Убегали они в направлении выхода, дверей ј 1 и 2. Последние двое лежали у самой двери ј2. Я узнал их — хотя, может быть, и спутал! — это были аквалангисты, первыми проникшие в гавань. Тем не менее общее число убитых было не более сорока. Даже если считать, что все они были хайдийцами, то где-то должно было остаться еще штук тридцать. Посветили на воду — в ней плавал только один труп.
— Жуть! — пробормотала Мэри. — Столько мертвых мужчин!
— Да, — посочувствовал я немного в духе юмора Соледад, — и каждый из них был в самом соку…
— Не шути над прахом, — посоветовала мне эта евангелическая ханжа. Тем не менее, я кивнул, будто бы соглашаясь, и заметил:
— Когда трупов много, их перестаешь бояться. Хотя, конечно, они надоедают. Помню, как во Вьетнаме мы разбили вьетконговскую банду и перестреляли полторы сотни Чарли. Нам тоже досталось, потеряли семнадцать человек. Потом на поляне мы собрали отдельно своих и отдельно — вьетконговцев. У многих были выбиты мозги или выпущены кишки, к тому же было жарко и все быстро протухли. Пока мы таскали их, то поначалу кое-кто блеванул, но потом притерпелись. А вообще, могу сказать по секрету: мертвец
— самый безопасный человек.
— Ты ужасный человек! — сказала Мэри.
— А ты? — ухмыльнулся я и прищурил глаз. — Ты убила только что минимум полсотни человек…
— Когда? — спросила стриженая медведица, выпучив глаза.
— А тогда, когда потопила лодку Хорсфилда. Или ты полагаешь, что они, лежа на глубине сорок футов, испытывают чувство комфорта? Многим, тем, кто уже захлебнулся, сейчас хорошо, но остальным, которым водичка, смешанная с соляром, мазутом и аккумуляторным электролитом, подходит к горлышку, еще придется помучиться. А те, кто успел загерметизироваться, сейчас ощущают особенный прилив сил в атмосфере, постепенно перенасыщаемой азотом и углекислотой. Смерть от удушья — прекрасная смерть. Так утверждают все повешенные и отравленные в газовой камере.
— Это… правда? — пробормотала Мэри. — Я — убийца?
— С чисто евангельской точки зрения — бесспорно. Хотя ты, похоже, не баптистка, раз состоишь в Национальной стрелковой ассоциации.
— Ты можешь шутить с этим?
— Давай не будем слишком переживать это. Мы с тобой на войне, причем на самой важной войне — за свои собственные шкуры. Во Вьетнаме, Африке и на Хайди я воевал за доллары, а тут цена повыше. Тут надо поменьше философствовать и побольше действовать. Соберись!
Она мотнула головой и начала всхлипывать, молиться, словно только что проснулась, а резал оболочку лодки кто-то другой. Я понял, что от нее сейчас пользы мало. Но тут взгляд мой упал на освещенную фарами дверь ј 2. Она медленно открывалась, и наружу сквозь щель уже выглядывал ствол «узи»… Как видно, тот парень, что увидел наш аппарат, совершенно обалдел, потому что, когда дверь открылась, он в изумлении опустил автомат и выпучил глаза. Я прекрасно понял, как выглядят люди, увидевшие летающую тарелку. Пришлось надышать на стекло полусферы и написать на нем «эстас локо», что означает «дурак».
Парень ухмыльнулся. Я высунулся из люка и сказал:
— Ты нас не бойся. Как тебя зовут, малыш? Малыш — в нем было немногим меньше семи футов — скромно потупился и сказал:
— Сержант Рохас Эрменехильдо.
— Ну вот, а меня зовут Анхель. Если я скажу тебе фамилию, то ты обалдеешь…
— Неужели Лопес? — похоже, сержант был родом из деревни.
— Нет, Родригес.
— А это коммунист, что ли? — ухмыльнулся Рохас. — Его вроде бы давно пристрелили.
— Не буду говорить, что это не так, но я его полный тезка. Ну а теперь, дружок, расскажи-ка мне, почему тут так много мертвецов и куда делся сеньор Лопес?
— Простите, сеньор, а в каком вы звании? — спросило это дитя тоталитарного режима.
— Капитан третьего ранга морской службы безопасности, — я, конечно, мог бы назваться и адмиралом, но поскромничал. — Показывать тебе свое удостоверение не имею права. Надеюсь, ты понимаешь?
Ну, конечно, он все понимал. Я принял облик нашего незабвенного «Джека-Потрошителя» и говорил таким тоном, что наш сержант-майор был бы очень доволен.
— Итак, сержант, я жду доклада.
— Есть, господин капитан третьего ранга. По приказу его превосходительства сеньора президента нам надо было смонтировать на пульте управления взрывное устройство и подключить его к складу минно-торпедного и артиллерийского боезапаса. Я и капрал Фуэнтес начали работать. Мы подключили питание к замыкателю и ждали, когда принесут кабель, который тянули со склада. Я послал Фуэнтеса посмотреть, чего они там копаются. Как только он вышел за дверь, я услышал крик и стрельбу. Фуэнтес — вот он — лежит, а по всей пещере идет стрельба. Дверь стала закрываться, и больше вылезать я не стал. Потом стрельба стихла, я через дверь слышал, что погрузилась подводная лодка, но выходить не решался. Когда решился — увидел вас и принял за инопланетян. — Сержант Рохас доклад закончил.
— Хвалю за честность, — я похлопал эту дубину по плечу, — значит, ты не знаешь, где находится президент?
— Так точно.
— Покажи-ка, что вы там намонтировали! Рохас достал ключ с цифрой «2» на
бородке и собрался сунуть его в замочную скважину, не набрав код. От этого все вполне могло взлететь на воздух, и я крикнул:
— Отставить, вы не набрали код!
— Виноват, сеньор, с той стороны достаточно только нажать кнопку, а когда я входил сюда, то код набирал Фуэнтес, у него хорошая память на цифры. А я, извините, его не знаю.
— Болван! — сказал я. — 200488!
Рохас начал нажимать, и я все боялся, как бы он не перепутал. Тем не менее, он нажал все как положено, а затем опять взялся за ключ.
— Два оборота! — предупредил я, сам удивляясь своей хорошей памяти. Вот тут вышел казус: дуралей повернул-таки ключ в третий раз, и замок «вернулся в исходное положение». Так говорилось в инструкции, которую читали аквалангисты. Это означало довольно неясное обстоятельство: то ли замок нужно было просто провернуть еще два раза, то ли нужно было снова набрать код и уж потом вертеть ключ.
— Стоп! — сказал я, решив, что от повторного набора кода большой беды не будет. — Вынимай ключ и снова набирай 200488.
Сержант повиновался. Затем он опять вставил ключ, провернул его один раз, другой… и опять третий!
— Идиот! — вскричал я, но последствия оказались на сей раз куда более серьезными. Сперва я даже не сообразил, что это связано с нашей возней.
За спиной, там, где находился огромный портал эллинга, послышался омерзительный скрежет проржавевшего металла, шестеренок, блоков и еще какой-то механики. Серо-голубая стальная стена — щит, закрывавший проем портала, — раздвинулась и начала разъезжаться в стороны, открывая эллинг и вид на немецкую субмарину У-115, искореженную союзными бомбами еще в 1945 году. Но и это было еще не все. Едва створки раздвинулись и проем полностью открылся, как с безобразным скрипом и визгом тележки, на которых стояла лодка, двинулись вперед, и огромная махина, подняв огромный всплеск и тучу брызг, бухнулась в воду!
Видимо, это произвело на сержанта очень сильное впечатление, потому что он сел на бетон, странно икнул и… напустил лужу.
Лодка, судя по всему, была уже порядочно проржавелой и с немалым числом дыр. Вода вокруг нее пузырилась, а сама она стала медленно оседать, все больше погружаясь с дифферентом на нос. Ее понемногу относило к той стороне, в которой находился туннель. Мы — я, сержант и выбравшаяся из «Аквамарина» Мэри — смотрели на все это завороженно. Уж очень неожиданно все получилось…
Только тогда, когда лодка, выпустив из своих недр последние остатки воздуха, с шипением нырнула в глубину, на минуту показав нам два гребных винта, вертикальный и кормовые горизонтальные рули, до меня дошло, что отливом ее втянет в подводный туннель, а это значит, что она запрет «Аквамарин» в подводной гавани. И разрезать ее уже нечем, да и вряд ли, даже сохранись у нас газ в баллонах, это было бы возможным.
— Боже мой! — вскричала Мэри. — Вот оно, возмездие Твое!
В теологические споры я вступать не решался. Мэри явно была настроена на религиозно-мистический лад, переваривая свое участие в утоплении Хорсфилда и нескольких дюжин головорезов-христиан. Сержант Рохас сидел в своей луже и икал. Возможно, он ожидал, что я расстреляю его за нарушение дисциплины. Впрочем, насколько я помнил уставы Хайдийской армии, там не была предусмотрена ответственность за мокрые штаны.
Меня их проблемы не трогали. Я пытался понять, то ли это случайно замкнулась какая-то электроцепь в то время, как Рохас дважды прокрутил ключ на три оборота, то ли кто-то другой открыл ворота и выпустил лодку из эллинга. Мне показалось, что все это произошло именно по второй причине, и как бы в подтверждение этого со стороны эллинга из железнодорожных туннелей стали долетать гулкие звуки, в которых шахтер узнал бы работу отбойного молотка, а военный — и я в том числе — автоматные и пулеметные очереди. То, что это была стрельба, а не горные работы, нам скоро пришлось убедиться. Несколько пуль высверкнули из темноты туннеля, ударились о металлические конструкции эллинга и, мяукая, улетели в рикошет. Следующая очередь врезалась в потолок пещеры где-то правее нас, пули отскочили от тюбингов, взбили фонтанчики воды.
— Быстро в аппарат! — крикнул я. — Мэри! Ты первая!
Но куда большую прыть проявил Рохас. Он вскарабкался на «Аквамарин», сунулся к люку и вдруг словно бы подпрыгнул на метр, взвыл и шлепнулся наземь. Во лбу у него была аккуратная дырочка от шальной пули. Мэри схватила его автомат, видно, ей казалось, что с оружием не так страшно. Между тем несколько пуль ударились в борт аппарата, в стеклянную сферу, но пробить их не смогли. И все же аппарат, стоящий на ногах, был ненадежной защитой. Дернув Мэри за руку, я перетащил ее за ту самую упаковку досок, где я прятался от аквалангистов Лопеса. Там сидеть было приятнее. Если бы еще фары «Аквамарина» не горели… Впрочем, тогда бы в пещере не было вообще никакого освещения, кроме трассирующих пуль, а потому мы не увидели бы, как несколько неясных темных фигурок выскочили из туннеля и побежали в нашем направлении по обе стороны от выхода из эллинга. Я не успел и слова сказать, как Мэри открыла огонь по тем, кто к нам приближался. Хотя я сильно сомневался в том, что это следовало делать, поскольку эти бегуны стреляли не в нашу сторону, а в сторону туннеля, но вынужден был последовать ее примеру. Дело в том, что вбежавшие на пирсы люди после первой же очереди Мэри принялись стрелять и в нашу сторону.
Пули стали летать так густо, что я подумал — нам крышка. По нас било не меньше тридцати автоматов, и штабеля досок вместе со своей упаковкой постепенно превращались в древесную труху. Но помимо этих пуль, немалую угрозу представляли те, что свистели выше штабелей, тюкались в стены и могли в любой момент долбануть по спине. Позвоночник у меня был один, и я очень боялся, что его переломят. Кроме того, состязаться в количестве выпущенных пуль с ворвавшейся толпой было безнадежно.
Пессимистические мысли владели мной ровно тридцать секунд. Из эллинга, из всех четырех железнодорожных туннелей ударили ручные пулеметы, а под их прикрытием, словно мыши из норы, оттуда стали выскакивать еще какие-то люди, настроенные по отношению к предыдущим очень недружественно. Передвигаясь перебежками к выходу из эллинга, они усердно пуляли из автоматов по нашим оппонентам. Кроме того, я услышал знакомые хлопки гранатомета «М-79», похожего на дробовик с невероятно толстым стволом. Те, кто укрывался на пирсах справа и слева от нас, сразу резко изменили свои намерения. Две или три гранаты, подпрыгнув на пять футов, так осыпали их осколками, что у многих настроение стрелять пропало навсегда. У других это желание вызвало благие намерения поднять руки и заорать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Жуть! — пробормотала Мэри. — Столько мертвых мужчин!
— Да, — посочувствовал я немного в духе юмора Соледад, — и каждый из них был в самом соку…
— Не шути над прахом, — посоветовала мне эта евангелическая ханжа. Тем не менее, я кивнул, будто бы соглашаясь, и заметил:
— Когда трупов много, их перестаешь бояться. Хотя, конечно, они надоедают. Помню, как во Вьетнаме мы разбили вьетконговскую банду и перестреляли полторы сотни Чарли. Нам тоже досталось, потеряли семнадцать человек. Потом на поляне мы собрали отдельно своих и отдельно — вьетконговцев. У многих были выбиты мозги или выпущены кишки, к тому же было жарко и все быстро протухли. Пока мы таскали их, то поначалу кое-кто блеванул, но потом притерпелись. А вообще, могу сказать по секрету: мертвец
— самый безопасный человек.
— Ты ужасный человек! — сказала Мэри.
— А ты? — ухмыльнулся я и прищурил глаз. — Ты убила только что минимум полсотни человек…
— Когда? — спросила стриженая медведица, выпучив глаза.
— А тогда, когда потопила лодку Хорсфилда. Или ты полагаешь, что они, лежа на глубине сорок футов, испытывают чувство комфорта? Многим, тем, кто уже захлебнулся, сейчас хорошо, но остальным, которым водичка, смешанная с соляром, мазутом и аккумуляторным электролитом, подходит к горлышку, еще придется помучиться. А те, кто успел загерметизироваться, сейчас ощущают особенный прилив сил в атмосфере, постепенно перенасыщаемой азотом и углекислотой. Смерть от удушья — прекрасная смерть. Так утверждают все повешенные и отравленные в газовой камере.
— Это… правда? — пробормотала Мэри. — Я — убийца?
— С чисто евангельской точки зрения — бесспорно. Хотя ты, похоже, не баптистка, раз состоишь в Национальной стрелковой ассоциации.
— Ты можешь шутить с этим?
— Давай не будем слишком переживать это. Мы с тобой на войне, причем на самой важной войне — за свои собственные шкуры. Во Вьетнаме, Африке и на Хайди я воевал за доллары, а тут цена повыше. Тут надо поменьше философствовать и побольше действовать. Соберись!
Она мотнула головой и начала всхлипывать, молиться, словно только что проснулась, а резал оболочку лодки кто-то другой. Я понял, что от нее сейчас пользы мало. Но тут взгляд мой упал на освещенную фарами дверь ј 2. Она медленно открывалась, и наружу сквозь щель уже выглядывал ствол «узи»… Как видно, тот парень, что увидел наш аппарат, совершенно обалдел, потому что, когда дверь открылась, он в изумлении опустил автомат и выпучил глаза. Я прекрасно понял, как выглядят люди, увидевшие летающую тарелку. Пришлось надышать на стекло полусферы и написать на нем «эстас локо», что означает «дурак».
Парень ухмыльнулся. Я высунулся из люка и сказал:
— Ты нас не бойся. Как тебя зовут, малыш? Малыш — в нем было немногим меньше семи футов — скромно потупился и сказал:
— Сержант Рохас Эрменехильдо.
— Ну вот, а меня зовут Анхель. Если я скажу тебе фамилию, то ты обалдеешь…
— Неужели Лопес? — похоже, сержант был родом из деревни.
— Нет, Родригес.
— А это коммунист, что ли? — ухмыльнулся Рохас. — Его вроде бы давно пристрелили.
— Не буду говорить, что это не так, но я его полный тезка. Ну а теперь, дружок, расскажи-ка мне, почему тут так много мертвецов и куда делся сеньор Лопес?
— Простите, сеньор, а в каком вы звании? — спросило это дитя тоталитарного режима.
— Капитан третьего ранга морской службы безопасности, — я, конечно, мог бы назваться и адмиралом, но поскромничал. — Показывать тебе свое удостоверение не имею права. Надеюсь, ты понимаешь?
Ну, конечно, он все понимал. Я принял облик нашего незабвенного «Джека-Потрошителя» и говорил таким тоном, что наш сержант-майор был бы очень доволен.
— Итак, сержант, я жду доклада.
— Есть, господин капитан третьего ранга. По приказу его превосходительства сеньора президента нам надо было смонтировать на пульте управления взрывное устройство и подключить его к складу минно-торпедного и артиллерийского боезапаса. Я и капрал Фуэнтес начали работать. Мы подключили питание к замыкателю и ждали, когда принесут кабель, который тянули со склада. Я послал Фуэнтеса посмотреть, чего они там копаются. Как только он вышел за дверь, я услышал крик и стрельбу. Фуэнтес — вот он — лежит, а по всей пещере идет стрельба. Дверь стала закрываться, и больше вылезать я не стал. Потом стрельба стихла, я через дверь слышал, что погрузилась подводная лодка, но выходить не решался. Когда решился — увидел вас и принял за инопланетян. — Сержант Рохас доклад закончил.
— Хвалю за честность, — я похлопал эту дубину по плечу, — значит, ты не знаешь, где находится президент?
— Так точно.
— Покажи-ка, что вы там намонтировали! Рохас достал ключ с цифрой «2» на
бородке и собрался сунуть его в замочную скважину, не набрав код. От этого все вполне могло взлететь на воздух, и я крикнул:
— Отставить, вы не набрали код!
— Виноват, сеньор, с той стороны достаточно только нажать кнопку, а когда я входил сюда, то код набирал Фуэнтес, у него хорошая память на цифры. А я, извините, его не знаю.
— Болван! — сказал я. — 200488!
Рохас начал нажимать, и я все боялся, как бы он не перепутал. Тем не менее, он нажал все как положено, а затем опять взялся за ключ.
— Два оборота! — предупредил я, сам удивляясь своей хорошей памяти. Вот тут вышел казус: дуралей повернул-таки ключ в третий раз, и замок «вернулся в исходное положение». Так говорилось в инструкции, которую читали аквалангисты. Это означало довольно неясное обстоятельство: то ли замок нужно было просто провернуть еще два раза, то ли нужно было снова набрать код и уж потом вертеть ключ.
— Стоп! — сказал я, решив, что от повторного набора кода большой беды не будет. — Вынимай ключ и снова набирай 200488.
Сержант повиновался. Затем он опять вставил ключ, провернул его один раз, другой… и опять третий!
— Идиот! — вскричал я, но последствия оказались на сей раз куда более серьезными. Сперва я даже не сообразил, что это связано с нашей возней.
За спиной, там, где находился огромный портал эллинга, послышался омерзительный скрежет проржавевшего металла, шестеренок, блоков и еще какой-то механики. Серо-голубая стальная стена — щит, закрывавший проем портала, — раздвинулась и начала разъезжаться в стороны, открывая эллинг и вид на немецкую субмарину У-115, искореженную союзными бомбами еще в 1945 году. Но и это было еще не все. Едва створки раздвинулись и проем полностью открылся, как с безобразным скрипом и визгом тележки, на которых стояла лодка, двинулись вперед, и огромная махина, подняв огромный всплеск и тучу брызг, бухнулась в воду!
Видимо, это произвело на сержанта очень сильное впечатление, потому что он сел на бетон, странно икнул и… напустил лужу.
Лодка, судя по всему, была уже порядочно проржавелой и с немалым числом дыр. Вода вокруг нее пузырилась, а сама она стала медленно оседать, все больше погружаясь с дифферентом на нос. Ее понемногу относило к той стороне, в которой находился туннель. Мы — я, сержант и выбравшаяся из «Аквамарина» Мэри — смотрели на все это завороженно. Уж очень неожиданно все получилось…
Только тогда, когда лодка, выпустив из своих недр последние остатки воздуха, с шипением нырнула в глубину, на минуту показав нам два гребных винта, вертикальный и кормовые горизонтальные рули, до меня дошло, что отливом ее втянет в подводный туннель, а это значит, что она запрет «Аквамарин» в подводной гавани. И разрезать ее уже нечем, да и вряд ли, даже сохранись у нас газ в баллонах, это было бы возможным.
— Боже мой! — вскричала Мэри. — Вот оно, возмездие Твое!
В теологические споры я вступать не решался. Мэри явно была настроена на религиозно-мистический лад, переваривая свое участие в утоплении Хорсфилда и нескольких дюжин головорезов-христиан. Сержант Рохас сидел в своей луже и икал. Возможно, он ожидал, что я расстреляю его за нарушение дисциплины. Впрочем, насколько я помнил уставы Хайдийской армии, там не была предусмотрена ответственность за мокрые штаны.
Меня их проблемы не трогали. Я пытался понять, то ли это случайно замкнулась какая-то электроцепь в то время, как Рохас дважды прокрутил ключ на три оборота, то ли кто-то другой открыл ворота и выпустил лодку из эллинга. Мне показалось, что все это произошло именно по второй причине, и как бы в подтверждение этого со стороны эллинга из железнодорожных туннелей стали долетать гулкие звуки, в которых шахтер узнал бы работу отбойного молотка, а военный — и я в том числе — автоматные и пулеметные очереди. То, что это была стрельба, а не горные работы, нам скоро пришлось убедиться. Несколько пуль высверкнули из темноты туннеля, ударились о металлические конструкции эллинга и, мяукая, улетели в рикошет. Следующая очередь врезалась в потолок пещеры где-то правее нас, пули отскочили от тюбингов, взбили фонтанчики воды.
— Быстро в аппарат! — крикнул я. — Мэри! Ты первая!
Но куда большую прыть проявил Рохас. Он вскарабкался на «Аквамарин», сунулся к люку и вдруг словно бы подпрыгнул на метр, взвыл и шлепнулся наземь. Во лбу у него была аккуратная дырочка от шальной пули. Мэри схватила его автомат, видно, ей казалось, что с оружием не так страшно. Между тем несколько пуль ударились в борт аппарата, в стеклянную сферу, но пробить их не смогли. И все же аппарат, стоящий на ногах, был ненадежной защитой. Дернув Мэри за руку, я перетащил ее за ту самую упаковку досок, где я прятался от аквалангистов Лопеса. Там сидеть было приятнее. Если бы еще фары «Аквамарина» не горели… Впрочем, тогда бы в пещере не было вообще никакого освещения, кроме трассирующих пуль, а потому мы не увидели бы, как несколько неясных темных фигурок выскочили из туннеля и побежали в нашем направлении по обе стороны от выхода из эллинга. Я не успел и слова сказать, как Мэри открыла огонь по тем, кто к нам приближался. Хотя я сильно сомневался в том, что это следовало делать, поскольку эти бегуны стреляли не в нашу сторону, а в сторону туннеля, но вынужден был последовать ее примеру. Дело в том, что вбежавшие на пирсы люди после первой же очереди Мэри принялись стрелять и в нашу сторону.
Пули стали летать так густо, что я подумал — нам крышка. По нас било не меньше тридцати автоматов, и штабеля досок вместе со своей упаковкой постепенно превращались в древесную труху. Но помимо этих пуль, немалую угрозу представляли те, что свистели выше штабелей, тюкались в стены и могли в любой момент долбануть по спине. Позвоночник у меня был один, и я очень боялся, что его переломят. Кроме того, состязаться в количестве выпущенных пуль с ворвавшейся толпой было безнадежно.
Пессимистические мысли владели мной ровно тридцать секунд. Из эллинга, из всех четырех железнодорожных туннелей ударили ручные пулеметы, а под их прикрытием, словно мыши из норы, оттуда стали выскакивать еще какие-то люди, настроенные по отношению к предыдущим очень недружественно. Передвигаясь перебежками к выходу из эллинга, они усердно пуляли из автоматов по нашим оппонентам. Кроме того, я услышал знакомые хлопки гранатомета «М-79», похожего на дробовик с невероятно толстым стволом. Те, кто укрывался на пирсах справа и слева от нас, сразу резко изменили свои намерения. Две или три гранаты, подпрыгнув на пять футов, так осыпали их осколками, что у многих настроение стрелять пропало навсегда. У других это желание вызвало благие намерения поднять руки и заорать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102