А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

— Все нормально. Просто шок.
— Врач нужен? Ты сам-то как?
— Нормально. — Платон пошевелил руками. — Вроде нормально. Дышать немного больно. Что с Мариком?
— Не знаю пока, — мрачно ответил Ларри. — В общем, так. На сегодня все отменяется. Сейчас пересаживаешься в мою машину — ив аэропорт. Билеты, паспорт, визу — все привезут туда. С тобой полетит Эф-Эф. Вечером созвонимся.
Платон попытался было возразить, но Ларри решительно заявил:
— Даже говорить не будем. Зачем нужны наши деньги, если нас не будет? Пока ты жив, мы их всех сто раз сделаем. В рот. И в другие места. Я этим сам займусь.
— Ты узнаешь, что с Марком? — Платон сдался. — Я видел, как он упал…
Плохо…
— Узнаю, — пообещал Ларри. — Сразу же тебе сообщу. Не беспокойся, все будет нормально.
— Нормально… — Платон откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. — Ничего нормального уже не будет.

Часть четвертая
Муса
За кустами два бомжа, непонятно как проникших на охраняемую территорию больницы, возились с заваленной на землю и совершенно растерзанной девушкой.
Муса увидел задранный на шею черный свитер, располосованную майку, обнажившую вздрагивающую от страха грудь, бессильно брыкающиеся ноги, с которых низенький в синей ковбойке, сладострастно урча, стаскивал замаранные зеленой травой джинсы. Второй, повыше, стиснув под мышкой руки девушки, окровавленной рукой зажимал ей рот. И еще Муса увидел валяющийся рядом пакет, из которого высыпались невероятно большие красные яблоки. Яблоки трещали и лопались под грязными ботинками бомжей.
Муса сделал шаг вперед, перехватив палку поудобнее, заметил неудовольствие, отразившееся на морде высокого бомжа, замахнулся, но опустить палку не успел. Где-то справа чуть слышно прошелестели шаги, и солнце погасло…
С детства друг — навсегда друг
Муса Тариев познакомился с Платоном, если так можно выразиться, когда оба еще не вылезали из пеленок. Родители Платона и родители Мусы жили вместе в коммуналке. Вернее сказать, во время войны родители Платона эвакуировались из Москвы, а когда в сорок восьмом вернулись, оказалось, что у них появились соседи: Самсон и Инна. Пока хозяева квартиры приходили в себя от этой неожиданности, произошло несчастье — Самсон попал под грузовик и скончался на месте. Инна в это время была на седьмом месяце, и Михаил Иосифович, отец годовалого Платона, не счел возможным начинать разборки из-за жилплощади. Тем более что вернуться в министерство ему не удалось — началась борьба с космополитами, — поэтому он устроился на существенно менее заметную, а следовательно, и нижеоплачиваемую должность.
Маме Платона — Анне Семеновне — тоже пришлось идти на службу, поскольку жалованья Михаила Иосифовича на троих не хватало, а отдавать Платона в ясли очень уж не хотелось, да и, по правде, мест в яслях не было. Подумав немного, платоновские родители как бы наняли Инну в домработницы. Стол в квартире был общим, Инне дополнительно платили сто рублей в месяц, да еще она получала пенсию за Самсона. Словом, все были при своем интересе: Инна могла нигде не работать, у нее имелась своя комната, и целыми днями она сидела с двумя детьми — Платоном, которому было чуть больше года, и своим пацаном, названным Мусой в честь деда, погибшего где-то в степях Поволжья.
Когда Платону было девять лет, а Мусе, соответственно, восемь, в столице развернулось массовое жилищное строительство, К этому времени Михаил Иосифович уже продвинулся по службе, дорос до замдиректора крупного института и с трудом, но организовал получение отдельных квартир и себе, и Инне. Квартиры эти находились в одном доме, в районе новостройки, и даже располагались на одном этаже: только у Михаила Иосифовича была трехкомнатная, а у Инны с Мусой — однокомнатная.
Ребята вместе ходили в школу, но в разные классы, вместе завтракали, обедали, ужинали, готовили уроки, лазили по чердакам и подвалам, бегали на танцверанду в парке, одновременно попробовали начать курить, но у Мусы это получилось, а у Платона — нет. Когда Платону стукнуло четырнадцать, а Мусе тринадцать, они одновременно влюбились в девочку Любу из восьмого класса, но она предпочла им какого-то десятиклассника, так что первое чувство оказалось неудачным. Платон записался в химическую секцию при школе и все время ходил с обожженными пальцами, а Муса — в драмкружок при Доме пионеров и школьников, где прозанимался год, потом кружок бросил и поступил в автошколу.
Когда Муса заканчивал седьмой класс, Инна простудилась и слегла. Врачи установили воспаление легких, а через два месяца выяснилось, что дело обстоит намного серьезнее. Сначала Инна лежала дома, потом ее забрали в больницу, выписали, снова забрали, а к зиме она умерла. Похоронили ее на Крестовском кладбище, рядом с Самсоном. Родственников у Инны не было, поэтому на похоронах была только семья Платона. Вечером того дня Михаил Иосифович сказал:
— Муса, мы всю жизнь прожили как одна семья. И мама, и ты для нас — родные. Мы с тетей Аней посоветовались и решили тебя усыновить. Ты будешь жить с нами, квартира твоя, конечно, за тобой же и останется…
— Нет, дядя Миша, — тихо, но твердо ответил Муса. — Спасибо вам, но я так не хочу. Я вас и тетю Аню очень люблю. Но мы с мамой решили, что я пойду в вечернюю школу и буду сам зарабатывать деньги.
На этом разговор не закончился. Прежде чем уступить, Михаил Иосифович пытался еще не раз переубедить мальчика, подключалась и Анна Семеновна, но у них ничего не вышло. Выяснилось, правда, что Муса был категорически против только усыновления, а все остальные варианты соглашался обсуждать. В результате Михаил Иосифович устроил Мусу в автомеханический техникум. Стипендию Муса отдавал Анне Семеновне, жил у них, так что внешне ничего не изменилось. Только вот с Платоном он проводил теперь меньше времени, чем раньше.
Муса закончил техникум, когда Платон уже учился в МИСИ. Он получил диплом слесаря-автомеханика, водительские права, и Михаил Иосифович взял его на работу водителем в свой институт. Первые полгода Муса возил директора института. Когда же директора перевели в министерство, а Михаила Иосифовича назначили на его место, сложилась не совсем удобная ситуация — вроде бы получалась какая-то семейственность. Михаил Иосифович позвонил своему бывшему начальнику и попросил совета. Начальник был о Мусе самого высокого мнения, но взять его к себе в министерство почему-то не мог. Тем не менее он пообещал что-нибудь придумать, и недели через две Мусу вызвали в какой-то высокий кабинет, предложили заполнить анкету. А через три месяца он уже работал в Управлении делами Совмина, что было настоящим чудом, потому как туда меньше чем с пятью годами водительского стажа никого и никогда не принимали.
К этому времени Муса здорово вытянулся, отпустил усы, не позволял себе никаких курток, ковбоек или кепок, всегда приезжал на работу в белоснежной рубашке, галстуке, выглаженном костюме и сверкающих ботинках. В багажнике возил спецовку и перчатки на случай непредвиденного ремонта. После года работы он, видимо, с подачи начальника, поступил на вечернее отделение института культуры.
Когда Муса сказал про это Платону, тот развел руками — «Пустили козла в огород». Действительно, на курсе числилось всего шесть ребят, а в своей группе Муса вообще был единственным представителем сильного пола. Именно с этого времени Платон и Муса по-настоящему оценили преимущества отдельной квартиры, пусть даже однокомнатной и на одном этаже с родителями.
Основных опасностей, связанных с интенсивной личной жизнью, им удалось благополучно избежать. Один раз Платон попытался объявить родителям, что собирается жениться, но на этой попытке все и закончилось. У Мусы были свои проблемы — их удалось решить с помощью знакомой врачихи из роддома на Фотиевой.
Так что в целом переход от полового созревания к полной зрелости состоялся без видимых потерь…
Ура! Платона больше нет!
Газеты словно сошли с ума. «Инфокар» подбрасывал одну сенсацию за другой.
Еще не затих шум, поднятый вокруг так и не раскрытого убийства Кирсанова — в самом центре Москвы, на глазах у тысячи прохожих. Еще не успели забыть про загадочный взрыв в инфокаровском банке, уничтоживший добрую половину всей банковской документации. Еще продолжали строить разнообразные догадки о причинах, заставивших заместителя генерального директора «Инфокара» соскочить с собственного балкона. И вот очередная криминальная история — заказное убийство еще одного видного инфокаровца, где-то на Стромынке, где ему и делать-то было совершенно нечего. Изо всех сил муссировались просочившиеся в печать подробности: прибалтийский след обнаруженного на месте преступления карабина, женщина в черном, открыто интересовавшаяся у водителя, кого он ждет (прямо Фанни Каплан какая-то), а самое главное — замеченный очевидцами хлебный фургон, в который затащили еще одну жертву покушения и который немедленно скрылся с места происшествия, но так и не был обнаружен, несмотря на безошибочно зафиксированный теми же очевидцами госномер. Кто все-таки был этой второй, не обнаруженной и по сей день жертвой? Уж не сам ли легендарный Платон, бывший генеральный «Инфокара», а ныне генеральный СНК? Тем более что он исчез, и никаких сведений о нем нет, а инфокаровский офис отвечает — Платон Михайлович в длительной командировке, где находится сейчас — неизвестно, и когда вернется — непонятно. Ведь если его грохнули, то инфокаровской империи — крышка! И деньгам вкладчиков, потраченным на ценные бумаги СНК, тоже. Что будет, что будет… А тут еще эта история со взрывами на инфокаровских стоянках, прогремевшими сразу же после покушения».
Цейтлина застрелили в десять тридцать восемь. В одиннадцать пятнадцать двое неизвестных обстреляли из гранатометов станцию «Вольво», развалив половину главного корпуса и уничтожив не менее десятка клиентских машин. Еще через полчаса сработало взрывное устройство на стоянке «Жигулей», но там пострадал только забор да сгорела машина охраны. Ясно, что на такие вещи идут только тогда, когда фирма обезглавлена.
И, с общего согласия, Платона списали.
Расправа
Невидимая паутина безжалостно стягивалась вокруг «Инфокара»: нити крепчали, заплетались в узлы, перекрывали кислород. Деловые партнеры, много лет получавшие машины на реализацию под честное слово, почувствовали безнаказанность и перестали рассчитываться вовсе. Арендаторы, заколачивавшие деньги на инфокаровских площадях, сначала накапливали немалые долги, ссылаясь на объективные обстоятельства, а потом сбегали под покровом ночи, унося свой нехитрый скарб и не забывая при этом прихватить кое-какое хозяйское имущество.
До поры до времени все это происходило как бы в пределах разумного: должники ни от чего не отказывались, от встреч не уклонялись, при разговоре прятали глаза, говорили про трудности, проблемы с налоговой инспекцией, временный дефицит оборотных средств и предлагали погасить задолженность векселями или недвижимостью. Но уже ясно было, что деньги эти не вернутся и что на пороге время, когда об «Инфокар» начнут вытирать ноги.
Это время не заставило себя ждать.
Вдруг, ни с того ни с сего, бесследно исчезли двести машин, которые даже никому и не отдавались, а всего лишь были поставлены на несколько дней на территории чужого склада — отданы на ответственное хранение. Когда за машинами пришли автовозы, склад был уже пуст. Охрана, допрошенная с пристрастием, ответила, что не далее как позавчера ночью хозяин склада вывез все машины вместе с документами, после чего исчез и с тех самых пор о нем ничего не известно. Милиция, обычно рвущаяся в бой по первому зову, на этот раз индифферентно пожала плечами, позевывая, сказала, что уголовное дело завести никак нельзя, ибо здесь конфликт между двумя коммерческими структурами, и надо бы обратиться в арбитражный суд — там разберутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121