Но в это время откуда-то сверху простучала очередная очередь из «узи», и сиплый голос взревел:
— Меня убили! Уходим, ребята! — после чего какой-то осел замолотил из автомата, видимо, для прикрытия отхода. Лодка оттолкнулась от борта и
укрылась за кормой яхты. Затукал старенький мотор, и она исчезла в темноте.
— Марсела! — заорал я. — Ты жива?
— Жива, милый, жива! — В восторге оттого, что я поинтересовался ее здоровьем, Марсела спустилась с верхней палубы, наставляя на меня «узи». Палец у нее был на спусковом крючке, и я без всякого сомнения был бы убит, если бы у Марселы в магазине был хоть один патрон. У меня их тоже не было. Бандиты проявили слабость характера, но очень вовремя для нас.
— Слушай, — воскликнула Марсела, — я знаю этих ребят! Это банда «Морские койоты». Вожак у них — Бернардо Сифилитик, очень опасный человек!
— А с ним ты случайно не спала ни разу? — поинтересовался я в профилактических целях.
— Нет, с тех пор как он заболел, ни разу, — утешила меня моя крошка, словно бы забыв об инкубационном периоде. — Да и вообще с этими подонками почти не имела дела. Они тут, видишь ли, орали, что ты… то есть Анхель Родригес, воровал такие вещи, какие и им не снились. Анхель не воровал — он эректировал во имя революции!
Объяснить Марселе разницу между эрекцией и экспроприацией было довольно сложно, хотя первое ей, разумеется, было значительно более знакомо, хотя бы по практической работе.
Опасаясь, что пираты кого-нибудь у нас забыли, мы прошли в коридор, открыли свою каюту и вооружились новыми магазинами. Мне пришлось взять «узи»
— патронов для «Калашникова» больше не было. Мы обыскали и верхнюю и каютную палубу, даже заглянули в носовой салон и гараж, но ничего, кроме Арнальдо с пробитой скулой и выломанным виском, не нашли. При бандите обнаружился только шикарный ножик с выкидным кнопочным лезвием. Ножик я взял себе на память, а Арнальдо спихнул в воду.
— «Койоты» вообще-то могут вернуться, — заметила как бы невзначай Марсела. — Если сейчас они по дороге встретят катер Соледад, то вернутся наверняка.
— «Соледад» — это название катера? — спросил я.
— Ну что ты вообще знаешь о Хайди, — возмутилась Марсела, — если не знаешь Соледад? Соледад — это королева над всеми береговыми ворами и пиратами.
— Господи, спаси и помилуй! — вскричал я. — Да у вас тут какой век на дворе?
— Нормальный, двадцатый, — невозмутимо проговорила Марсела.
— Но пираты — это что, для туристов?
— Именно так, грабят здесь туристов. Правда, не все так нахально, как «Койоты» — с пальбой, а то и с мокрыми делами. Некоторые просто воруют с яхт белье или шлюпки, другие, тихонько высадившись, взламывают судовые сейфы или бумажники уводят. Но все равно — Соледад берет плату со всех, кто здесь работает. Она — королева, и тот, кто здесь ворует, должен платить.
— Она, наверно, жуткая ведьма?
— Ну да! Она была первой вице-мисс Хайди за три года до меня.
— И тоже спала с Хорхе дель Браво?
— Конечно, — невозмутимо ответила Марсела, — все первые вице-мисс с ним спали. И она так понравилась дель Браво, что он поручил ей собирать дань с
пиратов. Сорок процентов она отдает в казну, а шестьдесят берет себе. У нее полицейский катер и группа из тридцати коммандос.
— А чем вооружен катер?
— Там, по-моему, небольшая пушка и пулеметы. Я понял, что отсюда надо убираться подальше. С решимостью идиота я вошел в рубку, поглядел на многочисленные компьютеры, экраны, табло, кнопки и понял, что мне в этом никогда не разобраться. Пришлось идти вниз и выпускать пленниц.
— Вы тут с кем-то перестреливались? — спросила Мэри, как будто речь шла о партии в гольф.
— Вот что, леди, — сказал я очень серьезно, — сейчас нам надо поднимать якорь и уходить отсюда с максимальной скоростью, пока не появилась здешняя суперпиратка Соледад. Мы нехорошо обошлись с ее холуями, одного застрелили, и она может прибыть сюда с минуты на минуту. Вы сможете одна управлять яхтой?
— Ну, я могу запустить программу. Яхта управляется компьютерами, и лишь в крайнем случае можно открыть ручное управление.
— Я не нашел даже штурвала…
— Естественно.
— Марсела, — сказал я, — иди отдыхай. Через два часа сменишь меня, только не забудь запереть Синди.
— Какие вы недоверчивые… — поджала губы Мэри. — Вам мало моего честного слова?
— Так будет спокойнее, — отрезал я. Синди, когда Марсела бесцеремонно втолкнула ее обратно в каюту, скорчила обиженную рожицу, и мне ее даже жалко стало. Марсела, уходя в нашу каюту, сказала:
— Смотри, не увлекайся этой стриженой. Все-таки она баба, хотя и лесбиянка.
Мэри поднялась в рубку и, усевшись за пульт управления, набрала на клавиатуре компьютера нужную программу. На табло, расположенном выше лобового стекла рубки, загорелась надпись: «Конечный пункт — 665724 Гран-Кальмаро. Якорная стоянка — 15ё 20' 03» северной широты, 63ё 54 20» восточной долготы. Запас хода без дозаправки — 185 миль. Скорость — 0. Расход топлива — стояночный. Тест систем — норма. Подать команды на подъем якорей и запуск двигателей».
После того как Мэри нажала еще несколько кнопок, корпус «Дороти» задрожал, а на носу и корме затарахтели автоматические электробрашпили. На табло появились изменения: «Расход топлива — оптимальный. Тест систем — норма. Подать команду на расчет курса».
Мэри подала и эту команду. Включился какой-то экран, где появилось изображение острова, у которого мы стояли, красная мигающая точка обозначала местоположение «Дороти». Где-то лязгнуло — включился редуктор, передающий вращение с вала дизеля на вал винта. Теперь на табло поменялось значение скорости — « — 2 узла».
— Почему минус? — спросил я.
— Потому, что малый назад, — отмахнулась Мэри. Изменились еще несколько цифр, появилась строчка: «Курс — норд-ост 31ё 12' 20"», потом опять щелкнул редуктор, и двигатели заработали на больших оборотах, уже не встряхивая так сильно яхту.
— Ну, все, — сказала Мэри. — Теперь завтра утром мы встанем на рейде Гран-Кальмаро.
— И что, вам больше не нужно вмешиваться в управление?
— Нет. Только в каких-то экстренных случаях, если ситуация не предусмотрена в памяти главного компьютера.
— Тем не менее спать я вас не отпущу до тех пор, пока не выспится Марсела и не приведет вам на смену Синди.
— Ну что ж, посидим вместе. Хотите кофе? Не дожидаясь моего согласия, она нажала какую-то кнопку, и из окошечка на панели приборной доски выехали две пластмассовые чашечки, наполненные ароматным черным кофе.
— Спасибо, — сказал я, отхлебывая бодрящий напиток. — Вы сами все это сконструировали?
— Нет, автомат такого рода был разработан в другом месте, а я просто пристроила его сюда. Мне хотелось сделать яхту, на которой человек будет ощущать себя немножко Богом, Господином вещей.
Я поглядел на нее с интересом. Почему-то мне казалось, что извращении — это малоразвитые и тупые бабы, у которых вся энергия уходит в свой неполноценный секс. А в этой стриженой головке, оказывается, были какие-то мысли, технические и философские идеи.
— А у вас пушинка в волосах, — сказал я с нежностью, какой сам от себя не ожидал, и снял с макушки Мэри невесомое перышко, то ли потерянное чайкой, то ли вылезшее из подушки. Мэри вздрогнула, будто я ее ударил, и, подняв на меня свое грубоватое, немного припухшее от усталости лицо, посмотрела с интересом. Глаза у нее были темно-карие, глубокие. В них была и задумчивость, и искорка озорства.
— Вы что, желаете осуществить свою угрозу? — спросила она.
— Какую? — Я столько раз угрожал сегодня разным людям, что позабыл, что она имеет в виду.
— Вы днем заявили, что изнасиловать лесбиянку с мужскими наклонностями доставит вам удовольствие. Поскольку ваша соратница ни слова не знает по-английски, она об этом не догадывается.
— Вы полагаете, что изнасилование начинается со снятия пушинки? — удивился я.
— Это может быть первым шагом, за которым последуют более решительные действия.
— И вы их, конечно, очень ждете? — съехидничал я.
— Жду, — ответила она, — потому что знаю, с кем имею дело. Конечно, силы у вас немало, но я постараюсь так исцарапать вам морду, что у вашей подружки не будет ни малейшего сомнения в вашей неверности.
— Этим вы подпишете себе смертный приговор. Марсела вас застрелит.
— Но и вам не поздоровится. Она напишет на вас жалобу в Центральный Комитет, и вас расстреляют, как «врага народа».
— Не верьте тому, что выдумывают отщепенцы и подонки, бежавшие из России,
— я мысленно поблагодарил еще раз покойного Комиссара за то, что в моей памяти сохранилось кое-что из его лекций, — все они педерасты и жулики, содержащиеся на деньги ЦРУ и «Интеллидженс сервис». А вам очень идут ваши маленькие сережки с синими камушками. И личико у вас очень милое, даже когда совсем сердитое. А когтей ваших я не боюсь, шрамы только украшают лицо партизана.
— Как ваше имя? — заметно порозовев, сказала Мэри.
— Анхель Родригес, по-английски меня можно называть Энджелом.
— На черта вы похожи больше, точнее — на дьявола-соблазнителя.
— Это комплимент?
— Это констатация факта.
— Тогда, насколько я понимаю, вам надо молиться, чтобы Господь отвратил вас от соблазна. Значит ли это, что вы готовы поддаться соблазну?
Мэри еще больше покраснела и сказала:
— Отпустите меня! Я хочу спать!
— Я не умею управлять вашей чертовой машинкой.
— Но она не нуждается в том, чтобы ею управляли такие идиоты, как вы. Выпустите меня!
— Хорошо, — согласился я, — но не думайте, что вы пойдете спать к Синди. Я подниму ее и посажу дежурить вместо вас…
— Вы сексуальный маньяк? — спросила Мэри. — У вас есть ваша Марсела, а вы пристаете к порядочным женщинам.
— Никогда не считал лесбиянок порядочными женщинами, но, увидев вас, почувствовал, что ошибался. Вам так подходит эта мальчишеская стрижечка, она вас необыкновенно молодит… Очень хорошо, что открыты ушки — они у вас розовые, а в них сережки с голубыми камнями — это так красиво…
Мэри засопела сердито, вскочила и двинулась к выходу из рубки.
— Ладно, зовите сюда Синди, делайте с ней, что хотите, но меня отпустите. И зачем я только напоила вас кофе?
— Никогда не жалейте о добром деле. Так учил нас Карл Маркс, — сказал я так уверенно, что даже сам поверил в точность источника. — Но Синди я звать не хочу. Я хочу, чтобы остались вы. Синди — беленькая домашняя кошечка, а вы страшная, зубастая медведица. Но очень симпатичная!
Она рванулась к двери, но я загородил дверной проем. Мэри попыталась упереться мне в грудь руками, но я сцапал ее за запястье и сказал:
— Прекрасный случай поцеловать вам руку. Я от ваших ручек без ума… — и тут же, не без применения силы, подтянул к губам ее крепкие, довольно крупные кулаки. Поцелуи легли на костяшки, на кофейного цвета загар, под которым, заметно приподняв кожу, пульсировали вены.
— Вы хулиган! — произнесла Мэри. — Маньяк! Насильник!
Она дрожала, лицо было пунцовое, а в глазах было нечто среднее между ненавистью и восхищением. Кулаки разжались, и мои губы прижались к ее белым, теплым ладошкам, для женщины, быть может, и жестковатым, тонко источавшим запах духов. На верхней губе у меня уже успела отрасти после вчерашнего бритья коротенькая щетина, и я позволил себе пощекотать ею впадины ее ладоней, потом бугорки у нижних суставов пальцев, подушечки…
— Энджел… — пробормотала Мэри, и я почувствовал, что она перестала вырывать руки. — Отпустите…
— Ну не лишайте меня этого удовольствия! — попросил я. — Когда еще попадутся мне такие милые ручонки!
Пользуясь тем, что Мэри не вырывается, я отпустил левую руку и чуть-чуть сдвинул рукав ее рубахи. Поцелуи, словно горох, высыпались на обнаженную кожу — от запястья до локтя. Не давая ей опомниться, я отпустил правую руку, схватил левую и повторил ту же операцию.
— Вы чудовище, Энджел… — пробормотала Мэри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Меня убили! Уходим, ребята! — после чего какой-то осел замолотил из автомата, видимо, для прикрытия отхода. Лодка оттолкнулась от борта и
укрылась за кормой яхты. Затукал старенький мотор, и она исчезла в темноте.
— Марсела! — заорал я. — Ты жива?
— Жива, милый, жива! — В восторге оттого, что я поинтересовался ее здоровьем, Марсела спустилась с верхней палубы, наставляя на меня «узи». Палец у нее был на спусковом крючке, и я без всякого сомнения был бы убит, если бы у Марселы в магазине был хоть один патрон. У меня их тоже не было. Бандиты проявили слабость характера, но очень вовремя для нас.
— Слушай, — воскликнула Марсела, — я знаю этих ребят! Это банда «Морские койоты». Вожак у них — Бернардо Сифилитик, очень опасный человек!
— А с ним ты случайно не спала ни разу? — поинтересовался я в профилактических целях.
— Нет, с тех пор как он заболел, ни разу, — утешила меня моя крошка, словно бы забыв об инкубационном периоде. — Да и вообще с этими подонками почти не имела дела. Они тут, видишь ли, орали, что ты… то есть Анхель Родригес, воровал такие вещи, какие и им не снились. Анхель не воровал — он эректировал во имя революции!
Объяснить Марселе разницу между эрекцией и экспроприацией было довольно сложно, хотя первое ей, разумеется, было значительно более знакомо, хотя бы по практической работе.
Опасаясь, что пираты кого-нибудь у нас забыли, мы прошли в коридор, открыли свою каюту и вооружились новыми магазинами. Мне пришлось взять «узи»
— патронов для «Калашникова» больше не было. Мы обыскали и верхнюю и каютную палубу, даже заглянули в носовой салон и гараж, но ничего, кроме Арнальдо с пробитой скулой и выломанным виском, не нашли. При бандите обнаружился только шикарный ножик с выкидным кнопочным лезвием. Ножик я взял себе на память, а Арнальдо спихнул в воду.
— «Койоты» вообще-то могут вернуться, — заметила как бы невзначай Марсела. — Если сейчас они по дороге встретят катер Соледад, то вернутся наверняка.
— «Соледад» — это название катера? — спросил я.
— Ну что ты вообще знаешь о Хайди, — возмутилась Марсела, — если не знаешь Соледад? Соледад — это королева над всеми береговыми ворами и пиратами.
— Господи, спаси и помилуй! — вскричал я. — Да у вас тут какой век на дворе?
— Нормальный, двадцатый, — невозмутимо проговорила Марсела.
— Но пираты — это что, для туристов?
— Именно так, грабят здесь туристов. Правда, не все так нахально, как «Койоты» — с пальбой, а то и с мокрыми делами. Некоторые просто воруют с яхт белье или шлюпки, другие, тихонько высадившись, взламывают судовые сейфы или бумажники уводят. Но все равно — Соледад берет плату со всех, кто здесь работает. Она — королева, и тот, кто здесь ворует, должен платить.
— Она, наверно, жуткая ведьма?
— Ну да! Она была первой вице-мисс Хайди за три года до меня.
— И тоже спала с Хорхе дель Браво?
— Конечно, — невозмутимо ответила Марсела, — все первые вице-мисс с ним спали. И она так понравилась дель Браво, что он поручил ей собирать дань с
пиратов. Сорок процентов она отдает в казну, а шестьдесят берет себе. У нее полицейский катер и группа из тридцати коммандос.
— А чем вооружен катер?
— Там, по-моему, небольшая пушка и пулеметы. Я понял, что отсюда надо убираться подальше. С решимостью идиота я вошел в рубку, поглядел на многочисленные компьютеры, экраны, табло, кнопки и понял, что мне в этом никогда не разобраться. Пришлось идти вниз и выпускать пленниц.
— Вы тут с кем-то перестреливались? — спросила Мэри, как будто речь шла о партии в гольф.
— Вот что, леди, — сказал я очень серьезно, — сейчас нам надо поднимать якорь и уходить отсюда с максимальной скоростью, пока не появилась здешняя суперпиратка Соледад. Мы нехорошо обошлись с ее холуями, одного застрелили, и она может прибыть сюда с минуты на минуту. Вы сможете одна управлять яхтой?
— Ну, я могу запустить программу. Яхта управляется компьютерами, и лишь в крайнем случае можно открыть ручное управление.
— Я не нашел даже штурвала…
— Естественно.
— Марсела, — сказал я, — иди отдыхай. Через два часа сменишь меня, только не забудь запереть Синди.
— Какие вы недоверчивые… — поджала губы Мэри. — Вам мало моего честного слова?
— Так будет спокойнее, — отрезал я. Синди, когда Марсела бесцеремонно втолкнула ее обратно в каюту, скорчила обиженную рожицу, и мне ее даже жалко стало. Марсела, уходя в нашу каюту, сказала:
— Смотри, не увлекайся этой стриженой. Все-таки она баба, хотя и лесбиянка.
Мэри поднялась в рубку и, усевшись за пульт управления, набрала на клавиатуре компьютера нужную программу. На табло, расположенном выше лобового стекла рубки, загорелась надпись: «Конечный пункт — 665724 Гран-Кальмаро. Якорная стоянка — 15ё 20' 03» северной широты, 63ё 54 20» восточной долготы. Запас хода без дозаправки — 185 миль. Скорость — 0. Расход топлива — стояночный. Тест систем — норма. Подать команды на подъем якорей и запуск двигателей».
После того как Мэри нажала еще несколько кнопок, корпус «Дороти» задрожал, а на носу и корме затарахтели автоматические электробрашпили. На табло появились изменения: «Расход топлива — оптимальный. Тест систем — норма. Подать команду на расчет курса».
Мэри подала и эту команду. Включился какой-то экран, где появилось изображение острова, у которого мы стояли, красная мигающая точка обозначала местоположение «Дороти». Где-то лязгнуло — включился редуктор, передающий вращение с вала дизеля на вал винта. Теперь на табло поменялось значение скорости — « — 2 узла».
— Почему минус? — спросил я.
— Потому, что малый назад, — отмахнулась Мэри. Изменились еще несколько цифр, появилась строчка: «Курс — норд-ост 31ё 12' 20"», потом опять щелкнул редуктор, и двигатели заработали на больших оборотах, уже не встряхивая так сильно яхту.
— Ну, все, — сказала Мэри. — Теперь завтра утром мы встанем на рейде Гран-Кальмаро.
— И что, вам больше не нужно вмешиваться в управление?
— Нет. Только в каких-то экстренных случаях, если ситуация не предусмотрена в памяти главного компьютера.
— Тем не менее спать я вас не отпущу до тех пор, пока не выспится Марсела и не приведет вам на смену Синди.
— Ну что ж, посидим вместе. Хотите кофе? Не дожидаясь моего согласия, она нажала какую-то кнопку, и из окошечка на панели приборной доски выехали две пластмассовые чашечки, наполненные ароматным черным кофе.
— Спасибо, — сказал я, отхлебывая бодрящий напиток. — Вы сами все это сконструировали?
— Нет, автомат такого рода был разработан в другом месте, а я просто пристроила его сюда. Мне хотелось сделать яхту, на которой человек будет ощущать себя немножко Богом, Господином вещей.
Я поглядел на нее с интересом. Почему-то мне казалось, что извращении — это малоразвитые и тупые бабы, у которых вся энергия уходит в свой неполноценный секс. А в этой стриженой головке, оказывается, были какие-то мысли, технические и философские идеи.
— А у вас пушинка в волосах, — сказал я с нежностью, какой сам от себя не ожидал, и снял с макушки Мэри невесомое перышко, то ли потерянное чайкой, то ли вылезшее из подушки. Мэри вздрогнула, будто я ее ударил, и, подняв на меня свое грубоватое, немного припухшее от усталости лицо, посмотрела с интересом. Глаза у нее были темно-карие, глубокие. В них была и задумчивость, и искорка озорства.
— Вы что, желаете осуществить свою угрозу? — спросила она.
— Какую? — Я столько раз угрожал сегодня разным людям, что позабыл, что она имеет в виду.
— Вы днем заявили, что изнасиловать лесбиянку с мужскими наклонностями доставит вам удовольствие. Поскольку ваша соратница ни слова не знает по-английски, она об этом не догадывается.
— Вы полагаете, что изнасилование начинается со снятия пушинки? — удивился я.
— Это может быть первым шагом, за которым последуют более решительные действия.
— И вы их, конечно, очень ждете? — съехидничал я.
— Жду, — ответила она, — потому что знаю, с кем имею дело. Конечно, силы у вас немало, но я постараюсь так исцарапать вам морду, что у вашей подружки не будет ни малейшего сомнения в вашей неверности.
— Этим вы подпишете себе смертный приговор. Марсела вас застрелит.
— Но и вам не поздоровится. Она напишет на вас жалобу в Центральный Комитет, и вас расстреляют, как «врага народа».
— Не верьте тому, что выдумывают отщепенцы и подонки, бежавшие из России,
— я мысленно поблагодарил еще раз покойного Комиссара за то, что в моей памяти сохранилось кое-что из его лекций, — все они педерасты и жулики, содержащиеся на деньги ЦРУ и «Интеллидженс сервис». А вам очень идут ваши маленькие сережки с синими камушками. И личико у вас очень милое, даже когда совсем сердитое. А когтей ваших я не боюсь, шрамы только украшают лицо партизана.
— Как ваше имя? — заметно порозовев, сказала Мэри.
— Анхель Родригес, по-английски меня можно называть Энджелом.
— На черта вы похожи больше, точнее — на дьявола-соблазнителя.
— Это комплимент?
— Это констатация факта.
— Тогда, насколько я понимаю, вам надо молиться, чтобы Господь отвратил вас от соблазна. Значит ли это, что вы готовы поддаться соблазну?
Мэри еще больше покраснела и сказала:
— Отпустите меня! Я хочу спать!
— Я не умею управлять вашей чертовой машинкой.
— Но она не нуждается в том, чтобы ею управляли такие идиоты, как вы. Выпустите меня!
— Хорошо, — согласился я, — но не думайте, что вы пойдете спать к Синди. Я подниму ее и посажу дежурить вместо вас…
— Вы сексуальный маньяк? — спросила Мэри. — У вас есть ваша Марсела, а вы пристаете к порядочным женщинам.
— Никогда не считал лесбиянок порядочными женщинами, но, увидев вас, почувствовал, что ошибался. Вам так подходит эта мальчишеская стрижечка, она вас необыкновенно молодит… Очень хорошо, что открыты ушки — они у вас розовые, а в них сережки с голубыми камнями — это так красиво…
Мэри засопела сердито, вскочила и двинулась к выходу из рубки.
— Ладно, зовите сюда Синди, делайте с ней, что хотите, но меня отпустите. И зачем я только напоила вас кофе?
— Никогда не жалейте о добром деле. Так учил нас Карл Маркс, — сказал я так уверенно, что даже сам поверил в точность источника. — Но Синди я звать не хочу. Я хочу, чтобы остались вы. Синди — беленькая домашняя кошечка, а вы страшная, зубастая медведица. Но очень симпатичная!
Она рванулась к двери, но я загородил дверной проем. Мэри попыталась упереться мне в грудь руками, но я сцапал ее за запястье и сказал:
— Прекрасный случай поцеловать вам руку. Я от ваших ручек без ума… — и тут же, не без применения силы, подтянул к губам ее крепкие, довольно крупные кулаки. Поцелуи легли на костяшки, на кофейного цвета загар, под которым, заметно приподняв кожу, пульсировали вены.
— Вы хулиган! — произнесла Мэри. — Маньяк! Насильник!
Она дрожала, лицо было пунцовое, а в глазах было нечто среднее между ненавистью и восхищением. Кулаки разжались, и мои губы прижались к ее белым, теплым ладошкам, для женщины, быть может, и жестковатым, тонко источавшим запах духов. На верхней губе у меня уже успела отрасти после вчерашнего бритья коротенькая щетина, и я позволил себе пощекотать ею впадины ее ладоней, потом бугорки у нижних суставов пальцев, подушечки…
— Энджел… — пробормотала Мэри, и я почувствовал, что она перестала вырывать руки. — Отпустите…
— Ну не лишайте меня этого удовольствия! — попросил я. — Когда еще попадутся мне такие милые ручонки!
Пользуясь тем, что Мэри не вырывается, я отпустил левую руку и чуть-чуть сдвинул рукав ее рубахи. Поцелуи, словно горох, высыпались на обнаженную кожу — от запястья до локтя. Не давая ей опомниться, я отпустил правую руку, схватил левую и повторил ту же операцию.
— Вы чудовище, Энджел… — пробормотала Мэри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102