– Я уехала в Нью-Йорк на неделю, а осталась на три. Потом я вернулась в Пекин ждать прибытия груза. Когда он не прибыл, я вернулась в Нью-Йорк и провела его через таможню США. Но потом, – продолжила она, – я решила остаться в Нью-Йорке. Я позвонила Мацуко и сказала ей, что задержусь, и она вызвалась поехать в Пекин, чтобы принять коллекцию, когда она вернется в Китай.
– В ее обязанности входила проверка прибывших экспонатов? – спросил Брунетти.
Бретт кивнула.
– Если бы вы были в Китае, – спросил Брунетти, – то вы бы сами распаковывали коллекцию?
– Я только что вам это сказала, – огрызнулась Бретт.
– И вы бы тогда же заметили подмену?
– Конечно.
– Вы видели хоть какой-то из экспонатов до этой зимы?
– Нет. Когда они только прибыли в Китай, то застряли в каком-то бюрократическом аду на шесть месяцев, потом их выставили на показ в одном из помещений таможни, а потом наконец разослали по музеям, из которых их взяли для выставки.
– Тогда-то вы и поняли, что произошла подмена?
– Да, и сразу же написала Семенцато. Примерно три месяца назад. – Ни с того ни с сего она подняла руку и стукнула по ручке дивана. – Ублюдки, – сказала она гортанным от ярости голосом. – Грязные ублюдки.
Флавия, пытаясь ее успокоить, положила руку ей на колено.
– Бретт, тут ничего не поделаешь.
Бретт набросилась на нее:
– Это не твоей карьере пришел конец, Флавия. Люди будут приходить и слушать твое пение, что бы ты ни натворила, но эти перечеркнули последние десять лет моей жизни. – Она замолчала на секунду и добавила потише: – И всю жизнь Мацуко.
Когда Флавия попробовала возразить, Бретт продолжила:
– Все кончено. Если китайцы это обнаружат, они меня никогда больше не впустят. Я несу ответственность за эти произведения. Мацуко привезла с собой из Пекина бумаги, и я их подписала, когда вернулась в Сиань. Я подтвердила, что все было на месте, в том же состоянии, в каком было вывезено из страны. Я должна была быть там, должна была все их проверить, но я отправила ее, потому что была с тобой в Нью-Йорке, слушала твое пение. И это стоило мне карьеры.
Брунетти посмотрел на Флавию, увидел, как вспыхнуло ее лицо при звуках гневного голоса Бретт. Он видел изящную линию ее плеча и руки, повернутых к Бретт, изучал изгиб шеи и линию скул. Возможно, она стоила карьеры.
– Китайцы ничего не узнают, – сказал он.
– Что? – спросили обе.
– Вы сказали своим друзьям, которые провели экспертизу, что это за образцы? – спросил он у Бретт.
– Нет, не сказала. А что?
– Тогда только мы, наверное, и знаем об этом. Конечно, если вы не говорили никому в Китае.
Она помотала головой.
– Нет, я никому не говорила. Только Семенцато.
Тут вмешалась Флавия:
– А я сомневаюсь, что он кому-нибудь сказал, кроме того типа, которому их продал.
– Но я должна рассказать им, – возразила Бретт.
Вместо того чтобы посмотреть на нее, Флавия и Брунетти переглянулись через стол, внезапно поняв, что можно сделать, и только огромным усилием тренированной воли каждый удержался от того, чтобы пробормотать: «Американцы!»
Флавия попыталась ее урезонить.
– Пока китайцы ничего не знают, твоя карьера в безопасности.
Бретт словно ее не слышала.
– Они же не могут выставлять эти вещи. Это подделки.
– Бретт, – спросила Флавия, – сколько уже эти вещи в Китае?
– Почти три года.
– И никто не заметил, что они не подлинные?
– Нет, – сдалась Бретт.
Брунетти уцепился за это.
– Тогда вряд ли кто-нибудь заметит. Помимо прочего подмена могла произойти в любое время за последние четыре года, не так ли?
– Но мы же знаем, что это не так, – настаивала Бретт.
– Вот в том-то и дело, саrа, – Флавия решила попробовать еще раз ей втолковать. – Кроме тех, кто украл вазы, мы единственные, кто об этом знает.
– Какая разница, – сказала Бретт, ее голос опять зазвучал гневно. – И вообще, рано или поздно кто-нибудь поймет, что они поддельные.
– И чем позже, – пояснила Флавия с широкой улыбкой, – тем менее вероятно, что кто-нибудь свяжет это с тобой. – Она выждала, чтобы сказанное дошло до подруги, потом добавила: – Если, конечно, ты не хочешь поставить крест на десяти годах работы.
Долгое время Бретт ничего не говорила, просто сидела, а ее собеседники смотрели, как она обдумывает сказанное. Когда она собралась заговорить, Брунетти вдруг сказал:
– Конечно, если бы мы нашли убйцу Семенцато, то, вероятно, смогли бы вернуть вазы.
Он не мог знать, так ли это, но видел лицо Бретт и понимал, что она близка к тому, чтобы отвергнуть их предложение.
– Но предметы еще надо вернуть в Китай, а это невозможно.
– Ерунда! – перебила Флавия и рассмеялась. Сообразив, что Брунетти поймет ее быстрей, она повернулась с объяснениями к нему. – Мастер-класс.
Реакция Бретт была мгновенной.
– Но ты сказала «нет», ты дала им от ворот поворот.
– Это было в прошлом месяце. На то я и примадонна, чтобы менять свои решения. Ты сама говорила, что они устроят мне королевский прием, если я соглашусь. Вряд ли они будут проверять мои чемоданы, когда я выйду в аэропорту Пекина, особенно если там меня будет встречать министр культуры. Я дива, так что они ожидают, что у меня будет одиннадцать сундуков с вещами. Страшно не хочу их разочаровывать.
– А если они откроют твои чемоданы? – спросила Бретт, но страха в ее голосе не было.
Реакция Флавии была мгновенной.
– Если мне не изменяет память, один из наших министров был пойман в каком-то африканском аэропорту с наркотиками, и то ничего не было. Несомненно, в Китае примадонна должна быть гораздо важнее, чем какой-то министр. И потом, это же о твоей репутации мы беспокоимся, а не о моей.
– Не валяй дурака, Флавия, – сказала Бретт.
– Я и не валяю. Они наверняка не будут обыскивать мой багаж, во всяком случае, на въезде. Ты же мне говорила, что твой никогда не проверяли, а ты летала в Китай и из Китая миллион раз.
– Но это не исключено, Флавия, – сказала Бретт, но Брунетти понял, что она сама в это не верит.
– Судя по тому, что ты мне рассказывала об их техобслуживании, не исключено, что мой самолет разобьется, но это же не основание для того, чтобы не ехать. И кроме всего прочего, поездка может оказаться интересной. У меня могут появиться идеи насчет «Турандот». – Брунетти подумал, что она закончила, но она еще добавила: – Но зачем мы тратим время, говоря об этом? – Она поглядела на Брунетти так, будто считала его ответственным за исчезновение ваз.
Брунетти так и не понял, серьезно ли она говорила о возвращении экспонатов в Китай. Он обратился к Бретт.
– В любом случае пока вы должны молчать. Кто бы ни убил Семенцато, он не знает, что вы нам рассказали, даже не знает, докопались ли мы до причины его убийства. И я хочу, чтобы так все и оставалось.
– Но вы были здесь и в больницу приходили, – сказала Бретт.
– Бретт, вы сказали, что вас избили не венецианцы. Я могу быть кем угодно: другом, родственником. И за мной не следили. – Это было правдой. Только местный мог бы незаметно следовать за кем-то по узким улицам города, только местный знал скрытые повороты, тупики и где можно спрятаться.
– Ну и что мне делать? – спросила Бретт.
– Ничего, – ответил он.
– И что это значит?
– Только это. Ничего. На самом деле было бы разумно, если бы вы уехали из города на некоторое время.
– Я не уверена, что хочу куда-то везти такое лицо, – сказала она, но сказала с юмором – добрый знак.
Обращаясь к Брунетти, Флавия произнесла:
– Я пыталась уговорить ее поехать со мной в Милан.
Подыгрывая Флавии, Брунетти спросил ее:
– А когда вы едете?
– В понедельник. Я им уже сказала, что буду петь вечером во вторник. Они назначили репетицию с пианистом днем во вторник.
Он опять обратился к Бретт.
– Вы собираетесь поехать? – Когда она не ответила, он добавил: – По-моему, это хорошая идея.
– Я подумаю над этим, – только и сказала Бретт, и он решил, что пора уходить. Если ее можно уговорить, то Флавия сделает это, а не он.
– Если решите поехать, пожалуйста, дайте мне знать.
– Вы думаете, есть какая-то опасность? – спросила Флавия.
Бретт успела ответить раньше него:
– Вероятно, опасность была бы меньше, если бы они знали, что я все рассказала полиции. Тогда уже не от чего было бы меня удерживать. – И обратилась к Брунетти: – Так ведь?
Брунетти никогда не врал, даже женщинам.
– Да, боюсь, что так. Как только китайцев известят о подделках, убийцам Семенцато уже не будет смысла затыкать вам рот. Они поймут, что предупреждение вас не остановило.
Или, вдруг понял он, они могут заткнуть ей рот навсегда.
– Изумительно, – сказала Бретт. – Я могу рассказать китайцам и спасти свою шкуру, но погубить карьеру. Или молчать, спасая карьеру, и тогда надо будет беспокоиться о своей шкуре.
Флавия перегнулась через стол и положила ладонь на колено Бретт.
– Впервые с тех пор, как все это началось, ты стала сама собой.
Бретт улыбнулась в ответ и сказала:
– Страх смерти – лучший будильник, так ведь?
Флавия села в кресло и спросила Брунетти:
– А вы думаете, китайцы тут замешаны?
Брунетти не более любого другого итальянца был склонен верить в тайные заговоры, что означало, что он часто видел их даже в самых невинных совпадениях.
– Я не думаю, что смерть вашей подруги была случайной, – сказал он Бретт. – Это значит, что у них есть кто-то в Китае.
– Кем бы «они» ни были, – перебила Флавия с сильным нажимом.
– То, что я не знаю, кто они, не значит, что их не существует, – сказал Брунетти, обернувшись к ней.
– Именно, – согласилась Флавия и улыбнулась.
Бретт он сказал:
– Вот поэтому я думаю, что было бы лучше, если бы вы покинули город на некоторое время.
Она неопределенно кивнула, явно не соглашаясь с ним.
– Если уеду, дам вам знать.
Не похоже на изъявление покорности. Она опять откинулась и положила голову на спинку дивана. Сверху над ними стучал дождь.
Он обратил внимание на Флавию, которая указывала ему глазами на дверь, потом сделала жест подбородком, сообщая ему, что пора уходить.
Он понял, что сказать больше почти нечего, и поднялся. Бретт, заметив это, собралась встать.
– Не надо, не беспокойся, – сказала Флавия, поднимаясь и направляясь к выходу. – Я его провожу.
Он наклонился и пожал руку Бретт. Все молчали.
У двери Флавия взяла его руку и сжала с подлинной теплотой.
– Спасибо, – только и сказала она, а потом придерживала дверь, пока он не вышел и не начал спускаться по ступенькам. Закрывшаяся дверь оборвала стук падающего дождя.
Глава 18
Несмотря на то, что он заверил Бретт, что за ним не следили, выйдя из ее квартиры, Брунетти задержался перед поворотом на Калле-делла-Теста и посмотрел по сторонам, нет ли кого-нибудь, кто бы мотался тут, когда он входил. Вроде никого знакомого. Он стал поворачивать направо, но тут припомнил нечто, о чем ему говорили, когда он несколько лет назад искал тут жилье Бретт.
Он свернул налево и прошел до первого крупного перекрестка с Калле-Джачинто-Галлина и нагнел его именно там, где видел во время своего первого визита, – газетный киоск, стоявший на углу, напротив средней школы, лицом к главной улице этого района. И в киоске, будто и не уходила никуда с тех пор, как он ее видел, на высокой табуретке сидела синьора Мария, закутанная в вязаный шарф, по крайней мере трижды обмотанный вокруг ее шеи. Лицо у нее было красное то ли от холода, то ли от выпитого с утра пораньше бренди, а короткие волосы по контрасту казались еще белее.
– Виоngiorno, синьора Мария, – сказал он, улыбаясь ей через горы газет и журналов.
– Виоngiorno, комиссар, – ответила она, как будто он был одним из постоянных клиентов.
– Синьора, раз уж вы знаете, кто я, возможно, вы знаете, и зачем я здесь.
– L'americana? – спросила она, но на самом деле это был не вопрос.
Вдруг из-за его спины протянулась рука и, вытащив из стопки газету, подала Марии десятитысячелировую купюру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– В ее обязанности входила проверка прибывших экспонатов? – спросил Брунетти.
Бретт кивнула.
– Если бы вы были в Китае, – спросил Брунетти, – то вы бы сами распаковывали коллекцию?
– Я только что вам это сказала, – огрызнулась Бретт.
– И вы бы тогда же заметили подмену?
– Конечно.
– Вы видели хоть какой-то из экспонатов до этой зимы?
– Нет. Когда они только прибыли в Китай, то застряли в каком-то бюрократическом аду на шесть месяцев, потом их выставили на показ в одном из помещений таможни, а потом наконец разослали по музеям, из которых их взяли для выставки.
– Тогда-то вы и поняли, что произошла подмена?
– Да, и сразу же написала Семенцато. Примерно три месяца назад. – Ни с того ни с сего она подняла руку и стукнула по ручке дивана. – Ублюдки, – сказала она гортанным от ярости голосом. – Грязные ублюдки.
Флавия, пытаясь ее успокоить, положила руку ей на колено.
– Бретт, тут ничего не поделаешь.
Бретт набросилась на нее:
– Это не твоей карьере пришел конец, Флавия. Люди будут приходить и слушать твое пение, что бы ты ни натворила, но эти перечеркнули последние десять лет моей жизни. – Она замолчала на секунду и добавила потише: – И всю жизнь Мацуко.
Когда Флавия попробовала возразить, Бретт продолжила:
– Все кончено. Если китайцы это обнаружат, они меня никогда больше не впустят. Я несу ответственность за эти произведения. Мацуко привезла с собой из Пекина бумаги, и я их подписала, когда вернулась в Сиань. Я подтвердила, что все было на месте, в том же состоянии, в каком было вывезено из страны. Я должна была быть там, должна была все их проверить, но я отправила ее, потому что была с тобой в Нью-Йорке, слушала твое пение. И это стоило мне карьеры.
Брунетти посмотрел на Флавию, увидел, как вспыхнуло ее лицо при звуках гневного голоса Бретт. Он видел изящную линию ее плеча и руки, повернутых к Бретт, изучал изгиб шеи и линию скул. Возможно, она стоила карьеры.
– Китайцы ничего не узнают, – сказал он.
– Что? – спросили обе.
– Вы сказали своим друзьям, которые провели экспертизу, что это за образцы? – спросил он у Бретт.
– Нет, не сказала. А что?
– Тогда только мы, наверное, и знаем об этом. Конечно, если вы не говорили никому в Китае.
Она помотала головой.
– Нет, я никому не говорила. Только Семенцато.
Тут вмешалась Флавия:
– А я сомневаюсь, что он кому-нибудь сказал, кроме того типа, которому их продал.
– Но я должна рассказать им, – возразила Бретт.
Вместо того чтобы посмотреть на нее, Флавия и Брунетти переглянулись через стол, внезапно поняв, что можно сделать, и только огромным усилием тренированной воли каждый удержался от того, чтобы пробормотать: «Американцы!»
Флавия попыталась ее урезонить.
– Пока китайцы ничего не знают, твоя карьера в безопасности.
Бретт словно ее не слышала.
– Они же не могут выставлять эти вещи. Это подделки.
– Бретт, – спросила Флавия, – сколько уже эти вещи в Китае?
– Почти три года.
– И никто не заметил, что они не подлинные?
– Нет, – сдалась Бретт.
Брунетти уцепился за это.
– Тогда вряд ли кто-нибудь заметит. Помимо прочего подмена могла произойти в любое время за последние четыре года, не так ли?
– Но мы же знаем, что это не так, – настаивала Бретт.
– Вот в том-то и дело, саrа, – Флавия решила попробовать еще раз ей втолковать. – Кроме тех, кто украл вазы, мы единственные, кто об этом знает.
– Какая разница, – сказала Бретт, ее голос опять зазвучал гневно. – И вообще, рано или поздно кто-нибудь поймет, что они поддельные.
– И чем позже, – пояснила Флавия с широкой улыбкой, – тем менее вероятно, что кто-нибудь свяжет это с тобой. – Она выждала, чтобы сказанное дошло до подруги, потом добавила: – Если, конечно, ты не хочешь поставить крест на десяти годах работы.
Долгое время Бретт ничего не говорила, просто сидела, а ее собеседники смотрели, как она обдумывает сказанное. Когда она собралась заговорить, Брунетти вдруг сказал:
– Конечно, если бы мы нашли убйцу Семенцато, то, вероятно, смогли бы вернуть вазы.
Он не мог знать, так ли это, но видел лицо Бретт и понимал, что она близка к тому, чтобы отвергнуть их предложение.
– Но предметы еще надо вернуть в Китай, а это невозможно.
– Ерунда! – перебила Флавия и рассмеялась. Сообразив, что Брунетти поймет ее быстрей, она повернулась с объяснениями к нему. – Мастер-класс.
Реакция Бретт была мгновенной.
– Но ты сказала «нет», ты дала им от ворот поворот.
– Это было в прошлом месяце. На то я и примадонна, чтобы менять свои решения. Ты сама говорила, что они устроят мне королевский прием, если я соглашусь. Вряд ли они будут проверять мои чемоданы, когда я выйду в аэропорту Пекина, особенно если там меня будет встречать министр культуры. Я дива, так что они ожидают, что у меня будет одиннадцать сундуков с вещами. Страшно не хочу их разочаровывать.
– А если они откроют твои чемоданы? – спросила Бретт, но страха в ее голосе не было.
Реакция Флавии была мгновенной.
– Если мне не изменяет память, один из наших министров был пойман в каком-то африканском аэропорту с наркотиками, и то ничего не было. Несомненно, в Китае примадонна должна быть гораздо важнее, чем какой-то министр. И потом, это же о твоей репутации мы беспокоимся, а не о моей.
– Не валяй дурака, Флавия, – сказала Бретт.
– Я и не валяю. Они наверняка не будут обыскивать мой багаж, во всяком случае, на въезде. Ты же мне говорила, что твой никогда не проверяли, а ты летала в Китай и из Китая миллион раз.
– Но это не исключено, Флавия, – сказала Бретт, но Брунетти понял, что она сама в это не верит.
– Судя по тому, что ты мне рассказывала об их техобслуживании, не исключено, что мой самолет разобьется, но это же не основание для того, чтобы не ехать. И кроме всего прочего, поездка может оказаться интересной. У меня могут появиться идеи насчет «Турандот». – Брунетти подумал, что она закончила, но она еще добавила: – Но зачем мы тратим время, говоря об этом? – Она поглядела на Брунетти так, будто считала его ответственным за исчезновение ваз.
Брунетти так и не понял, серьезно ли она говорила о возвращении экспонатов в Китай. Он обратился к Бретт.
– В любом случае пока вы должны молчать. Кто бы ни убил Семенцато, он не знает, что вы нам рассказали, даже не знает, докопались ли мы до причины его убийства. И я хочу, чтобы так все и оставалось.
– Но вы были здесь и в больницу приходили, – сказала Бретт.
– Бретт, вы сказали, что вас избили не венецианцы. Я могу быть кем угодно: другом, родственником. И за мной не следили. – Это было правдой. Только местный мог бы незаметно следовать за кем-то по узким улицам города, только местный знал скрытые повороты, тупики и где можно спрятаться.
– Ну и что мне делать? – спросила Бретт.
– Ничего, – ответил он.
– И что это значит?
– Только это. Ничего. На самом деле было бы разумно, если бы вы уехали из города на некоторое время.
– Я не уверена, что хочу куда-то везти такое лицо, – сказала она, но сказала с юмором – добрый знак.
Обращаясь к Брунетти, Флавия произнесла:
– Я пыталась уговорить ее поехать со мной в Милан.
Подыгрывая Флавии, Брунетти спросил ее:
– А когда вы едете?
– В понедельник. Я им уже сказала, что буду петь вечером во вторник. Они назначили репетицию с пианистом днем во вторник.
Он опять обратился к Бретт.
– Вы собираетесь поехать? – Когда она не ответила, он добавил: – По-моему, это хорошая идея.
– Я подумаю над этим, – только и сказала Бретт, и он решил, что пора уходить. Если ее можно уговорить, то Флавия сделает это, а не он.
– Если решите поехать, пожалуйста, дайте мне знать.
– Вы думаете, есть какая-то опасность? – спросила Флавия.
Бретт успела ответить раньше него:
– Вероятно, опасность была бы меньше, если бы они знали, что я все рассказала полиции. Тогда уже не от чего было бы меня удерживать. – И обратилась к Брунетти: – Так ведь?
Брунетти никогда не врал, даже женщинам.
– Да, боюсь, что так. Как только китайцев известят о подделках, убийцам Семенцато уже не будет смысла затыкать вам рот. Они поймут, что предупреждение вас не остановило.
Или, вдруг понял он, они могут заткнуть ей рот навсегда.
– Изумительно, – сказала Бретт. – Я могу рассказать китайцам и спасти свою шкуру, но погубить карьеру. Или молчать, спасая карьеру, и тогда надо будет беспокоиться о своей шкуре.
Флавия перегнулась через стол и положила ладонь на колено Бретт.
– Впервые с тех пор, как все это началось, ты стала сама собой.
Бретт улыбнулась в ответ и сказала:
– Страх смерти – лучший будильник, так ведь?
Флавия села в кресло и спросила Брунетти:
– А вы думаете, китайцы тут замешаны?
Брунетти не более любого другого итальянца был склонен верить в тайные заговоры, что означало, что он часто видел их даже в самых невинных совпадениях.
– Я не думаю, что смерть вашей подруги была случайной, – сказал он Бретт. – Это значит, что у них есть кто-то в Китае.
– Кем бы «они» ни были, – перебила Флавия с сильным нажимом.
– То, что я не знаю, кто они, не значит, что их не существует, – сказал Брунетти, обернувшись к ней.
– Именно, – согласилась Флавия и улыбнулась.
Бретт он сказал:
– Вот поэтому я думаю, что было бы лучше, если бы вы покинули город на некоторое время.
Она неопределенно кивнула, явно не соглашаясь с ним.
– Если уеду, дам вам знать.
Не похоже на изъявление покорности. Она опять откинулась и положила голову на спинку дивана. Сверху над ними стучал дождь.
Он обратил внимание на Флавию, которая указывала ему глазами на дверь, потом сделала жест подбородком, сообщая ему, что пора уходить.
Он понял, что сказать больше почти нечего, и поднялся. Бретт, заметив это, собралась встать.
– Не надо, не беспокойся, – сказала Флавия, поднимаясь и направляясь к выходу. – Я его провожу.
Он наклонился и пожал руку Бретт. Все молчали.
У двери Флавия взяла его руку и сжала с подлинной теплотой.
– Спасибо, – только и сказала она, а потом придерживала дверь, пока он не вышел и не начал спускаться по ступенькам. Закрывшаяся дверь оборвала стук падающего дождя.
Глава 18
Несмотря на то, что он заверил Бретт, что за ним не следили, выйдя из ее квартиры, Брунетти задержался перед поворотом на Калле-делла-Теста и посмотрел по сторонам, нет ли кого-нибудь, кто бы мотался тут, когда он входил. Вроде никого знакомого. Он стал поворачивать направо, но тут припомнил нечто, о чем ему говорили, когда он несколько лет назад искал тут жилье Бретт.
Он свернул налево и прошел до первого крупного перекрестка с Калле-Джачинто-Галлина и нагнел его именно там, где видел во время своего первого визита, – газетный киоск, стоявший на углу, напротив средней школы, лицом к главной улице этого района. И в киоске, будто и не уходила никуда с тех пор, как он ее видел, на высокой табуретке сидела синьора Мария, закутанная в вязаный шарф, по крайней мере трижды обмотанный вокруг ее шеи. Лицо у нее было красное то ли от холода, то ли от выпитого с утра пораньше бренди, а короткие волосы по контрасту казались еще белее.
– Виоngiorno, синьора Мария, – сказал он, улыбаясь ей через горы газет и журналов.
– Виоngiorno, комиссар, – ответила она, как будто он был одним из постоянных клиентов.
– Синьора, раз уж вы знаете, кто я, возможно, вы знаете, и зачем я здесь.
– L'americana? – спросила она, но на самом деле это был не вопрос.
Вдруг из-за его спины протянулась рука и, вытащив из стопки газету, подала Марии десятитысячелировую купюру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39