Тогда городишко даже не смел претендовать на какую-то известность — ему было далеко до процветавшего в ту пору Рено, находившегося в тридцати километрах севернее. Но прошло тридцать лет, и Лас-Вегас стал крупным городом с населением более чем в двести тысяч человек и получившим широкую известность исключительно благодаря легализированному игорному бизнесу. Почти сорок процентов жителей города зарабатывали на жизнь, обслуживая казино и прочие увеселительные заведения. Годовая прибыль игорных домов вдвое превышала бюджет штата Невада, а треть налогов, получаемых фискальными службами штата, формировалась за счет высоких заработков лиц, занятых в игорном бизнесе.
Тысячи человек обслуживающего персонала работали в многочисленных казино и игорных заведениях, разбросанных по всему штату. Ежегодно около двадцати миллионов туристов оставляли в их кассах более семисот миллионов долларов.
На долю Лас-Вегаса, а точнее Стрипа, приходилась большая часть этой суммы, поскольку здесь располагалось шестнадцать шикарных отелей и триста заведений, пропускавших через свои салоны бесконечный поток любителей развлечений и острых ощущений.
Болан не боялся, что его вычислят в огромной людской толпе, захлестнувшей город. В еще меньшей степени он опасался местных сил мафии. Позже, когда сюда прибудут подкрепление и свежие силы Организации, ему придется удвоить внимание, а пока предстояло провернуть довольно легкое и не очень опасное дело для одного старого друга.
Он остановился в скромном отеле в северной части города и по случаю приобрел машину — «понтиак» с откидным верхом, — которую в спешном порядке продавала очередная жертва игорного стола. Кроме того, Болан провел глубокую разведку в стане противника и устроил засаду, которая вместо ожидаемых «сливок» — четверти миллиона долларов — неожиданно преподнесла ему сюрприз в лице Карла Лайонса.
Сидя за рулем «понтиака», Болан медленно ехал по Стрипу. На нос он водрузил темные очки — как все в Лас-Вегасе, где их носили даже ночью, — и приклеил бакенбарды.
В небесно-голубом костюме самого модного покроя он выглядел очень элегантно. Излюбленное оружие — небольшая «беретта», купленная во Франции, уютно устроилась у него под мышкой в специальной кобуре.
Было два часа утра, и жизнь на Стрипе кипела вовсю. Прямо перед Боланом, среди более скромных и не так ярко расцвеченных неоном зданий, возвышался отель — конечная цель его маршрута. Гигантская световая афиша на фасаде рекламировала новую сногсшибательную программу, с которой выступал «самый остроумный человек Соединенных Штатов — Томми Андерс». Болану предстояла встреча именно с ним.
Мак оставил машину на попечение персонала паркинга и, смешавшись с толпой праздношатающейся публики, направился к отелю. Очутившись в просторном холле, он сразу же заметил, что служба приема гостей ничем не напоминала ту, которой, как правило, славились классические отели: в одном из углов холла располагалось скромное бюро, в котором находились два шустрых портье. Отсюда вели два пути: один — в номера отеля и пятьдесят бунгало, расположившихся вокруг освещенного бассейна; второй — в игорные залы. Дорога туда лежала через бар с «однорукими бандитами», где за доллар и десять центов можно было высосать стакан виски и сыграть в бинго по 5 — 10 центов за очко. Другой коридор, значительно больший и несравненно более шикарный, вел в салоны казино и дальше — в ресторан-кабаре.
Трое мужчин, одетых в форму службы шерифа графства Кларк, стояли у небольшого стола рядом с парадным входом в отель. Болан знал, что это полицейские, подрабатывающие во внеслужебное время в казино. Он тут же направился к ним и выложил на стол «беретту» и различные документы, удостоверяющие личность.
— Как тут идут дела? — спокойно спросил он.
— Все тихо, очень тихо, сэр, — ответил молодой загорелый парень, помощник шерифа.
Он внимательно изучил документы, посмотрел на Болана и произнес:
— Все в порядке, сэр. Спасибо, что заглянули к нам.
Болан собрал документы и сунул в кобуру «беретту».
— Внутри еще кто-нибудь есть? — спросил он.
— Двое ваших коллег приехали полчаса тому назад, — ответил помощник шерифа. — Что-то случилось?
— Ничего необычного, так, рутина, — отозвался Болан. — Еженедельный шмон, что же еще...
Кивком головы он простился с двумя остальными парнями в форме и пошел в казино.
В игорном зале народу было немного — нормальная картина, если учесть, что в этот поздний час знаменитый актер давал представление в ресторане-кабаре. В зале царила ледяная гнетущая атмосфера, присутствующим, казалось, было совсем не до развлечений. Наступило время тех, кто играл по-крупному, спускал все подчистую и отчаянно пытался вернуть проигрыш. Контролеры нервно прохаживались по своим участкам, заговаривали с крупье, которые оказывались свободными, и то туда, то сюда направляли посыльных, имитируя подобие бурной деятельности.
Болан пересек большой игорный зал и у входа в ресторан предъявил свою карточку. Свободных мест практически не было, и многочисленная публика, собравшаяся на представление, находилась во власти человека, стоящего на сцене в лучах софитов, самого остроумного человека Соединенных Штатов.
При виде карточки Болана усталый метрдотель скривился и бросил:
— Ничем не могу помочь. В радиусе пятидесяти миль от сцены свободных столиков нет.
— Он мне не нужен, — ответил Болан, входя в зал и смешиваясь с толпой зрителей.
Держа в руке небольшой микрофон, Андерс стоял в центре сцены, залитый светом красного прожектора. Даже со своего места Болан видел, что его лицо кое-где залеплено пластырем, а на разбитой и распухшей скуле красуется здоровенный синяк. Вокруг артиста порхали почти что голые девушки из кордебалета, а он прохаживался среди них и общался с собравшейся публикой.
По крайнему проходу между столиками Болан пересек зал и какими-то закоулками прошел за кулисы. Он тут же окунулся в атмосферу, типичную для любого большого театра во время спектакля. Музыканты рок-группы занимали места на сцене за занавесом; техники хлопотали вокруг своей аппаратуры, подготавливая следующий номер; повсюду бродили полуодетые девушки из кордебалета; и над всем этим хаосом доминировал нью-йоркский говорок Томми Андерса с заметным бруклинским акцентом.
Андерс получил признание в последние несколько лет и теперь пользовался большой популярностью у публики. Он снялся в нескольких фильмах, участвовал в создании целой серии телепередач, но, по мнению специализированных журналов, только гастроли в Лас-Вегасе могли принести истинное признание скромному, но колючему юмористу-сатирику, который сам писал свои монологи и имел смелость выступать против расовых предрассудков в США.
Его «лично я не расист, но...» стало афоризмом, одной из ключевых фраз, которую Томми Андерс так же часто произносил в измененном виде: «Лично я не антирасист, но...»
Болан, в жилах которого текла польская кровь, часто смеялся над едкими ремарками артиста, но сейчас он спокойно стоял в одном из карманов сцены и слушал знакомый голос:
— Послушайте, лично я не антирасист, но... (он сделал паузу, чтобы дать зрителям возможность перевести дух) ...но недавно я узнал, что в Голливуде снимали новый гангстерский фильм. Вы все, должно быть, помните Эллиота Несса и «Неподкупных», так вот, в Голливуде Несс только опозорился бы. Не верите? Этот фильм... он называется «Несчастные». Чтобы защитить продюсеров, пришлось изменить все имена преступников. Да, да, уверяю вас, не смейтесь... В главной роли снялся Ли Ван Клиф, он играет агента ФБР — садиста, на совести которого немало грязных дел. Что касается Ли Марвина, то это дьявольский мозг округа. А кто, спросите вы, снялся в роли злодея, врага общества номер один? Держитесь крепче... Это Дастин Хоффман. Он играет хореографа и певца, которому жутко надоела слежка, устроенная ребятами из ФБР, а также жучки в телефоне. За ним постоянно подсматривают в замочные скважины, отравляют существование скрытыми камерами, а однажды даже сфабриковали против него улики, якобы он сбывал ЛСД четырнадцатилетней беременной проститутке — своей сестре. Нет, она не имеет никакого отношения к «Несчастным». Скорее, сам Хоффман относится к ним, именно он сражается против продажной и жестокой полиции. Думаете, я шучу? Нисколько. Недавно я узнал, что кинокомпанию «Парамаунт» чуть было не заставили сменить название фильма «Крестный отец» на «Монарх-удалец». Похоже, что некая группа атеистов выступила против библейских имен, прозвучавших в середине фильма. Честное слово, я вас не обманываю, вы же отлично знаете, что я не расист.
«Парамаунт» уже выбросила из сценария слово «мафия» и дала персонажам англосаксонские имена. Например, автор — Марио Пьюзо — стал Марионом Пушем. Хотите — смейтесь, хотите — нет, ваше дело. Но именно так сегодня обстоят дела в Соединенных Штатах. Вы можете мне сказать, что в этом нет ничего плохого. Согласен, так же поступают и ребята из молчаливого большинства. Марион Майкл Моррисон превратился в Джона Уэйна. Он тоже не расист. А что лучше смотрится на афише, спрошу я вас: Арчибальд Лич или Кэри Грант?
И наконец, кто пойдет смотреть фильм с участием Джозефа Левича? Уж, конечно, не фаны Джерри Льюиса.
Ну, да Бог с ними, с актерами! Один тип, которого звали Сэм Голдфиш, тоже поменял имя. Почему? — спросите вы. Да потому, что «Метро-Голдфиш-Мейер» звучит как-то подозрительно. Мы все грешим страстью к перемене имен. И итальянцы не исключение. Франки Ловеччио называется теперь Фрэнком Лэйном, Вито Фаринола гордо носит имя Вика Дэймона. Все началось гораздо раньше «Крестного отца»... извините, «Монарха-удальца».
Актер нагнулся вперед и сделал вид, будто разговаривает с человеком из публики.
— А кого представляете вы, мистер? ОВР? Общество за Возвращение Роялистов и выступаете против названия «Монарх-удалец»?
Андерс поморщился, зал взорвался хохотом, а актер вернулся на середину сцены.
— Плохо дело в Америке наших дней, дамы и господа. Ярлыки нас сводят с ума. Мы все становимся безумно обидчивыми. Стоит впустить к себе хорошенькую женщину, и вы тут же получаете оскорбительное письмо из Всемирной Женской Лиги. У меня складывается впечатление, что эта группа стремится к матриархату и жаждет окрестить пацанов женскими именами лишь по той причине, что они появились на свет божий из чрева матери. Карла Монзон — это уже предел всему, не правда ли?
Эти тенденции возникли не сейчас, им довольно много лет. Люди из общества борьбы за гражданские права выступили за то, чтобы мы перестали краситься в черный цвет. Они выиграли дело, что само по себе хорошо, ибо чернокожие актеры начали играть соответствующие роли, что еще лучше. Но все кончилось тем, что активисты движения потребовали убрать из спектаклей роли чернокожих персонажей, которые, по их мнению, выставляют расу в целом не в лучшем виде. Не стало садовников, шоферов, слуг... не стало грубоватого, живого юмора. Вы думаете, что в Голливуде дела обстоят иначе, а? В таком случае вам стоило бы послушать черных актеров, которых лишили их ролей садовников, шоферов и слуг.
Я, вообще-то, не расист, но... Что происходит сейчас в нашей стране? Что произойдет, если мы все объединимся в рядах мелких воинствующих движений и потеряем способность смеяться друг над другом? А? Тогда вскоре понадобится переписать все книги по истории. Рабство в них исчезнет навсегда, так же как и горлопаны ирландцы, дураки поляки, чопорные англичане и ленивые мексиканцы... Куда мы идем?
Казалось, Андерс забыл, что вышел на сцену веселить публику, и действительно, в зале больше никто не смеялся. Болану показалось, что в тишине, повисшей над головами собравшихся, можно услышать полет мухи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Тысячи человек обслуживающего персонала работали в многочисленных казино и игорных заведениях, разбросанных по всему штату. Ежегодно около двадцати миллионов туристов оставляли в их кассах более семисот миллионов долларов.
На долю Лас-Вегаса, а точнее Стрипа, приходилась большая часть этой суммы, поскольку здесь располагалось шестнадцать шикарных отелей и триста заведений, пропускавших через свои салоны бесконечный поток любителей развлечений и острых ощущений.
Болан не боялся, что его вычислят в огромной людской толпе, захлестнувшей город. В еще меньшей степени он опасался местных сил мафии. Позже, когда сюда прибудут подкрепление и свежие силы Организации, ему придется удвоить внимание, а пока предстояло провернуть довольно легкое и не очень опасное дело для одного старого друга.
Он остановился в скромном отеле в северной части города и по случаю приобрел машину — «понтиак» с откидным верхом, — которую в спешном порядке продавала очередная жертва игорного стола. Кроме того, Болан провел глубокую разведку в стане противника и устроил засаду, которая вместо ожидаемых «сливок» — четверти миллиона долларов — неожиданно преподнесла ему сюрприз в лице Карла Лайонса.
Сидя за рулем «понтиака», Болан медленно ехал по Стрипу. На нос он водрузил темные очки — как все в Лас-Вегасе, где их носили даже ночью, — и приклеил бакенбарды.
В небесно-голубом костюме самого модного покроя он выглядел очень элегантно. Излюбленное оружие — небольшая «беретта», купленная во Франции, уютно устроилась у него под мышкой в специальной кобуре.
Было два часа утра, и жизнь на Стрипе кипела вовсю. Прямо перед Боланом, среди более скромных и не так ярко расцвеченных неоном зданий, возвышался отель — конечная цель его маршрута. Гигантская световая афиша на фасаде рекламировала новую сногсшибательную программу, с которой выступал «самый остроумный человек Соединенных Штатов — Томми Андерс». Болану предстояла встреча именно с ним.
Мак оставил машину на попечение персонала паркинга и, смешавшись с толпой праздношатающейся публики, направился к отелю. Очутившись в просторном холле, он сразу же заметил, что служба приема гостей ничем не напоминала ту, которой, как правило, славились классические отели: в одном из углов холла располагалось скромное бюро, в котором находились два шустрых портье. Отсюда вели два пути: один — в номера отеля и пятьдесят бунгало, расположившихся вокруг освещенного бассейна; второй — в игорные залы. Дорога туда лежала через бар с «однорукими бандитами», где за доллар и десять центов можно было высосать стакан виски и сыграть в бинго по 5 — 10 центов за очко. Другой коридор, значительно больший и несравненно более шикарный, вел в салоны казино и дальше — в ресторан-кабаре.
Трое мужчин, одетых в форму службы шерифа графства Кларк, стояли у небольшого стола рядом с парадным входом в отель. Болан знал, что это полицейские, подрабатывающие во внеслужебное время в казино. Он тут же направился к ним и выложил на стол «беретту» и различные документы, удостоверяющие личность.
— Как тут идут дела? — спокойно спросил он.
— Все тихо, очень тихо, сэр, — ответил молодой загорелый парень, помощник шерифа.
Он внимательно изучил документы, посмотрел на Болана и произнес:
— Все в порядке, сэр. Спасибо, что заглянули к нам.
Болан собрал документы и сунул в кобуру «беретту».
— Внутри еще кто-нибудь есть? — спросил он.
— Двое ваших коллег приехали полчаса тому назад, — ответил помощник шерифа. — Что-то случилось?
— Ничего необычного, так, рутина, — отозвался Болан. — Еженедельный шмон, что же еще...
Кивком головы он простился с двумя остальными парнями в форме и пошел в казино.
В игорном зале народу было немного — нормальная картина, если учесть, что в этот поздний час знаменитый актер давал представление в ресторане-кабаре. В зале царила ледяная гнетущая атмосфера, присутствующим, казалось, было совсем не до развлечений. Наступило время тех, кто играл по-крупному, спускал все подчистую и отчаянно пытался вернуть проигрыш. Контролеры нервно прохаживались по своим участкам, заговаривали с крупье, которые оказывались свободными, и то туда, то сюда направляли посыльных, имитируя подобие бурной деятельности.
Болан пересек большой игорный зал и у входа в ресторан предъявил свою карточку. Свободных мест практически не было, и многочисленная публика, собравшаяся на представление, находилась во власти человека, стоящего на сцене в лучах софитов, самого остроумного человека Соединенных Штатов.
При виде карточки Болана усталый метрдотель скривился и бросил:
— Ничем не могу помочь. В радиусе пятидесяти миль от сцены свободных столиков нет.
— Он мне не нужен, — ответил Болан, входя в зал и смешиваясь с толпой зрителей.
Держа в руке небольшой микрофон, Андерс стоял в центре сцены, залитый светом красного прожектора. Даже со своего места Болан видел, что его лицо кое-где залеплено пластырем, а на разбитой и распухшей скуле красуется здоровенный синяк. Вокруг артиста порхали почти что голые девушки из кордебалета, а он прохаживался среди них и общался с собравшейся публикой.
По крайнему проходу между столиками Болан пересек зал и какими-то закоулками прошел за кулисы. Он тут же окунулся в атмосферу, типичную для любого большого театра во время спектакля. Музыканты рок-группы занимали места на сцене за занавесом; техники хлопотали вокруг своей аппаратуры, подготавливая следующий номер; повсюду бродили полуодетые девушки из кордебалета; и над всем этим хаосом доминировал нью-йоркский говорок Томми Андерса с заметным бруклинским акцентом.
Андерс получил признание в последние несколько лет и теперь пользовался большой популярностью у публики. Он снялся в нескольких фильмах, участвовал в создании целой серии телепередач, но, по мнению специализированных журналов, только гастроли в Лас-Вегасе могли принести истинное признание скромному, но колючему юмористу-сатирику, который сам писал свои монологи и имел смелость выступать против расовых предрассудков в США.
Его «лично я не расист, но...» стало афоризмом, одной из ключевых фраз, которую Томми Андерс так же часто произносил в измененном виде: «Лично я не антирасист, но...»
Болан, в жилах которого текла польская кровь, часто смеялся над едкими ремарками артиста, но сейчас он спокойно стоял в одном из карманов сцены и слушал знакомый голос:
— Послушайте, лично я не антирасист, но... (он сделал паузу, чтобы дать зрителям возможность перевести дух) ...но недавно я узнал, что в Голливуде снимали новый гангстерский фильм. Вы все, должно быть, помните Эллиота Несса и «Неподкупных», так вот, в Голливуде Несс только опозорился бы. Не верите? Этот фильм... он называется «Несчастные». Чтобы защитить продюсеров, пришлось изменить все имена преступников. Да, да, уверяю вас, не смейтесь... В главной роли снялся Ли Ван Клиф, он играет агента ФБР — садиста, на совести которого немало грязных дел. Что касается Ли Марвина, то это дьявольский мозг округа. А кто, спросите вы, снялся в роли злодея, врага общества номер один? Держитесь крепче... Это Дастин Хоффман. Он играет хореографа и певца, которому жутко надоела слежка, устроенная ребятами из ФБР, а также жучки в телефоне. За ним постоянно подсматривают в замочные скважины, отравляют существование скрытыми камерами, а однажды даже сфабриковали против него улики, якобы он сбывал ЛСД четырнадцатилетней беременной проститутке — своей сестре. Нет, она не имеет никакого отношения к «Несчастным». Скорее, сам Хоффман относится к ним, именно он сражается против продажной и жестокой полиции. Думаете, я шучу? Нисколько. Недавно я узнал, что кинокомпанию «Парамаунт» чуть было не заставили сменить название фильма «Крестный отец» на «Монарх-удалец». Похоже, что некая группа атеистов выступила против библейских имен, прозвучавших в середине фильма. Честное слово, я вас не обманываю, вы же отлично знаете, что я не расист.
«Парамаунт» уже выбросила из сценария слово «мафия» и дала персонажам англосаксонские имена. Например, автор — Марио Пьюзо — стал Марионом Пушем. Хотите — смейтесь, хотите — нет, ваше дело. Но именно так сегодня обстоят дела в Соединенных Штатах. Вы можете мне сказать, что в этом нет ничего плохого. Согласен, так же поступают и ребята из молчаливого большинства. Марион Майкл Моррисон превратился в Джона Уэйна. Он тоже не расист. А что лучше смотрится на афише, спрошу я вас: Арчибальд Лич или Кэри Грант?
И наконец, кто пойдет смотреть фильм с участием Джозефа Левича? Уж, конечно, не фаны Джерри Льюиса.
Ну, да Бог с ними, с актерами! Один тип, которого звали Сэм Голдфиш, тоже поменял имя. Почему? — спросите вы. Да потому, что «Метро-Голдфиш-Мейер» звучит как-то подозрительно. Мы все грешим страстью к перемене имен. И итальянцы не исключение. Франки Ловеччио называется теперь Фрэнком Лэйном, Вито Фаринола гордо носит имя Вика Дэймона. Все началось гораздо раньше «Крестного отца»... извините, «Монарха-удальца».
Актер нагнулся вперед и сделал вид, будто разговаривает с человеком из публики.
— А кого представляете вы, мистер? ОВР? Общество за Возвращение Роялистов и выступаете против названия «Монарх-удалец»?
Андерс поморщился, зал взорвался хохотом, а актер вернулся на середину сцены.
— Плохо дело в Америке наших дней, дамы и господа. Ярлыки нас сводят с ума. Мы все становимся безумно обидчивыми. Стоит впустить к себе хорошенькую женщину, и вы тут же получаете оскорбительное письмо из Всемирной Женской Лиги. У меня складывается впечатление, что эта группа стремится к матриархату и жаждет окрестить пацанов женскими именами лишь по той причине, что они появились на свет божий из чрева матери. Карла Монзон — это уже предел всему, не правда ли?
Эти тенденции возникли не сейчас, им довольно много лет. Люди из общества борьбы за гражданские права выступили за то, чтобы мы перестали краситься в черный цвет. Они выиграли дело, что само по себе хорошо, ибо чернокожие актеры начали играть соответствующие роли, что еще лучше. Но все кончилось тем, что активисты движения потребовали убрать из спектаклей роли чернокожих персонажей, которые, по их мнению, выставляют расу в целом не в лучшем виде. Не стало садовников, шоферов, слуг... не стало грубоватого, живого юмора. Вы думаете, что в Голливуде дела обстоят иначе, а? В таком случае вам стоило бы послушать черных актеров, которых лишили их ролей садовников, шоферов и слуг.
Я, вообще-то, не расист, но... Что происходит сейчас в нашей стране? Что произойдет, если мы все объединимся в рядах мелких воинствующих движений и потеряем способность смеяться друг над другом? А? Тогда вскоре понадобится переписать все книги по истории. Рабство в них исчезнет навсегда, так же как и горлопаны ирландцы, дураки поляки, чопорные англичане и ленивые мексиканцы... Куда мы идем?
Казалось, Андерс забыл, что вышел на сцену веселить публику, и действительно, в зале больше никто не смеялся. Болану показалось, что в тишине, повисшей над головами собравшихся, можно услышать полет мухи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21