел вас с Мелвином и видел с Таней и его преподобием Тауном. Между вами и церковью что-то происходит. Я знаю, они передали вам по меньшей мере три с половиной тысячи долларов, но это меня не интересует. Полиция хочет пришить мне убийство, и мне не до ваших милых забав.
– Мы не убивали Таню.
– А почему я должен вам верить?
– Мне все равно, верите вы мне или не верите, мистер Роулинз. Я никого не убивала, и никто из тех, кого я знаю, этого не делал.
– Может быть, и так. – Я кивнул. – Но мне достаточно шепнуть одно только слово некоему человеку, и он постарается доказать, что это сделали именно вы.
Она даже не рассмеялась и только презрительно фыркнула:
– Мы живем в постоянной опасности. Полиция и ФБР наведываются к нам каждую неделю. Я не боюсь их, и вас тоже.
– Я не собираюсь пугать вас, мисс Ачебе. Мне нравится то, что я здесь вижу, но я умудрился оказаться не в том месте и не в то время и поэтому должен получить ответы на мои вопросы.
– Ничем не могу помочь. Я не знаю.
– А Мелвин вам не говорил?
– Нет.
Она пожала плечами. По ее взгляду я понял – за моей спиной что-то происходит. Я хотел было продолжить разговор, но тут мне на плечо легла тяжелая лапа.
Я обернулся и увидел гиганта, который получил с меня доллар за вход.
– Что-то не так? – спросил он.
– Да, Бексел, – сказала Соня. – Мистер Роулинз считает нас каким-то образом причастными к убийству его преподобия Тауна.
– Он так считает?
Было ясно, черный великан очень огорчился, что подобная мысль могла прийти мне в голову.
Соня улыбнулась:
– Он собирается сообщить об этом в полицию.
– Неужели? – Бексел сжал кулаки, и суставы его пальцев вздулись, как кукурузные зерна.
Наверное, мои стычки с агентом Лоуренсом и Вилли придали мне излишний задор. Я притворился, будто собираюсь отступить на шаг, и опустил правое плечо, чтобы провести апперкот в нижнюю часть его живота.
Удар был нанесен прекрасно, за ним последовал еще один, левой, чуть пониже сердца. Я пятился, пока не уперся спиной в ряд полок. Я находился недалеко от противника, но никак не ожидал оказаться загнанным в угол.
И тут я увидел его невозмутимое, улыбающееся лицо.
Бексел наклонился и ткнул в меня своей лапой, бросив меня на полки, находившиеся за спиной. Мои легкие съежились, и я ощутил боль там, где никогда не ощущал.
Все еще улыбаясь, гигант сгреб меня в охапку и приподнял. Наши лица почти соприкасались. Я лягнул его изо всех сил. И надо отдать мне должное, его левый глаз мигнул-таки на какую-то долю секунды. Но затем он убрал руки с моего тела и обхватил мою голову.
– Бексел! – закричала Ачебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33