– Ого! – сказал я.
– А вы поняли, что я ношу имя своего отца?
– Я этого не знал.
– У меня не было выбора. Оно было мне предназначено.
– Подумать только, со мной та же штука, – изумился я.
Она посмотрела на меня.
– Мне было предназначено это имя, – пояснил я. – Спенсер. У меня не было выбора. Я не могу сказать, что предпочел бы называться, к примеру, Спейд. Сэмюэль Спейд. Это было бы жуткое имя, но не в том суть. В общем, пришлось зваться как английскому поэту. Вы знаете, что написал Спенсер?
– "Королеву фей"?
– Ну да. Так чем вы недовольны?
Мы выехали из Марблхэда и теперь направлялись на шоссе 1-А через Свэмпскотт.
– Это разные вещи, – сказала она.
– Почему?
– Потому что я женщина, а получила мужское имя.
– Вас все равно не спросили бы, когда давали имя. Матери, отца... А если бы вы взяли материнское имя, разве оно не могло оказаться именем вашего дедушки?
Передо мной ехал голубой "бьюик-электра". Он вдруг начал тормозить, когда мы проезжали мимо театра для автомобилистов на Линнвэе. Сзади на левую полосу вывернул какой-то «додж» и пристроился рядом со мной.
– Лягте на пол, – приказал я.
– Что... – начала она, но я положил правую руку ей на шею и толкнул вниз, на пол. Левой рукой я сильно крутанул руль и стукнул "бьюик". Мои правые колеса выехали на обочину. "Бьюик" дернулся вправо, чтобы потеснить меня, я газанул, прошелся бампером вдоль его правого бока да вывернул с обочины впереди него, оставив за собой сильный запах паленой резины. Я промчался через мост генерала Эдвардса, вдавив акселератор в пол и положив локоть на гудок, преследуемый "бьюиком" и "доджем". Локоть я положил на гудок потому, что в руке держал пистолет.
На Линнвэе было слишком светло и многолюдно, да и время было раннее. "Бьюик" свернул в Пойнт-оф-Пайнс, и "додж" последовал за ним. Я перестроился в левый ряд, чтобы избежать столкновения с одной из машин, потом снова в правый, уходя от другой, и стал сбавлять скорость.
Рейчел Уоллес скрючилась на полу у пассажирского сиденья, почти как в утробе матери. Я бросил пистолет на сиденье рядом с собой.
– Одно из преимуществ езды на "шевроле" шестьдесят восьмого года выпуска, – сказал я, – состоит в том, что можно не бояться случайных вмятин.
– Могу я сесть? – спросила она. Голос ее был тверд.
– Да.
Она влезла обратно на сиденье.
– Это было необходимо?
– Да.
– Кто-то действительно охотился за нами?
– Ну да.
– Если это действительно так, вы хорошо справились. Я бы не среагировала так быстро.
– Спасибо, – сказал я.
– Я не делаю вам комплимент. Просто констатирую факт. Вы запомнили их номера?
– Да, "469AAG" и "D60240", оба из Массачусетса. Но это нам не поможет, если только они не дилетанты, а судя по тому, как они взяли меня в " коробочку ", прежде чем я заметил, они отнюдь не дилетанты.
– Вы считаете, что должны были заметить их раньше?
– Ну да. Я был слишком занят, обсуждая с вами отцовские имена. Иначе мне не пришлось бы вылетать на обочину.
– Тогда это отчасти моя вина, я отвлекла вас.
– Это не ваш профиль. Вы не в курсе, зато я должен знать.
– Ну, – сказала она, – ничего страшного. Мы же выкарабкались.
– Если бы парень в "бьюике" впереди был хоть чуточку умелее, нам бы это не удалось.
– Он бы сбил нас? Я кивнул:
– А из "доджа" пристрелили бы.
– Но не меня. Я лежала на полу, тогда как вы стали мишенью.
Я пожал плечами:
– Не имеет значения. Если бы вы спаслись при столкновении, они пристрелили бы вас чуть позже.
– Ваш голос звучит так обыденно.
– Вовсе нет. Происшедшее меня пугает.
– Может быть. Меня оно тоже пугает. Но вы как будто чего-то ожидали. Для вас это не было неожиданностью. Вы не смятены, не раздражены и не... ошеломлены. Я не знаю, словно с вами такое случается каждый день.
– "Ошеломлен" здесь ни при чем. "Ошеломляться" бесполезно. Как и проявлять свою растерянность. Кроме того, это парням из тех машин следует переживать.
Мы проехали по прогулочной аллее и по Белл-Серкл. В зеркале заднего обзора никого не было.
– Значит, вы делаете то, что делаете, отчасти потому, что испытываете некоего рода нравственный гнев?
Я посмотрел на нее и покачал головой:
– Я делаю то, что делаю, потому что мне от этого хорошо.
– Боже мой, – вздохнула она, – какой вы упрямый.
– Некоторые считают это достоинством при моей работе, – сказал я.
Она посмотрела на пистолет, лежащий на сиденье.
– Не следует ли вам убрать его?
– Я думаю, пускай полежит, пока не приедем в "Ритц".
– Я никогда в жизни не прикасалась к пистолету.
– Это тонкие инструменты, – сказал я. – Если они хорошие, то очень точны.
– Этот хорош?
– Да. Очень приятный пистолет.
– Пистолет не может быть приятным.
– Если ребята с Линнвэя вернутся, может быть, он вам понравится больше, – ответил я.
– Докатились. Иногда мне становится дурно, когда я думаю об этом.
– О чем?
– В этой стране – стране свободы и тому подобного дерьма – мне нужен мужчина с пистолетом, чтобы защищать меня, только потому, что я такая, как есть.
– От этого действительно дурно, – ответил я.
6
Я встретился с Рейчел Уоллес около ее номера в 8.30 на следующее утро, и мы спустились позавтракать в кафе "Ритца". Я был в своем обычном облачении телохранителя: джинсы, футболка, вельветовая куртка "Ливайс" и абсолютно новая пара кроссовок "Пума" (идеально синяя замша с ярко-золотой полосой). Кроме того, "смит-и-вессон" 38-го калибра, "особая полицейская модель", – в кобуре под мышкой.
– Ну, сегодня утром мы не столь официальны, да? – заметила Рейчел Уоллес. – Если вы оденетесь так сегодня вечером, вас не пустят в столовую.
– Рабочая одежда, – объяснил я. – В ней мне удобно двигаться.
Она кивнула и принялась за яйцо. На ней было неяркое серое платье, а на шее пестрый шарф.
– Вы предполагаете, что придется двигаться?
– Может быть, нет, – ответил я. – Но, как говорят в Пентагоне, нужно планировать, учитывая возможности врага, а не его намерения.
Она расплатилась по счету.
– Пойдемте, – сказала она. Потом достала из-под стола свой портфель, и мы вышли через вестибюль. Она взяла из гардероба пальто светло-рыжего цвета, похожее на полушинель. Такое прилично стоит. Я даже не попытался подать ей его. Она не обратила на меня внимания, когда надевала пальто. Я оглядел вестибюль. По гостинице слонялись несколько человек, но они выглядели так, будто здесь и родились. Ни у одного не было крупнокалиберного пулемета.
По крайней мере, ни у кого они не просматривались. По правде говоря, я был единственным, кого бы я стал подозревать, если бы не знал себя так хорошо.
Молодая женщина в зеленом твидовом костюме и коричневом берете вошла в гостиницу с Арлингтон-стрит и подошла к нам.
– Госпожа Уоллес, доброе утро. Я на машине.
– Вы ее знаете? – спросил я.
– Да, – ответила Рейчел. – Это Линда Смит.
– Я имею в виду – в лицо, – уточнил я. – Не понаслышке и не по письмам.
– Да, мы встречались раньше несколько раз.
– Хорошо.
Мы вышли на Арлингтон-стрит. Я шел первым. Улица выглядела так, как и положено выглядеть улице в деловом районе в девять утра. У желтого поребрика стоял коричневый седан "вольво" с включенным мотором, швейцар держал руку на пассажирской дверце. Увидев Линду Смит, он открыл дверцу, я заглянул в машину и отошел в сторону. Рейчел Уоллес села, швейцар закрыл дверцу. Я сел назад, а Линда Смит – на водительское место.
Когда мы тронулись, Рейчел сказала:
– Вы знакомы с мистером Спенсером, Линда?
– Нет, не знакома. Очень приятно, мистер Спенсер.
– Очень рад, госпожа Смит, – ответил я. Рейчел должно было понравиться – "госпожа".
– Спенсер обязан охранять меня, – сказала Рейчел.
– Да, я знаю. Джон сказал мне. – Она взглянула на меня в зеркало заднего обзора: – По-моему, я никогда раньше не видела телохранителя.
– Мы обычные люди, – сказал я. – А еще у нас идет кровь, если нас полоснуть ножом.
– И культуры вам не занимать, – заметила Линда Смит.
– Когда мы должны быть в Бельмонте?
– В десять часов, – сказала Линда. – Бельмонтская публичная библиотека.
– Зачем? – спросил я.
– Гопожа Уоллес произносит там речь. У них есть общество "Друзья библиотеки".
– Хорошенькое место вы подыскали.
– Неважно, Спенсер, – вмешалась Рейчел Уоллес. Голос ее был резок. – Я буду выступать где только смогу и перед кем смогу. Я хочу донести свое послание и не собираюсь убеждать тех, кто и так согласен со мной.
Я кивнул.
– А если там опасно, что ж, пускай. Ведь вам платят, чтобы вы меня защищали.
Я снова кивнул.
Мы добрались до Бельмонтской библиотеки без четверти десять. Перед библиотекой десяток мужчин и женщин расхаживали туда-сюда с плакатами на шестах.
Патрульная машина бельмонтской полиции стояла на другой стороне улицы, в ней спокойно сидели двое полицейских.
– Остановитесь за полицейскими, – сказал я.
Линда затормозила точно за патрульной машиной, и я вышел.
– Побудьте минутку в машине, – приказал я.
– Я не стану дрожать от страха перед несколькими пикетчиками.
– Тогда примите угрожающий вид. Я просто хочу поговорить с полицейскими.
Я подошел к патрульной машине. У полицейского за рулем было лицо молодого нахала. Такой нахамит, а потом еще посмеется над вами. Он жевал зубочистку – из тех, на которых обычно подают сложные бутерброды. Торчащий из его рта конец зубочистки был обтянут целлофановой упаковкой. Я нагнулся и сказал через окно:
– Я сопровождаю сегодняшнего оратора в библиотеку. Могут ли возникнуть какие-нибудь неприятности от пикетчиков?
Он разглядывал меня несколько секунд, ворочая зубочистку языком.
– Работай, а мы присмотрим, – сказал он наконец. – Ты что, думаешь, что мы приехали сюда почитать "Унесенных ветром"?
– Я, признаться, подумал, что комиксы вам больше подходят, – ответил я.
Он засмеялся.
– Как тебе это, Бенни? – обратился он к напарнику. – Круто! Такого сегодня еще не было. – Его напарник сгорбился на сиденье, надвинув на лицо фуражку. Он ничего не сказал и не пошевелился. – А кто этот оратор, которого ты сопровождаешь?
– Рейчел Уоллес, – сказал я.
– Никогда о ней не слышал.
– Постараюсь скрыть это от нее, – успокоил его я. – Сейчас я поведу ее внутрь.
– Неплохой спектакль, – сказал он. – У такого крутого парня, как ты, вряд ли будут проблемы.
Я вернулся к машине и открыл Рейчел Уоллес дверцу.
– Чем вы там занимались? – спросила она, когда вышла.
– Разозлил еще одного полицейского, – ответил я. – Это уже триста шестьдесят первый в нынешнем году, а еще октябрь не кончился.
– Они сказали, кто там в пикетах?
Я покачал головой. Мы пошли через дорогу – Линда Смит с одной стороны от Рейчел, я – с другой. Лицо Линды было напряжено и бледно, лицо Рейчел ничего не выражало.
– Вот она, – выкрикнул кто-то из пикетчиков.
Они обернулись и сомкнулись плотнее, когда мы направились к пикетам. Линда посмотрела на меня, потом назад, на полицейских. Мы продолжали идти.
– Вы нам здесь не нужны! – закричала одна женщина.
Кто-то еще завопил:
– Сука!
– Это он мне? – спросил я.
– Нет, – ответила Рейчел Уоллес.
Женщина с тяжелыми чертами лица и седыми волосами до плеч держала плакат "Америка геев – цель коммунистов". Стильная женщина в элегантном костюме гордо выставляла значок с надписью: "Геи не могут иметь детей. Они должны вернуться на путь праведный".
– Спорю, она хотела написать "истинный", но никто точно не знал, как это слово пишется, – сказал я.
Никто не засмеялся. Я уже начал привыкать к этому. Когда Мы подошли к группе пикетчиков, они взялись за руки, преградив нам путь в библиотеку. В центре цепи стоял крупный мужчина с квадратным подбородком и густыми темными волосами. Он казался таким крутым, словно только-только из Гарварда. На нем был темный костюм и светло-серый галстук. Розовые щеки и ясные глаза. Может быть, активист ассоциации выпускников университета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25