– Ну, тогда слушай... – Василий потер пальцами виски, после чего начал негромким, но четким и ясным голосом: – Изначально в этой истории было слишком много случайностей. Слишком много, чтобы вот так вот, без малейших сомнений, взять и в них поверить.
Василий говорил негромко, но голос его был ясен и звучен. Михайлов, забыв обо всех тех подозрениях, что еще так недавно будоражили его, внимательно слушал.
А Скопцов не спеша, с расстановкой, излагал оперу все те мысли, что посещали его голову с самого начала этой истории. Несколько часов сна, пусть даже и в камере, освежили мозг, позволив Василию систематизировать все свои размышления, составить единую стройную картину происшествия в целом. И все это он сейчас излагал Михайлову, который даже не знал, верить тому, что он сейчас слышит, или не верить.
– Вот в общем-то и все... – Рассказ Скопцова занял не так уж много времени.
– То есть... – решил было что-то уточнить Михайлов, но только Василий остановил его коротким и энергичным жестом:
– Подожди! Получается так, что вся эта операция по изъятию Мацкевича была с самого начала спланирована самым тщательным образом. И, кстати, в другой обстановке этот план должен был бы сработать безукоризненно. Но... Как говорится, пошла непруха... И все покатилось под откос, вышло из-под контроля у этого... выдумщика.
– И тебе известно, кто он такой?.. – Игорь в ожидании ответа даже дыхание затаил.
– Я не уверен до конца, – замялся Скопцов. И вдруг задал вопрос, который, как показалось Михайлову, никакого отношения к происходящему разговору не имел: – Скажи, со мной там, в камере... работает ваш человек? Или чей-то еще?
Опер смущенно отвернулся. Нет, он, конечно же, прекрасно знал, что Скопцов, а если уж говорить точнее, камера, в которой он находился, прикрыта... Но обсуждать такое... тем более с человеком совершенно посторонним... Этому противилось все естество сыщика, воспитанного на положениях приказа...
– Ладно, – правильно понял Василий сомнения собеседника. – Хочешь, я сам попробую угадать?
И Скопцов назвал фамилию. Реакция Михайлова была красноречивее всяких слов.
– Я так и думал, – удовлетворенно резюмировал Василий.
– Как догадался? – насупившись, спросил Игорь.
– Это было не так уж и сложно, – ответил журналист. – По характеру поставленных вопросов. Того, в камере, не интересуют подробности преступления. Ставивший ему задачу человек знает, что я в этой истории не при делах.
– И что же его интересует?
– Есть один предмет. – Василий все еще сомневался, стоит ли ему перекладывать на себя функции многочисленных милицейских служб. Да и как бы он ни убеждал самого себя в том, что ему ошибка сыщиков безразлична, какая-то обида все равно имела место...
Но в конце концов победило чувство долга. Скопцов не хотел, чтобы мразь, которая, собственно, и закрутила весь этот хоровод, ускользнула, пустилась в бега, осталась безнаказанной.
– Короче, Игореха, есть еще один нюанс, о котором я тебе пока не говорил, – начал он, зачем-то оглянувшись на плотно закрытую дверь, как будто тот, о ком шла речь, мог в любую минуту ворваться в следственный кабинет.
5
– Это Сумин?.. – послышался приятный и бодрый женский голос в трубке телефона. При этом совершенно незнакомый.
– Что?! – Начальник областного розыска даже растерялся немного – никаких звонков он не ждал. А тут...
– Простите, но ведь я разговариваю с Федором Михайловичем Суминым? – встревожилась невидимая женщина.
– Да, совершенно верно, это я! – признался полковник.
– Слава богу! – обрадовалась его собеседница. – Я – ассистент профессора Дубинина.
Сказано это было таким тоном, что сразу становилось ясно – не слышать о профессоре Дубинине может только полный идиот. Не желая признаваться в собственной глупости, Федор Михайлович пробормотал:
– Чем... кхм... обязан?..
– Дело в том, – зачастила женщина, – что в отделении нейрохирургии двенадцатой городской больницы находится больной... Так вот, он просил немедленно с вами связаться! Говорит, что дело очень срочное! Очень!
– Да? И что же это за больной? – без особого энтузиазма поинтересовался Сумин.
– Поступил как неизвестный... Ну, был без документов и в бессознательном состоянии! А сейчас говорит, что он – лейтенант милиции Решеткин... Или Решетов?.. – сама у себя спросила женщина.
– Может, Решетилов?! – Федор Михайлович приподнялся в кресле. Только сейчас он вспомнил, что уже почти сутки не видел молодого опера.
– Да, точно! – возликовала женщина. – Решетилов!
– Что с ним?!
– Черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга...
– Вы говорите, двенадцатая городская?! – Сумин уже был полностью на ногах.
– Да, отделение реанимации...
– Я немедленно выезжаю!
...Сумин смотрел на осунувшееся лицо молодого опера и чувствовал... А сложно сказать, что мог чувствовать в этот момент начальник, не сумевший уберечь своего подчиненного! Боль, стыд, гнев, ненависть... Вся эта гамма переполнявших его чувств выплеснулась в одном-единственном вопросе:
– Кто?! Кто тебя так, Володя?!
– Манушко... Ломовцев... Убили Ленку... И... похитили Мацкевича...
– Ты уверен?!
Опер медленно закрыл, а потом вновь открыл глаза, подтверждая сказанное им. Собравшись с последними силами, почти прошептал:
– А еще...
Наклонившийся поближе к едва шевелящимся бледным губам начальник областного розыска сначала и не поверил в то, что услышал. Но переспрашивать ничего не стал... Да, по большому счету, ему никто бы и не ответил – глаза молодого сыщика закатились, и он потерял сознание, бессильно уронив обмотанную марлевой повязкой голову на сторону. Он выполнил свой долг и мог позволить себе расслабиться...
– Удивительно, – сказал кто-то за спиной Сумина. Начальник областного розыска развернулся на голос. Мужчина... Примерно его лет, полноватый, осанистый, в халате идеальной, режущей глаз белизны. Очки на переносице, благородная седина... "Наверное, это и есть тот самый профессор Дубинин..." – подумал Федор Михайлович. А вслух спросил:
– Что – удивительно?
– При таких травмах он не то что ходить не должен... – Медик кивнул головой в сторону опера. – Я поражаюсь, как он сумел ничего не забыть?.. Как он сумел обо всем этом рассказать?.. Ничего не понимаю... На чем он держался?.. Ч то его заставило перешагнуть через себя?..
– Я – тоже, – тяжело вздохнул Сумин. И тут же спохватился: – Скажите, профессор, а жить-то он будет?!
– Будет, – уверенно ответил медик. – Будет. И даже вернется на службу. По крайней мере, лично я все для этого сделаю.
– Почему? – В принципе, этот вопрос был лишним. Федора Михайловича уже ждала работа. Но только он пока не спешил уходить. Не мог вот так вот просто развернуться и уйти.
– Потому, что пока такие мальчики стоят на страже наших интересов... знаете, можно надеяться на лучшее... – Дубинин смущенно развел руками. И тут же, как бы застеснявшись собственного порыва, сурово насупил брови и предельно строгим тоном даже не попросил, а приказал: – А теперь, уважаемый, вам пора уходить! Больше здесь делать нечего!
– Хорошо. – Сумин тяжело поднялся со стула и направился к выходу из палаты. На пороге остановился и, оглянувшись назад, тихо сказал Дубинину: – Спасибо вам, профессор...
Уже из машины Сумин попробовал связаться с Аркашей Борисовым. Но только "важняка" на месте не было. Его соседка по кабинету, узнав, с кем говорит, сообщила, что следователь выехал в Юго-Восточный райотдел, где вроде бы задержали подозреваемых по делу о похищении.
– Слушай, девочка, а ты случайно не в курсе, как их фамилии? – поинтересовался терзаемый нехорошими предчувствиями Сумин.
– Сейчас посмотрю. Аркаша вроде бы записывал на календаре, – отозвалась тридцатилетняя "девочка" и после небольшой паузы сообщила: – Ломовцев и Манушко...
– Спасибо, – Сумин дал отбой, но не сразу повесил трубку радиотелефона, поглядывал на нее в сомнении. Итак, сказанное Решетиловым уже в какой-то степени нашло подтверждение. Неужели подтвердится и последняя фраза опера?! Не хотелось в это верить. Но другого варианта просто не было.
– Давай в управление, – коротко бросил Сумин водителю. Если уж и разбираться во всем до конца, то только самому.
6
Сокамерника Скопцова действительно звали Серегой. Его не столь уж и длинная жизнь была насыщена самыми разными событиями, среди которых была и парочка "сроков" у "хозяина". Не за "экономику", как он любил говорить, – самые вульгарные "бакланка" и грабеж. Во время последней отсидки его завербовал колонийский "кум". Благодаря активному сотрудничеству, а проще говоря, старательному предательству срок скостили на два года. И, оказавшись на свободе, бывший "сиделец" и по совместительству "стукач" тут же обратился в территориальные органы милиции с предложением своих услуг, небезосновательно рассчитывая в дальнейшем на некоторое снисхождение со стороны правоохранителей.
Специализировался Серега на "подсадках" в камеру, где старательно и умело "сдаивал" информацию с доверчивых "первоходов". Иногда за успешную работу ему давали немного денег, иногда просто закрывали глаза на различные мелкие "шалости" с законом...
На этот раз, как твердо верил "стукач", ему крупно повезло. Его куратор, офицер, у которого он состоял на связи, пообещал за достоверную информацию по Скопцову ни много ни мало, а целых триста баксов – деньги для Сереги немалые! И "стукач" справился с поручением!
Пройдя дежурного по ИВС, который если и не знал наверняка, то, несомненно, догадывался об истинной роли этого "задержанного", но предпочитал помалкивать, Сере-га забрал те немногие вещи, что были при нем во время "задержания", расписался в протоколе и вышел на улицы города. Почему-то в этот раз куратор решил не проводить встречу в следственной камере на втором этаже здания изолятора или в служебном кабинете, а предложил агенту появиться в условном месте, на улице. Но "стукач" не задавался сакраментальным вопросом: "Почему?" Свежий воздух свободы и предвкушение "больших" денег пьянили его крепче любого вина.
Он шел к скверу в центре, где, собственно, и должен был ждать его с деньгами куратор, улыбаясь встречным женщинам и жмурясь под солнечными лучами. И пройти ему оставалось всего ничего, когда рядом с ним затормозила темная иномарка. Стекло в правой двери поползло вниз...
– Эй, мужик! – Оглянувшись на голос, Серега увидел улыбающееся лицо куратора. – Садись!
И опять "стукач" не стал задаваться вопросом, почему сейчас обычно доброжелательная улыбка выглядит какой-то уродливой гримасой, почему глаза офицера не смотрят прямо на Серегу, а настороженно постреливают по сторонам. Он быстро юркнул в прохладный полумрак кожаного салона иномарки, тяжело плюхнувшись в мягкое кресло. Машина сразу же резко сорвалась с места.
– Ну что? – не поворачивая головы в сторону негласного сотрудника, поинтересовался куратор.
– Все как в танке! – оскалил Серега стальные фиксы. Сейчас он как никогда до этого гордился собой.
– Неужели пробил?! – делано удивился куратор, при этом неотрывно глядя на дорогу.
– А то!..
Автомобиль сейчас мчался по городской промзоне, в районе, где были сосредоточены многие промышленные предприятия, ныне бездействующие и безжизненные. "Лунный" сюрреалистический пейзаж всеобщего запустения оживляли лишь стайки бродячих одичалых собак. Здесь не лазили даже бомжи – все, что было можно спереть, сперли до них. Кто-то, из числа руководства предприятий, вывозил вагонами, кто-то выносил куски меди или алюминия под полой... В период ельцинского безвременья в разграблении страны не принял участия разве что совсем уж ленивый, оставляя "поколению пепси" и "менеджеров" разруху почище послевоенной.
Остановились в каком-то тупике.
– Ну, говори! – На этот раз куратор чуть повернулся в сторону агента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53