Хотя его подмывало спросить Флавию, зачем она пришла его повидать, он задал такой вопрос:
– Есть ли способ убедить ее поехать с тобой?
– Ясно, что ты ее плохо знаешь, – сухо сказала Флавия, но потом улыбнулась. – Думаю, что нет. Может, помогло бы, если б ей кто-нибудь велел не ехать, тогда она, вероятно, поехала бы назло. – Она покачала головой и повторила: – Ну точно как мои дети.
– Хочешь, чтобы я с ней поговорил? – спросил Брунетти.
– Думаешь, будет какая-то польза?
Теперь настала его очередь пожать плечами.
– Не знаю. Со своими детьми я не слишком хорошо справляюсь.
Она удивленно подняла глаза.
– А я не знала, что у тебя есть дети.
– Довольно естественно для человека моего возраста, не так ли?
– Да, наверно, – ответила она и подумала, прежде чем выдать следующее замечание: – Это потому, что я тебя знаю как полицейского, как будто ты не настоящий человек. – Прежде чем он успел что-то сказать, она добавила: – Ну да, понимаю, и ты меня знаешь как певицу.
– Разве знаю?
– Ты о чем? Мы же встретились, когда я пела.
– Да, но спектакль тогда уже кончился. А с тех пор я слышал твое пение только на дисках. Боюсь, что это не одно и то же.
Она долго смотрела на него, потом опустила глаза, потом опять подняла взгляд на него.
– Если бы я дала тебе билеты на спектакль в «Ла Скала», ты бы приехал?
– Да. С радостью.
Она открыто улыбнулась.
– А с кем бы ты пришел?
– С женой, – просто ответил он.
– А-а, – так же просто сказала она. Как содержателен может быть единственный слог. Улыбка на миг пропала, а когда вернулась, то была столь же дружеской, но чуть менее теплой.
Он повторил свой вопрос:
– Так ты хочешь, чтобы я с ней поговорил?
– Да. Она тебе очень доверяет, так что тебя может и послушать. Кто-нибудь должен убедить ее покинуть Венецию. Я не смогла.
Обеспокоенный отчаянием, прозвучавшим в ее голосе, он сказал:
– Я не думаю, что ей здесь грозит реальная опасность. Ее квартира надежна, и ей хватит здравого смысла никого не впускать. Так что она мало чем рискует.
– Да, – помедлив, согласилась Флавия, всем своим видом показывая, как все это для нее неубедительно. И как будто вдруг вернувшись откуда-то издалека и обнаружив себя в незнакомом месте, она огляделась и спросила, оттягивая горловину свитера от шеи:
– Ты должен здесь еще сидеть?
– Нет, я уже освободился. Если хочешь, я пойду с тобой и посмотрим, послушает ли она меня.
Флавия поднялась на ноги и подошла к окну, где постояла, глядя на завешенный фасад Сан-Лоренцо, потом вниз, на канал.
– Прекрасно, но я не понимаю, как ты это выдерживаешь. – Уж не о женитьбе ли она, подумал Брунетти. – Я выдерживаю неделю, а потом чувствую себя как в ловушке. – Имеется в виду супружеская верность? Она повернулась лицом к нему. – Но даже со всеми неудобствами это все равно самый красивый город в мире, правда?
– Да, – просто ответил он и подал ей плащ.
Брунетти достал из шкафчика у стены два зонтика и вручил один Флавии, когда они вышли из кабинета. У входной двери квестуры оба охранника, которые обычно кидали Брунетти более чем лаконичное «Виоnаnotte», вытянулись в струнку и четко отсалютовали. Снаружи лил дождь, и вода начала перехлестывать через бортики канала и затапливать мостовую. Он остановился, чтобы надеть сапоги, но на Флавии были кожаные туфли на низком каблуке, уже промокшие от дождя.
Он взял ее под руку, и они свернули налево. Неожиданные порывы ветра бросали дождь им в лицо, потом ветер разворачивался и бил их сзади по ногам. Им попадалось очень мало прохожих, и все они были в сапогах и клеенчатых плащах, сразу видно, что это венецианцы, которые вышли из дома только по необходимости. Брунетти избегал тех улиц, где вода уже должна была подняться, и увлек ее в сторону Барберия-делле-Толле, которая вела вверх к больнице. Неподалеку от единственного моста, который им оставалось одолеть, был низкий участок мостовой, где грязная серая вода уже стояла по щиколотку. Брунетти притормозил, соображая, как перевести через нее Флавию, но та отпустила его руку и ринулась через лужу, не обращая внимания на холодную воду, хлюпавшую у нее в туфлях.
На открытом пространстве площади Санти-Джованни-э-Паоло хлестали ветер и дождь. На углу под яростно хлопающим навесом бара стояла монашка, беспомощно сжимая перед собой ободранный зонтик. Сама площадь будто сжалась, ее дальняя часть была поглощена прибывающими водами, которые превратили канал в узкое озеро со все расступающимися берегами.
Быстрым шагом, почти бегом, они устремились через площадь к мосту, который должен был привести их к Кале-делла-Теста и квартире Бретт.
С вершины моста они увидели, что впереди вода поднялась по щиколотку, но не замедлили шаг. На сходе с моста Брунетти переложил зонтик в левую руку и подхватил правой Флавию под руку. И как раз вовремя, потому что она споткнулась и плюхнулась бы, если бы Брунетти не удержал ее, притянув к себе.
– PorcoGiuda, – воскликнула она, выпрямляясь. – Туфля. Слетела.
Они оба стояли и вглядывались в темную гладь, но безрезультатно. Флавия попробовала пошарить в воде ногой. Ничего. Только дождь.
– Ну вот что, – сказал Брунетти, складывая зонтик и вручая ей.
Он быстро нагнулся и поднял ее с земли, так неожиданно для нее, что она обхватила его руками, стукнув по затылку рукояткой сложенного зонта. Он пошатнулся, держа ее в охапке, восстановил равновесие и зашагал вперед. Дважды повернув, он доставил ее к дверям дома.
Голова у него вымокла; дождь стекал ему за воротник и дальше по спине. В какой-то момент он оступился со своей ношей и ощутил, как холодная вода переливается через верх сапога и течет к ступне. Но он дотащил Флавию до порога, сгрузил и убрал волосы со лба.
Она поспешно открыла дверь в здание и прошлепала в подъезд, где вода стояла так же высоко, как и снаружи. Она прошла по ней и поднялась на вторую ступеньку, где было сухо. Услышав за спиной хлюпающие шаги, она поднялась на две ступени и повернулась к Брунетти:
– Спасибо.
Она стряхнула вторую туфлю и оставила ее, где та упала, потом пошла вверх по лестнице, он шел следом. На второй площадке они услышали музыку, которая лилась навстречу. Наверху, перед железной дверью, она достала ключ, вставила в замок и повернула. Дверь не поддалась.
Она вытащила ключ, выбрала другой и повернула его в верхнем замке, потом опять вставила первый в нижнюю скважину и отперла.
– Странно, – сказала она, оборачиваясь к нему. – Заперто на два замка.
Ему казалось довольно разумным, что Бретт надежно заперлась.
– Бретт! – окликнула Флавия, распахивая дверь. Их встретили звуки музыки, но Бретт не отозвалась.
– Это я! – крикнула Флавия. – Со мной Гвидо. Никто не ответил.
Флавия, с которой на пол капала вода, босиком пошла в гостиную, потом в глубину квартиры, чтобы посмотреть в обеих спальнях. Когда она вернулась, лицо ее было бледным. За ее спиной воспаряли к небесам скрипки, гремели трубы и воцарялась вселенская гармония.
– Ее тут нет, Гвидо. Она куда-то делась.
Глава 21
После того как Флавия сердито выскочила из квартиры после обеда, Бретт села и уставилась на страницы заметок, устилавшие ее стол. Она взирала на схемы и таблицы с температурами горения дерева разных пород, размерами печей, раскопанных в Западном Китае, изотопами, найденными в глазури керамических погребальных сосудов из той же области, и экологическими реконструкциями флоры двухтысячелетней давности. Если она соотносила эти данные в одной последовательности, то получала один способ обжига керамики, но если она располагала их иначе, то ее тезис оказывался несостоятельным, полной ерундой, и ей следовало сидеть в Китае, где ей и место.
Последнее слово заставило ее задуматься над тем, найдется ли ей там место в будущем, если Флавия и Брунетти как-нибудь все уладят – лучшего слова она не подобрала – так, чтобы она могла продолжать работу. Она с отвращением отодвинула бумаги. Нет смысла заканчивать статью, если ее автор скоро будет дискредитирован как участник крупной махинации с предметами искусства.
Она вышла из-за стола и подошла к рядам аккуратно расставленных компакт-дисков, ища музыку, подходящую к ее нынешнему настроению. Никакого вокала. Никаких жирных придурков, поющих о любви и утратах. Любовь и утраты. И только не клавесин: его резкий звук будет дергать ее нервы. Ну ладно, тогда симфония «Юпитер»: если что и способно доказать ей, что рассудок, радость и любовь остались в мире, так это она. Бретт поверила в разум и радость и уже начинала снова верить в любовь, когда зазвонил телефон. Она ответила только потому, что думала, что это может быть Флавия, которая ушла больше часа назад.
– Pronto, – сказала она, сообразив, что впервые говорит по телефону больше чем за неделю.
– Professoressa Линч? – поинтересовался мужской голос.
– Да.
– Мои друзья нанесли вам визит на прошлой неделе, – сказал человек хорошо поставленным спокойным голосом с почти неразличимым сицилианским акцентом, слегка растягивая звуки. Когда Бретт ничего не ответила, он добавил: – Я уверен, что вы помните.
Она так и молчала, ее рука сжимала телефонную трубку, а глаза закрылись при воспоминании об этом визите.
– Professoressa, я думаю, вас заинтересует, что ваша подруга, – и его голос иронично понизился на этом слове, – ваша подруга синьора Петрелли беседует с теми же моими друзьями. Да, мы вот тут с вами разговариваем, вы и я, а мои друзья разговаривают с ней.
– Что вам нужно? – спросила Бретт.
– Ах, я и забыл, как прямолинейны американцы. Что ж, я бы хотел поговорить с вами, Professoressa.
После долгого молчания Бретт спросила его:
– О чем?
– О, конечно, о китайском искусстве, особенно о некоторых керамических изделиях времен династии Хань, которые, я думаю, вы бы захотели посмотреть. Но перед этим нам надо обсудить синьору Петрелли.
– Я не хочу с вами разговаривать.
– Я боялся этого, Dottoressa. Вот поэтому я позволил себе попросить синьору Петрелли присоединиться ко мне.
Бретт сказала единственное, что смогла придумать:
– Она тут со мной.
Человек рассмеялся.
– Пожалуйста, Dottoressa, я знаю, как вы умны, так не глупите со мной. Если бы она была с вами, вы бы повесили трубку и сейчас вызывали бы полицию, а не разговаривали со мной. – Он дал ей время подумать и спросил: – Не прав ли я?
– Откуда я знаю, что она у вас?
– Ниоткуда, Dottoressa. Это, видите ли, часть игры. Но вы знаете, что она не с вами, и знаете, что она ушла в четырнадцать минут третьего, вышла из квартиры и направилась к Риальто. Для прогулки день очень неприятный. Очень сильный дождь. Она бы уже вернулась. На самом деле, я дерзну предположить, она уже давно должна была вернуться, не так ли? – Когда Бретт не ответила ему, он повторил более суровым голосом: – Не так ли?
– Чего вы хотите? – устало спросила Бретт.
– Так-то лучше. Я хочу, чтобы вы пришли ко мне в гости, Dottoressa. Я хочу, чтобы вы пришли прямо сейчас, надели пальто и вышли из квартиры. Вас будут ждать внизу, и приведут ко мне. Как только вы это сделаете, синьора Петрелли сможет свободно уйти.
– Где она?
– Вы же не ожидаете от меня, что я сообщу вам, правда, Dottoressa? – спросил он с наигранным изумлением. – Ну что, вы собираетесь выполнять то, о чем я попросил?
Ответ выскочил прежде, чем она успела подумать.
– Si.
– Очень хорошо. Очень разумно. Я уверен, что вы будете рады, что послушались. Как и синьора Петрелли. Когда мы закончим беседу, не вешайте трубку. Я не хочу, чтобы вы куда-нибудь звонили. Вы поняли?
– Да.
– Я слышу там музыку. «Юпитер»?
– Да.
– Кто дирижирует?
– Аббадо, – ответила она с полным ощущением нереальности происходящего.
– А, не лучший выбор, совсем не лучший, – быстро сказал он, не пытаясь скрыть разочарование. – Итальянцы просто не знают, как надо дирижировать Моцарта. Но мы можем обсудить это, когда вы будете здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39