– Жаль, не видит этого безобразия наш Барашков, – покачал головой Алексей, – он бы точно нашел способ гегемонов выкурить.
– Вы чего? – наигранно ужаснулся Денисов. – Хотите, чтобы Веня альма-матер в щебенку разнес?
– Правильно, Жека! – согласился Мельников. – Нам еще в нем учиться!
Про Вениамина Лиходедов вспомнил неспроста. Накануне, перед уходом Барашкова с подрывниками северного заслона, у них был разговор. Алешка показал тетрадь археолога и вкратце объяснил, о чем идет речь. Барашков слушал с интересом.
– Похоже на страшную сказку, – произнес он. – Ну-ка дай глянуть.
У студента-химика было много поразительных черт. Он не только моментально улавливал суть, но и читал раз в пять быстрее, чем обычный грамотный человек.
Вернув Алексею проглоченную залпом тетрадь, Вениамин задумался. Зная Барашкова, Алешка не торопил, но уже начинал нетерпеливо ерзать.
– Это, конечно же, антинаучно, но… – Первая фраза вселяла надежду. – Но, с другой стороны, у нас есть все необходимое для эксперимента: во-первых, как утверждает уважаемый покойный, коды для энергетического воздействия на настроенный определенным образом мозг. И, во-вторых, сам мозг, переживший клиническую смерть.
– Журавлев, что ли?
– Да, наш славный рыцарь Анатоль.
Алешку даже передернуло от такого лабораторного подхода к едва не погибшему другу.
– Вот вернусь из Персиановки, – мечтательно проговорил Вениамин, – и мы организуем собственную лабораторию по изучению феномена. Только давай поклянемся не делать сию непроверенную гипотезу достоянием общественности. Это очень опасно, даже если ничего не подтвердится.
– Хорошо. А Журавлев согласится?
– Согласится? Ха! Эпохально! Да он напрашиваться будет, когда узнает! Толик у нас отчаянный…
Двое из контрразведки свернули на Комитетскую.
– Погоди, не гони, заметят, – Алешка придержал Денисова за плечо. – Давай твоего коллегу пропустим.
Подождав, пока проедет телега с винтовками, подобранными на улицах, и эскорт – пятеро подвыпивших казаков, – тарантас повернул за угол. Пристроившись за поющими разудалую песню станичниками, партизаны приняли безмятежный вид.
Однако через квартал лица друзей стали вытягиваться. Двор, в который завернули люди Федорина, находился точь-в-точь напротив дома дяди полковника Смолякова.
– Постой, Серега, – выговорил Лиходедов, – только не говори, что мы с детства полные идиоты.
– А я и не говорю…
– Он знает, – хихикнул Женька.
Но на его шутку никто не отреагировал.
– Нужно срочно узнать, к кому они направились, – Алексей попытался встать, но охнул и осел, держась за бок.
– Посидите лучше здесь, инвалиды, – сказал Женька, – и не высовывайтесь, а я на разведку.
Соскочив на землю, он направился в соседний двор. Там, изображая из себя квартирьера-завоевателя, собирающегося оформить на постой, по крайней мере, сотню, Денисов выяснил, кто и сколько живет тут и в соседних дворах.
– А это что у вас, голубятня? – негодующе поинтересовался он у бабки, обитающей в какой-то пристройке в глубине общего двора.
Над сараями возвышалось выкрашенное в синий цвет обитое железом сооружение.
– Ей-ей, нет, – закрестилась бабка, – не наше это… И вход туда с ихней стороны. – И показала за забор.
– Щас проверим, – Денисов взял стоящую у сарая лестницу.
Владения за забором принадлежали двум хозяевам. Вернее, вытянутый вглубь дом был разделен на две независимые друг от друга половины. Денисов уже знал, что одна из них пустует, потому как все соседи старались сбагрить постояльцев именно туда.
«Там большевики-титовцы квартировали, и вы сможете, – говорили они. – А ключи у старшины квартальных дворников. Его вход первый».
Заглянув через крышу сарая в соседний двор, Женька увидел, как офицеры выходят из «нежилой» части, неся деревянную лестницу. Судя по всему, они тоже собирались осмотреть голубятню.
«Да у них тут почтовые голуби! – догадался Денисов. – Надо же, хитро! И как только их гегемоны не съели?»
Он тихонько зашел за синюю, с двумя решетчатыми окошками будку, прислонился к ней спиной и стал слушать. По лестнице поднялся только один северянин. Замок он открыл не сразу, долго ковырялся ключом. Голуби внутри заволновались, подняв шум. Некоторые вылетели через садок на улицу.
– Сколько их нужно, штук пять? – спросил поднявшийся у стоящего внизу напарника.
– Число нечетное. Бери шесть, – ответил тот.
– Ладно. А что в вольере заперты, это наши?
– Так точно-с, вашинские. Токма трое осталось. Привезти б надо, – раздался снизу заискивающий голос третьего человека.
– Привезем, когда груз забирать будем.
«Дворник! – догадался Женька. – Ну и компания! Интересно, господа, а о каком грузе речь? Уж не…»
– Вы скажитесь, вашбродия, кады ждать, – поинтересовался дворник, – а то ить мне стенку разбирать.
– Пока не знаем. Как будет приказ, сообщим. А пока вот тебе от хозяина, за службу.
– Премного, премного благодарен! Рад стараться! – принялся раскланиваться дворник. – Уж как я радый, что большаков побили… Они меня, ироды, тут на вечные мучения обрекли. Самогон весь, что был, вылакали и сожрали все подчистую. Чуть голубков ваших не сварили… Однако я уговорил!
– Ладно прибедняться, Степан. Тебе на это дело столько провианту отвалили, что полк краснопузых накормить можно, – посмеялся первый офицер, закрывая голубятню и слезая вниз. – Котов, примите клетку!
Как только посетители зашли в дом (на этот раз в половину квартального дворника), Женька быстренько, как кошка, спустился с крыши. Все еще торчащая у сараев бабка стала жаловаться на дворника, во время оккупации прислуживавшего «краснюкам».
– Он им провизию доставал, – говорила она. – Жрали всю дорогу в три горла, все пьяные. А мы пустые щи хлебали. Снега зимой у него не допросишься, не то что голубка на суп.
– Вот что, бабуся, – решил Денисов. – Места у вас для постоя и впрямь маловато, но дворника мы вашего будем иметь в виду. Там у него подозрительные типы гостят, похожие на офицеров. – Женька сделал страшные глаза. – Может, это красные шпионы за едой к нему ходят? Приглядывайте тут.
Бабка понимающе затрясла головой:
– Усе поняла сынок, проследю. Поделом ему будет, аспиду.
Потирая сморщенные руки и бормоча на ходу проклятия, она зашаркала в свою пристройку.
– Чего так долго? – возмутились друзья, когда Денисов уселся на козлы.
Женька воровато огляделся и дернул вожжи:
– Но, черти! Дуем отсюда, могикане! Кажись, мы сворованное нашли!
Глава 24
Валерьян Ступичев прекрасно понимал, что затеряться среди казаков еще труднее, чем остаться незамеченным, разгуливая по Новочеркасску в полковничьих погонах. Все станичники-однополчане знали друг друга. Поэтому приходилось или держаться особняком, играя роль пешего вестового, или при встрече с казаками одной станицы называться уроженцем другой, дальней. Выясняя, откуда интересующиеся, Ступичев называл то Мечетинскую, то Егорлыкскую, а то и Маныческую. Один раз он чуть было не попался – перед Атаманским дворцом. Какой-то вахмистр, когда он сказался мечетинским, повел его в сборную колонну полка Климова: «Давай, шевелись! Вон ваши рядом с нашими стоят!»
Но, на счастье, вахмистра кто-то окликнул, и Ступичев, козырнув, отошел в сторону. Это было в полдень следующего дня после взятия города. Всю ночь и наступившее утро пришлось провести в разрушенном снарядами доме в переулке у Крещенского спуска.
После парада, воспользовавшись сутолокой на площади, Валерьян переместился поближе к командованию, принимавшему поздравления жителей. Заняв позицию у толстого дерева, он наблюдал, как полковник Федорин, принимая эстафету от Походного атамана, раскланивается с расфуфыренными дамами и духовенством. Справа от Федорина в полном составе находились командование Южной группы – полковники Денисов, Смоляков и все командиры частей. Они отправлялись на торжественный прием в Атаманский дворец. От Валерьяна не ускользнуло, как Федорин и Смоляков несколько раз украдкой бросали друг на друга косые взгляды.
«Оба настороже, – заключил подъесаул. – Интересно, кто из них уцелеет в этой дуэли?»
Вдруг полковник Смоляков, извинившись, покинул высокое общество, направляясь вместе с подошедшим ординарцем к зданию Арсенала.
Ступичев, решив, что Федорин от Походного никуда в ближайший час не отойдет, стал пробираться сквозь толпящуюся по случаю празднества публику вслед за Смоляковым. У ворот Арсенала стоял потрепанного вида тарантас, а за ним находились трое партизан. Одного, рыжего, с нагловатой физиономией, Валерьян никогда не видел, зато двое других оказались старыми знакомцами. Подъесаул даже скрипнул зубами от досады. Те самые гимназисты, которые должны были вчера получить солидную порцию свинца, оказались живы и невредимы. Смоляков, отослав позвавшего его ординарца, направлялся прямиком к ним.
По напряженному лицу полковника становилось ясно, что тот, которого зовут Алексей (Валерьян хорошо запомнил имя), сообщает нечто важное. При этом он несколько раз указывал на рыжего, а тот кивал.
«Что-то непохоже на обычный доклад подчиненного начальству, – подумал Ступичев. – Полковник, встречаясь с этими сопляками, ведет себя как заговорщик. По всему видно: они еще что-то нашли. Интересно, что?»
Ответ на этот вопрос можно было получить только путем слежки. После того как Смоляков переговорил с юношами, он отыскал своего начальника контрразведки Иоль-де-Монклара и сделал распоряжения. Минут так через пятнадцать к Арсеналу подкатили два грузовика – один пустой, другой с двумя десятками офицеров. Высокий гимназист сел в кабину первого, и автомобили двинулись в сторону Азовского рынка. Алексей пошел к Соборной площади, а тарантас заехал в ворота Арсенала.
За грузовиками Ступичев проследить не мог, и ему пришлось выбирать из трех возможных вариантов. Первое – наблюдать за Федориным, второе – сосредоточиться на Смолякове и, наконец, отправиться вслед за гимназистом. Вот тут и пришлось вновь пожалеть, что остался без помощников.
«Эх, хотя бы Ценципер был…» – уныло подумал подъесаул. После недолгих сомнений выбор пал на гимназиста. Ступичев интуитивно чувствовал, что больше «жениха», как он называл Алешку после инцидента с Ульяной, о судьбе первой части донского золота никто не знает. Кроме того, этот гимназист, будучи для Валерьяна фигурой необъяснимо фатальной, притягивал сам по себе.
Объект наблюдения шел медленно, избегая резких движений, не оглядываясь и лишь порой, болезненно морщась, прикладывал ладонь к правому боку.
«Все же пощипало его вчера», – решил Ступичев, превозмогая сильное желание приблизиться и выстрелить в затылок. Мозг сверлила мысль о том, что возможности сказочно разбогатеть и начать красивую заграничную жизнь его лишил какой-то юнец. Но, устранив обидчика, ничего не узнаешь.
«А ведь его золото никуда не делось и вскоре вновь появится в Новочеркасске, а „федоринское” вообще никуда отсюда не исчезало. Что ж, полтора бездарных месяца коту под хвост… Да хрен с ними! А налет можно и повторить. Людишек только надо покрепче подобрать».
Валерьян не мог выбросить золото из головы. Богатым он мог стать и без слитков драгоценного металла. В ящике, который «похоронил» в могиле Ценципер, находились клише для ассигнаций восьми мировых валют, рулоны-образцы специальной бумаги для их печати, химикаты, подробные инструкции. Этот ящик Ступичев «вел» еще с Петрограда. Но перехватить генштабовскую разработку, выполненную мастерами Монетного двора, люди, работавшие на большевиков в Нахрихтен-бюро, не смогли. Ящик ушел с контрразведчиками на Дон. Генералы Алексеев и Корнилов идею выпуска фальшивых денег отвергли сразу, самонадеянно сделав упор на выпуск добровольческих кредитных билетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47