Говорит, самооценка нужна для самовыражения, для познания окружающего мира, и если в человеке это не заложено, то без толчка извне он так и останется в темноте, в душевной дремоте. Интересно, сын купца второй гильдии прав?
Вспомнился Шурка – и всколыхнулась в душе тревога. Да… Пора возвращаться мыслями, принимать решение.
Вениамин как раз говорил, что нужно посылать кого-то в Новочеркасск к Смолякову.
– А остальные что? Тут останутся, так-разэтак? Как кощеи, золотишко сторожить? – вопрошал Серега.
Тут Алешке в голову пришла идея.
– Мы не можем сложа руки сидеть. У Сереги в Заплавах полно родни – там не выдадут. Пролетарии туда из города наезжают редко, как татары за данью. Ночью не суются. Там рядом будем и услышим побольше, чем здесь. За себя и друг за друга мы теперь умеем постоять. А у золота все одно караул не выставишь.
Мельников такому предложению очень обрадовался. У студентов же ни одного аргумента против не нашлось.
Вскоре вернулась бабка-хозяйка с крестин из Большого Лога. Первым делом зорко оглядев нехитрое имущество – на месте ли, подивившись четырем справным лошадям во дворе и порядку в хате, принялась всплескивать руками:
– Ой, шо деется-то! Народ гутарит – в Новочеркасске большаки бесчинства утворяють. Казаки-голубовцы по домам тикають. А кривянские конных матросов пымали, оружье и коней поотобрали и вон выгнали. Сход приговорил не пущать и провианту не давать. В Старочеркасский округ дигелятов снарядили и ожидають теперя подмогу.
– Делегатов, бабка, – поправил Мельников. – А что заплавцы?
– А тама тож на круг кликали…
Бабке оставили лошадей, заплатили вперед за постой и сказали, что если через десять дней не вернутся, то пусть двух отдаст буфетчику Митрофану, так как они его собственность, а с другой парой делает, что хочет, хоть тому же буфетчику и продает. Самому Митрофану намекнули, что если задержатся, то он может вполне с бабкой сторговаться, только условие: пусть в проходящий эшелон четверых путейцев пристроит.
Словоохотливый любитель натурального обмена все понял и подсуетился. В результате уже под вечер четыре партизана – с виду обычных рабочих паренька, – сказав, что едут записываться в красногвардейцы к Саблину, прыгнули в первый вагон к нетрезвому интенданту. Он сопровождал украинскую помощь красным отрядам – консервы, хлеб и сало в опломбированных мешках. Самое ужасное, что в пути выяснилось: эшелон вез из Ростова карательный отряд Якова Антонова – моряков и рабочих, для подавления контрреволюционных настроений в Новочеркасске.
Поезд с антоновцами пыхтел часа два, несколько раз останавливаясь, вероятно, для проверки состояния путей, которые и красные, и добровольцы за последние полтора месяца взрывали по нескольку раз. Последняя остановка была перед Мишкиным. Наконец, в густых сумерках двадцать девятого марта показались перрон и плохо освещенное здание новочеркасского вокзала.
В город на розыски полковника Смолякова и Шурки предстояло идти Лиходедову. Мельников, Барашков и Журавлев, договорившись с Алешкой о месте тайного сбора, собирались в станицу Заплавскую. Серега и студенты, только состав остановился, юркнули под вагон и, пробираясь под стоящими на соседних путях теплушками, направились к берегу Аксая. Лиходедов же как репей пристал с расспросами к толстому подвыпившему интенданту, интересуясь, как пройти туда-то и туда-то. Оживленно болтая с представителем штаба Южного фронта, он спокойно просочился сквозь вялое зевающее оцепление и, почтительно попрощавшись, исчез в ближайшем, поднимавшемся к Кавказской улице переулке.
На Кавказской, за квартал от Мельниковых, на углу Базарной жили Пичугины. Не встретив почти ни души, Алешка прошел мимо лавочки с иногородними парнями и шмарами. Те было стали зазывать, потрясая початой четвертью, но Лиходедов, помахав им рукой, весело крикнул: «Пролетарский привет! Щас не могу, меня наши в комитет послали! Скоро приду!» Этому трюку его научил Сорокин. Ротмистр наставлял: «Хочешь избавиться от опасных незнакомцев – шути с ними, как будто у тебя день рождения, а они твои старинные друзья, но в то же время кажись человеком при деле». В какой «комитет» его послали, Алешка придумать не успел, но и так сошло.
В пичугинском доме не светилось ни одно окошко. В эти жуткие дни мирные жители донской столицы старались огонь не зажигать, а там, где он горел, наверняка хозяйничали красногвардейцы или жили связанные с ними лица. Шуркина семья занимала только верхнюю часть крепкого, еще платовского, строения, и сам Шурка очень гордился тем. что их дом при атамане Платове строили одновременно со всем городом, согласно плану архитектора де Волана. Дотошливый Пичугин даже ходил к Алешкиному отцу на работу рассматривать архитектурные схемы, стараясь определить первого хозяина дома. Но Лиходедов-старший объяснил, что идти надо а городскую управу поднимать списки первых застройщиков. Шурка уже собрался, по выражению своего соседа Женьки, «замучить приставаниями какую-нибудь канцелярскую крысу», но не успел – на город пошли большевики.
Кидая в окошко мелкие камешки, Алексей молил Бога, чтобы Шурка оказался дома. Он даже пообещал себе, что, когда кончится война, сходит с другом куда угодно и замучает хоть десяток архивариусов, исполняя Шуркину мечту.
Форточка в пичугинской комнате была приоткрыта, и это вселяло надежду. Один из камешков случайно пролетел внутрь. Через минуту в форточку осторожно высунулось испуганное Шуркино лицо. Очки на остром носу отсутствовали, и Пичугин долго щурился, разглядывая вечернего гостя. Наконец, поняв, кто перед ним, Шурка от неожиданности вскрикнул.
Алешка приложил палец к губам:
– Тс-с-с!
– Ты мне прямо по лбу попал! Больно! – радостно зашептал Шурик. – Я на кровати лежал и как раз про вас думал! Вот здорово! Иди, иди, я сейчас открою!
В коридор с тусклой керосинкой в руке выглянула мать Пичугина:
– Господи, кто там? Алешка? Ты откуда взялся? Шурик говорил, что тебя в городе нет. Что у вас за секреты в такое страшное время?
– Меня и не было. Да вы не беспокойтесь, мы тихонько посидим, свет зажигать не будем.
– Ладно, только из дому никуда. Я вам сейчас чаю сделаю.
Пичугин то вскакивал с кровати, то вновь садился, вскрикивая полушепотом:
– Ну и ну! Не может быть! Отыскали все-таки? Вы настоящие следопыты! И перехоронили?! Золото?! Мамочки!
Шурка был потрясен и напуган раскрывшейся тайной груза. Он долго не мог успокоиться и все спрашивал: «Ну почему от нас скрывали?» Когда переживания немного улеглись, Пичугин стал рассказывать:
– А мы с Ульяной фотографа тут… э-э… выследили. Она такая замечательная девушка! Она теперь нам со Смоляковым помогает – собирает разведсведения. Уля еще говорила, что фотограф тут с немцами якшался.
Лиходедов не верил своим ушам:
– Подожди, подожди… Как с вами? Что за сведения? Что значит – обрадовалась? Точно?
Алешку как обухом по голове огрели. Перед глазами сразу возникло заплаканное Улино личико, ее испуганные зеленые глаза и дрожащие розовые губки. Он столько раз вспоминал их нелепую встречу, надеясь увидеться и объясниться… И вот Шурка Пичугин говорит: «Хорошая, воспитанная девушка». А какая, черт возьми, она еще может быть! Он же знал наперед, верил, предвосхищая будущее впечатление от непременно доброго разговора по душам… А она теперь еще и вместе с ними! Шурка сказал – она спрашивала о нем. Какая награда!
Пробыв до утра у Пичугиных, наконец-то вволю напившись горячего чаю и выспавшись, счастливый Алексей сидел у окна, наблюдая за просыпающейся улицей.
На углу Кавказской и Базарной особого оживления не замечалось. Один раз мимо проскакали человек двадцать казаков-голубовцев. Всадники направлялись в сторону центра, не обращая внимания на отдельных прохожих. Под окнами туда-сюда шныряли бабы, мастеровые. В сторону рынка проехало два воза с сеном. Обратно прошли несколько вооруженных рабочих, матеря заводской комитет, постановивший до поры, до времени не участвовать в стычках с казаками из окружающих город станиц. Из их нервного, прерывистого разговора удалось уяснить, что жители Кривянской заняли круговую оборону, а «сбивать» ее послали отряд грушевских шахтеров с броневиками.
– Ну что, подкрепимся, да попробуем… э-э… прогуляться? – чрезвычайно буднично спросил Шурка, входя в комнату с подносом, на котором в плошке лежали несколько вареных картофелин и сушеный подлещик. – Соседи говорят, у красных переполох случился, их в городе почти нет. На рынке с утра только один патруль видели, но это не моряки и не шахтеры, а местные, с кирпичного завода. Еще говорят, ночью погромы начались на севере и даже в центре. Это те большевики из Ростова, с которыми вы ехали. Слава Богу, до нас не добрались. Карателей под утро перебросили к Тузловской переправе. Слух верный идет: станицы Заплавская и Кривянская взбунтовались.
Алешка даже матюгнулся в сердцах:
– Му…ки! Наконец-то дошло до них, что от красных пряников не дождешься!
* * *
«В станице Кривянской ударили в набат сразу после прибытия гонца от заплавцев. На станичном сборе доложили, что соседи на своем Кругу приговорили выступить с призывом о походе на Новочеркасск. В принародно оглашенном воззвании значилось, что пришлые банды красных угрожают спокойствию станиц, посягают на собственность трудового казачества и крестьянства, бесчинствуют, забирают хлеб и скот. Поэтому всех казаков, способных носить оружие, жители станицы Заплавской призывали к мобилизации и организации сотен и станичных дружин. А также просили уведомить о совместном решении сходов в Маныческой, Старочеркасской, Бессергеневской, Мелиховской, Раздорской и Богаевской станицах. Просьба о присоединении была подхвачена моментально. В Кривянскую, куда к тому времени уже подошли отряды заплавцев и бессергеневцев, прибыла дружина пеших и конных казаков станицы Богаевской».
Из дневников очевидца
После того как восставшие станичники объединились, остро стал вопрос о выборах единого командования. Опытных боевых офицеров среди дружинников практически не было, а каждая станичная рать пророчила в полководцы собственного атамана. В то же время все понимали, что это не лучший выход.
Когда митинговые страсти приблизились к точке кипения, внезапно появились несколько кривянцев, тащивших под руки войскового старшину. Оказалось, войсковой старшина Фетисов еще утром прибыл в Кривянскую из города, чтобы купить муки. Тут его станичники и задержали. После длительных уговоров и даже угроз предания анафеме офицер-фронтовик согласился возглавить силы восставших. В течение короткого времени были приняты меры кругового наблюдения и охраны Кривянской со стороны Новочеркасска.
Узнав о скоплении в четырех километрах от города значительных контрреволюционных сил, утром 30 марта большевики решили провести разведку боем, направив к мятежной станице бронеавтомобиль. Но тяжелый броневик на полпути застрял в весенней грязи, где с криками «ура» и был атакован заметившим его казачьим разъездом. Экипаж успел сделать лишь несколько выстрелов. Бронированный трофей, вооруженный двумя пулеметами, смельчаки на быках торжественно притянули в стан восставших.
Тактическая неудача сильно разозлила командование красных. Бунт «под боком» решено было подавить со всей беспощадностью, используя надежные, прибывшие из Ростова силы. С утра 31 марта красногвардейцы из отрядов Антонова, Подтелкова и Саблина повели наступление на станицу.
Наверное, как и в любом южном городе, в Новочеркасске, даже в дни кровавых мятежей и вооруженных противостояний, последние новости можно было узнать в районе базарной площади. Городской рынок хоть и был временно закрыт новыми пролетарскими хозяевами донской столицы, но побороть неистребимую тягу населения к частным торгово-обменным отношениям они не смогли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Вспомнился Шурка – и всколыхнулась в душе тревога. Да… Пора возвращаться мыслями, принимать решение.
Вениамин как раз говорил, что нужно посылать кого-то в Новочеркасск к Смолякову.
– А остальные что? Тут останутся, так-разэтак? Как кощеи, золотишко сторожить? – вопрошал Серега.
Тут Алешке в голову пришла идея.
– Мы не можем сложа руки сидеть. У Сереги в Заплавах полно родни – там не выдадут. Пролетарии туда из города наезжают редко, как татары за данью. Ночью не суются. Там рядом будем и услышим побольше, чем здесь. За себя и друг за друга мы теперь умеем постоять. А у золота все одно караул не выставишь.
Мельников такому предложению очень обрадовался. У студентов же ни одного аргумента против не нашлось.
Вскоре вернулась бабка-хозяйка с крестин из Большого Лога. Первым делом зорко оглядев нехитрое имущество – на месте ли, подивившись четырем справным лошадям во дворе и порядку в хате, принялась всплескивать руками:
– Ой, шо деется-то! Народ гутарит – в Новочеркасске большаки бесчинства утворяють. Казаки-голубовцы по домам тикають. А кривянские конных матросов пымали, оружье и коней поотобрали и вон выгнали. Сход приговорил не пущать и провианту не давать. В Старочеркасский округ дигелятов снарядили и ожидають теперя подмогу.
– Делегатов, бабка, – поправил Мельников. – А что заплавцы?
– А тама тож на круг кликали…
Бабке оставили лошадей, заплатили вперед за постой и сказали, что если через десять дней не вернутся, то пусть двух отдаст буфетчику Митрофану, так как они его собственность, а с другой парой делает, что хочет, хоть тому же буфетчику и продает. Самому Митрофану намекнули, что если задержатся, то он может вполне с бабкой сторговаться, только условие: пусть в проходящий эшелон четверых путейцев пристроит.
Словоохотливый любитель натурального обмена все понял и подсуетился. В результате уже под вечер четыре партизана – с виду обычных рабочих паренька, – сказав, что едут записываться в красногвардейцы к Саблину, прыгнули в первый вагон к нетрезвому интенданту. Он сопровождал украинскую помощь красным отрядам – консервы, хлеб и сало в опломбированных мешках. Самое ужасное, что в пути выяснилось: эшелон вез из Ростова карательный отряд Якова Антонова – моряков и рабочих, для подавления контрреволюционных настроений в Новочеркасске.
Поезд с антоновцами пыхтел часа два, несколько раз останавливаясь, вероятно, для проверки состояния путей, которые и красные, и добровольцы за последние полтора месяца взрывали по нескольку раз. Последняя остановка была перед Мишкиным. Наконец, в густых сумерках двадцать девятого марта показались перрон и плохо освещенное здание новочеркасского вокзала.
В город на розыски полковника Смолякова и Шурки предстояло идти Лиходедову. Мельников, Барашков и Журавлев, договорившись с Алешкой о месте тайного сбора, собирались в станицу Заплавскую. Серега и студенты, только состав остановился, юркнули под вагон и, пробираясь под стоящими на соседних путях теплушками, направились к берегу Аксая. Лиходедов же как репей пристал с расспросами к толстому подвыпившему интенданту, интересуясь, как пройти туда-то и туда-то. Оживленно болтая с представителем штаба Южного фронта, он спокойно просочился сквозь вялое зевающее оцепление и, почтительно попрощавшись, исчез в ближайшем, поднимавшемся к Кавказской улице переулке.
На Кавказской, за квартал от Мельниковых, на углу Базарной жили Пичугины. Не встретив почти ни души, Алешка прошел мимо лавочки с иногородними парнями и шмарами. Те было стали зазывать, потрясая початой четвертью, но Лиходедов, помахав им рукой, весело крикнул: «Пролетарский привет! Щас не могу, меня наши в комитет послали! Скоро приду!» Этому трюку его научил Сорокин. Ротмистр наставлял: «Хочешь избавиться от опасных незнакомцев – шути с ними, как будто у тебя день рождения, а они твои старинные друзья, но в то же время кажись человеком при деле». В какой «комитет» его послали, Алешка придумать не успел, но и так сошло.
В пичугинском доме не светилось ни одно окошко. В эти жуткие дни мирные жители донской столицы старались огонь не зажигать, а там, где он горел, наверняка хозяйничали красногвардейцы или жили связанные с ними лица. Шуркина семья занимала только верхнюю часть крепкого, еще платовского, строения, и сам Шурка очень гордился тем. что их дом при атамане Платове строили одновременно со всем городом, согласно плану архитектора де Волана. Дотошливый Пичугин даже ходил к Алешкиному отцу на работу рассматривать архитектурные схемы, стараясь определить первого хозяина дома. Но Лиходедов-старший объяснил, что идти надо а городскую управу поднимать списки первых застройщиков. Шурка уже собрался, по выражению своего соседа Женьки, «замучить приставаниями какую-нибудь канцелярскую крысу», но не успел – на город пошли большевики.
Кидая в окошко мелкие камешки, Алексей молил Бога, чтобы Шурка оказался дома. Он даже пообещал себе, что, когда кончится война, сходит с другом куда угодно и замучает хоть десяток архивариусов, исполняя Шуркину мечту.
Форточка в пичугинской комнате была приоткрыта, и это вселяло надежду. Один из камешков случайно пролетел внутрь. Через минуту в форточку осторожно высунулось испуганное Шуркино лицо. Очки на остром носу отсутствовали, и Пичугин долго щурился, разглядывая вечернего гостя. Наконец, поняв, кто перед ним, Шурка от неожиданности вскрикнул.
Алешка приложил палец к губам:
– Тс-с-с!
– Ты мне прямо по лбу попал! Больно! – радостно зашептал Шурик. – Я на кровати лежал и как раз про вас думал! Вот здорово! Иди, иди, я сейчас открою!
В коридор с тусклой керосинкой в руке выглянула мать Пичугина:
– Господи, кто там? Алешка? Ты откуда взялся? Шурик говорил, что тебя в городе нет. Что у вас за секреты в такое страшное время?
– Меня и не было. Да вы не беспокойтесь, мы тихонько посидим, свет зажигать не будем.
– Ладно, только из дому никуда. Я вам сейчас чаю сделаю.
Пичугин то вскакивал с кровати, то вновь садился, вскрикивая полушепотом:
– Ну и ну! Не может быть! Отыскали все-таки? Вы настоящие следопыты! И перехоронили?! Золото?! Мамочки!
Шурка был потрясен и напуган раскрывшейся тайной груза. Он долго не мог успокоиться и все спрашивал: «Ну почему от нас скрывали?» Когда переживания немного улеглись, Пичугин стал рассказывать:
– А мы с Ульяной фотографа тут… э-э… выследили. Она такая замечательная девушка! Она теперь нам со Смоляковым помогает – собирает разведсведения. Уля еще говорила, что фотограф тут с немцами якшался.
Лиходедов не верил своим ушам:
– Подожди, подожди… Как с вами? Что за сведения? Что значит – обрадовалась? Точно?
Алешку как обухом по голове огрели. Перед глазами сразу возникло заплаканное Улино личико, ее испуганные зеленые глаза и дрожащие розовые губки. Он столько раз вспоминал их нелепую встречу, надеясь увидеться и объясниться… И вот Шурка Пичугин говорит: «Хорошая, воспитанная девушка». А какая, черт возьми, она еще может быть! Он же знал наперед, верил, предвосхищая будущее впечатление от непременно доброго разговора по душам… А она теперь еще и вместе с ними! Шурка сказал – она спрашивала о нем. Какая награда!
Пробыв до утра у Пичугиных, наконец-то вволю напившись горячего чаю и выспавшись, счастливый Алексей сидел у окна, наблюдая за просыпающейся улицей.
На углу Кавказской и Базарной особого оживления не замечалось. Один раз мимо проскакали человек двадцать казаков-голубовцев. Всадники направлялись в сторону центра, не обращая внимания на отдельных прохожих. Под окнами туда-сюда шныряли бабы, мастеровые. В сторону рынка проехало два воза с сеном. Обратно прошли несколько вооруженных рабочих, матеря заводской комитет, постановивший до поры, до времени не участвовать в стычках с казаками из окружающих город станиц. Из их нервного, прерывистого разговора удалось уяснить, что жители Кривянской заняли круговую оборону, а «сбивать» ее послали отряд грушевских шахтеров с броневиками.
– Ну что, подкрепимся, да попробуем… э-э… прогуляться? – чрезвычайно буднично спросил Шурка, входя в комнату с подносом, на котором в плошке лежали несколько вареных картофелин и сушеный подлещик. – Соседи говорят, у красных переполох случился, их в городе почти нет. На рынке с утра только один патруль видели, но это не моряки и не шахтеры, а местные, с кирпичного завода. Еще говорят, ночью погромы начались на севере и даже в центре. Это те большевики из Ростова, с которыми вы ехали. Слава Богу, до нас не добрались. Карателей под утро перебросили к Тузловской переправе. Слух верный идет: станицы Заплавская и Кривянская взбунтовались.
Алешка даже матюгнулся в сердцах:
– Му…ки! Наконец-то дошло до них, что от красных пряников не дождешься!
* * *
«В станице Кривянской ударили в набат сразу после прибытия гонца от заплавцев. На станичном сборе доложили, что соседи на своем Кругу приговорили выступить с призывом о походе на Новочеркасск. В принародно оглашенном воззвании значилось, что пришлые банды красных угрожают спокойствию станиц, посягают на собственность трудового казачества и крестьянства, бесчинствуют, забирают хлеб и скот. Поэтому всех казаков, способных носить оружие, жители станицы Заплавской призывали к мобилизации и организации сотен и станичных дружин. А также просили уведомить о совместном решении сходов в Маныческой, Старочеркасской, Бессергеневской, Мелиховской, Раздорской и Богаевской станицах. Просьба о присоединении была подхвачена моментально. В Кривянскую, куда к тому времени уже подошли отряды заплавцев и бессергеневцев, прибыла дружина пеших и конных казаков станицы Богаевской».
Из дневников очевидца
После того как восставшие станичники объединились, остро стал вопрос о выборах единого командования. Опытных боевых офицеров среди дружинников практически не было, а каждая станичная рать пророчила в полководцы собственного атамана. В то же время все понимали, что это не лучший выход.
Когда митинговые страсти приблизились к точке кипения, внезапно появились несколько кривянцев, тащивших под руки войскового старшину. Оказалось, войсковой старшина Фетисов еще утром прибыл в Кривянскую из города, чтобы купить муки. Тут его станичники и задержали. После длительных уговоров и даже угроз предания анафеме офицер-фронтовик согласился возглавить силы восставших. В течение короткого времени были приняты меры кругового наблюдения и охраны Кривянской со стороны Новочеркасска.
Узнав о скоплении в четырех километрах от города значительных контрреволюционных сил, утром 30 марта большевики решили провести разведку боем, направив к мятежной станице бронеавтомобиль. Но тяжелый броневик на полпути застрял в весенней грязи, где с криками «ура» и был атакован заметившим его казачьим разъездом. Экипаж успел сделать лишь несколько выстрелов. Бронированный трофей, вооруженный двумя пулеметами, смельчаки на быках торжественно притянули в стан восставших.
Тактическая неудача сильно разозлила командование красных. Бунт «под боком» решено было подавить со всей беспощадностью, используя надежные, прибывшие из Ростова силы. С утра 31 марта красногвардейцы из отрядов Антонова, Подтелкова и Саблина повели наступление на станицу.
Наверное, как и в любом южном городе, в Новочеркасске, даже в дни кровавых мятежей и вооруженных противостояний, последние новости можно было узнать в районе базарной площади. Городской рынок хоть и был временно закрыт новыми пролетарскими хозяевами донской столицы, но побороть неистребимую тягу населения к частным торгово-обменным отношениям они не смогли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47