Выглядел я не очень щеголевато, но приходится уступать стихии. Огромный желтый бульдозер медленно полз по Бикон-стрит, разгребая снег ножом размером с Род-Айленд. Не было ни людей, ни собак – ничего и никого, кроме меня, снега и бульдозера. Когда бульдозер прополз мимо, мне пришлось перепрыгнуть через снежный вал, чтобы не угодить под нож, но зато, когда машина проехала, идти стало намного легче. Я шел по самой середине Бикон-стрит, слева от меня возвышались старые элегантные кирпичные дома, а справа лежал пустой Коммон. Дома я видел хорошо, а вот Коммон уже в десяти футах за оградой исчезал в сплошной метели.
С вершины холма я разглядел Стейт-Хаус, но без золотого купола. Все было во мгле. Спускаться по склону было чуть легче. К тому времени, когда я добрался до Паркер-Хауса, туда, где Бикон заканчивается у Тремонт, я замерз. Тишина, царившая в центре города, удивила меня.
В холле Паркер-Хауса толпился народ, а в кафе со стороны Тремонт-стрит почти не было свободных мест. Я заметил Джулию Уэллс за столиком на двоих у окна. Она смотрела на снег.
На ней была надета лыжная парка серебряного цвета, которую она расстегнула, но не сняла. Капюшон она отбросила на спину, и его меховая отделка спуталась с волосами. Под паркой на ней был белый свитер с широким воротом, а если учесть золотые серьги и длинные ресницы, то выглядела она на одну целую восемь десятых миллиона. Сьюзен стоила бы два.
Я лихо заломил кепку, подошел и сел напротив нее. Паркер-Хаус располагался в Старом Бостоне и считался серьезным заведением. Ему довелось пережить тяжелые времена, и сейчас он начал постепенно вставать на ноги, но кафе с видом на Тремонт-стрит было симпатичным. Я расстегнул куртку.
– Доброе утро.
Она улыбнулась, но без особой радости, и ответила:
– Я рада вас видеть. Мне больше не к кому было обратиться.
– Надеюсь, что вам не пришлось далеко идти, – сказал я. – Даже такой олимпиец, как я, испытал несколько неприятных мгновений.
– Меня кто-то преследует, – произнесла она.
– Я его понимаю, – ответил я.
– Но это действительно так. Я увидела его около своей квартиры. Он шел за мной на работу и обратно.
– А вы знаете, что вас искала полиция?
– Из-за Рейчел?
Я кивнул. Подошла официантка, и я заказал кофе с тостом из пшеничного хлеба. Перед Джулией Уэллс уже стояла тарелка с омлетом, который она слегка поковыряла. Официантка отошла.
– Я знаю о полиции, – сказала она. – Я позвонила в дом моделей, и там сказали, что полиция побывала у них. Но они не стали бы следить за мной.
Я пожал плечами:
– Почему бы вам не рассказать полиции о парне, который вас преследует? Если он их сотрудник, они скажут, если нет – разберутся с ним.
Она покачала головой.
– Не хотите обращаться в полицию? Она снова покачала головой.
– Почему?
Она ткнула в омлет вилкой, потом передвинула кусок на другой край тарелки.
– Вы не просто прячетесь от парня, который вас преследует? – уточнил я.
– Верно.
– С полицией вы тоже не хотите иметь дела.
Она вдруг заплакала. Ее плечи затряслись, нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами. Но плакала она тихо, чтобы остальные посетители не заметили.
– Я не знаю, как быть, – прошептала она. – Не хочу ввязываться во все это. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Вы случаем не знаете, где сейчас может быть Рейчел? – спросил я.
Она высморкалась в розовый бумажный платочек и слабо вздохнула.
– Что мне делать? – проговорила она. – Мне не к кому обратиться.
– Вы знаете, где Рейчел?
– Нет, конечно нет. Откуда? Мы были подругами, любовницами, если хотите, но настоящей любви не было. И если люди...
– Вы не хотите, чтобы люди узнали, что вы лесбиянка?
Ее передернуло:
– Боже, ненавижу это слово. Оно какое-то медицинское, как будто речь идет о каком-то необычном растении.
– Но вы все-таки не хотите, чтобы об этом узнали?
– Ну, я не стыжусь этого. Вы просто изложили все чересчур резко. Я сделала свой выбор в жизни, он не совпал с вашим или чьим-то еще, но мне нечего стыдиться. Это так же естественно, как и все прочее.
– Тогда почему бы вам не поговорить с полицией? Вы не хотите помочь найти Рейчел Уоллес?
Она сжала руки и поднесла их к губам. Глаза ее снова наполнились слезами:
– О Боже, бедная Рейчел. Как вы думаете, она жива?
Официантка принесла мне кофе и тост. Когда она отошла, я сказал:
– Откуда мне знать? Приходится предполагать, что да, поскольку обратное предположение оставит меня ни с чем.
– И вы ее ищете?
– Я ее ищу.
– Если бы я знала что-нибудь, что могло бы помочь, я бы сказала. Но разве это поможет Рейчел, если мое имя будут трепать газетчики? А люди в доме моделей...
– Я не знаю, поможет ли это, – перебил я. – Я не знаю, что вам известно. Я не знаю, почему кто-то преследует или преследовал вас. Насколько я понимаю, вы сумели от него оторваться...
Она кивнула:
– Я избавилась от него в метро.
– Так кто это может быть? Из-за чего он преследует вас? Все слишком серьезно, чтобы быть простым совпадением: Рейчел похищена, а вас кто-то преследует.
– Я не знаю, я ничего не знаю. Что, если меня тоже хотят похитить? Я не знаю, что делать. – Она уставилась в окно на пустую заснеженную улицу.
– А почему бы вам не пожить с матерью и братом? – спросил я.
Она взглянула на меня. Я жевал тост.
– Что вы знаете о матери и о брате?
– Я знаю, как их зовут, чем они занимаются, как относятся к Рейчел Уоллес, и могу догадаться, как они отнесутся к вам, если узнают, что вы и Рейчел – любовницы.
– Вы... вы... вы не имеете права...
– Я ничего не сказал им про вас. Я сказал про вас полиции, но только когда был вынужден это сделать, совсем недавно.
– Почему вы были вынуждены?
– Потому что я ищу Рейчел и сделаю все, чтобы найти ее. Когда до меня дошло, что вы сестра Лоуренса Инглиша, я подумал, что это может быть зацепкой и поможет полиции найти ее. Они ведь тоже ищут.
– Вы считаете, мой брат...
– Я думаю, что он в этом замешан. Его шофер нанял двух ребят, чтобы те устроили нам с Рейчел аварию однажды вечером. Ваш братец организовал пикет, когда она выступала в Бельмонте, и обозвал ее нечестивой и развратной или как-то так. Кроме того, он возглавляет организацию людей, вполне способных на такое.
– Я не знала, что я "розовая", – вдруг сказала она. – Я думала, я просто не очень страстная. Вышла замуж. Чувствовала себя виноватой из-за своей холодности, даже лечиться пыталась, но ничего не получилось. Мы развелись. Он говорил, что я похожа на восковое яблоко: выгляжу великолепно, а внутри – пусто. Я обратилась в группу поддержки для разведенных, познакомилась с женщиной и стала ухаживать за ней. Потом мы вступили в связь, и я поняла, что я не пустышка, что я могу любить, могу чувствовать. Это было, наверное, переломным моментом в моей жизни. Мы занимались любовью, и я... – она отвернулась к окну, и я проглотил кусочек тоста, – я испытала оргазм. Это было похоже на... на... Я не знаю, на что это было похоже...
– Как будто было опровергнуто обвинительное заключение. Она кивнула:
– Да, да. Я вовсе не была дурной и холодной. Я пыталась любить не то.
– А мать с братом?
– Вы их видели?
– Братца – да, а мамочку еще нет.
– Им никогда не понять. Они никогда не примут это. Это самое худшее, что они могут представить себе. Я хотела бы, для их же пользы, а может быть и для своей, хотела бы, чтобы все было по-другому, но так не получится, и лучше я буду тем, что я есть, чем буду пытаться стать чем-то другим. Но они ничего не должны узнать. Поэтому я не могу обратиться в полицию, не могу допустить, чтобы им все стало известно. Все остальное, весь мир – неважно, только не они. Я не могу себе представить, как они поступили бы, если бы узнали обо мне правду.
– Может быть, похитили бы Рейчел Уоллес, – задумчиво ответил я.
27
– Будете еще что-нибудь заказывать? – спросила официантка.
Я покачал головой, Джулия тоже. Официантка положила рядом со мной счет, я положил сверху десять долларов.
– Вряд ли, – сказала Джулия. – Они не смогли бы. Даже не знали бы, как за это взяться.
– Но они могли прибегнуть к услугам советчика. Их шофер Минго Малреди уже занимался подобными делишками, и, хотите верьте, хотите – нет, он знает, как за это взяться.
– Но они-то – нет.
– Может быть. А может быть, парень, который вас преследовал, был нанят вашим братцем. Вы ведь не появлялись дома.
– Спенсер, мне тридцать лет.
– Вы поддерживаете отношения с семьей?
– Нет. Они были против моего замужества, а потом были против моего развода. Они ненавидели меня за то, что я училась в Гаучер-колледже. А сейчас они меня ненавидят за то, что я работаю манекенщицей. Я не могу жить с ними.
– Они беспокоятся о вас?
Она пожала плечами. Теперь, задумавшись, она перестала плакать и выглядела получше.
– Я думаю, беспокоились, – сказала она наконец. – Лоуренс любит играть роль отца семейства и главы дома, а мама потворствует ему. Я думаю, они решили, что я распущенная, нестойкая и стараюсь ничем себя не связывать.
– А почему они наняли шофером этого негодяя, Малреди?
Джулия пожала плечами:
– Лоуренс весь поглощен своим "Комитетом бдительности", и иногда ему требуются услуги телохранителя. Наверное, этим Малреди и должен был заниматься.
– Правда, он потерял форму, – заметил я.
Официантка забрала мою десятку и принесла на блюдечке сдачу.
– Если это они похитили Рейчел, где ее могут держать?
– Я не знаю.
– Не верю. Если бы вы были на месте вашего братца и похитили бы Рейчел Уоллес, где бы вы стали ее держать?
– О Боже, умоляю, Спенсер...
– Подумайте, – попросил я. – Попробуйте сообразить.
– Это смешно.
– Я шел через метель целых полмили, потому что вы попросили меня об этом, и не говорил, что это смешно.
Она кивнула.
– В доме, – сказала она. Официантка вернулась и снова спросила:
– Будете еще что-нибудь заказывать?
Я покачал головой и повернулся к Джулии:
– Пожалуй, лучше уйти, пока она не разозлилась.
Джулия кивнула. Мы вышли из кафе и уселись на диванчик в коридоре.
– Где именно в доме? – спросил я.
– Вы видели наш особняк?
– Да, я был там несколько дней назад.
– Тогда вы знаете, какой он большой. Там около двадцати комнат, огромный подвал. Кроме этого, шоферские помещения над гаражом и комнаты на чердаке.
– А слуги не заметят?
– Нет. Повар никогда не отлучается из кухни, а горничной незачем лазать во все уголки. Когда я там жила, у нас были только повар и горничная.
– И конечно, старина Минго.
– Его наняли после моего отъезда, я его не знаю.
– Знаете что, – предложил я, – давайте сейчас пройдем ко мне домой, это тут неподалеку, на Марлборо-стрит, и нарисуем план дома вашего братца.
– Это дом моей матери, – поправила Джулия.
– Чей бы он ни был, – ответил я. – Нарисуем план, а позже я туда съезжу.
– Что вы собираетесь делать?
– Сначала – план дома, потом – планы дальнейших действий. Пойдемте.
– Не знаю, смогу ли я нарисовать план.
– Конечно, сможете. Я помогу, обсудим. Вы вспомните.
– Мы идем к вам домой?
– Да. Это совершенно безопасно. У меня сейчас женщина, она проследит, чтобы я вас не изнасиловал. А на улице не удастся – слишком холодно.
– Я не это имела в виду.
– Ну ладно, идемте.
Мы снова вышли в метель. Казалось, она ослабела, а ветер по-прежнему крутил снежными хлопьями. Когда мы прошли полквартала по Бикон-стрит, Джулия взяла меня под руку и цеплялась за меня всю дорогу до Марлборо-стрит. Если не считать двух желтых снегоуборочных машин, которые грохотали и скрежетали сквозь пургу, и нас двоих – могло показаться, что мир, полностью замер.
Когда мы добрались ко мне домой, Сьюзен лежала на кушетке у окна и читала Роберта Коулза. На ней были джинсы, она оставила их у меня недели две назад, и моя серая футболка с большими красными буквами XL спереди, доходящая ей почти до колен.
Я их познакомил, взял у Джулии куртку и повесил в стенной шкаф в прихожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
С вершины холма я разглядел Стейт-Хаус, но без золотого купола. Все было во мгле. Спускаться по склону было чуть легче. К тому времени, когда я добрался до Паркер-Хауса, туда, где Бикон заканчивается у Тремонт, я замерз. Тишина, царившая в центре города, удивила меня.
В холле Паркер-Хауса толпился народ, а в кафе со стороны Тремонт-стрит почти не было свободных мест. Я заметил Джулию Уэллс за столиком на двоих у окна. Она смотрела на снег.
На ней была надета лыжная парка серебряного цвета, которую она расстегнула, но не сняла. Капюшон она отбросила на спину, и его меховая отделка спуталась с волосами. Под паркой на ней был белый свитер с широким воротом, а если учесть золотые серьги и длинные ресницы, то выглядела она на одну целую восемь десятых миллиона. Сьюзен стоила бы два.
Я лихо заломил кепку, подошел и сел напротив нее. Паркер-Хаус располагался в Старом Бостоне и считался серьезным заведением. Ему довелось пережить тяжелые времена, и сейчас он начал постепенно вставать на ноги, но кафе с видом на Тремонт-стрит было симпатичным. Я расстегнул куртку.
– Доброе утро.
Она улыбнулась, но без особой радости, и ответила:
– Я рада вас видеть. Мне больше не к кому было обратиться.
– Надеюсь, что вам не пришлось далеко идти, – сказал я. – Даже такой олимпиец, как я, испытал несколько неприятных мгновений.
– Меня кто-то преследует, – произнесла она.
– Я его понимаю, – ответил я.
– Но это действительно так. Я увидела его около своей квартиры. Он шел за мной на работу и обратно.
– А вы знаете, что вас искала полиция?
– Из-за Рейчел?
Я кивнул. Подошла официантка, и я заказал кофе с тостом из пшеничного хлеба. Перед Джулией Уэллс уже стояла тарелка с омлетом, который она слегка поковыряла. Официантка отошла.
– Я знаю о полиции, – сказала она. – Я позвонила в дом моделей, и там сказали, что полиция побывала у них. Но они не стали бы следить за мной.
Я пожал плечами:
– Почему бы вам не рассказать полиции о парне, который вас преследует? Если он их сотрудник, они скажут, если нет – разберутся с ним.
Она покачала головой.
– Не хотите обращаться в полицию? Она снова покачала головой.
– Почему?
Она ткнула в омлет вилкой, потом передвинула кусок на другой край тарелки.
– Вы не просто прячетесь от парня, который вас преследует? – уточнил я.
– Верно.
– С полицией вы тоже не хотите иметь дела.
Она вдруг заплакала. Ее плечи затряслись, нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами. Но плакала она тихо, чтобы остальные посетители не заметили.
– Я не знаю, как быть, – прошептала она. – Не хочу ввязываться во все это. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Вы случаем не знаете, где сейчас может быть Рейчел? – спросил я.
Она высморкалась в розовый бумажный платочек и слабо вздохнула.
– Что мне делать? – проговорила она. – Мне не к кому обратиться.
– Вы знаете, где Рейчел?
– Нет, конечно нет. Откуда? Мы были подругами, любовницами, если хотите, но настоящей любви не было. И если люди...
– Вы не хотите, чтобы люди узнали, что вы лесбиянка?
Ее передернуло:
– Боже, ненавижу это слово. Оно какое-то медицинское, как будто речь идет о каком-то необычном растении.
– Но вы все-таки не хотите, чтобы об этом узнали?
– Ну, я не стыжусь этого. Вы просто изложили все чересчур резко. Я сделала свой выбор в жизни, он не совпал с вашим или чьим-то еще, но мне нечего стыдиться. Это так же естественно, как и все прочее.
– Тогда почему бы вам не поговорить с полицией? Вы не хотите помочь найти Рейчел Уоллес?
Она сжала руки и поднесла их к губам. Глаза ее снова наполнились слезами:
– О Боже, бедная Рейчел. Как вы думаете, она жива?
Официантка принесла мне кофе и тост. Когда она отошла, я сказал:
– Откуда мне знать? Приходится предполагать, что да, поскольку обратное предположение оставит меня ни с чем.
– И вы ее ищете?
– Я ее ищу.
– Если бы я знала что-нибудь, что могло бы помочь, я бы сказала. Но разве это поможет Рейчел, если мое имя будут трепать газетчики? А люди в доме моделей...
– Я не знаю, поможет ли это, – перебил я. – Я не знаю, что вам известно. Я не знаю, почему кто-то преследует или преследовал вас. Насколько я понимаю, вы сумели от него оторваться...
Она кивнула:
– Я избавилась от него в метро.
– Так кто это может быть? Из-за чего он преследует вас? Все слишком серьезно, чтобы быть простым совпадением: Рейчел похищена, а вас кто-то преследует.
– Я не знаю, я ничего не знаю. Что, если меня тоже хотят похитить? Я не знаю, что делать. – Она уставилась в окно на пустую заснеженную улицу.
– А почему бы вам не пожить с матерью и братом? – спросил я.
Она взглянула на меня. Я жевал тост.
– Что вы знаете о матери и о брате?
– Я знаю, как их зовут, чем они занимаются, как относятся к Рейчел Уоллес, и могу догадаться, как они отнесутся к вам, если узнают, что вы и Рейчел – любовницы.
– Вы... вы... вы не имеете права...
– Я ничего не сказал им про вас. Я сказал про вас полиции, но только когда был вынужден это сделать, совсем недавно.
– Почему вы были вынуждены?
– Потому что я ищу Рейчел и сделаю все, чтобы найти ее. Когда до меня дошло, что вы сестра Лоуренса Инглиша, я подумал, что это может быть зацепкой и поможет полиции найти ее. Они ведь тоже ищут.
– Вы считаете, мой брат...
– Я думаю, что он в этом замешан. Его шофер нанял двух ребят, чтобы те устроили нам с Рейчел аварию однажды вечером. Ваш братец организовал пикет, когда она выступала в Бельмонте, и обозвал ее нечестивой и развратной или как-то так. Кроме того, он возглавляет организацию людей, вполне способных на такое.
– Я не знала, что я "розовая", – вдруг сказала она. – Я думала, я просто не очень страстная. Вышла замуж. Чувствовала себя виноватой из-за своей холодности, даже лечиться пыталась, но ничего не получилось. Мы развелись. Он говорил, что я похожа на восковое яблоко: выгляжу великолепно, а внутри – пусто. Я обратилась в группу поддержки для разведенных, познакомилась с женщиной и стала ухаживать за ней. Потом мы вступили в связь, и я поняла, что я не пустышка, что я могу любить, могу чувствовать. Это было, наверное, переломным моментом в моей жизни. Мы занимались любовью, и я... – она отвернулась к окну, и я проглотил кусочек тоста, – я испытала оргазм. Это было похоже на... на... Я не знаю, на что это было похоже...
– Как будто было опровергнуто обвинительное заключение. Она кивнула:
– Да, да. Я вовсе не была дурной и холодной. Я пыталась любить не то.
– А мать с братом?
– Вы их видели?
– Братца – да, а мамочку еще нет.
– Им никогда не понять. Они никогда не примут это. Это самое худшее, что они могут представить себе. Я хотела бы, для их же пользы, а может быть и для своей, хотела бы, чтобы все было по-другому, но так не получится, и лучше я буду тем, что я есть, чем буду пытаться стать чем-то другим. Но они ничего не должны узнать. Поэтому я не могу обратиться в полицию, не могу допустить, чтобы им все стало известно. Все остальное, весь мир – неважно, только не они. Я не могу себе представить, как они поступили бы, если бы узнали обо мне правду.
– Может быть, похитили бы Рейчел Уоллес, – задумчиво ответил я.
27
– Будете еще что-нибудь заказывать? – спросила официантка.
Я покачал головой, Джулия тоже. Официантка положила рядом со мной счет, я положил сверху десять долларов.
– Вряд ли, – сказала Джулия. – Они не смогли бы. Даже не знали бы, как за это взяться.
– Но они могли прибегнуть к услугам советчика. Их шофер Минго Малреди уже занимался подобными делишками, и, хотите верьте, хотите – нет, он знает, как за это взяться.
– Но они-то – нет.
– Может быть. А может быть, парень, который вас преследовал, был нанят вашим братцем. Вы ведь не появлялись дома.
– Спенсер, мне тридцать лет.
– Вы поддерживаете отношения с семьей?
– Нет. Они были против моего замужества, а потом были против моего развода. Они ненавидели меня за то, что я училась в Гаучер-колледже. А сейчас они меня ненавидят за то, что я работаю манекенщицей. Я не могу жить с ними.
– Они беспокоятся о вас?
Она пожала плечами. Теперь, задумавшись, она перестала плакать и выглядела получше.
– Я думаю, беспокоились, – сказала она наконец. – Лоуренс любит играть роль отца семейства и главы дома, а мама потворствует ему. Я думаю, они решили, что я распущенная, нестойкая и стараюсь ничем себя не связывать.
– А почему они наняли шофером этого негодяя, Малреди?
Джулия пожала плечами:
– Лоуренс весь поглощен своим "Комитетом бдительности", и иногда ему требуются услуги телохранителя. Наверное, этим Малреди и должен был заниматься.
– Правда, он потерял форму, – заметил я.
Официантка забрала мою десятку и принесла на блюдечке сдачу.
– Если это они похитили Рейчел, где ее могут держать?
– Я не знаю.
– Не верю. Если бы вы были на месте вашего братца и похитили бы Рейчел Уоллес, где бы вы стали ее держать?
– О Боже, умоляю, Спенсер...
– Подумайте, – попросил я. – Попробуйте сообразить.
– Это смешно.
– Я шел через метель целых полмили, потому что вы попросили меня об этом, и не говорил, что это смешно.
Она кивнула.
– В доме, – сказала она. Официантка вернулась и снова спросила:
– Будете еще что-нибудь заказывать?
Я покачал головой и повернулся к Джулии:
– Пожалуй, лучше уйти, пока она не разозлилась.
Джулия кивнула. Мы вышли из кафе и уселись на диванчик в коридоре.
– Где именно в доме? – спросил я.
– Вы видели наш особняк?
– Да, я был там несколько дней назад.
– Тогда вы знаете, какой он большой. Там около двадцати комнат, огромный подвал. Кроме этого, шоферские помещения над гаражом и комнаты на чердаке.
– А слуги не заметят?
– Нет. Повар никогда не отлучается из кухни, а горничной незачем лазать во все уголки. Когда я там жила, у нас были только повар и горничная.
– И конечно, старина Минго.
– Его наняли после моего отъезда, я его не знаю.
– Знаете что, – предложил я, – давайте сейчас пройдем ко мне домой, это тут неподалеку, на Марлборо-стрит, и нарисуем план дома вашего братца.
– Это дом моей матери, – поправила Джулия.
– Чей бы он ни был, – ответил я. – Нарисуем план, а позже я туда съезжу.
– Что вы собираетесь делать?
– Сначала – план дома, потом – планы дальнейших действий. Пойдемте.
– Не знаю, смогу ли я нарисовать план.
– Конечно, сможете. Я помогу, обсудим. Вы вспомните.
– Мы идем к вам домой?
– Да. Это совершенно безопасно. У меня сейчас женщина, она проследит, чтобы я вас не изнасиловал. А на улице не удастся – слишком холодно.
– Я не это имела в виду.
– Ну ладно, идемте.
Мы снова вышли в метель. Казалось, она ослабела, а ветер по-прежнему крутил снежными хлопьями. Когда мы прошли полквартала по Бикон-стрит, Джулия взяла меня под руку и цеплялась за меня всю дорогу до Марлборо-стрит. Если не считать двух желтых снегоуборочных машин, которые грохотали и скрежетали сквозь пургу, и нас двоих – могло показаться, что мир, полностью замер.
Когда мы добрались ко мне домой, Сьюзен лежала на кушетке у окна и читала Роберта Коулза. На ней были джинсы, она оставила их у меня недели две назад, и моя серая футболка с большими красными буквами XL спереди, доходящая ей почти до колен.
Я их познакомил, взял у Джулии куртку и повесил в стенной шкаф в прихожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25