А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Соль на рану! Теперь сладкими речами их не успокоить. Будем надеяться, что они еще не обратились к Чертоме.
Чио умолк, его глаза неожиданно блеснули.
— Это затрагивает интересы вашей дорогой матушки, у нее виноградники в Кастельмаре. Там делают вино «фулгаторе». Лукка хочет выкупить у нее виноградники.
— Ну и что?
— Он холостяк. А Стефания Риччи не замужем.
Итало опустил плечи и посмотрел в свой ежедневник, давая знать, что с этим вопросом он покончил.
— Тебе неделя, чтобы попробовать воду. Решено. Теперь — другая проблема. Кохен. Пришлось, к сожалению, убрать этого парня — Годдарда. От дизентерии каждый год умирают сотни людей. Так что этот след остыл.
— Чио, Кохен продолжает там крутиться, живой.
— Как курица с отрубленной головой, — отрезал Итало со своей тонкой, ледяной усмешкой. — Этот парень плохо натаскан для полевой работы, только лекции читать умеет. Я удивлен, что Керри позволил себе такую глупость. Как пальцем на себя указал...
— Мне по-прежнему кажется, что Кохена лучше убрать.
— О, вот как? — Гнев Итало сверкнул в черных провалах глазниц, как багровое свечение Этны в ночной мгле. — Я очень интересуюсь твоим мнением, мальчик. Твоя рассудительность меня радует. А теперь слушай. Сейчас Кохен — для всех чужак. У него нет никакой поддержки, его начальник над ним издевается. Но мы вполне в состоянии обеспечить ему нимб мученика, великого законоборца всех времен и народов. И в придачу повесить себе на шею вендетту.
— Из-за Кохена?..
— Из-за агента, ясно? Они там ненавидят друг друга, но тронь любого — мигом смерзнутся в кулак! И никогда не отступят. Мы тоже. Что дальше?
— Что же нам делать с этим куроедом?
На этот раз улыбка Итало была искренней.
— Не ругай жидов, — пожурил он Кевина. — У них хорошие мозги, они на службе у ФБР, и довольно опасны. Кроме того, есть и другие...
— Тем заплачено.
— А Кохен взят за живое твоим смышленым братцем публично опозорен. Он чует что-то не то и ищет это! Вполне естественно.
— Так какой твой вердикт, Чио, большой палец вверх или вниз?
— Потерпи. Когда-нибудь потом, когда Чарли подставится посильней, чем в Нью-Джерси или с «Лютьеном», и обе части семьи должны будут объединиться для взаимной защиты. Независимо от желаний его англосаксонского сиятельства, — с горечью добавил старик.
— Значит, мы отпускаем Кохена?
— Мы даем им время обо всем забыть. — Итало откинулся на спинку кресла и уставился на потолок. — Много времени. А потом — прихлопнем. У меня есть на примете подходящий человек. — Он хмыкнул. — Старый друг. В прошлом большой мастер. Ему бы следовало открыть колледж, этому человеку. Он профессор в своем деле.
Кевин ядовито усмехнулся.
— И разбирается в газовых духовках?
Мелькнувший в глазах Итало огонь был приглушен достаточно, чтобы не обжигать. Секундное недоброжелательное мерцание, и только.
— Я тебя не слышал. Тот, кто это повторит, вымоет рот щелоком.
Кевин откинулся на спинку кресла. Чио Итало ответил ему — своим поведением. Для человека, который со временем займет кресло Эль Профессоре, это чрезвычайно важно.
Глава 33
Повсюду в окрестностях Лонг-Айлендской бухты март — очень ветреный и коварный месяц, метели перемежаются мелким дождем. Не было исключением и это воскресное утро. Стефи и Чарли смотрели на огонь в камине, задыхающийся под холодным, сырым сквозняком.
В халате, поджав под себя босые ноги, Стефи прямо из горлышка допила остатки «Стрега».
— Последняя капелька.
Она встала и потянулась, напрягая грудь, изогнув очень узкую талию и немного выпятив совершенные по форме ягодицы. Полы халата немного разошлись. Чарли сглотнул слюну.
Сегодня он должен был ночевать в новой квартире Гарнет, но только чтобы помочь ей освоиться. Доктора строго-настрого запретили ей интимную жизнь. Когда-нибудь можно будет вспомнить снова, что они мужчина и женщина. После нескольких месяцев воздержания Чарли был в неважной форме.
— Чарли, — предостерегающим тоном произнесла Стефи. — Чарли, мне знаком этот взгляд.
Он зарычал и встал на четвереньки, как собака. Стефи шагнула в сторону, и он свалился на бок у ее ног, покусывая розовые пальцы. Потом, взглянув наверх, произнес:
— Ах, мисс Риччи, вы, оказывается, натуральная брюнетка.
— Я пользуюсь той же краской, что и мистер Рейган. Мы с ним оба натуральны во всем.
— Никогда не видел, какая у Рейгана муфточка, и... — Он не договорил, просительно подняв на нее глаза. — Поверишь ли, я помню тебя подростком, когда у тебя еще даже попки никакой не было.
— И тебя это останавливало? — Она повернулась и вышла на кухню.
Чарли слышал, как она наполняет кофеварку. Он с безутешным видом поковырял кочергой в камине. Огонь отблагодарил его клубом дыма, угодившим прямо в лицо. Снова отчаянно завыл ветер.
Чарли закашлялся и снова шлепнулся на задницу. Вот и все, что ему досталось, пригоршня пепла в зубы. Снова вершителем его судьбы оказался Чио Итало. Парень из ФБР по фамилии Кохен идет по его следу. Единственная хорошая новость за долгое время — выздоровление Гарнет, но и тут он чувствовал какие-то подозрительные перемены. Жизнь в ее собственной новой квартире он считал большим продвижением вперед для себя. Но Гарнет вела себя слишком спокойно и ровно. Привыкший к ежедневному подбадриванию, Чарли чувствовал смутное разочарование. Он отдавал Гарнет все свое время, отчего же она?..
Все эти огорчения, накапливаясь, убивали в нем всякое желание действовать, даже заниматься распределением субсидий «Ричланд». И самым безжалостным образом выпустил из него воздух несчастный случай с девушкой по фамилии Лануччи. Он не мог простить себе, что оставил Кевина в Сент-Мэрисе одного. И не важно, что он принимал его за Керри. Мэри Энн распята на его, Чарли, собственной двери. Его вина настолько велика, что он даже не решился рассказать об этом Гарнет. Если она когда-нибудь узнает...
Мэри Энн стала для него символом. Девушка, которой он ни разу в жизни не видел, погибла первой на пути, который он наметил для себя. На дороге, которая должна была отделить его от преступного прошлого семьи.
Чертовы близнецы! Он никогда не видел Мэри Энн Лануччи и представлял ее себе только по описанию Кевина. Длинные черные волосы и изящно очерченное лицо часто являлись ему, особенно в бессонные ночи, когда он часами смотрел в потолок, или при взгляде на молодых темноволосых итальянок. Обменявшись ролями, близнецы безжалостно надругались над тщательно проводимой Итало демаркационной линией между ночной жизнью Риччи и тем, что делал для него Чарли. К тому же Чарли подозревал, что близнецы его сыновья.
Он часто пытался выжать из Стефи имя отца мальчишек. Сейчас он почувствовал желание узнать правду гораздо более сильное, чем простое любопытство.
— Стеф, ты должна наконец сказать мне.
Она вернулась из кухни.
— Что именно?
— Кто отец мальчиков. У меня серьезные проблемы, Стеф. Ты...
— Что за проблемы? — перебила Стефи. Она несла большой кофейник и поднос с маленькими полумесяцами кантуччи — посыпанными миндалем и анисом сладкими коржиками, которые они оба с детства обожали. — У Чарли Ричардса проблемы? — продолжала она, словно пропустив мимо ушей вопрос. — У Эль Профессоре, ни разу не переходившего дорогу на красный свет? Обновляющего модель лимузина каждый год пятнадцатого апреля? Такого выстиранного, отглаженного и дезодорированного, что, если кто-то на улице крикнет: «Эй, грязный итальяшка!», наш Чарли оглянется и спросит: «Где?» У этого Чарли Ричардса проблемы?..
Он попробовал жалобной гримасой утихомирить Стефи, но она только напустилась на него с новой силой:
— Ты не о том Чарли Ричардсе, что имел лучших fica на протяжении четверти века? Лучшие пальчики, чтобы покусать, лучшие сиськи, чтобы приласкать? Лучшие попки, чтобы зарыться в них лицом? Ты про этого Чарли Ричардса?
— Stai calma, fica. — Чарли едва удерживался от смеха.
— Ты про того Чарли Ричардса, который неспособен сохранить верность своей подружке паршивые полгода? Как это понимать, Чарли? Если Гарнет не настолько выздоровела, чтобы позволить тебе залезть на нее, ты начинаешь заглядывать мне под юбку? Ты, тот самый Чарли Ричардс, с проблемами?..
— Прости. Я понимаю, что не должен был это делать. Но с каких пор ты стала защитницей Гарнет?
— Я готова защищать любую от вашей проклятой сицилийской мужественности!
— Этого не повторится.
— Со мной — точно. С какой-нибудь другой fica, раз уж у тебя торчит, как рог. Ты можешь кого угодно одурачить своей англосаксонской физиономией, Чарли, только не меня. Я-то знаю сицилийскую cazzo duro!
Чарли немного помолчал.
— Ну все? На этом закончим?
— Я еще не начинала! Какие проблемы лелеемого Эль Профессоре могут быть связаны с самым страшным временем в моей жизни? Чтобы удовлетворить твое праздное любопытство, я должна вспоминать кошмарный год перед рождением мальчиков?
— А, так вот чего ты расстроилась.
— Главная твоя проблема — это что ты ни черта не понимаешь в женщинах! Деловитая особа, она же заботливая хозяюшка, полная секса, я, с головой на плечах, чтобы поверять свои тайны, две дочки... Тебя окружают прекрасные женщины, Чарли. И все мы тебя любим. Ну, за исключением разве что Мисси. Но ты, конечно, достоин любви, о да! Эти твои заходы издалека, понимание, ненавязчивое сближение, словно траханье — последнее, о чем ты способен подумать. Это просто верх хитрож...сти. Мы покупаемся на это моментально, Чарли. Да будь к тому же у тебя еще и Винсова смелость, ты бы прикончил нас всех, одну... за другой...
Чарли чувствовал, что дверь ловушки откроется, если он сделает еще шаг. Он нервно облизал губы.
— Можешь это объяснить?
— Отношение мафиози к своим женщинам? — Стефи налила кофе в две кружки и завернулась в пуховое одеяло вся, так что виднелось только лицо, словно сейчас она официально отказывалась признать существование своего тела.
— Ну что, Чарли, знай своего врага в лицо, а?
— Что за слова ты выбираешь, Стефи. Ты отлично знаешь, что я не мафиози.
— Ты когда-то сказал, что Риччи живут в крепости, как в королевстве, с собственной армией, и сенаторами, и кардиналами. То, что ты описал, — это жизнь Итало, и его братьев, и твоя, и еще немногих, кто сумел отвоевать право на нее для себя, например Винс. Тебе воевать не пришлось. Ты все получил на серебряной тарелочке — на, пользуйся на здоровье.
Она пододвинула к нему кружку и тарелку с кантуччи.
— Beve, mangia. Всю твою жизнь поднесли тебе на серебряной тарелочке, Чарли. Если бы мы с тобой не начали трахаться, Чио подобрал бы тебе цыпочку на стороне. — Она умолкла.
После паузы Стефи снова заговорила:
— Настоящие сицилийские девушки не делают таких вещей, как я. Наверное, я не была настоящей сицилийской девушкой. Когда отец узнал, что я на третьем месяце и отказываюсь назвать виновного, он собирался выгнать меня из дому. Мама уже умерла. Сестре Из было десять лет. Отец готов был выставить меня на улицу. В конце концов меня отправили во Флориду, к потрепанной экс-пассии Эуджинео, Винсова старика, чтобы она устроила мне аборт на Кубе. — Она снова замолчала, но Чарли понимал, что сейчас перебивать нельзя. — Я не хотела делать аборт. Быть матерью — это почти что быть мужчиной. В том мире, в котором мы выросли, женщина не значит ничего, пока у нее нет детей. Мы просто не существуем, пока не забеременеем, пока не начнем растить детей. Вы, мужчины... — Ее голос сорвался, она уставилась в свою кружку с кофе. — Мафия — мужской бизнес. Так было всегда. Мальчишки-подростки со своими силовыми играми: у кого тверже член и кулак. Прочь с дороги, слабак! Вы кружите и кружите лицом к лицу, потому что того, кто покажет спину, разорвут в клочья... Я не позволила им убить моих детей. Удрала в приют, к монахиням. У меня было отличное медицинское обслуживание — восемнадцатичасовой рабочий день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80