Правда, из всех троих конным был только Серега, за счет своей заплавской родни. У Пичугина такая перспектива отсутствовала напрочь, так что он вновь занялся штабным делопроизводством, а Алешке досталось всего понемногу. Для начала он с двумя связистами отправился прокладывать телефонный кабель от штаба армии, разместившегося в станичном правлении, до главной позиции в двух верстах к западу от станицы.
Дальняя, авангардная позиция находилась на левом фланге, перед Кривянской. С военной точки зрения она была совершенно ненужной, но казаки-кривянцы, составлявшие отличный боеспособный полк под командой полковника Зубова, настойчиво просили не оставлять их дома. Сначала единственный телефон думали провести туда, но провода явно не хватало.
На передовой вовсю рыли окопы. Телефон полагался артиллерийской батарее, относившейся к Новочеркасскому полку. В нем отдельную роту составляли донские партизаны – студенты, юнкера, кадеты и прочая учащаяся молодежь. В партизанской траншее стоял хохот – кто-то траванул анекдот про Керенского.
На батарее Алексей увидел Барашкова. Он и штабс-капитан – артиллерист из «мишкинской» команды, фамилию которого Лиходедов так до сих пор и не узнал, – что-то горячо обсуждали.
– Эпохально! – отреагировал Вениамин, увидев в Алешкиных руках полевой телефон. – Он еще и работать будет?
– Всенепременнейше! – Лиходедов поклонился и пожал протянутую артиллеристом руку. Тот представился:
– Некрасов.
– Капитан теперь батареей командует, – пояснил Барашков. – Вот только из шести орудий исправных только четыре. На каждое в аккурат по тридцать снарядов. А запряжек и вовсе две.
– Зато у вас пулеметов… – Алешка принялся считать. – …Раз, два, три… пять…
– Начштаба Денисов у станичников трофеи реквизировал. У них аж тридцать штук нашлось. Ох и крику было, хоть святых выноси! У раздорцев так вообще этого добра по одному на два десятка. Не станица, а броне-дивизион!
– Это откуда ж столько?! – удивился Некрасов. – А у нас под Мишкиным один был…
– Добыча, мать их за ногу! Они ж, как добро ничейное, так хватать, а как делиться, так до дому тикать!
Студенты, услышав шутку, загоготали.
– А ленты есть? – спросил Алешка.
Из траншеи вылез перемазанный глиной Журавлев.
– А как же! Тут ваш гимназер, однофамилец начштаба, в экипаже разъезжал. Так одарил от всех щедрот, по-царски!
Траншея вновь весело загудела.
Женька Денисов стал самым ожидаемым человеком на позициях. Появление улыбчивого рыжего гимназиста на тарантасе, снабжавшего дружинников боеприпасами, вызывало в частях всплески хорошего настроения, придавало защитникам уверенности в своих силах.
Женька, будучи в штате у интенданта армии полковника Бобрикова, доставлял в полки боеприпасы и продовольствие. Особенно радовались его появлению «иждивенцы» – те, кто не являлся уроженцем образующих полки станиц: пришлые офицеры, партизаны и казаки сводных частей, отрезанные войной от своего дома. Поначалу они оказались в положении пасынков. Станичные сходы отказывались кормить чужаков. Но в конце концов, настойчивость командования и здравый смысл одержали верх над мелкособственнической семейственностью. Один из аргументов в пользу «общего котла» звучал так: «А патронами своих родственников и соседей вы тоже будете снабжать? Или они в бой с тещиным караваем пойдут?»
Партизаны сразу же запустили по этому поводу шутку: «Патроны нужны, дабы станичнику выжить, а жратва – чтоб партизану не сдохнуть». Шутка нравилась и тем и другим.
Острые на язык студенты дали Денисову прозвище «чудотворец», и уже через день все полки, завидев на горизонте заветную упряжку, восклицали: «Вон Женька-чудотворец! Хоть бы по нашу душу!»
А Женьке страшно нравилось, что все его ждут. Он старался изо всех сил везде поспеть и всем угодить. Из лазарета он ехал к раздорцам, от раздорцев к богаевцам, от тех к партизанам и снова на склад, пока и его лошади, и он сам не валились с ног от усталости. Шла стрельба в степи или нет, грохались ли у позиций большевистские снаряды или стояла пахнущая молодыми травами тишина, тарантас его неизменно колесил по боевому району.
Однажды, услышав, что в лазарете больше нет перевязочных материалов, Женька помчался к главному интенданту, но когда и тот развел руками, «чудотворец» в одиночку реквизировал у заплавских казачек косынки, полотенца и простыни, повергнув командование в легкий шок, а доктора Захарова и санитарок обратив в полный восторг. Казачки на экспроприацию не обиделись, говоря, что отдали бы и нижние юбки, только бы побили проклятых большевиков.
* * *
«Красные допустили серьезную ошибку, не став преследовать в ночь на 5-е апреля отступающих из Новочеркасска дружинников, ограничившись только артобстрелом Кривянки. Получив от своих агентов сведения о том, что в Заплавах закладывается фундамент будущей армии, они не на шутку встревожились.
Первый удар большевики нанесли 6-го апреля в направлении станицы Кривянской. После плотного артиллерийского обстрела станицы красногвардейцы перешли в наступление. Каково же было их удивление, когда вместо жидких цепей залегших у околицы ополченцев они напоролись на полнопрофильные окопы с пулеметами и хорошо вооруженный пехотный полк, который поддерживала кавалерия. Атака была отбита.
Весь следующий день противник активных действий не предпринимал. И только утром 8-го апреля большевики перешли в наступление сразу на двух направлениях: Кривянском и основном – Заплавском».
Из дневников очевидца
Лиходедов использовал любую возможность, чтобы забежать в лазарет и повидаться с Улей. Хоть на минуточку, хоть краешком глаза ему хотелось увидеть ту, без которой себя не мыслил. Мысли о том, что все происходит не вовремя, иногда посещали его, но Алешка сопротивлялся им: «А когда же и где мне прикажете жить свою жизнь? А если эта война никогда не кончится?»
В то, что его могут убить, юноша категорически не верил, но все-таки допускал ранения и разлуку. Понятие «плен» для него тоже не существовало.
«Все что угодно может случиться, – думал он, – и мы потеряемся в этой ирреальной реальности». Взятое у Барашкова напрокат выражение жгло сердце непроходимой безнадежностью. И Алексей летел в госпиталь – к своему теплому, живому счастью.
Но сегодня, не успел Алексей ступить на порог, грохот рвущихся на позициях снарядов возвестил об очередном намерении красных стереть с лица земли «контрреволюционное гнездо буржуазной сволочи».
Дымно-черные земляные фонтаны поднимались и опадали у траншей Новочеркасского полка, в самом центре оборонительной линии. Большевики вели огонь из подвезенных на грузовиках пушек малого калибра – орудия бронепоезда сюда не доставали. Они держали под прицелом Кривянский полк.
Алешка, стремительно осыпав любимую поцелуями, бросился в штаб. Конные ординарцы уже получали распоряжения.
Отрапортовав о прибытии, Лиходедов стал ждать своей очереди. Полковник Смоляков кричал в телефонную трубку, чтобы орудийная батарея Некрасова оставила артиллерийскую дуэль с красными пушкарями и перенесла огонь влево, за красногвардейские цепи, по идущим вдали плотными массами матросам.
– Не дайте им выйти к позициям и развернуться! – повторял Иван Александрович. – Если они успеют поддержать рабочих – нашему левому флангу конец!
Увидев Лиходедова, полковник подозвал его:
– Алексей! Давай к кавалеристам, передай приказ: выйти к левому флангу новочеркасцев, между ними и богаевцами. Если матросы прорвутся – атаковать, если нет – стоять на месте, пока… Нет, пусть Мельников скачет, а ты предупреди партизан, чтобы на матросов не отвлекались. Перебежчик сказал, против них красные полк Гитова бросили. Гегемоны матерые – все из пришлых! Подожди, возьми штабной пулемет и грузовик – пусть партизаны вместо тачанки используют. Да сам в огонь не лезь, умоляю тебя. Если телефонная связь оборвется – сразу ко мне с обстановкой! Понял?
Грузовик стоял за станичным правлением. Алешка с Серегой бросили в кузов три мешка с песком, пулемет «максим», и Мельников, пожелав удачи, помчался с донесением.
Из трех грузовых автомобилей, пришедших из-под Мишкина, только в этом оставалось немного горючего. Кроме них в автомобильном парке Донской армии под командой урядника Журбы имелось еще шесть грузовиков «Паккард» и четыре легковых «Руссо-Балта». Впрочем, бензина для них все равно не было.
«Паккард» недовольно зарычал и нехотя пополз по степи. Навыки вождения, полученные в красном броне-отряде, очень пригодились – теперь Лиходедов мог сдвинуть с места любую автоколесную технику. «Осталось всего ничего – только паровоз, пароход и аэроплан научиться водить», – усмехнулся Алешка, объезжая мокрые вмятины и редкие воронки.
Ближе к передовой воронок становилось больше. Приходилось высовываться из кабины и смотреть, чтобы не угодить колесом в яму. Дождей в последние дни не было, и, слава Богу, имелась возможность объезжать рытвины посуху.
На позициях шел бой. Красные при поддержке конной артиллерии уверенно продвигались к траншеям Новочеркасского полка. С обеих сторон строчили пулеметы. Вскоре Алексей понял, что тоже стал мишенью для артиллеристов. Снаряды стали ложиться справа и слева от намеченного пути. Так и подмывало съехать в ближайшую лощину, чтобы укрыть грузовик от большевистских наводчиков.
Подъехав почти к самым окопам, Лиходедов побежал на батарею к Некрасову. Штабс-капитан и его пушкари, как и приказал полковник Смоляков, вели редкий прицельный огонь по идущим на правый фланг багаевцев морским ватагам.
– Мы бы их подчистую расстреляли, кабы снаряды были! – кричал капитан в телефон. – А так, боюсь, не удержим полосатых! Нас самих скоро вдребезги разнесут!
Словно в подтверждение, рядом с четвертым орудием разорвался снаряд. Осколки осыпали батарею, свистнули над Алешкиной головой. Он даже упасть на землю не успел. Двоих артиллеристов третьего расчета ранило, а наводчика четвертого убило.
Некрасов, убедившись, что орудие не повреждено, побежал в офицерскую траншею искать замену наводчику, а Лиходедов бросился в противоположную сторону, к партизанам.
Студенты и офицеры уже примкнули штыки, собираясь встретить красногвардейцев титовского полка. Те, несмотря на пулеметный огонь, короткими перебежками, залегая за неровностями и вновь внезапно вскакивая, подбирались к позиции. За ними шли два грузовика с установленными на кабинах пулеметами. Стрелять на ходу было невозможно, и грузовики время от времени останавливались для прицельной стрельбы по окопам. Тогда партизаны прекращали винтовочный огонь, ожидая, когда автомобили тронутся с места. В этот момент по рабочим били только расчеты двух партизанских «максимов».
Барашков и партизанский ротный – лысоватый студент-старшекурсник – находились на самом краю позиции, на стыке с Богаевским полком. Они с тревогой наблюдали, как часть моряков откололась от общей массы и повернула в их сторону.
– Пусть тащат один пулемет сюда! – крикнул ротный студентам. – Передайте расчету: срочно на левый край!
– Подождите! – подбежал к нему Алексей. – У меня донесение, и еще грузовик с пулеметом!
– «Расчет сюда» отменяется! – распорядился ротный и, выслушав Лиходедова, сказал Барашкову: – Давай, Веня, бери белую тряпку и действуйте!
Вениамин кликнул Журавлева, и они втроем, пригибаясь и петляя, как зайцы, побежали к автомобилю. Повредить «Паккард» красные пушкари не успели, сосредоточив огонь на батарее Некрасова.
Барашков сел за руль, а Алешка с Анатолием запрыгнули в кузов. Грузовик сорвался с места и понесся к месту соединения полков.
Моряки слегка опешили, увидев мчащийся навстречу грузовик с белым флагом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47